Лесной царь: Король эльфов (Семейные хроники 2)

К досаде спутника, Яр свое грозное обещание сдержал, и до Волчьего Ущелья Розенрик доехал, привязанный к седлу. Одно хорошо — водяные кони прытью превосходили даже своих собратьев эльфийской породы, и путь, какой обычные лошади осилили бы за неделю, чудесные скакуны преодолели за полтора дня. И то Яр постоянно устраивал привалы, ворча, что отшиб себе филей от тряски, мол, зря он на дракона ругался за неудобство полетов. Однако при этом снова воспользоваться услугами поночуги бывший эльф не решился, хотя та по-прежнему сопровождала их тенью, охраняя от нежеланных встреч в дороге.       В общем, если не считать позора и определенных лишений, выпавших на долю Альдирейка, путешествие прошло гладко и без неожиданностей.       Конкретно в само Ущелье Яр соваться сразу благоразумно остерегся.       — Нужно осмотреться, — объявил он, снимая со спутника заклятье неподвижности.       Розенрик с блаженным стоном свалился мешком с седла, благо конь понятливо припал на колени. «Возвращенные» конечности разом закололо от онемения, тело заныло от ощущения разбитости — но как же было здорово снова почувствовать себя хозяином в привычной оболочке!       — Так я прощен? — уточнил чернокнижник, распластавшись на каменистой земле, с наслаждением ощущая каждый острый камушек, каждую ветку, колющие в спину и куда придется.       — Пока что да, — строго кивнул бывший лесной царь, тряхнув кудрявой гривой, золотой с прозеленью, давно не чесанной, кстати. — Ты вытерпел наказание.       — Заметь, с достоинством! — перебил чернокнижник.       — Но если снова обманешь мое доверие!.. — повысил голос Яр.       — Понял-понял! Больше твое терпение испытывать не буду, — торопливо пообещал Розенрик. — Покаянно прошу извинения, тем более всё получилось не так забавно, как я думал. Но ты бы мог как-нибудь иначе на мне отыграться, не так скучно, что ли. Изощреннее. Со страстью. Ну, ты понимаешь, на что я намекаю, м-м?       Фыркнув, Яр выразительно промолчал.       В данный момент его куда больше волновало исследование местности — нужно было хорошенько осмотреться, всё разведать, разузнать, желательно при этом самому остаться незамеченным здешними обитателями.       Для начала он оплел их стоянку чарами, отводящими чужой взгляд, как прямой, так и направленный посредством магии. Добавил заклятий, отпугивающих крупных зверей, оборотней и людей, чтобы те, если вдруг таковые появятся поблизости, сторонились бы этого места и обходили бы на почтительном расстоянии. Поставил «зверинец» на дежурство, распределив между хищными водяными конями и бдительной поночугой часы дозора. Чернокнижник тоже робко предложил помощь в чароплетении, однако Яр справедливо рассудил, что нежить, затаившаяся в Ущелье, наоборот скорее почует колдовство подобного ей призрака. Сам же он использовал силы, близкие к природным, какие на фоне присутствия оборотней было практически невозможно определить.       Закончив с защитой, Яр беззаботно занялся обедом: засыпал в котелок крупы и сушеных ягод, добавил собранных на предыдущей стоянке съедобных корешков, залил водой, чтобы расстоялись и разбухли перед варкой — так не понадобится держать костер зажженным слишком долго, а значит, будет меньше дыма. К тому же не придется бродить по горному склону в поисках лишней охапки хвороста.       Горсточку сечки он высыпал из полотняного мешочка себе на ладонь — и подманил на это угощение маленькую невзрачную птичку вроде воробья. И пока пичуга радостно клевала дробленные зернышки, бывший лесной царь без особых усилий уговорил ее на сотрудничество. Крошечное существо с проблеском разума охотно согласилось помочь могущественному чародею. Никакой опасности для себя пичуга в просьбе не увидела — требовалось лишь побывать там, где она и так каждый день летала.       Конечно, было бы гораздо удобнее, если б можно было послать лазутчиком какую-нибудь хищную птицу. У соколов или ястребов зрение несравненно острее, нежели у таких вот воробушков. Однако чем крупнее птица, тем заметнее — в логове оборотней уж точно у нее не выйдет остаться без внимания. А вот пичуге не составит труда при необходимости проскользнуть в щелку незакрытого окошка и подслушать, подсмотреть что-нибудь весьма любопытное.       — Хочешь тоже посмотреть? — любезно предложил спутнику Яр.       Розенрик с сомнением пожал плечами, но сел рядом на брошенное на землю одеяло и подал руку. Яр руку взял, тесно переплел пальцы. Не отпуская и ворча на непонятливость некоторых, перебрался на другую сторону, устроился позади него, чтобы обоим удобнее сиделось, прислонившись спиной к спине.       — Закрой глаза, — скомандовал.       Розенрик и без указаний зажмурился — зрение его раздвоилось, одна картина наложилась на другую, причем вторая еще и двигалась постоянно. Он накрыл глаза свободной ладонью, чтобы не мешал дневной свет, просачивающийся сквозь веки, и тогда только более-менее разобрался в «видении».       Пичуга успела подняться довольно высоко. Внизу мелькали верхушки деревьев, заросли чахлых кустов сменялись «провалами» полян-проплешин. Для стоянки Яр выбрал небольшой и относительно ровный уступ на внешнем, довольно крутом склоне лесистой горы.       Птичка поднялась еще повыше, и стало видно, что зубчатый хребет из вершин образовывает сплющенную с боков подкову с узкой внутренней долиной. Высота гор и размеры долины совершенно не впечатляли — эльфийские холмы были куда внушительнее, пусть и выглядели приветливее за счет более покатых склонов и сглаженных вершин.       И если Яр ругался на крутые склоны с внешней стороны, то со внутренней они делались совершенно отвесными. Редкое кривое деревце умудрялось расти, цепляясь корнями за голые камни. Яр мысленно отметил, что без поночуги им на дно Ущелья не спуститься — водяные кони всё-таки не горные козлы, запросто свернут шею и себе, и всадникам.       Зато скалистые эти стены были изрезаны дырами пещер, и чем ниже, тем чаще и шире встречались каменные «зевы».       — Вон в той пещере был мой склеп, — заметил одно из многих, ничем не примечательное отверстие Розенрик.       — Попозже наведаемся, поглядим, — рассеянно кивнул Яр.       И всё-таки Ущелье было не зря так названо. Если спуститься на самое дно и взглянуть наверх, то казалось, будто ты упал в огромную трещину, разъявшую земную твердь. Ощущение было не из радужных. Яр мысленно согласился, что в подобном месте мог выжить только мрачный народ оборотней — не долина, а одна большая общая нора! Судя по сырости воздуха, переданной через птичье обоняние, дно долины располагалось гораздо глубже, ниже по уровню, чем окружающие земли. Вот отчего стена гор изнутри казалась значительно выше, чем хребет выглядел снаружи.       По дну змеилась тонкая речушка. Она брала начало в одной из пещер, откуда хилым водопадиком вытекала по лесенке из скал. На последней ступеньке вода с рокотом падала в глубокую каменную чашу, вокруг которой произрастала прозрачная рощица. Пересекая долину, то и дело речка терялась в топких болотцах, уходила под нагромождения камней, после разливалась озерцами и, снова собираясь в узкое русло, петляла дальше, чтобы в итоге уткнуться в противоположную стену и проточить себе вход обратно в подземелье пещер.       — Хорошо, что мы сюда осенью пришли, — хихикнул Яр. — Летом тут комарья наверняка тучи!       — Не без этого, — подтвердил Розенрик. — Кайянну не щадили, жрали поедом, даже моего присутствия не стеснялись.       — Ну никакого почтения к собратьям у кровососов! — развеселился бывший эльф.       Неподалеку от водопада ютилось селение оборотней — обычная на вид захудалая деревушка из кособоких домиков.       Одно лишь строение выделялось тем, что было немного просторнее прочих и украшено аляповатой резьбой, растрескавшейся от давности.       — Дом шамана, хранителя священного источника, — пояснил Розенрик.       Туда Яр и направил птичку. Тем более вход сторожили двое дюжих молодцев, одетых, как охотники, но без оружия. Еще полтора десятка людей, среди которых были испуганные пожилые женщины, несколько увечных мужчин, совсем дряхлые старики и притихшие дети — безмолвно толпились посреди единственной улицы на почтительном отдалении, с напряжением чего-то ожидая. Подобное поведение жителей обещало нечто занятное.       Пичуга нашла дырку между кровлей и стеной, протиснулась — и затаилась, наблюдая.       В помещении впрямь разворачивалась любопытная сцена: рыжеволосая хрупкая девушка со связанными руками предстала перед судом худого невысокого старика в белом долгополом балахоне, с посохом в руке. Суровое, изможденное лицо украшали пышные, сивые с желтизной усы, а в редкой шевелюре до сих пор сохранились блекло-рыжие пряди.       — Брина! — воскликнул Яр, неприятно удивленный.       Старик что-то тихо, но жестко выговаривал провинившейся перед ним девушке. Язык оборотней был незнаком Яру, поэтому Розенрику пришлось поработать толмачом. Хотя в общих чертах и так было ясно: юная рысь не оправдала надежд, возложенных на нее.       — Это ее отец, — пояснил чернокнижник. — Раз она не привела в Ущелье ни Альдирейка, ни Сильвана, теперь ее накажут — замуруют в холодной пещере на неделю без пищи, а после отдадут на пропитание Оракулу. Ее счастье, что Оракул недавно принял подношение, поэтому ей дарованы лишние дни жизни.       — Хм, — сказал на это Яр. — А она что?       — Пытается оправдываться, шепчет, что исполнила свой долг, но чужаки, то бишь мы с тобой, ее жестоко обманули и не пришли, как условились. Папаша ее не слушает.       — Что ж, — вздохнул Яр, — недели нам хватит, заглянем к ней в пещеру при случае.       Розенрик неопределенно хмыкнул. Бывший эльф его хмыканье пропустил мимо ушей.       — Забавно: Брина могла с помощью заклятья перемещения прыгать за нами через огромные расстояния, но из пещеры она не сбежит — просто потому, что она использовала заклятье, но не управляла им. Или вернее будет сказать, что кто-то управляет ею?.. Меня всё больше интересует, что это у них тут за Оракул такой, — озаботился бывший лесной царь.       — Перерожденный рыцарь? — уверенно предположил Розенрик. — Жертва опытов Альдирейка.       — Угу, — задумчиво согласился Яр, — куча разумного дерьма, кипящая от ненависти. Вожделеет заполучить тело последнего короля, чтобы утолить жажду мести? Сожрет ведь и не подавится…       Чернокнижник подивился на несвойственное для бывшего царя резкое слово. Но отвлекать его рассуждениями не стал: сейчас требовалась сосредоточенность. Яр руководил пичугой, отправив ту на поиски этого самого Оракула.       Найти загадочную нежить оказалось совсем не просто. Не помогли ни память, ни чутье Розенрика — впрочем, Яр не позволял ему серьезно колдовать, чтобы случайно не раскрыть свое присутствие.       Сперва птичка покрутилась вокруг дома шамана, ведь гадание Праматери таборных плясуний указало, что именно здесь хранится жуткий горшок со спиленным пнем. Яр заставил свою лазутчицу заглядывать во все окна и щели — но, как оказалось, пень стоял в укромном чулане без окон. Если бы старик шаман сам не пришел туда сразу после разговора с провинившейся дочерью, они бы не смогли его обнаружить.       — Это что, их святыня? — удивился Розенрик.       Яр же смотрел во все глаза, борясь с приступом тошноты. Стоило вспомнить то, что он видел у гадалки, как к горлу подкалывал горчащий ком.       Пень в горшке был почтительно закутан в покрывало, призванное защищать от пыли и от солнца, причем вышитый пестрыми шелками тончайший платок некогда стоил немалых денег. Но теперь из полупрозрачной ткани торчали нитки, а в прорехи выглядывали зубцы щепок от неровного спила. В таком виде «святыня» выглядела еще нелепей. Старик встал на колени перед горшком, принялся отбивать поклоны, стучась лбом о земляной пол.       — Странно... — пробормотал Яр, усилием воли прогнав оглушающе свежее воспоминание. И с удивлением понял: то, что он видит сейчас, мало похоже на то, что ему представилось тогда. Пень был тот же, место было то же — но... Однако он не видел и не ощущал через чувства птицы никакой опасности. Ничего. Пень был просто мертвой трухлявой древесиной, ничем больше.       — Неужели этот спил неспроста? — вслух подумал Яр. — Это же как человеку ноги отпилить по-живому... Но куда делось всё остальное? Не сожгли ведь они его в печке, он ведь не сделался призраком...       Между тем, оставив наблюдателей в недоумении, шаман закончил свою молитву и радостно отправился переодеваться и приводить себя в порядок.       Яр решил, что пребывание в доме жреца им больше ничего не даст. Нужно было искать другую, живую часть от жуткого пня. По его просьбе пичуга облетела деревню и окрестности, заглянула во все дома и даже сараи, обнаружила пустующую кузницу. Поглядели на загоны для скота, где осталось всего несколько тощих облезлых коз.       Пока исследовали местность, заодно удостоверились, что замуровывание преступницы временно откладывается: оба охотника — похоже, единственные здоровые мужчины, оставшиеся в Ущелье, — оказались друзьями и бывшими любовниками Брины. Они решились ослушаться приказа шамана и тайком отвели ее в заброшенную хижину, одну из многих на другом конце селения, где заперли в подполе, снабдив ведром воды, черствой лепешкой и даже двумя крошечными птичьими яйцами, (определенно найденными в разоренном гнезде пичуги, не крупнее той, что наблюдала за ними с веток ближайшего дерева). Оправдание они для себя вывели простое: какая разница, где держать пленницу? Из подвала она тоже не сбежит, зато им не придется надрываться и дважды таскать неподъемные камни — во-первых, чтобы замуровать, а во-вторых, чтобы освободить жертву перед отправкой на съедение. Старик совсем из ума выжил, если решил, что они бросятся исполнять и эту его прихоть! Мало, что шаман отправил всех боеспособных оборотней невесть куда в дальние страны — и молодых женщин, и мужиков-охотников, и подростков, — так еще дочь родную заморить решил!.. Так, переругиваясь между собой, эти двое с тяжелым сердцем отправились по своим делам, вероятно, рыскать вокруг Ущелья, пытаясь добыть пропитание себе и оставшимся соплеменникам.       Тут-то до Яра дошло:       — Наверняка Оракул сидит в пещерах!       — Согласен. Но сомневаюсь, что оборотни поместили нежить возле священного источника, — сказал чернокнижник. — Впрочем, это если они были в здравом уме.       Однако всё равно в пещеру, из которой вытекал водопад, птичку направили в первую очередь — и Розенрик оказался прав. На первый взгляд.       С другой стороны Яру что-то, какие-то смутные ощущения подсказывали, что именно близость силы источника, пусть искаженная из-за потери Хранителя, помогла искореженному колдовством человеку выжить, обрести подобие бессмертия и склонность к ясновидению. Хотя обе эти способности в его случае стали проклятьем, отнюдь не благословением судьбы.       В конце концов, пока пичуга отдыхала и чистила перышки, поглядывая на водопад, объявилась хорошая подсказка: отец Брины. Старик, тяжело опираясь на посох, добрел сюда из селения явно не ради прогулки.       — Ну точно! — обрадовался Яр. — Сперва шаман помолился перед святыней — набрался смелости, дабы предстать пред очи Оракула.       В следующий момент он еще больше расстроился, аж застонал от досады:       — Ну конечно! И как я не догадался!       А всё потому, что шаман неспешно проковылял к водопаду, поднялся по каменистым уступам до середины потока — и невозмутимо ушел за занавес воды. Посланная следом птичка, разумеется, обнаружила в стене обрыва вход в ранее незамеченную пещеру.       Яр направил свою пернатую лазутчицу дальше со всей осторожностью — несмотря на монотонный шум потока снаружи, шуршание крыльев всё равно усиливалось эхом под каменными сводами. А шаман, пусть и старик, но всё же оборотень, и значит имеет острый по-звериному слух.       Пещера оказалась отчасти рукотворной — вероятно, она была особенной тайной, хранимой поколениями жрецов. Вначале это была лестница с вырубленными в скале крутыми ступенями — извилистая, точь-в-точь ход, прогрызенный червяком в яблоке. Местами там было очень мокро: небольшие отверстия в скале, проточенные струями водопада, служили окошками, позволяющими просачиваться внутрь не только свету и воздуху, но также вездесущей воде — отовсюду капали капели, стекали по стенам тоненькие ручейки, питая бледные мхи и темные пятна плесени. Если б собрать все эти «протечки», основной поток снаружи выглядел бы вдвое внушительнее, чем теперь.       Между тем старик весьма расторопно для своего почтенного возраста продвигался вперед и вверх: в обход миновал пещеру, из которой брал начало водопад, затем поднялся еще выше — и оказался в просторной скальной полости. Во внешней стене этого зала также имелись окошки и отверстия, свет из них туманными лучами наискосок разрезал влажный воздух. На одно из окошечек подходящего размера Яр велел примоститься пичуге, чтобы в случае опасности она могла бы легко выпорхнуть на свободу. Оттуда же, сверху, можно было удобно рассмотреть весь зал и то, что в нем находилось.       Они поспешили с выводами, решив, что источник рождается в пещере у начала водопада. Здесь, в этом потайном зале, в дальней покатой стене имелись точно такие же трещины, из которых сочились тонкие хрустальные ручейки. На уровне человеческого роста все струи соединялись в один миниатюрный каскад — и с мягким журчанием наполняли естественным образом проточенную в каменном полу купель. Уровень воды в чаше оставался неизменным, следовательно, где-то на дне оной имелись протоки, отводящие воду в нижнюю пещеру.       Свет из дыр-окошечек достигал лишь края купели. Красиво рассеиваясь в толще прозрачной воды, он отражался сиянием и мерцающими бликами на влажной стене — и от этого в темном камне вспыхивали искры золотого и рубинового цвета. Если присмотреться, можно было заметить золотые прожилки, пронизывающие толщу скалы, и выходящие на поверхность кристаллы самоцветов, отполированные неустанной водой.       — На закате тут, должно быть, невероятно красиво, — оценил Яр. — Вечернее солнце освещает как раз внешнюю стену, яркие лучи заставят этот алтарь играть во всём великолепии.       — Я смутно помню, кажется, мне показывали это, когда мы с Кай сюда заявились, — отозвался Розенрик. — Было много блеска, только и всего.       — Откуда в тебе чувство прекрасного? — уколол его Яр со смешком. — Ты ж нежить, тебе не до красот и чудес природы!       Кроме алтаря священного источника в зале находилось еще кое-что: весьма странное дерево. К нему-то, торчащему посредине пещеры, и направился шаман, даже не взглянув на исконную святыню оборотней. Старик несколько минут бормотал молитвы, то и дело в нетерпении поглядывая на скудную крону, эдакий клубок из переплетения корявых сучьев.       — Тот самый Оракул? — в тревожной задумчивости сам себя спросил Яр. — Живой? Укоренился-таки здесь заново? Или из спиленной деревяшки истукана сделали?       Ствол дерева, узловатый, с неровной серовато-бежевой шишковатой корой, напоминал фигуру стоящего человека. Из плеч и от основания шеи росло множество ветвей, крепких на вид и при этом редкостно корявых — каждый ломаный изгиб ветки, каждое разветвление сопровождались раздутым «суставом». Причем на конце каждая ветка имела набор из нескольких сжатых кулаком коротких сучков, растущих из общего «запястья» — шарообразной опухоли размером с дыню. То ли осень и холод тому виной, то ли дерево заболело (что не удивительно при плохом освещении и избытке влажности), то ли оно всегда таким было, но в целом перепутанная крона сейчас напоминала дохлых пауков, сцепившихся скрюченными лапками и так засохших.       Нижняя часть ствола выглядела несоразмерно тонкой по сравнению с «торсом» и «плечами». Из сросшихся вместе «голеней» во все стороны расползались мощные корни, буквально вгрызаясь в камень, они уходили вглубь скалы. Яр присмотрелся внимательнее и ощутил подкатившую к горлу тошноту: покрытые поперечными кольцами, корни не просто были похожи на огромных червей, но они и состояли не из древесины, а из странного смешения мягкой плоти и окостенелого панциря!       Тем временем старик отчаялся пробудить истукана бормотанием молитв. Пришлось ему прибегнуть к более действенному методу: достав нож и закатав рукав, он щедро полоснул себя по руке, раскроив предплечье — и широким взмахом оросил брызгами ствол и сеть корней.       Эффект не заставил себя ждать. Ветви дерева зашевелились, расправляясь. Двигаясь резкими рывками, сучья распрямились из клубка, крона заполнила пространство под сводами пещеры, подрагивая без ветра. Яр с омерзением понял, что узлы на ветках и были суставами на самом деле, упрощенные, грубые, но роль свою выполняли.       Шаман подобострастно забормотал снова. Похоже, назвался и стал о чем-то истукана упрашивать.       Расправившиеся теперь ветки оставили на виду то место, где у человеческой фигуры полагалось быть голове. Одеревенелая вытянутая шея в данном случае тоже увенчивалась чем-то крупным, округлым, с ребристой поверхностью. Пока старик говорил, это подобие головы медленно раскрыло верхние покрывающие «чашелистики», оказавшись чем-то вроде бутона или кочана, состоящего из выпуклой белесой сердцевины и пяти кожистых алых лепестков.       — Боже, какая мерзость, — вырвалось у Розенрика.       — Дрянь изрядная, — согласно выдохнул Яр.       Белесая сердцевина ужасно напоминала тесными складками человеческий мозг. Сверху его покрывал слой прозрачной массы, и Яр ни за что не хотел бы выяснять, твердая это была субстанция или вязкая слизь. «Лепестки» оказались еще занятнее — изнутри на них располагались не то шарики-почки, не то пузырьки. Что-то бывшему эльфу подсказывало, что это были глаза дерева-истукана. Множество слепых глаз, примитивных, однако способных различать свет и тень — что подтверждало осмысленно движение ветвями.       В ответ на какой-то вопрос шамана дерево потянулось к нему ветками и сложило из пальцев-сучков замысловатый знак. Вековое общение научило жрецов источника понимать эти жесты. Вот только старик посмел что-то проблеять несогласное. И дерево было вынуждено пояснить свой ответ. Вслух.       — Оно еще и разговаривает! — ужаснулся Яр.       Кора на «торсе» оказалась достаточно мягкой и податливой. Она растянулась подобно пузырю на животе лягушки, только не шаром, а вроде мешка. Сверху этот мешок венчался поперечной трещиной — «ртом» с зубами-щепками. Истукан старательно надул пузырь, после чего стал очень медленно сдувать, пропуская воздух со свистом и шипением через щель — и с трудом шевеля заскорузлыми «губами». Слова у него определенно получались, но очень растянутые и невнятные.       — Меня сейчас стошнит, — застонал Яр жалобно.       К несчастью для наблюдавшей пичуги, их обоих и саму птичку слишком увлекло отвратительное зрелище живого дерева. Никто не заметил исподволь протянувшуюся ветку. Правда, сучки замерли, растопырив нацеленную на жертву «пятерню», на порядочном отдалении — как тут заметить!       Мгновение — узел на «запястье» резко сжался, выбрасывая влагу в соседний орган, и из промежутка между сучками выстрелил, разматываясь, налившийся соками спиральный жгут, вроде усика ползучего растения. Вот только у этой плети на конце истекали ядом острые колючки. Яр охнуть не успел, как его пичугу обмотал жгут, крепкий, скользкий влажный, стиснул сильно, и тельце пронзила яркая боль нескольких уколов. Птичка потрепыхаться не успела, сразу обмякла, одурманенная отравой. Жгут скрутился обратно, сучки сомкнулись вокруг жертвы, как прутья клетки. Ветка, ломано сгибаясь, понесла добычу к мешку-пузырю.       Перед меркнущим зрением умирающей пичуги мелькнул старик шаман: тот сам, трясясь от вожделения, тянулся к другому жгуту, радостно ловя колючки языком, словно для него яд был вкуснее и желаннее божественного нектара. Дерево играло с ним, ловя, как рыбку на крючок.       Покрытая смрадными язвами кора разверзлась, о сучки шаркнули зубы-щепки. Тельце пичуги отпустили, но жертва уже никуда не могла улететь — обреченно упала вниз, на дно мешка, в лужу быстро прибывающего едкого сока, в котором ей суждено раствориться вместе с перьями, косточками и клювом.       Потрясенный, Яр наконец-то разорвал связь. Спотыкаясь, как слепой, ринулся в кусты, где его шумно вывернуло пустой горечью, ведь поужинать они еще не успели — и теперь вряд ли захочется.       Розенрик, растерянно щурясь на дневной свет, невольно слизнул с губ привкус смертного ужаса. Он-то всё свою вечность полагал, что Альдирейк поступил с ним жестоко, убив его и Кайянну мимоходом, без причины. Но теперь перед ним пример того, как выглядит последствие настоящей, осознанной и целенаправленной жестокости последнего короля.       — В таком зобу деревяшка запросто человека переварит! — заметил Розенрик громко. — Или оборотня. Целиком. Бедняжка Брина!       В кустах снова послышалось надсадное бульканье, кашель — и смачные матюги сквозь зубы.              _______________                     Сильван стоял на вершине одной из дозорных башен, обращенных на юго-восток — обозревал серовато-белые лесные дали, туманные из-за ранних сумерек и сыплющего легкого снежка. И не мог поверить в реальность происходящего.       Вздрогнув от раздавшихся за спиной шагов, некромант резко обернулся.       — Ш-ш, не дергайся, свои! — с добродушной улыбкой поднял раскрытую ладонь Богдан Шмель. Обычно щеголявший в простой крестьянской одежде и в лаптях или валенках, смотря по сезону, сегодня воевода был облачен в полный воинский доспех: багряный плащ из тяжелой шерсти, пластинчатая кольчуга и шлем луковкой. Рыцарские турнирные стальные перчатки с шипами по случаю прикупил у заграничных путешественников на позапрошлогодней Ярмарке. А высокие сапоги-ботфорты были пошиты из такой крепкой кожи, что ни один волк прокусить не сумел бы, да еще с металлическими накладками на голенищах.       Сильван без уверенности улыбнулся в ответ:       — Готов? Стая уже близко.       Шмель кивнул. С прищуром глянул на небо — там кружили пара сов и ястреб, дополнительные глаза Томила, Сильвана и Милены.       — Томка сейчас будет, не переживай, — пояснил опоздание колдуна воевода. — Народ там у нас в ополчение собрался. Все похватали вилы, колья, топоры. Все решительные — жуть! Я им битый час толдычил: сидите смирно, не мешайте ратным и колдунам! Нет же — такую веселуху пропустить не хотят! Пришлось Сивого звать на подмогу, он умеет на них как надо гаркнуть, чтобы угомонились.       Шмель шутливо подмигнул, легонечко пихнул мага локотком:       — А ты чего кислый? Али подготовились в чем-то плохо? Ты говори, ежели что не так, исправим!       — Да нет, — поежился некромант, — подготовились мы хорошо. Даже очень хорошо, вот и подозрительно. Поневоле думаешь: где же подвох?       — Не тужи, — успокоил Богдан. — Я со своей дружиной, да ты со своими мертвяками — отобьемся! Мы с тобой не дураки, правильно? Да еще князь-дедуля у нас тот еще стратег! Ну, и Томилка на подхвате.       — Это кто у кого на подхвате? — окликнул наконец-то присоединившийся к ним колдун-градоначальник. Чуть перевел дух после забега по винтовой лестнице башни, кивнул Сильвану: — Ты как?       Тот насупился, буркнул с вызовом:       — Хорошо я!       — Хорошо — это хорошо, — вздохнул Томил. — Тебе ж армию держать и в бой вести. Тут не до нервного волнения.       Сильван обиделся еще пуще:       — Во-первых, армию поведу не я, а старый князь! Мы с княжичем его для этого и пробудили, к вашему сведению. А во-вторых… — Он отвернулся, уставился вдаль. Признался: — Я до этого дважды мертвецов в таком количестве поднимал. И оба раза потом сам едва с того света возвращался, только благодаря Яру. А сейчас тут ни Яра, ни Драгомира нет, — договорил он тихо. Добавил: — А у меня жена беременная, ей волноваться нельзя.       Томил, переглянувшись с приятелем, похлопал нахохлившегося некроманта по спине, забросил руку ему на плечи, притянул к себе за шею, аж стукнулись висками:       — Брат, у меня тоже беременная. И тоже переживает.        — И у меня опять в тяжести! — подхватил и Шмель.       — А у тебя-то это который уж ребенок будет?! — в завистливом изумлении оглянулись на воеводу чародеи. — Вот когда успеваешь, а?       Шмель скромно пожал широкими плечами. И протянул друзьям флягу с вином, невесть где доселе прятавшуюся, ибо в кольчуге запазуха не предусмотрена кроем.       — Сдается мне, глотнуть вам надо для храбрости! — пояснил он со знанием дела.       «Причаститься» не успели — птичий крик с высоты оповестил о появлении вражеских сил. За ними и стражники на крепостных стенах стали перекрикиваться, деловито засуетились.       Шмель торопливо сунул флягу Сильвану в руки — и побежал к своим воинам.       Томил пока что остался с некромантом, но тоже был готов при необходимости лететь в любую часть вверенного ему города. Сильван лишь втайне позавидовал его целеустремленности и отваге. (Кстати, в прямом смысле лететь: поглядев на приятеля, колдун явился к Лукерье Власьевне и затребовал у нее урок по обхождению с помелом. И осилил науку за одно утро и десяток падений! Так что теперь, пусть временно, но зато всецело небо в коем-веке принадлежало мужчинам — ведьмы-то пока были слишком тяжелы, чтобы носиться на метлах, как прежде.)       Вот и сейчас: чуть не по пояс свесившись за ограждение площадки, Томил жадно всматривался в далекую кромку леса, как будто человеческие глаза могли что-то разобрать на таком расстоянии. Огромные волки-оборотни отсюда казались всего лишь точками мельче муравья — между лесом и крепостной стеной тянулись поля, огороды, пригородные деревеньки, да несколько просторных погостов в придачу; это не считая наполовину замерзшего рва и откоса земляной насыпи, увеличивающей высоту стен и башен.       Сам Сильван предпочел зажмуриться — и направил одну из сов к зловещему всаднику, что неподвижной статуей стоял перед городскими воротами. Странное дело: маг заметил, что, когда на всё смотришь воочию, делается как-то нестерпимо тревожно. А вот следить за событиями через резвую птицу хоть немного утомительно, да еще слегка укачивает от полетов, зато разум освобождается от мешающих страхов, и мигом находятся лучшие решения.       Всадник при приближении совы неожиданно «отмер» и вытянул вперед руку, позволяя посланнице сесть на раструб рукавицы. При этом с плеч его и со шлема скатились комья успевшего накопиться снега. Дохлый, до скелета тощий конь под всадником тоже зашевелился, переступил копытами в рыхлом сугробе, тряхнул клочковатой гривой. Пятнами со шкуры осыпался иней, и при жизни гнедой, теперь жеребец стал расцветкой напоминать пегую корову.       Мертвый богатырь был в княжеских доспехах — в них его и похоронили. К счастью, за отлично сохранившейся пышной бородой-лопатой и под шлемом почти не было видно темного лица высохшей мумии. Даже княгиня, когда подошла после пробуждения поприветствовать свекра, почти ничего не разобрала, хоть и оробела изрядно. Голос у князя сохранился прежний — зычный, раскатистый. Невестку он признал, сказал ей: «А ты расцвела! Раздобрела, похорошела!» Та аж всплакнула после, наедине пожаловалась сыну, что, мол, свекор единственный был, кто по-доброму обращался с нею, тогда малолетней чужеземной царевной. А пошла она под венец, будучи лишь на год старше, чем Всеволод сейчас.       Однако надо отдать должное, несмотря на юность и присущую князьям взбалмошность, Всеволод Рогволодович очень помог некроманту при пробуждении именитого предка. Не испугался явиться в склеп ночью, не шуганулся покойника. Уверенно вложил в иссохшиеся пустые глазницы шарики, скатанные из хлебного мякиша. Без колебания дал некроманту уколоть себе палец, чтобы сцедить каплю крови для колдовского зелья, которым после окропили мертвеца. Не дрогнул при начале пробуждения, напротив, лишь сопел от распиравшего любопытства. И отважно согласился стать запасным «ключом» в заклятье пробуждения, задирая нос от гордости за участие в запретном чародействе.       Может, Сильван и чересчур перестраховался по причине душащего беспокойства, но многоступенчатое управление жуткой армией одобрили как Томил, так и сам архиерей, с которыми некромант поделился размышлениями. Так что в бою покойниками будет руководить мертвый князь — он всю жизнь этим занимался, ему виднее. За ним присмотрит Сильван, само собой, и, если понадобится, тотчас вмешается и возьмет командование на себя. Но если вдруг некромант куда-то денется или с ним что-нибудь произойдет, тогда покойники не разбегутся кто куда, а князь не останется беспризорной нежитью — на такой крайний случай Сильван доверил исключительное право княжичу-отроку распоряжаться мертвецами и упокаивать их одним лишь тайным словом. Ну, и Томил обещал присмотреть за мальчишкой, конечно.       И вот теперь время пришло. Старый князь готов к бою, дохлый конь под ним роет снег копытом. Стража на крепостных стенах кипятит про запас смолу в котлах. Горожане предупреждены. Колокола на звонницах не звенят, чтобы чары некроманта не сбить, но архиерей и княгиня, да половина горожан с ними заодно, всё равно собрались в храме, жгут свечи и молятся об избавлении от напасти. На каждение ладаном Сильван тоже покамест наложил запрет, хоть и был уверен, что мертвецам на ароматный дым начхать — но мало ли?       По его слову из сугробов у внешнего берега крепостного рва стали выкапываться заранее затаившиеся там мертвецы. Сильван еще раз мысленно порадовался, что нынче холодное время года — не пришлось заботиться о скверном запахе и накладывать дополнительные чары, сдерживающие разложение. Хотя с другой стороны, если придется сражаться ночью и если грянет сильный мороз, давно лишившиеся внутреннего тепла трупы сделаются неповоротливыми и хрупкими. Впрочем, о решении данной проблемы он подумает потом, если потребуется.       Сейчас же его тревожили две вещи: удастся ли напугать оборотней и загнать их обратно в лес, избежав сражения. И второе: какой подвох всё-таки ему ожидать?       Вроде бы всё началось согласно плану. Оборотни опешили, издалека почуяв неладное. Покойный князь уверенно направлял свои необычные войска взмахами меча (новенького, без следа ржавчины). Войска честно пытались бежать, но получалось ковылять вразвалочку, ладно снега насыпало только по колено.       И вот он — первый подвох! Сильван аж вскрикнул, увидев, как открылись боковые ворота дозорной башни, и по снежному склону, а затем по льду рва лихо пронеслись широкими скачками два колоритных всадника: Тишка на кабане и за ним Груша на Полкане.       — Куда?! — вырвался крик у мага.       На удивление услышали, оба крутой петлей развернули своих разгоряченных скакунов, не желающих стоять на месте. Светозар Ярович весело помахал встревоженному зятю рукой, проорал:       — Я по-быстрому, только проверить! Надо же поговорить хоть, зачем пришли-то!       — А я его отговаривала и не пускала! — заявила Груша.       И снова припустили вперед, с два счета обогнав полчища покойников.       Сильван готов был за голову схватиться:       — Какого лешего их туда понесло?! Что я скажу Яру?! — вопросил он с отчаянием у медленно падающих снежинок.       — Я присмотрю за ними, — решил Томил. — Слетаю и остановлю, что бы они ни задумали. А ты должен быть здесь! — Для внушительности он с силой тряхнул некроманта за плечи, у того даже капюшон мантии с головы слетел, и снежинки тотчас радостно запутались в разметавшихся серебристых волосах.       — Будь любезен, присмотри, — пролепетал ошеломленный его напором маг. А мыслишка в голове мелькнула: приятелю просто захотелось полетать и поглядеть на сражение вблизи, вместо того чтобы сидеть в запертом городе и маяться от скуки.       Сильван помотал головой, стряхнул с длинных прядей белую крупу. Томил убежал, свою метлу он оставил внизу под присмотром стражников. Некромант рассеянно попытался вспомнить: а где он сам оставил свое помело? Если снова в княжеском тереме на балконе, то это плохо — при надобности слишком долго до него придется бежать. А использовать какое-то другое, что под руку попадется, опасно — древко может треснуть, заклятье ляжет плохо или еще что-нибудь стрясется… Да и тратить время на новые чары с новой вещью нет смысла, если на старой метле сохранился заранее вложенный заряд энергии, которого хватит для возвращения в Дубраву.       Сильван провел рукой по брусу ограждения, собрал горсть свежего снега и отер лицо. Это прибавило спутавшимся мыслям ясности… И холодный пот прошиб некроманта по позвоночнику: не зря в голове навязчиво крутятся мысли о полетах и метлах! Томил сиганул догонять лесного царевича с гоблинкой, Силь видел его краем глаза секунду назад. А вокруг башенок княжеского терема, прямо у него за спиной кружится еще один наездник на помеле! На его, Сильвана, опрометчиво заряженном помеле!       — Княжич!!! — безмерно разозлился некромант, до того, что из себя вышел, весь внутренне закипел от гнева на мальчишескую глупость, особенно неуместную в момент, волнительный и без его выходок. — Всеволод Рогволодович!!!       Повинуясь вскинутой руке мага, снег завихрился в доселе спокойном воздухе. И маленькую фигурку, и так еле держащуюся на древке, подхватило потоком, перевернуло раз-другой, и потащило в сторону башни, на верхушке которой матерился, как последний лодочник, некромант (благо никто его слышать не мог, так хоть руганью душу облегчил малость).       Каким-то непостижимым образом верещащий на холодном ветру мальчишка умудрился вывернуть древко — и рванул прочь. Очень уж страшным маг показался ему издалека сквозь вихрь снежного урагана. Княжич был молод, но совсем не глуп — ведь не простой веник стащил без разрешения из кладовки! Понятно, что без наказания тут не уйдешь. А некромант мог сотворить с ним что угодно! Вот тут-то наконец и проснулось в нем почтение к чернокнижному колдовству.       Всеволод понесся, не глядя куда, лишь бы подальше от пышущего яростью мага — и, как нарочно, влетел в звонницу соборной колокольни. Сам лишь чудом избежал встречи с поддерживающими остроконечную кровлю массивными столбами — но, разворачиваясь, задел метлой веревку, привязанную к языку главного колокола.       Ту-у-ммм…       Тихо и как-то даже задумчиво отозвался на бесцеремонное вторжение огромный колокол.       Звук, казалось бы незначительный, прокатился по окрестности. И мертвецы замерли, пригнулись к земле, ужаленные чистотой вибрации. Сам князь-покойник с изумлением обернулся, незрячими глазами уставился на городские башни.       К Сильвану, завязавшему на себя множество ниточек-поводков, мимолетная боль от каждого поднятого трупа возвратилась эхом, причем помноженная ровно во столько раз, сколько было покойников. От внезапной вспышки он оглох и ослеп на несколько секунд, упал на колени, словно его по голове оглоблей приложили. Разумеется, он торопливо поставил преграждающий щит и сам себя обругал за непредусмотрительность… Но добродушия ему это не прибавило. Силь потянулся к оставленной фляжке, сделал добрый глоток, надеясь, что от вина сердца будут не так шумно стучать в ушах... И еле проглотил, закашлялся — слишком крепкая оказалась у воеводы настойка. Зато тепло сразу разлилось в ногах, а в голове вскипела требующая действий праведная злость.              _________              Тем временем мертвецы продолжили наступление, как ни в чем не бывало. Оборотни пятились под прикрытие леса, обмениваясь встревоженным воем.       Вдобавок из Дубравы подоспел на подмогу летучий отряд: крупные вороны и сороки, каждая сжимала в лапах берестяной сверток, наполненный особым порошком, изобретенным самой Миленой Яровной. Пролетая над чужаками, птица сбрасывала свою ношу и спешила назад. От столкновения с землей сверток раскрывался, порошок намокал от снега — и громко взрывался. Причем деревья или подлесок от взрывов почти не страдали, только ветками всплёскивали, а главным эффектом здесь был именно оглушительный хлопок, сравнимый с пушечным выстрелом.       Под серию таких выстрелов случайно попал Томил Сивый. От неожиданности он вырулил метлой в ближайший ствол и грохнулся вниз. К счастью, угодил на спружинившие еловые ветки и обошелся только переломом древка. Догонять Тишку и Грюнфрид дальше пришлось бегом. Хорошо еще сверху увидел их на следующей поляне. Но плохо, что те были в тесном окружении здоровенных волков.       Выскакивать из кустов Томил повременил — что он против целой стаи? Тем более на колдовство требуется время. Бормоча защитное заклятье, которое планировал набросить на царевича и гоблинку, Томил прислушался: неужели вправду беседуют, как Тишка и хотел?       Скаковой кабан царевича был явно не рад общению с хищниками, угрожающе пыхтел, но покамест стоял в сторонке, повинуясь команде хозяина. Черный рогатый саблезубый конь под гоблинкой внимательно водил ушами, вслушиваясь в переговоры. Сам же Светозар безоружным вышел вперед своих спутников на десяток шагов, показывая тем самым, что не желает зла пришельцам.       С их стороны к нему приблизились двое матерых, но очень худых зверя — один почти белый от седины. Каждый в холке был Тишке по плечо, а ведь старший Ярович отличался редкостным даже среди богатырей ростом.       Томил напрасно напрягал слух — лесной царевич обладал способностью мысленно общаться с любыми существами, и среди присутствующих только Полкан мог бы подслушать их беседу.       Но неожиданно тесный строй настороженных звериных морд расступился, пропуская к Светозару человека… Нет — эльфа! Пораженный Томил забыл о собственном колдовстве, узнав в явившемся родного тестя! Без вести пропавшего, между прочим.       — Рэгнет?! — не поверил глазам Светозар. Обрадовался, заключил дядюшку в крепкие объятия. — Какими судьбами ты здесь?! Почему в компании оборотней? Вот Нэб осчастливим! Она так тебя ждет, слезы льет!..       — Погоди! — взмолился тот, с трудом высвобождаясь из медвежьей хватки внучатого племянника. — Нэбелин обождет пока, есть дела куда важнее.       — Ничего себе! — воскликнула Грюнфрид. — Что ж за дела у тебя такие, что ты спокойствием дочери готов жертвовать?       — Именно такие, — кивнул Рэгнет. — Безотлагательные.       Он снова обратился к опешившему племяннику:       — Мне требуется твоя помощь! Вернее, не лично мне, а вот им. Народ оборотней без твоего вмешательства обречен. Именно затем мы здесь — чтобы забрать тебя.       — Э-э… — растерялся Светозар. — Дай хоть с папкой свяжусь, спрошу его позволения.       — Ты полагаешь, твой отец даст тебе разрешение? — хмыкнул эльф. — Он до сих пор мне не доверяет. Тем более у него нет причин доверять оборотням. Он никогда тебя не отпустит, если вообразит, будто тебе грозит опасность.       — А мне грозит? — окончательно запутался Тишка.       Рэгнет покачал головой:       — Клянусь своим бессмертием, я верну тебя в Дубраву в полной сохранности. Но только ты имеешь силу спасти множество жизней ни в чем неповинных существ. Только ты способен исправить величайшую ошибку, которую сотворил перед гибелью наш последний король.       — Тиша, не слушай его! — вскинулась Грюнфрид. — Если он говорит правду, то пусть пойдет с нами в Дубраву, там всё расскажет папке, свяжемся с Яром и Марром, всё обсудим…       — Слишком долго! — рявкнул на гоблинку эльф, та чуть с седла не слетела.       Полкан, которому это всё тоже не нравилось, переступил копытами и угрожающе оскалил клыки, не менее внушительные, чем у волков. Волки дружно оскалились в ответ. Кабан возмущенно взвизгнул и топнул короткими ногами.       — Всем тихо! — вновь повысил голос Рэгнет.       Томил воспользовался моментом и под шумок накинул на царевича, гоблинку и их скакунов, а также на себя самого сеть защитных чар, самых сильных, на какие был способен.       — Светозар, поверь мне, — умоляюще заглянул в глаза племяннику эльф. Приложил ладонь к сердцу — не своему, а его. — Ты станешь героем.       Это был лучший довод, который требовался для старшего Яровича. Стать героем он мечтал с малых лет.       — Я согласен, — без колебаний тряхнул он короткими золотыми кудрями.       Томил охнул: в один миг царевич, не подозревая, разорвал на себе непрошенные чары, словно отмахнулся от случайно прилипшей паутинки.       — Спасибо тебе! — с неподдельным чувством вздохнул Рэгнет. — Идем.       — Что, прямо сейчас? — снова удивился полуэльф.       — Немедленно! — с воодушевлением воскликнул дядюшка.       Крепко взяв племянника за руку, он кивнул седому волку:       — Открывай!       Волк прикусил желтоватыми клыками себе кончик языка — и сплюнул эльфу под ноги каплю крови. На снегу тотчас вспыхнули алым огнем алхимические знаки, заключенные в звезду и очерченные кругом. Томил даже моргнуть не успел, не то что разобрать что-нибудь — как всё исчезло. И эльф с племянником тоже — пропали.       Грюнфрид вскрикнула. Полкан глухо заворчал, наклонил рогатую голову, целясь в попятившихся волков. Кабан воинственно хрюкнул — и ринулся в атаку. Волки взвизгнули — кинулись наутек, рассыпаясь по лесу.       — Полкан, нет! — не позволила коню присоединиться к погоне Груша. А сама чуть не плакала от злости и испуга. — Мы должны рассказать всем! Надо скорее в Дубраву! Или нет, папка же сейчас в городе!..       — Меня захватите! — сообразил выскочить из-за кустов Томил.       Но прежде чем заскочить в седло позади ничуть не удивившейся ему гоблинки, он догадался поставить на ствол ближайшего дерева колдовскую метку-маячок, чтобы не потерять это место.       Полкану не составило труда нести двоих всадников быстрее ветра. Только вот встречные покойники мешались под копытами — приходилось постоянно их перепрыгивать.              __________              Сильван поймал-таки перепуганного хулигана. Ухватив хнычущего мальчишку за шиворот парчового кафтанчика, пышущий праведным гневом некромант провел его через половину города, причем княжич едва поспевал за широким шагом статного мага.       На полпути к собору во внутреннем кармане мантии тоненько зазвенело ледяное зеркальце. Досадливо фыркнув, Сильван ответил на вызов:       — Что там у вас? Мне вообще-то некогда!       И глаза округлились сами собой — в зеркальце хмыкнула старшая ведьма, Лукерья Власьевна.       «Так-то зять должен здороваться с любимой тёщей?» — не преминула она кольнуть.       — Простите, — сбавил тон маг, но с шага не сбился. — Я правда несколько занят. Случилось что-то важное?       «Сам суди, важное или нет».       Но зря отнимать время ведьма не стала. Смилостивилась и приступила к изложению проблемы:       «Вы там всё волков вылавливаете с вашей стороны. А среди оборотней оказались еще и рыси! Так вот эти бесхвостые кошки наглым образом обогнули город по левому берегу Матушки и вышли к деревням Щуровых нехристей. Тут все привыкли, что рыси — любимицы Яра, поэтому не обращали на них внимания — раз шныряют, значит надо, значит, Хозяин послал. А мы-то своих рыжих давно отослали за Дубраву! Яр-то о них в первую очередь позаботился. Так вот. Эти пришлые какой-то отравой испортили колодцы и ручьи, откуда бабы воду для готовки и питья носят. И сегодня все мужики тут как с ума посходили!..»       Пока слушал, Сильван успел довести примолкшего княжича до крыльца собора. Двери распахнулись им навстречу, стучаться не пришлось. На порог выбежала взволнованная княгиня, всплеснула руками:       — Всеволодушка, родной!..       Но матери некромант мальчишку не доверил. Подвинув ее плечом, сам вошел в храм, крикнул:       — Святой отец! Ваше преосвященство! Минуту уделите, это важно.       А пока обомлевший архиерей, вынужденный прервать службу, пробирался к выходу сквозь таращившую глаза толпу, Сильван извинился перед тёщей:       — Прошу прощения, что прервал.       «Как необычно видеть тебя среди людей, и таким решительным! — покачала та головой. — Вот бы Миленке на тебя сейчас поглядеть!.. Но это хорошо, что ты при княгине. Дважды повторять не придется. Томилку кликни еще, и Шмеля тоже».       — Томила не получится, а Шмеля… — всё больше мрачнел Сильван, понимая, что дело грозит быть серьезнее, чем он предполагал.       — Богдана приведите! — сообразительно распорядилась княгиня.       Пока разыскивали воеводу, Сильван успел объяснить княгине и архиерею, в чем перед ним провинился княжич. И дело было не в том, что мальчишка взял летающую метлу без спроса, а в том, что при этом он мог легко пораниться или вовсе свернуть себе голову. И плевать бы даже на это — в худшем случае Сильван воскресил бы его обратно. Но беда в том, что именно этому глупому мальчишке некромант доверил важнейшее задание — после избавления от врагов упокоить князя-дедушку! Он посчитал этого остолопа разумным человеком, отвечающим за принятые обязательства. Он посвятил его в тайны чернокнижного мастерства! Оказалось, напрасно. Княжич не только не способен отличить опасные забавы от невинного озорства, но не в состоянии понять, когда есть время для игр, а когда нужно отринуть капризы и прихоти — и стать достойным помощником в ответственном деле.       После выговора, произнесенного магом негромким голосом, княжич сам уцепился за рясу архиерея и клятвенно заверил всех, что не отойдет теперь от того ни на шаг и обязательно покажет себя взрослым и разумным! А святого отца берет в свидетели.       «Ванечка! — донеслось умиленно-растроганное из ледяного зеркальца. — Из тебя выйдет замечательный папочка!»       Сильван вспыхнул от смущения и стыда — Миленка выгадала время присоединиться к обществу!       Тут наконец Шмель подоспел. И Лукерья продолжила свой рассказ:       «Так вот! Эти отравленные на всю голову охотники побросали дела, сбились в кучки и принялись галдеть, что, мол, городские ополоумели окончательно, раз тревожат прах своих предков. Да еще, мол, на них, нехристей, вечно ругались, будто покойников сжигать не по-людски. А в землю закапывать, а потом выкапывать, мол, хорошо? Ну, вот на этом они тут все расшумелись, даже Щур мой их угомонить не может. Так что идут они всем миром на ваш город, встречайте!»       «Ой, а я ведь на Матушке лед накрепко заморозила! — спохватилась Милена, сменяя в зеркальце замолчавшую Лукерью. — Я-то ради зверюшек старалась, чтобы последних оленей перегнать и не потопить. А теперь поганцы-то по льду запросто до вас добегут».       — Буди лешаков и водяниц! — рыкнул Сильван, чуть не скрежеща зубами. Вот только этой лишней проблемы ему сейчас не хватало для полного «счастья»!       «Сейчас, Ванечка, — откликнулась лесная царица. — Они у меня и так лишь вполглаза дремлют!»       — Шмель, ты всё слышал?       — Ага, — кивнул воевода. Рванул было бежать, но сперва посоветовался, пританцовывая на месте: — Переведу людей на северные стены, на южных оставлю дозорных…       — Нет, — остановил его маг. Прикрыл на миг глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. — Они именно этого и хотели добиться: вынудить нас открыться хотя бы с одной стороны. Под северную стену сейчас переползают припозднившиеся мертвецы из тех, кто не успел отойти далеко от города… И князь тоже развернул коня, возвращается с намереньем защищать нас от язычников. Он-то ведь не знает, что город помирился наконец-то с болотным народом… Лукерья Власьевна!       «Да, мой хороший?» — мурлыкнула залюбовавшаяся на него теща.       — Хм… — поперхнулся от нежданной ласки зять. — Вы сможете с Щуром удержать ваших людей от вооруженного нападения на город? Пусть шумят и ругаются, сколько влезет. Главное, следите при этом, чтобы засланные рыси еще чего не натворили.       «Насколько я понимаю, оборотней уж след простыл», — с сомнением отозвалась старшая ведьма.       «Я через Лес тоже не ощущаю их присутствия, — подтвердила Милена. — Но ведь они могут прикрыться колдовством. Хотя волки сейчас вовсю улепетывают восвояси. Так напугались твоих покойников, Ванечка?»       — Или без вторжения в город и Дубраву получили то, зачем приходили… — пробормотал некромант. Поднял голову, нашел взглядом архиерея: — Отче! Я пока не буду отпускать покойников, еще рано, повременим с этим. Но вам придется взять Всеволода Рогволодовича и отправиться с ним к северным воротам. Попытайтесь вразумить старого князя, чтобы он придержал мертвецов и сам не напал бы на болотный люд. Если те действительно находятся под воздействием отравы, потребуется время, чтобы дурман выветрился из их голов. Однако нельзя быть также уверенным, что помутнение пройдет само собой… В общем, пусть пока мертвецы своим присутствием охладят боевой пыл болотных. Но не допустите кровопролития — в таком случае юный Всеволод должен будет отпустить душу Всеволода Ярославовича. Твое высочество, ты помнишь, как это сделать?       Он перевел взгляд на княжича, и тот робко кивнул.       Раздав всем указания, Сильван поспешил обратно к южным воротам. Его очень беспокоило внезапное отступление волков, при том что Светозар и Груша запаздывали с возвращением. И Томил тоже запропастился куда-то…       На подходе к крепостной башне его, задумавшегося, чуть с ног не сбили. Полкан пронесся через ворота во весь опор и с трудом затормозил, ради чего присел и задом проехался по мерзлой земле. Это еще хорошо, что стражники издалека заметили чудо-коня и заранее открыли створы, поэтому не пришлось гадать, что крепче — рога Полкана или обитые железом ворота.       Томил рискованно спрыгнул с коня, не дожидаясь, пока тот остановится:       — Прости, я не смог помешать! Он украл Светозара!       — Кто?! — У некроманта, кажется, даже волосы на голове дыбом поднялись от такой новости. Он схватил колдуна за плечи и в сердцах встряхнул, невольно повторив его же недавний жест.       — Рэгнет! — крикнула Груша, не думая слезать с седла. Напротив, она похлопала коня по шее: — Полкан, отвезешь нас с папой обратно? Вдруг с ним мы сможем найти какие-то важные следы?       — На сей раз ты останешься здесь! — резко возразил Сильван.       — И не подумаю! — тотчас нахохлилась гоблинка. — Тишка мой жених! Ты не можешь запретить мне за него волноваться! Тем более все оборотни разбежались. Им нужен был только он один! А вовсе не ваш город!       — Рэгнет… — ошарашено повторил Сильван. — Но почему же он? Зачем им Светозар?.. Ладно. Грюн, по дороге свяжемся с Яром, и ты ему перескажешь всё, что видела.       — Да, папа! — расцвела гоблинка.       — Томил! — с невольным облегчением улыбнулся маг колдуну. — Знаешь что? Сам следи за своим городом! Они тут все безумные, я чуть с ними с ума не сошел!       — Они люди, — с извиняющимся видом развел руками Томил. — Хотя твоя семейка уж куда беспокойнее получается.       С тем и расстались. Полкан прытко поскакал обратно в лес — особо утомиться он не успел, он был только счастлив оказать услугу своему создателю.       По пути связаться с Яром отчего-то не вышло. Драгомир тоже не отвечал на зов через зеркальце, вызывать же их иным образом показалось сейчас слишком долгим делом. Милене пока решили не докладывать о похищении старшего брата. В конце концов, царевич сам не лыком шит, постоять за себя сумеет. Да и Рэгнет не мог настолько спятить, чтобы навредить племяннику.       — Или мог? — сам себя переспросил некромант, рассуждая вслух. — Если у них есть такие зелья, чтобы одурманить целые деревни, так что им стоит отравить и подчинить себе одного дряхлого эльфа?       Груша только поддакивала, пытаясь совладать со всё возрастающей тревогой за украденного жениха.       Благодаря сообразительности Полкана и метке, оставленной Томилом, они быстро отыскали нужное место. К счастью, снег на той поляне оказался не совсем безнадежно затоптан. И именно благодаря снегу сохранились едва заметные линии от алхимического знака-заклятья — под вспыхнувшими символами снег подтаял и сразу замерз, превратившись в четкую ледяную кальку. Те же символы, которые пострадали от ног, лап и копыт, Сильван, присмотревшись, смог с уверенностью восстановить.       — Очень простая, но эффективная формула, — скупо похвалил он похитителей. — Надо запомнить, пригодится.       Стоило присесть на корточки и прикоснуться к линиям, как знаки вспыхнули вновь.       — Никаких сомнений, Светозар и Рэгнет отправились в Волчье Ущелье, — кивнул сам себе маг. — Они оставили грубый след от перемещения. Мы можем повторить переход — пока кровь оборотня не засохла. Придется поторопиться.       Разумеется, он проверил и кровь — тронул пятнышко кончиком пальца, принюхался, лизнул. Сплюнул с отвращением:       — Знакомая горечь. Напоминает ту дрянь, вытяжку из ядовитых растений, какой поили рабынь в одном притоне, куда мы с Ксавьером однажды угодили по глупости. Дурман полностью подчиняет разум слуги воле господина. К счастью, на эльфов совершенно не действует. С другой стороны, никто не дает гарантий, что для эльфов в Ущелье не нашлось какой-нибудь другой пакости…       Он еще раз в сомнениях обошел светящийся круг. Признал с тяжким вздохом:       — Чтобы не упустить время, следует воспользоваться этим шансом. Но переход сработает только на двух путешественниках. И к моему сожалению, Полкан не подходит по ряду особенностей.       Конь разочарованно повесил уши.       Зато Грюнфрид засияла в надежде:       — Значит, ты возьмешь меня с собой?       — Придется, — невесело улыбнулся он в ответ.       И мысленно добавил, обращаясь к коню:       «Надеюсь только, что это не ловушка, чтобы выманить меня из города. Я, конечно, особым самомнением не страдаю, но ведь поначалу им был нужен именно я. В общем, если мы сами в течение двух дней не свяжемся с Миленой Яровной, пожалуйста, расскажи ей всю правду, хорошо? А пока нет особых причин ее волновать».       Полкан понимающе кивнул и ответил коротким обеспокоенным всхрапом.       Маг встал в середину круга заклятья и подозвал гоблинку подойти.       — Интересно, Томил уже рассказал Нэбелин, что ее отец нашелся сам собой, проигнорировав устроенные в его честь поиски? — подумал он вслух.       А сам приготовился в первую же секунду после перемещения пустить в дело самое убийственно заклятие, от которого все враги, кем бы те ни были, рассыплются в прах на расстоянии ста шагов от них. Он не позволит никому причинить вред своей дочери. И у него не будет причин оправдываться перед Яром за то, что бросил его сына без помощи.       Груша пожала плечами. И сильно стиснула руку отца, подумав, что всё-таки он у нее самый лучший. Когда не пытается ее воспитывать.              ________________              Отвесные стены ущелья были кое-как преодолимы у подножия, но сверху совершенно неприступны. Снизу у обрыва имелся хоть небольшой склон, пусть при этом тропки, проторенные местными жителями, состояли по большей части из вырубленных в камне выступов, подходящих для копыта горного козла, а не для человеческой стопы. Средняя часть обрыва была отвесной. А сверху скалы вообще образовывали плавный козырек, нависающий над ущельем. Поэтому, чтобы добраться до пещер, избрав путь сверху вниз, нужно было родиться птицей.       Яр легких путей не искал, но и напрягаться не собирался. Обозвав ущелье «трещиной в куске дырявого сыра», а оборотней заклеймив «баранами», бывший эльф попросил поночугу помочь со спуском. Так что к указанной Розенриком пещере они добрались без хлопот и не запыхавшись.       Пещера эта среди прочих ничем примечательным не выделялась. Вход в нее располагался не слишком низко, но и не особо высоко. Внутри Альдирейку можно было стоять, выпрямившись в полный рост — что Яра, не отличавшегося рослостью, мало заботило. Ни простором, ни большой глубиной эта каменная нора тоже не могла похвастать — пять шагов в ширину, пятнадцать в глубину.       Только вот в конце норы, на истлевшей соломенной подстилке, лежал крайне необычный труп, щедро облитый полупрозрачным воском для сохранности.       Призрак в теле короля встал над давным-давно высохшим телом, в задумчивости легонько пнул носком сапога кривую тощую ногу трупа. Нога легко хрустнула и отвалилась, воск раскрошился на месте излома, смешавшись с бурой трухой.       — Не будь варваром! — вполголоса возмутился Яр, подойдя с другой стороны. — Я еще не поглядел, а ты уж тут всё ломаешь.       Розенрик фыркнул. И отошел на шаг, чтобы не загораживать слабый свет из входной дыры.       Яр присел на корточки, уставился на тело, изучая с неподдельным интересом.       — Так странно, — произнес он. — Небывалое явление! Труп нежити. Пустая шелуха. Это тело жило, не подчиняясь законам жизни. Не могло принять смерть и не имело души, но умерло, лишившись духа… Мда, при перерождении искорежило тебя знатно. Хуже изломало, чем эльфов Орсааркса.       — Я предпочитал быть призраком, — Розенрик отозвался невыразительным глухим голосом. — Смысл таскать за собой ни на что не годное тело? Лишний расход сил, досадная помеха. Оно не могло питаться, не могло нормально двигаться. Оно умереть нормально не могло! Представь, насколько Кайянне было противно смотреть на это уродство? Из-за меня она лишилась человеческой жизни, из-за меня не получила покоя после смерти. Конечно, она с радостью сбежала от такого-то спутника — тут и в собственного убийцу влюбишься, лишь бы забыть о подобной твари!.. А нежить из меня получилась живучая. Только используя ярость Альдирейка, я сумел окончательно лишить этот кусок плоти подобия жизни. Как захватил короля, то бросил старую скорлупу где-то вне Ущелья, понадеялся, что люди наткнутся, похоронят или сожгут, или само сгниет. Но нет — оборотни нашли и притащили сюда! Да еще воска не пожалели. Как же! Ведь я стал их правителем, надо проявить уважение… Ну, насмотрелся на это позорище? Можешь сжечь?       Яр покачал головой:       — Лучше Рууна потом пришлем, пусть сам спалит. В отношении вас с Кайянной ящер делается ужасно сентиментальным.       Розенрик рассмеялся, коротко, горько.       — Кстати, где твоя сестрица? — обернулся бывший эльф к чернокнижнику. — Я думал, оборотни сделали ее заложницей, поэтому ты подчинился им и отправился на поиски Сильвана. Я ошибся?       Розенрик рассмеялся снова, громче:       — Что? Так ты и не понял? Я считал, ты-то сразу догадаешься!       — О чем? Просвети, — попросил Яр, и за ласковой настойчивостью послышался холодок. — Может, я занят был другими делами в тот момент.       — Это да, ты с головой ушел в свои давние проблемы, — снисходительно согласился чернокнижник. — Кайянна давно умерла. Честнее будет сказать: я убил ее сам. Когда уговорил лечь вместе со мной в спячку. Я не знал, что она не выдержит голода, а она не стала возражать. Я был рядом с нею, когда ее душа отлетела! И ничего не сделал. Даже не проснулся на ее последний вздох… А ее тело я использовал, сделав из нее куклу. Правда, пришлось добавить несколько кусков от оборотней, но в основном это была она, поэтому с куклой мне было так удобно и легко обращаться.       — Кайянна оказалась настоящей Кайянной? — проговорил Яр. — Так вот почему наш ящер так расстроился, когда она рассыпалась в прах.       — Теперь ты понимаешь? — заглянул ему в глаза Розенрик. — Я никогда не соглашусь на обещанную тобой новую жизнь. Кай ждет меня там, за гранью. Пусть мне, нежити, не суждено присоединиться к ней, но вдруг? Вдруг есть шанс, и мы с ней наконец-то обретем покой?       — Значит, говоришь, в этом мире тебя больше ничто не держит? — не отвел глаз Яр, запрокинул голову, подойдя провокационно близко. — Ничто не волнует? Не интересует?       Розенрик улыбнулся на столь невинные ухищрения. Обхватив его голову, сжав щеки ладонями, наклонился, приблизив губы к губам, выдохнул:       — Нет. Никто и ничто.       И всё-таки не поцеловал, гад такой! Яр отступил, капризно заворчав от досады:       — Осел упрямый! Как будто от твоих принципов кому-то сделается легче!       Задерживаться в пещере дольше не было причин. У входа их ждала поночуга, чтобы отвезти обратно на внешний склон горы.       Но Яр не торопился — встал «на пороге», дабы обозреть окрестности. Повозмущался на крутизну обнаруженной тропинки, по которой посвященные оборотни, вероятно, время от времени наведывались в пещерный склеп для уборки да чтобы проведать «мощи». И неожиданно наткнулся взглядом на две разновеликие фигурки далеко внизу — что-то они там искали на берегу извилистой речушки.       — Сильван? — опешил бывший эльф. — Да с Грушенькой! За каким лешим их сюда занесло?!       От удивления чуть не забыл про своего чернокнижника: оглянулся, уж одной ногой над пропастью, ухватил его за руку, дернул за собой — и оба, не успев «насладиться» свободным полетом, влипли в кисельно-туманное нутро.       Поночуга плавно опустила их на землю возле крутого речного поворота. Тут пришел черед удивляться Сильвану. Впрочем, маг больше смутился, чем удивился — он просто не ожидал, что встретит друга так скоро. Надеялся сперва Светозара выручить, а уж потом объясняться с отцом похищенного царевича.       — Вот оборотни-то не знают, что желанный некромант сам к ним в гости пожаловал! — воскликнул Яр, сердясь от беспокойства. Подбежал к приятелю, напрыгнул обнять, на мгновение повис на шее.       Силь в ответ сжал хрупкого бывшего эльфа осторожно, улыбнулся с облегчением, что с неугомонным другом на вид всё в порядке. На подошедшего следом Розенрика в облике последнего короля взглянул вскользь, под ресницами пряча настороженность и невольную неприязнь.       Застенчиво насупившуюся гоблинку Яр тоже не оставил без приветственных объятий и заодно расцеловал в салатово-сиреневые щеки, благо хоть с нею ему подпрыгивать или вставать на цыпочки не приходилось.       — Кстати, Роз! — Потрепав гоблинку по рыжим кудряшкам, Яр с ехидной улыбкой обернулся к спутнику: — Сильвана представлять не нужно, вы уже виделись. А вот Грюнфрид — его дочь. От твоего братишки Руун Марра! Познакомьтесь!       — И мечтать не смел, что у меня найдется такая очаровательная племянница, — хмыкнул Розенрик, задержав взгляд на драконьих глазах гоблинки.       Сильван же выразительно кашлянул в кулак, сурово глянув на приятеля. Его дочь испепеляла бывшего лесного царя точно таким же взором. Яр аж умилился: просто яблочко от яблоньки!       — Что ж, не будем терять время! — хлопнул он в ладоши. Велел новоприбывшим: — Шубейки ваши, чтобы не париться зря, можете отдать поночуге на сохранение, всё-таки это у нас там зима, а тут еще осень. Ну же, давайте разоблачайтесь, рассказывайте!       Некромант и гоблинка переглянулись между собой. Сильван неуверенно начал:       — Да не о чем рассказывать-то, собственно. В Новом Городе всё благополучно, в Дубраве тоже спокойно.       — А как же нашествие оборотней? — перебил его Яр.       — Как пришли, так развернулись и ушли обратно, — отвел глаза Сильван. — Ты лучше скажи: Рэгнета здесь не видел?       — Рэгнета? — переспросил Яр, будто мог ослышаться. — Здесь?       — Угу, его. Тут, — настаивал маг.       — Когда? — придирчиво уточнил Яр.       — Час назад, может, немного раньше, — пожал плечами Сильван, сутулясь от нежелания врать другу. — Мы тут по следам пытались их вычислить, а они как нарочно по кромке воды прошли, и следы размыло. Хотя тут везде болота хлюпают, куда ни наступи. Но зато я речку проверил: весьма занятная водичка здесь оказалась!       — И что ж в ней такого особенного? — хмурил брови Яр.       — В воде полно растительного яда! — оживился некромант. Сбросив поночуге свой верхний балахон, подбитый мехом, он остался в длиннополой черной же мантии с точно таким же капюшоном, который сразу машинально накинул на сереброволосую макушку, хоть солнце давно ушло за горные вершины. — Очень редкий состав! Вызывает стойкое привыкание, но, правда, безвреден для чистокровных эльфов. Удивительно, как на такой воде выживают обитатели деревни!       — Как-как? Плохо выживают, вымирают и звереют, — ответил Яр. — Так Рэгнет с кем был, говоришь?       — Если здешние подземные воды достигают земель Эльфийской Долины, то ясно, отчего так плох стал урожай и засохло Великое Древо! — продолжал маг, словно не услышав вопроса. — С другой стороны, в организме, с рождения приученном к этому составу, формируется особенная склонность к колдовству. Правда, за подобные искусственно развитые способности существо будет расплачиваться здоровьем и долголетием. К тому же, состав влияет на сознание: повышается агрессия и в то же время высока внушаемость к чужой воле…       — Силь! — устав слушать лекцию по ядам, повысил голос Яр. — Кто был с Рэгнетом?       — Светозар, — вздохнул некромант. — Извини, я должен был лучше за ним присматривать.       — Ты не виноват, — потянула его за рукав Груша. — Это я не остановила его! Я была рядом и ничего не сделала!       — Так, тихо! — резко прикрикнул на них Яр. — Никто из вас не виноват, понятно? Тишка сам не ребенок, должен смотреть, куда и с кем… В общем, теперь рассказывайте, что там у вас произошло на самом деле. Без вранья! И покороче, и так уже столько времени потеряли.       Яр выслушал Грушу и Сильвана спокойно. Вроде бы. Но отчего-то средь ясного неба вдруг над Ущельем заклубились грозовые сизые тучи, в коих нет-нет да начали посверкивать молнии. Сильван и Розенрик, поглядев вверх, понимающе переглянулись между собой.       — Идемте, — кивнув, отрывисто бросил Яр спутникам. И первым зашагал вперед.       — Куда? Ты знаешь, где они? — остановил его Сильван. Только сомнение обуяло мага по другой причине.       — Да где им еще быть-то? — с трудом заставил себе не орать бывший эльф. Резко развернулся к другу, нервно размахивая руками. — В логове этого чертова кустика, конечно! Либо они уже там, либо вскоре туда явятся, ну?       Розенрик и Сильван снова обменялись взглядами, невольно переступив через личную неприязнь перед более волнующей проблемой: так сразу допускать Яра до Рэгнета было чревато. Надо бы дать ему хоть несколько лишних минут, чтобы переварить новость. И если один чернокнижник в смятении не мог вот так сразу придумать вескую причину для задержки, то второй сориентировался:       — Золотце, дорогуша, а нет ли смысла сперва вызволить твою кошку? — предложил Розенрик.       Яр, которому не стоялось на месте, снова резко крутанулся на каблуке:       — Зачем еще? — Честно признался: — Я просто собираюсь разнести здесь всё к лешей бабушке! В этом мне не потребуется ничья помощь, тем более от нее.       — На всякий случай! — сделал невинные глаза чернокнижник.       — Вдруг они увели Светозара куда-нибудь в глубины пещер? — подхватил некромант. — А в глубинах разносить всё без разбора опасно — может случиться обвал или еще что. В любом случае местная принцесса нас точно не обременит!       Яр тяжко вздохнул, но признал довод разумным. А вот Груша интуитивно напряглась: какая-то чужая принцесса пойдет спасать ее царевича?..       Действительно, пока они шли к узилищу, где томилась Брина, бывший лесной царь малость поостыл. Вернее, пыл ярости затаился в глубине сердца, отхлынув от головы, оставив холодную злость. Шагая молча, но шумно пыхтя, Яр крепко задумался, прикидывая, каким пыткам подвергнет дядюшку, если предательство подтвердится.       Розенрик уверенно нашел тропку и привел их к заброшенной хижине, отыскал вход в погреб. А выманивать оттуда подозрительно осоловевшую рысь предоставил Сильвану. На уговоры девица отвечала молчанием, хлопала глазами и отказывалась покинуть «темницу», подтверждая мысль, что является, как и все обитатели деревни оборотней, послушной марионеткой во власти дерева-отравителя.       — Дайте-ка мне, уж я прочищу ей мозги, — прошипел, быстро потеряв терпение, Яр.       — Только не вскипяти случайно! — предостерег его Силь.       — Не волнуйся, — с легким злорадством отозвался тот, — всего лишь немножко ускорю работу ее печени и почек.       Ему потребовалось меньше минуты, и Брина, доселе апатично слушавшая их из темноты подвала, заметалась в беспокойстве, тщетно ищя пятый угол. Волки не догадались оставить ей для нужд ведро или горшок! А разводить грязь на земляном полу ей гордость не позволяла — всё-таки наследница самой уважаемой семьи в общине. Обернувшись зверем, рыжая молния выпрыгнула наверх, минуя лесенку — и метнулась скорей в заросли. Сильван лишь сочувствующе вздохнул…       На рысь они время потратили не зря. Когда, уже все вместе, приблизились к водопаду, то увидели, что подход к пещере охраняет целый отряд оборотней. Безусловно, и Яр, и Сильван смогли бы одним движением пальца уничтожить препятствие. Но шуметь перед пещерой, не зная, что именно сейчас творится внутри, обоим страшно не хотелось. Вот тут и пригодилась Брина — сердитая от насильно устроенного ей «похмелья», она вспомнила, что есть окольный путь к Оракулу. Червоточин в скале хватало.       Так что на «тайное совещание» непрошеные гости свалились, как снег на голову — из неприметной дыры с потолка пещеры. Причем, если Брина, Яр и Груша легко проскользнули в извилистый, зеленый от плесени и мха лаз, то чернокнижникам пришлось выкручиваться по-змеиному.       Спрыгнув вниз и откатившись из-под дыры, чтобы не мешать спутникам и не оказаться ими же придавленным, Яр поднялся на ноги и быстро огляделся: никого постороннего в «святилище», по счастью, не наблюдалось, вся охрана осталась снаружи.       Дерево-нежить стояло на месте — впрочем, куда ему деваться от своих-то корней.       Отец Брины замер возле ствола. Под седыми космами не сразу и заметишь, что в затылок шамана впились шипы от ветки-щупальца, обвившей шею старика.       Рэгнет тоже был здесь — на почтительном расстоянии от дерева, на беглый взгляд вполне здоровый и бодрый, хотя на вечно бесстрастной физиономии сейчас лежала печать некоторого беспокойства. Узрев появившегося словно бы из ниоткуда племянника, старший эльф не сдержал удивленного возгласа:       — Ксаарз?! Ты… здесь? Как?       — Здравствуй, дядюшка, — прошипел Яр без тени родственной приязни. — С тобой после побеседуем, за какие сокровища ты продался оборотням и этой трухлявой нежити…       — Я не… — поперхнулся обвинением Рэгнет.       Но Яр выразительным жестом подкрепил свои слова:       — …А пока заткнись и ни звука! Ты свою гадость сделал, не усугубляй.       Эльф послушно примолк, понимая, что разъяренный племянник способен сейчас ему рот зарастить или голову оторвать, но слушать оправдания точно не станет.       Яр подошел к застывшему столбом сыну. Тишка стоял, закрыв глаза, обратившись лицом в сторону дерева, и светлые брови его были изломаны в неподдельном сочувствии, губы сжаты, на ресницах слезинки поблескивают.       — Мышонок… — негромко позвал Яр, словно боялся разбудить. — Это я, твой папа… Я здесь, я пришел за тобой…       Впрочем, то состояние, в какое успел погрузиться старший царевич, от сна мало отличалось. Ну, разве что еще во сне Тишка обычно не имел привычки пускать корешки. У впечатлительного отца при виде паутины тонких зеленоватых усиков, что расходились от босых ступней и пронзали растрескавшийся каменный пол, кудри на голове зашевелились! Машинально Яр отметил, что сапоги сына (опознанные по богатырскому размеру, не чета отцовским «девичьим») стоят рядышком. Значит, Тишка разулся сам, уже придя сюда. Ну, хоть не босиком по скалам взбирался… Яр помотал головой, отгоняя лишние мысли.       Мельком глянул в сторону Груши: Сильван крепко держал перепуганную дочку за плечи, что-то шептал ей успокаивающее. Если б не он, гоблинка устроила бы тут лесоповал и мордобитие! В принципе Яр был бы не против посмотреть, как она наломает дров из дерева, да и Рэгнета от нее защищать не стал бы. Может быть, после разрешит душу облегчить. Сейчас же шуметь нельзя — с оборотнями-охранниками заниматься недосуг. Тем более волки ведь тоже не виноваты, что их травили из поколения в поколение…       — Мышонок? — снова позвал Яр сына. — Ты меня слышишь? Евтихий? Светозар? Отзовись, а то уши надеру! Удрал из дома без спроса, якшаться вздумал невесть с кем! Распустился у меня! И корешки тут свои развесил, как дурак! Тишка, я с кем разговариваю, а?       Между тем за спиной бывшего эльфа «проснулось» дерево: угрожающе зашевелило своими ветками, зашамкало ртом-мешком, принялось протяжно скрежетать и сипеть, будто стараясь что-то выговорить.       — Уймись! — даже не обернулся к помехе Яр. С раздражением отмахнулся — и древесные губы засохли, глубоко растрескались вместе с «зобом».       Рассвирепевшее дерево нацелило на обидчика дюжину веток-копий, но выстрелить не успело — пузыри с соком обмякли и сдулись, сучки-пятерни скукожились, а прежде метко жалившие плети вывалились из пузырей и повисли дохлыми глистами.       Подвластный нежити шаман-марионетка распахнул невидящие глаза и заговорил не своим голосом — сам-то он вряд ли вообще понимал эльфийское наречие:       — Пришлый эльф! Я знаю, кто ты есть! Твой сын…       — Я тебе не эльф! — сквозь стиснутые зубы прошипел разъяренный донельзя Яр. — И не смей трогать моего сына! Ты, поганый пень! Кто тебя только надоумил вызвать сюда Тишку?!       — Позволь мне объяснить! — снова сделал попытку Рэгнет. Но получил такой уничижающий взгляд, что сник без лишних возражений.       Ветка, удерживавшая шамана, отсохла, и старик тряпичной куклой упал, распластался на камнях и корнях, изо рта его потекла пеной желтая слюна.       — Отец! — всхлипнула Брина, но подходить побоялась. Сильван утешил ее вполголоса:       — Он жив. Если справится с ядом, то разум к нему вернется.       Брина покачала головой, понимая, что старик большую часть жизни провел рядом с нежитью, упиваясь «божественным нектаром» с радостью сумасшедшего.       Похоже, боль, какую испытывал Оракул, через корни передалась Светозару. Тот очнулся, заморгал слезящимися глазами, умоляюще уставился на отца:       — Папка! Не ругайся только, пожалуйста! И Рэгнет не виноват, я сам согласился сюда прийти…       Яр сложил руки на груди и смерил сына строгим взглядом, недовольно поджал губы:       — Мышонок, я тебе что велел делать?       Старший повесил голову:       — Велел защищать Дубраву от оборотней. Пап, но я…       — Но ты плюнул на свой долг и полетел сюда неизвестно зачем, — кивнул Яр.       — Нет, пап. Известно зачем — оказывается, я… — заторопился Светозар.       — Ты заставил волноваться всю семью! — продолжал отчитывать наследника бывший лесной царь. — Из-за тебя Силь бросил Миленку и понесся тебя спасать! Ты вон на Грушеньку погляди, до чего ты ее напугал! Обернись, взгляни ей в глаза! И тебе не стыдно?       Тишка послушно обернулся, молча попросил у невесты прощения жалостливым взглядом. Но продолжал упорствовать перед пышущим гневом родителем:       — Пап, я обязан был сюда явиться. Рэгнет мне всё рассказал…       — А то ты Рэгнета не знаешь!.. — взорвался Яр.       — Какой контраст! — негромко заметил Розенрик, с умилением наблюдая за семейной сценой. — Такой здоровяк сынуля у такого миленького маленького папани! Неужели не взбрыкнет? Или Яр его розгами к покорности приучил с детства? Боюсь, даже в детстве сынок был верзилой, как он справлялся-то? Да с троими!       — У нас в семье Яра все слушаются беспрекословно, — фыркнул Сильван. — Привыкай.       — А я-то чего? — вскинул брови Розенрик.       — Еще не понял? — в тон ему выгнул брови Силь. — Я-то думал, ты умнее. Стал бы он с тобой носиться, как с писаным яйцом, если б не решил взять тебя в семью!       — Каким яйцом? — не понял, нахмурился чернокнижник.       Сильван лишь досадливо махнул рукой. Ну, нахватался от Томила и Лукерьи с Щуром выражений, бывает.       Между тем Тишка оборвал свои корешки, торопливо натянул сапоги — и сграбастал надувшего губы родителя в нежные медвежьи объятия:       — Папка! Я с ним поговорил, без слов, просто в душу заглянул!..       — У нежити нет души! — пробурчал Яр, пригревшись на надежной широкой груди своего старшенького. — У них извращенный дух, жаждущий мести и толкающий их на преступные деяния!       — Точно-точно! — подтвердил из своего угла пещеры Розенрик. — Всё так и есть, мы такие!       — А тебя никто не спрашивал! — огрызнулся на него Яр. — Ну, Мышонок, и чего тебе там этот пень нагородил?       «Пень» тем временем успел тайком отрастить себе взамен загубленных веток парочку новых — и протянул их к Груше, намереваясь захватить рассеянную гоблинку в заложницы. Сильван не стал заострять на этом выпаде общее внимание, просто омертвил загребущие конечности, и заодно обратил в прах все прочие торчащие из ствола сучки, оставив лишь голое «бревно» с головой. И кочан-то заодно залепил окаменевшей смолой, чтобы не разевал страшные лепестки и не пугал почем зря Грушу.       — Пап, он человеком прежде был, давным-давно. Рыцарем и немного алхимиком. У него была возлюбленная — принцесса…       — Ага, — подхватил Яр ворчливо. — А когда эту принцессу решили отдать королю эльфов, ее рыцарь вызвался пожертвовать собой. И вот — что вышло из этой жертвы!       — Ты всё уже знаешь?.. — даже немножко расстроился Светозар, что не побыл рассказчиком.       — Про то, что он был алхимиком — не знал, — признал ради справедливости Яр.       Оставшееся без конечностей, дерево затряслось стволом и корнями: похоже, создавало целенаправленную вибрацию, по-особенному воздействующую на отравленные организмы — может, у них зубы от этой тряски заболели или головы. Так или иначе, на этот безмолвный призыв поспешили к пещере сторожившие снаружи оборотни. Тут уж озаботился Рэгнет, стоявший ближе всех к входному проему — просто залепил дверную дыру защитным заклятием, на какие был мастер. Волки побились-поскреблись, поцапались между собой в тесноте пещерного прохода — да от безысходности и тоски по погибающему хозяину скорбно завыли. Услышав сей хор, Яр зарычал в раздражении. И надо же! С той стороны его негромкий рык услыхали — и вой сменился тоненьким скулежом.       — А Рэгнет, пап, он хотел… — поторопился договорить Тишка.       Но дядюшка, набравшись смелости, сам вступил:       — Позвольте, я всё объясню!       — Дай угадаю! — едким тоном перебил его Яр, не собираясь в его отношении менять гнев на милость. Высвободился из объятий сына и подошел к дяде, сверля его взглядом: — После встречи с Розенриком…       — Я тогда был в облике Кайянны, — вставил замечание чернокнижник.       Яр кивнул и продолжил:       — После разговора с ним ты попал в руки к оборотням. Не удивлюсь, если ты сам рванул в Ущелье. Что они тебе наобещали за помощь? Лекарство для клана Орсааркса?       — Да, всё так, — вздохнул Рэгнет с облегчением: ему почти позволили высказаться и пока еще не убили.       — Пап, он вменяемый! В смысле, с ним можно вести разговор! — указал Тишка на ствол-столб, под шумок упрямо пускающий новые ростки. — Он обещал помочь с созданием микстуры для дедушкиных эльфов, но для этого мы должны вернуть Священному источнику животворящую силу! После этого его душа сможет обрести покой, — прочувствованно добавил он, почти пустив слезу.       Яр хмыкнул:       — И ты поверил? Мышонок, глупенький ты у меня, хоть и богатырь. Мироша пустой брехнёй не провели бы.       — А чего сразу глупый-то? — обиделся сын.       — Зачем ему давать врагам лекарство, если он своих-то оборотней травит вот уж сто с лишним лет? — подал голос Сильван. — Не считая умышленного загрязнения земель эльфийской Долины ядовитыми подземными водами.       — Нежить никогда не примет смерть добровольно, — веско поднял вверх палец Яр. И покосился на Розенрика. — Запомни, Мышонок, если нежить уверяет, будто мечтает почить в покое — это ложь. Все они хотят лишь мести.       — А ты? — развернулся Яр к дядюшке. — Тебе сколько веков? И до сих пор веришь бесстыдному вранью? — Он повел рукой на дерево, заодно заставляя новые ростки отсохнуть. — Откуда ему знать, что случилось с кланом Орса? Когда они захворали, он сам еще корчился в перерождении! Он ничерта не знает и знать не может! А ты, дядюшка — идиот, раз ему поверил! И привел к нему моего сына!!!       Рэгнет поморщился. Позволил Яру выдохнуть и с ледяным спокойствием спросил:       — Проорался? Я тебе не Орсааркс, воплей в твоем детстве наслушался, хватит. Теперь выслушай и скажи, что я не прав: Альдирейк перед смертью передал тебе кое-что, украденное у жрецов, охранявших Священный источник.       Яр, устав после крика, со скукой во взгляде пожал плечами:       — Опять какую-то ерунду городишь.       — Не ерунду! — повысил голос Рэгнет. От его раскатистого баритона аж скала задрожала.       Все невольно прислушались к отдаленно прозвучавшему гулу: где-то с горных высот то ли сошел оползень, то ли проскакал камнепад.       — Потише нельзя ли? — вежливо попросил у разошедшейся семейки Розенрик. — Всё-таки мы здесь в гостях.       Рэгнет невольно задержал взгляд на неузнаваемо изменившемся лице своего покойного короля. Но справился с чувствами, заговорил негромко и уверенно:       — Альдирейк похитил у оборотней ребенка. Наследника волшебного дара. Жрецы, шаманы, сохранявшие Священный источник в чистоте, передавали этот дар от деда ко внуку. Источник не был священным сам по себе — чудо рождалось лишь во взаимодействии с сокровенной магией. Именно этот дар и понадобился королю. Им он хотел возродить увядающее Великое Древо. Да, Древо досталось ему уже в скверном состоянии.       — А ты и Орс вечно потакали королевской придури, — съязвил Яр. — Вместо того чтобы заниматься Древом, вы рыскали по чужим землям и творили непотребства.       — Каюсь, я тоже виновен, — скромно и с достоинством склонил голову Рэгнет. — Но и ты у нас не самый чуткий — сто с лишним лет носил в себе дар жрецов оборотней и ничего не подозревал.       — Не было такого! — отрезал Яр.       — Было! — встрял взбудораженный Тишка. — Пап, вспомни: Альдирейк поцеловал тебе перед смертью!       — Ты что, Мышонок, рехнулся? — возмутился отец. — У него кровь горлом шла, он сказать ничего не мог, у него дракон сердце сожрал — какие, к лешей бабушке, поцелуи?!       Выкрикнул — и замер, поняв. Повернулся к Розенрику.       Тот развел руками:       — Про дар я понятия не имел, честно. Но вдохнуть в это тело жизнь ты пытался, это правда. Мы с королем помним твою растерянную мордашку, вымазанную кровью.       — Это же были не поцелуи… — уже без уверенности стоял на своем Яр.       — Пап, какая разница? — произнес Светозар. — Вы соприкоснулись губами, и он из последних сил вдохнул в тебя украденный дар. Потом ты случайно, не зная о нем, передал его мне при рождении. Вот и всё!       — Именно дар мы искали, преследуя вас, — вставила и Брина от лица обитателей Ущелья, взглянув на Яра и на Сильвана. — Мы шли не за некромантом… Хотя он тоже мог бы нам помочь. Мы шли за Даром. За своим спасением.       — Но вы разделились, — продолжил Рэгнет, обращаясь к притихшему в задумчивости племяннику, — и ты заперся в своих владениях, выставив непреодолимые заслоны от непрошеного вторжения. Поэтому дальше они могли следить только за магом.       Яр помолчал минуту. За это время он успел обезвредить ядовитое испарение, выпущенное деревом из основания корней. Зловонный газ струйками взвился в воздух, но бывший лесной царь призвал стихию ветра, аккуратно «замотал» испарения в веревочки-вихри и вывел наружу через многочисленные отверстия в передней стене пещеры, постаравшись развеять на большой высоте над горными пиками, где яд никому не мог навредить, смешанный с влажным туманом грозовых туч и расщепленный разрядом молнии.       — Папа, — с некоей торжественностью заговорил Светозар, — я хочу вернуть жителям Ущелья то, что принадлежит им.       — Хорошо, Мышонок, — задумчиво согласился Яр. — Всё равно нам этот непонятный дар ни к черту не сдался. Только не спеши — нужно понять, как возвращать-то, если он у тебя с рождения. Это всё ж таки не шутки!       — И еще, пап! — продолжал Тишка. Указал на ствол, стремительно покрывающийся подозрительной черной смолой: — Он не заслужил подобной участи! Мы обязаны помочь ему вернуть человеческий облик!       — О, Мышонок! — протянул Яр, озабоченно разглядывая потеки смолы. — Этого я точно сделать не смогу. Да и не хочу.       — На его месте я бы выбрал смерть, — поддержал Розенрик.       — Возродиться в новом теле — и сохранить воспоминание о былом? — поежился и Сильван. — Это тоже не самая удачная судьба. Лучше умереть и возродиться заново по воле богов — с чистым будущим, с пустой памятью.       — Разве нежить вроде него сможет пройти перерождение? — с сомнением обернулся к Сильвану Розенрик.       — Он был рожден человеком, — напомнил некромант. — Не эльфом и не полуэльфом. У людей свои загробные правила, установленные их богами. Если в его душе сохранилось хоть что-то человеческое, если он открыт к раскаянью, то смерть — это лучший выбор для него.       — А если вампир… — решился уточнить Розенрик.       Но договорить ему не дали:       — Он сейчас взорвется! — крикнула Груша, первой обратившая внимание на искры, посыпавшиеся из обуглившейся «головы» дерева.       — Рэгнет! — крикнул Яр, торопливо выставляя вокруг ствола щиты из толстого льда, для чего воздушными вихрями, как шлангами, засосал, подхватил и принес снаружи воду из водопада.       — Ну, конечно, теперь я стал нужен, — проворчал дядюшка, помогая укрепить щиты заклятиями.       Вдвоем они справились в считанные секунды — накрыли разбушевавшуюся нежить заговоренным льдом, точно пойманную осу хрустальным стаканом.       От последовавшего затем взрыва ледяной купол треснул и разлетелся кусками и осколками, но Рэгнет предусмотрел и это, за мгновение до взрыва прикрыв всех и каждого отдельным щитом-заклинанием. Он только не ожидал нападения снизу.       Среди зубцов расколотых льдин виднелся щербатый обгорелый пень, оставшийся от дерева. Однако корни всё еще хранили подобие жизни — извивающиеся толстенные плети с острыми концами-пиками непременно желали добраться до Альдирейка, чтобы придушить, проткнуть, разорвать — свершить наконец-то долгожданную месть.       — Вот же тварь неугомонная! — воскликнул Яр. Вспомнил о барышнях и продолжил ругаться громким шепотом сквозь зубы.       Под ругань дело спорилось, так что пещера от буйства корней не успела сильно пострадать. В итоге провалился только пол в том месте, где раньше торчало дерево, и где, понятное дело, располагался центр корневой сети. Раздробленный в щебень кусок скалы просто осыпался в пещеру уровнем ниже — вместе с превратившимися в молотый уголь корешками.       К несказанной радости Брины, купель источника вместе с золоченой стеной остались неповрежденными.       Только Яр перевел дух после сражения с «многохвостой гидрой», как Сильван, прикрывавший собой Грушу, предупредил встревоженным окриком:       — Неупокоенный дух всё еще здесь! Теперь он призрак! И я его не вижу… хотя… погодите…       — Что еще? — нетерпеливо спросил Яр.       — Их двое! — ошеломленно прошептал Розенрик, глядя куда-то вверх.       Сильван набросил новое заклинание, и одна из душ, мечущихся под каменными сводами, попалась под чары. Она стала видимой для всех — светящийся лунным светом мотылек с полупрозрачными крыльями.       — Кайянна!.. — узнал Розенрик. От скрутившей горло боли заскреб себя ногтями по шее. Запрокинув голову, не отрывал глаз от «мотылька», хотя полившиеся слезы мешали видеть — даже Альдирейка проняло эхом чувств.       «Мотылек» же, словно отозвавшись на зов-стон, подлетел к самому его лицу, трепетно взмахивая призрачными крылышками.       — Кай… — просипел Розенрик, потеряв голос. — Я думал… я надеялся, что ты ушла… Что ты умерла… Я забрал твое тело, сделал куклу… А ты могла бы еще вернуться… назад, ко мне… если бы я сам не уничтожил… Опять… второй раз… Нет — третий раз я убил тебя своими руками!.. Я не знал… Не знал, что он сожрал тебя… Почему я не знал?.. Кайянна!.. Прости… прости…       «Мотылек» отшатнулся от него, и призрак в теле короля упал на колени, хрипя от сдавленных рыданий.       Сильван протянул руку — «мотылек» послушно подлетел к нему, затрепетал, запорхал над раскрытой ладонью. Некромант тепло улыбнулся, укрыл ищущую приют душу сверху второй ладонью. Пригнувшись, шепнул кое-что только ей одной… Огонек благодарно вспыхнул ярче, теперь не лунным, а солнечным, золотистым светом. Стало не понять, «мотылек» ли это еще или уже что-то другое — все были вынуждены прищуриться от нестерпимого сияния, пылающего всё ярче и ярче, всё счастливее…       И на дрожащей вспышке свет погас.       — Я отпустил ее, — сказал Сильван.       В пещере снова воцарился полумрак, глаза даже у эльфов не сразу справились с резкой переменой.       — Ты… Кайянну? — не поверил Розенрик. Неуверенно кашлянув, он попробовал вернувшийся голос, пусть и слегка охрипший.       — Она долго страдала, — пожал плечами некромант, продолжая мягко улыбаться чему-то, понятному только ему. — Она мало что помнила из своей жизни. Только безграничную боль и чувство вины. И уж точно не желала нового уродливого возрождения, так что не стоит тебе горевать о погубленном теле — она не хотела бы туда вновь вернуться. Она спросила у меня, как ей заслужить прощенье. Ну, я взял на себя смелость сказать, что грехи ее искуплены долгим смирением. И она мне поверила.       — Силь… — покачал головой Яр, улыбнулся другу в ответ: — Обманул невинную вампиршу?       — Не обманул, — возразил тот, и улыбка стала чуточку хитрой. — Людские души так зависят от веры в чужое слово и так мало верят самим себе… Берегись!!!       Предупреждение запоздало.       Через всю пещеру пронеслась темная тень — и ударилась в грудь Альдирейка. Стоявший на коленях, он не успел подняться — и упал, призрачной силой отброшенный к стене. И остался лежать, дергаясь от пробегающих по телу судорог.       Подловив момент наибольшей слабости, — а возможно, специально для этого выпустив одну особенную из многих сожранных душ, — призрак, прежде занимавший чудовищное дерево, вторгся в тело своего самого главного врага. Своего желанного врага.       — Три духа в одном теле? — ужаснулся, глядя на страдания Альдирейка, Сильван.       — Нет, хватит этой скорлупе двух, — зло усмехнулся Яр.       И с натугой, с трудом перебарывая сопротивление с той стороны — он втянул в себя дух Розенрика.       «Привет, — мысленно хмыкнул бывший эльф, обнимая своей душой метущуюся израненную душу чернокнижника. — Ты хотел завладеть моим телом? И вот ты здесь! Располагайся, обживайся. Только не наглей слишком».       …ты!.. что ты сделал?! …я должен уничтожить его!.. растерзать!.. стереть в пыль!.. за то, что он посмел Кайянну!..       «Ш-ш! И без тебя там тесно», — рассмеялся Яр, прилагая немало усилий, чтобы удержать «гостя». Это было трудно. Это было чертовски нелегко… До тошноты муторно и до звездочек в глазах больно. Но что ж поделать — начал, так придется потерпеть. И поднажать… «Тебя спеленать, что ли?! Ты будешь меня слушать или совсем разум потерял?!»       — Яр! Яр, что ты сделал?! — в это же время допытывались «из внешнего мира».        Сильван с тревогой заглядывал ему в глаза, подозревая худшее. Если у друга подкашиваются от слабости ноги и глаза вдруг закатываются, а сам хрипит, как умирающий — кто угодно встревожится!       — Папка! Пап, ты чего?! — суетился вокруг и Тишка, побелев от испуга. Именно он успел подхватить пошатнувшегося отца под руки. На ручки не взял, и на том спасибо, хоть не так унизительно.       Приоткрыв глаза, Яр заметил, как жмутся друг к дружке беспомощные Брина и Грюн. Сильван метался от него к бьющемуся в конвульсиях Альдирейку, но ничего поделать не мог — и не решался пробовать, боясь в желании принести облегчение лишь причинить больший вред.       Рэгнет, понимая, что ничем не может тут помочь, продолжал держать вход в пещеру закрытым от оборотней, завывших с новым вдохновением. Еще дядюшка деловито проверил позабытого всеми шамана, тихонько лежащего за осколком скалы. После подошел к девочкам, остался с ними — как уйти, если те вцепились в эльфа и не подумали отпускать.       …ты!.. предатель!.. ненавижу тебя!.. выпусти! немедленно выпусти меня!!!       «Обойдешься, — отрезал Яр, скручивая беспокойного гостя в клубочек-искру и пряча в темноту глубоко в себе, где-то между заполошно частящим сердцем и мучающимся от приливов тошноты и горечи желудком. — Посиди здесь и подумай хорошенько: что было бы, если бы вы, две безумные нежити, сцепились в схватке. Ты как хочешь, а я решил, что это развлечение вышло бы слишком затратным для нас и для всех окружающих живых существ».       …я бы справился с ним… он — ничто против меня!.. ничтожество… превратился в кусок де…       «Дерева, ага, — подхватил Яр. — В моих мыслях ругаться имею право только я, запомни на будущее, пожалуйста. Он-то раскинул корни до самой Долины! Я знаю, я сейчас их сам выжигал. Думаешь, мало сил он накопил за это время? А сколько скопил ты, таясь в чужом теле? У него было уродливое, но свое. И кормили его регулярно. А ты сам себя грыз, а теперь от голода на меня бросаешься! Совесть есть?»       «Гость» затих, исчерпав все ругательства. Только пульсация под желудком никак не хотела униматься.       «Теперь будь хорошим мальчиком: не мешай мне и смотри внимательно», — велел Яр.       Он поморгал, прогоняя плавающие перед глазами назойливые черные мушки. Еще не время терять сознание.       — Пап, ты чего? — опасливо повторял Тишка над ухом.       — Я — хорошо, — усмехнулся Яр.       Опершись на руку сына, с кряхтением поднялся на ноги. В коленях чувствовалась слабость, но в целом состояние неплохое. Гораздо лучше, чем он ожидал! Дернув на себя Розенрика по установившейся между ними связи подпитки, он и сам толком не успел осознать, что же он творит и чем это для него грозит обернуться.       Тем временем Альдирейка разрывала внутренняя война куда хуже и беспощадней, чем пришлось вытерпеть Яру от своего «гостя». На границе обморока Яр не отпустил мгновенно наброшенные чары, и тело короля оставалось парализованным. Его крючило, трясло, выворачивало суставами и всячески перекашивало — но, к счастью для всех, наружу отголоски борьбы не долетали.       — Скажи прямо, неужели ты… — с загробным шепотом наклонился к нему побледневший до серости Сильван. Страшнее самой смерти — аж Яр отпрянул и едва не упал, благо его заботливо поддержали.       — Силь, спокойно! — попытался пошутить бывший эльф, правда, голос чуть не сорвался от накатывающей волнами слабости. — Ты сам меня не пугай, а? Мне сейчас икать нельзя, а то стошнит, а это будет неприлично как-то, в священном-то месте, не считаешь?       — Ты всё шута изображаешь, — прошипел лучший друг, но выдохнул с заметным облегчением.       Слушая их перебранку, поуспокоился и Светозар.       Яр наконец-то смог сосредоточиться на том, что происходило в Альдирейке. А того буквально разрывало!       Король за время сосуществования с Розенриком успел притерпеться к постоянной обороне. Но когда в его щиты, многоступенчато воздвигнутые для защиты души, постучалась иная нежить — новая, непривычная, с другими замашками, с нерастраченным пылом ярости и горящая жаждой мести — разницу Альдирейк ощутил мгновенно. И осторожно прощупал нового захватчика... Да, именно этим он и занимался, не торопясь, не давая себе шанса на ошибку — пока Яр тратил время на разборки со своим «гостем».       И Яр «подоспел» как раз к тому моменту, когда Альдирейк осмелел, уверившись, что перед ним куда более простая, пусть энергичная и злая, но неумелая и слишком напористая нежить.       «Как думаешь, король сожрет бревно?» — недобро веселясь, спросил бывший эльф бывшего призрака.       …пожирать души способна только нежить…       Яр чувствовал, как Розенрик внутри него пристально наблюдает за происходящим. Даже затих и прекратил пинать желудок и колоть в сердце.       — Всё хорошо, дорогие мои, — громко и уверенно произнес Яр, обращаясь к спутникам. — Всё идет, как надо. Рэгнет! Я прощу окончательно твою подлую глупость, если ты еще раз сделаешь одолжение и поставишь сейчас же на Мышонка и девочек хорошее заклятье ограждения. Я тут слежу, конечно, присматриваю за процессом брожения-бурления, но мало ли вдруг… треснет, лопнет, кишками забросает…       Барышни дружно сказали «фу!» и отползли еще немного подальше, под прикрытие скальной глыбы.       …сейчас!.. смотри!!!..       — Силь, Тишка, держите меня крепче, — пробормотал Яр, а сам пошире растопырил локти и расставил ноги, чтобы не свалиться в первый же момент удара. — Сейчас будет самое веселье…       — Боже! — увидел кое-что в трясущемся теле короля и Сильван. — Несчастный…       Собрав всю накопившуюся против Розенрика злость и ненависть, Альдирейк внезапно раскрыл все свои щиты, в которые безуспешно долбился захватчик. И впустил его в себя, окутал собой…       «Я ж говорил, сожрет!..» — только успел подумать Яр. Но ошибся.       Альдирейк не поглотил противника. Он обрушил на него всё, что берег для Розенрика — и просто выжег внутри себя. Не оставив ни следа. Ни пятнышка. Безупречный, могущественный король эльфов.       Теперь он вновь наконец-то сделался в своем теле полновластным хозяином.       Безумным. Обозленным на весь мир. Требующим возмездия за унижение.       «Роз, твой черёд!» — с азартом скомандовал Яр. И позволил «гостю» отчасти перехватить управление своим телом, своим голосом, своими силами и чарами. Только лишь отчасти — чтобы действовать стремительно быстро, но вдвоем. Вместе.       Запрокинув голову и обмякнув в полуобмороке, Яр не упал — Тишка и Сильван поддержали его с двух сторон.       Вампирская сущность Розенрика-нежити посредством чар Ксаарза-лекаря вцепилась душащей хваткой в не успевшую толком вольно распуститься энергию вернувшегося к жизни короля. Альдирейк протестующе дернулся, возмутился, узнал своего врага, заорал жутким голосом, ни на мгновение не прекращая воплей на все лады. Но Яр захохотал в ответ, принимая в себя выпущенный «укусом» нежити обильный поток.       — Да что ж ты творишь-то?! — восхитился и возмутился одновременно Сильван. Велел Светозару: — Держи его крепче! Просто помогай!       — Что он делает-то? — не понимал Тишка. В отличие от младшего брата, он учиться магии и наукам всегда ленился, полагаясь на интуицию и врожденные таланты. Впрочем, из Яра учитель был никудышный, это пытливому Миру повезло — достался строгий некромант.       — Откачивает энергию, — произнес у них за спинами Рэгнет. Тоже присоединился, положив ладони на плечи племяннику, ровнее направляя бьющий через Яра поток в воду источника и в землю. — Он обезвреживает безумца, способного из прихоти спалить землю и взорвать солнце.       Яр слышал их голоса сквозь гул в ушах. Да что уши — всё тело ломило и звенело. Он чувствовал себя, как жестяная кубышка без дна и без верха, через которую пересыпают сушеный горох — мешок за мешком, без перерыва, без передышки… И это было весело! Это было веселее, чем пенный мёд, смешанный с крепким первачом!.. И Альдирейк всё не пустел.       «Сколько же у него сил… Как ты его удерживал, Роз?»       …не спрашивай… сам поражаюсь…       Яр купался в чистейшей энергии. Даже было немного жаль, что из этого богатства он не оставит ничего себе. И еще обидно, чуть-чуть, что выливать всё приходится на бестолковое Ущелье. Часть благодати, конечно, перепадёт Долине. Но больше всего разольется по людским землям. Следующие несколько десятков лет крестьяне в соседних королевствах будут счастливо снимать великолепные урожаи, охотники обомлеют от жирной дичи, скотина порадует хозяев приплодом, отличным молоком и божественно-вкусным мясом, да и сами люди отдохнут от болезней, народят детей… Пусть недолго, но на земле воцарится подобие рая.       Поток иссяк внезапно. Был неуемный фонтан — стал ручейком — иссох до капелек. На капельках разомлевший Яр мысленно пнул впавшего в оцепенелое забытье Розенрика, и они вдвоем, не ссорясь, ладно и чинно обрезали связь. Залатали пробоину в душе опустошенного до донышка короля.       Конечно, со временем, и причем довольно скоро, король восстановится полностью и с лихвой. Но когда это еще будет! Пока что он стал безвредным и мирным. А главное — полностью и навсегда забыл про обиды и унижения. Не в сознании, но в чувствах — очнувшись, Альдирейк не потеряет память, но перестанет гореть ненавистью. Яр ласково погрузил короля в освежающий сон, оставив его пребывать в заслуженном покое.       И сам позволил себе — и Розу за компанию — уплыть в короткое беспамятство.       — Пап! Папка!!!..       — Не тряси его, дай отдохнуть. Да что ж ты его не держишь — головой-то об каме…