Шанс на жизнь

      Ночь. Самое размеренное и спокойное время суток, когда Глэйд погружается в благоговейную тишину. Весь мир, кажется, становится проще и легче, когда над головой мерцающие звезды, а под ногами шелестящая от прохладного ветра трава. Это время самых искренних разговоров и самых глубоких мыслей. Ночь — это целый мир, что открывается с появлением Луны и закрывается с первыми лучами Солнца. Мир без масок и лжи. Лучший мир.       Светловолосый юноша вновь открывает глаза, под которыми уже давно залегли темные круги. Они настолько въелись в светлую кожу парня, что он и представить то себя не может без них. Каждый вечер он клятвенно обещает себе лечь спать с остальными глейдерами, но каждый раз что-то мешает ему выполнить задуманное. Костер, картографическая, проблемы с урожаем. Все это уже давно смешалось в одну кучу событий, что не давали Ньюту спать по ночам. Вечные проблемы топили, тянули его на дно, когда глаза сами закрывались под силой гравитации. И вот, когда, казалось бы, все устаканилось, когда жизнь в Глэйде стала спокойнее, появились они. Парень, усыпанный родинками, и девушка, что каждую ночь страдает от кошмаров.       Ньют, лежа на спине со скрещенными на груди руками, делает уже до хруста костей знакомый жест, что повторяет каждый раз, как открывает глаза, лежа в гамаке. Он медленно поворачивает голову в сторону, чтобы в очередной раз посмотреть на фигуру, что лежит в нескольких метрах от него, в который раз переворачиваясь на другой бок. Непослушные волосы рассыпались по подушке, тонкие руки обнимают живот. Опять сны. Глейдер знает, что они мучают тебя с самого первого дня в этом богом забытом месте. Постоянно ворочаясь и шмыгая носом во сне, ты, сама того не подозревая будила того, кто всегда отличался отменным сном. Того, кто не просыпался до рассвета, даже если за стенами лабиринта клокочут мерзкие твари, а по поляне гулко проносится ветер. Того, кто сейчас лежит и смотрит на твою поднимающуюся и опускающуюся в такт его дыханию спину. Когда это случилось? Когда он стал замечать даже незначительные изменения в тебе? Сколько бы парень не копался в себе, не искал в самых дальних закоулках сознания ответ на все вопросы, он не мог их найти, как бы ни старался. Было ли это когда ты пропала из кабинета медаков посреди ночи? Или может быть, когда впервые осмелела и показала себя на Костре? А может, когда оказалась более беззащитной, чем Ньют мог себе представить? Когда бы то ни случилось, что-то в тот момент перевернулось в нем. Заставило посмотреть на тебя другими глазами. На себя другими глазами. Будучи заместителем лидера, глейдер уже и не помнит тех беззаботных времен, когда он не следил и не присматривал за кем-то. Он всегда помогал кому-то. И, вроде бы, ничего не изменилось, он по прежнему помогает. Только вот когда дело касается тебя — это что-то совершенно иное. Не поддающееся разумному объяснению. Каждый раз, стоит тебе попросить его помощи, рассказать что-то за столом, просто посмотреть на него, что-то внутри него обрывается. Не так, как это бывает, когда ты узнаешь, что твоего друга ужалили чертовы гриверы, и теперь он превратится в овощ. По другому. Ньют никогда прежде не испытывал этого чувства, или просто не помнил этого. Оно не тянет тебя на дно, заставляя задыхаться и выплевывать собственные легкие. Оно окрыляет. Делает непостижимое возможным. Дарит чертову надежду в такие темные времена, когда кажется, что ее просто не может быть. Оно рушит аксиомы и сознает новые правила. Что это за чувство, что вынуждает искать глазами в толпе шевелюру девушки, что проникает под кожу, вызывая приятные мурашки, когда ее взгляд сталкивается с твоим и она робко улыбается? Чувство, что тебя тянет, словно магнитом к той, что может поднять настроение в один миг, даже не произнося ни слова. Это терпкое ощущение на кончиках пальцев, когда он касается твоей кожи. Это мимолетная улыбка, что появляется на его лице, когда ты задумавшись закусываешь нижнюю губу. Это желание защищать, помогать, оберегать. Что это?       Сон. Такое блаженное состояние, когда ты можешь расслабиться, забыться и ни о чем не переживать. Когда все тяготы мира уходят на второй план, и ты можешь просто отдохнуть. Если, закрыв глаза, перед тобой не мельтешат, точно мушки, образы, что уже давно въелись в череп. Очередная ночь, когда явь сливается с фантазиями. Ты не замечаешь, как засыпаешь, пока в руках не оказывается нож, а ты не смотришь в глаза голой смерти. Открыв глаза ты вновь ворочаешься, стараясь быть как можно тише и никого не разбудить, переворачиваешься на другой бок и снова закрываешь глаза. Думаешь, мечтаешь о лучшей жизни, пытаешься вспомнить старую. Каждую ночь это было что-то свое, но вот уже вторую ночь у тебя из головы не выходит один образ. Образ парня, что сейчас лежит за твоей спиной в гамаке и, должно быть, уже давно спит. Того, что с самого первого дня в Глэйде помогал тебе, даже если ты и сама не понимала, что тебе нужна поддержка.       Сложно сказать, что между вами. Вы друзья. По крайней мере, ты изо всех сил пытаешься быть его другом. Быть рядом, когда это необходимо, смеяться над его шутками, улыбаться при встрече и получать такую же светлую улыбку в ответ. Ведь так друзья поступают, верно? Только к другим ты не чувствуешь тоже, что к нему. От чужих слов не идет приятный мороз по коже, от чужих взглядов сердце не пропускает удар. С другими все иначе. Где-то на подкорке сознания все еще скребется жук, молотя лапками по черепу, пытаясь подсказать ответ, но ты упрямо делаешь вид, что не замечаешь его. Ведь так проще.       Жизнь в Глэйде и так сложна, так зачем делать все хуже…не так ли?       — А если я вас отравлю?       На лбу проступает складка, а губы складываются в одну линию, пока ты, сидя напротив друзей, смотришь на них в упор. Время, отведенное на завтрак, уже почти закончилось, а значит уже через несколько минут, что пролетят быстрее, чем хотелось бы, ты будешь неуверенно мяться перед новым куратором.       — Я совершенно не уверена, что меня стоит подпускать к кухне. В прошлый раз я чуть себя не покромсала.       Зубы впиваются в искусанные губы, пока рука с почти незаметной белой полосой покоится на обеденном столе. Кухня. Ты думала, что до этого дело не дойдет. Поход на живодерню не принес тебе ничего, кроме панического страха всего, что с ней связано. И кухня входила в этот список. Ты до дрожи в коленях была бы рада поменяться с Томасом местами, которого, к твоему удивлению, отправили к Чистильщикам. От одного лишь названия профессии по коже бегут мурашки. Грег. Других парней этой профессии ты не знаешь, но даже одно имя вызывает у тебя бурю эмоций где-то в животе. Память тут же возвращает тебя к тому дню, когда на животе появились синие отметины Галли. Он был там. Ты можешь поклясться, что это он стоял за дверью и караулил место, пока строитель разбирался с тобой. Рука невольно тянется к животу, который из цвета моря превратился в болезненно-желтый, что в данной случае означало лишь признак поправки. Ты так никому и не сказала. По правде говоря, никто и не спрашивал. Почти никто.       — Я скажу Фрайпану, чтобы он тебе не давал ничего острого, — дожевывая последний кусок мяса, произносит сидящий напротив тебя Ньют, и ты мимолетом бросаешь на него взгляд.       На сонном, но уже бодром лице заместителя лидера нет и следа тех эмоций, в пучину которых ты его толкнула. Перед тобой сидит все такой же привычный Ньют, с небольшой складкой на лбу и утренней ухмылкой. Нет того задумчивого взгляда и нахмуренных бровей. Чистая, свежая кофта, на которой уже нет стыдливых следов от слез, которые ты так не хотела показывать парню. Ему не нужно сочувствие, и ты это прекрасно понимаешь. Он просто открыл тебе душу. Дал взглянуть на другую сторону себя. Ту, что он никому не показывал, предпочитая хранить ее где-то внутри. Но он открылся. Открылся и не попросил ничего взамен. После нескольких минут молчания, когда соленые дорожки на щеках высохли, а ты смогла вновь дышать полной грудью, вы просто встали и в полном молчании вернулись к остальным. И все. Больше никаких разговоров. Ты не лезла к нему, он не заговаривал первым. Не потребовал рассказать о гематомах, не попросил никому не говорить, о том, что ты услышала. Он просто знает, что ты промолчишь. Знает, что не предашь.       — Ты только заранее предупреди, что именно приготовишь, — допивая воду, хрипит Минхо, вырывая тебя из пучины собственных мыслей, и ты вопросительно поворачиваешься в его сторону. — Я бегун. Мне нельзя помирать вот так просто. Это должно быть что-то героическое, а не простое отравление салатом, — на его лице появляется уже до боли знакомая ухмылка.       Глаза уже сами закатываются на реплику азиата.       — Для тебя это будет сюрприз, — нарочито зловеще шепчешь ты в ответ, вызывая короткие смешки у сидящего около тебя Клинта и Чака. — Ты разве не должен сегодня носиться по лабиринту в поисках выхода, бегун?       — У меня выходной, чайник, — отодвинув пустую тарелку, он сладко потягивается и кладет руки на плечи сидящих рядом Ньюта и Томаса.       — Ненавижу, когда меня так называют, — бурчишь ты и тянешься к тарелке парня, подкладывая ее под свою.       — Знаю. Тут все ими были, так что терпи.       — Не все, — забирая у Чака и Томаса пустую посуду, возражаешь ты. — Ты, Алби и Ньют не были.       — Просто мы особенные, — что-то похожее от него следовало ожидать.       Воздух сотрясает гулкий звон, что разносится по всей поляне и ты вздрагиваешь от неожиданности. Конец завтрака. По спине пробегает холодок. Вот и все. Где-то в сознании проносится мысль сбежать в лес, но ты ее отгоняешь как назойливую муху. Первое правило Глэйда. Первое правило Глэйда.       — Пора, — удрученно произносишь ты, забирая у Клинта и Ньюта тарелки. Последний кидает тебе удивленный взгляд.       — Мы сами можем отнести, Т/и, — произносит он вторую фразу за весь день, вызывая у тебя мимолетную улыбку.       — Мне не сложно, все равно на кухню иду.       Взгляд Ньюта сталкивается с твоим и замирает. Карие глаза юноши завлекают и гипнотизируют, замедляя сердце и запуская какой-то механизм в животе, что приятным теплом разносится по всему телу. В такие моменты кажется, что весь мир останавливается. Все вокруг замирает, и лишь вы двое еще живете. В такие моменты секунды кажутся вечностью, которая, так или иначе, должна закончиться.       — Удачи, — кто-то хлопает тебя по плечу, и ты первая отводишь взгляд.       — И тебе, — вымученно улыбнувшись, отвечает Томасу и он, махнув рукой, разворачивается и уходит в сторону ждущего его Минхо, что лишь ухмыляется и шуточно салютует, прежде чем отвернуться.       Пора. Фрай был и так все время слишком добр к тебе, злоупотреблять этим было бы слишком низко. Глубоко вздохнув, ты кидаешь последний взгляд уходящим друзьям и опускаешь взгляд к тарелкам, желая их забрать, но не успеваешь. Ловкие мужские руки подхватывают их прямо у тебя перед носом, и ты закидываешь голову вверх, вопросительно смотря на светловолосого парня.       — Я помогу, — просто отвечает он и обходит тебя, направляясь к кухне.       — Все нормально, правда. Я бы и сама могла это сделать, — заламывая пальцы, отвечаешь ты, стараясь поспеть за другом.       — Мне не сложно.       Последняя фраза вызывает у тебя усмешку. Не ту злую, которые появляются на лицах людей, что поставили подножку слабому парнишке. Та, что тихо шепчет — а как же иначе? Он бы иначе и не поступил, и в глубине души ты знаешь это. Просто стараешься не думать об этом. Стараешься не надеятся, что он проводит тебя, не давая утонуть в собственных страхах за сегодняшний день. Так странно. Идя бок о бок с Ньютом тебе спокойно. Ему не обязательно говорить на отвлеченные темы, вовлекая тебя в разговор или вести свой монолог. Он может просто молчать. Молчать и идти рядом. И тебе этого достаточно. Словно он забирает все страхи, что выворачивают тебя наизнанку.       — Если ты так волноваться будешь каждый день, то боюсь представить, что с тобой было бы в Лабиринте, — стараясь отвлечь тебе, все же произносит Ньют, когда вы почти доходите до кухни, на которой уже кто-то гремит кастрюлями.       — Мне бы только к гриверам, — усмехаешься ты, убирая прядь волос со лба. — Мне пока приключений и здесь хватает.       — Т/и! — слышишь ты свое имя, а секунду спустя и видишь того, кому принадлежит реплика. Темнокожий парень, с поварешкой в одной руке и перекинутым через плечо полотенцем, появляется из-за стен любимого места всех глэйдеров и с улыбкой до ушей подходит к тебе. — Готова к трудовому дню?       — Ты и не представляешь насколько, — не можешь не улыбнуться в ответ куратору, который кладет свою большую руку тебе на плечо. — Можешь кинуть все на разделочный стол, мы потом заберем, — Фрайпан переводит взгляд от заместителя Алби со стопкой тарелок в руках на стол, где обычно стоит несколько чанов с едой.       — Лады, — растягивает светловолосый юноша в ответ. — Удачи, — успевает бросить он тебе, прежде чем повар не уводит тебя в помещение.       — Как насчет начать с чего-то попроще? — скрестив руки на груди, спрашивает парень, осматривая кухню, на которой осталось несколько человек, включая вас.       Помещение, в котором вы сейчас находитесь, намного просторнее, чем тебе показалось изначально. Пара небольших окон, свет из которых освещает все помещение, окутывая его солнечными лучами, большой стол, что тянется по всему периметру комнаты, огромное количество всевозможных сковородок, разделочных досок и поварешек, применение половины из которых ты даже не знаешь и сплоченная команда поваров, что радостно поприветствовала тебя, стоило зайти во внутрь. Уже спустя несколько минут объяснений Фрайпана о работе, тугой узел в животе, что завязался с самого утра, ослабевает, позволяя дышать полной грудью. Вопреки твоим ожиданиям, все оказалось куда проще и спокойнее. Никаких кровавых кусков мяса и омерзительного запаха, что был на живодерне. Все мирно и тихо. После личного знакомства с каждым из ребят, все очень незаметно разошлись по своим делам, оставляя вас почти одних. Лишь пара парней, разгружая большие коробки овощей с плантаций чем-то гремят за спиной у куратора.       — Чем проще — тем лучше, — оттараториваешь ты, отчего парень прыскает.       — Идет, — он оглядывается в поисках чего-то. — Так, Дерек и Дэн ушли мыть посуду, их еще долго не будет, а мы с ребятами сейчас пойдем за мясом и к костру. Возьмешь на себя овощи и хлеб? — в твоих глазах тут же появляется испуг, поэтому Фрай добавляет. — Не бойся ты так. К моменту, когда ты закончишь с овощами, мы уже, может, и придем. Если ты успеешь быстрее — рецепт хлеба вон в том шкафу, — парень тычет пальцем в нижний ящик под столом. — Справишься?       — Да, — глубоко вздохнув, отвечаешь ты, потирая руки. — Значит, просто порезать?       — Быстро схватываешь, шанк, — оценивающе покачав головой отвечает парень и, похлопав тебя по плечу, поворачивается к подопечным. — Готовы?       Два коротких кивка по ту сторону кухни, и парни, достав из коробки два последних кочана капусты, берут поклажу в руки и идут вслед за куратором. Проходя мимо тебя один из них, с длинными светлыми волосами до плеч и в темно синей футболке, игриво подмигивает, вызывая у тебя легкую улыбку одними уголками губ. За то время, что ты здесь успела прожить, кажется, прошла вся жизнь. Ты уже знаешь всех в лицо, и, если не все, то почти все имена. Знаешь, где работают парни и как можно к ним обращаться. Кого остерегаться, кого избегать, с кем можно задорно поговорить, и чьи шутки выслушать. Как оказалось, действительно опасных, неконтролируемых ребят здесь не так много — всего несколько человек. Тех, кто действительно может пренебречь правилами Глэйда. За такой, казалось бы, небольшой промежуток времени, ты узнала их всех. Ты пережила горе, радость, страх, разочарование и минуты счастья. Ты действительно живешь.       За спиной захлопывается входная дверь, оставляя тебя наедине с килограммами овощей. Солнечные лучи точными выстрелами тепла бьют по рукам и ногам, вызывая приятную дрожь. Очередное утро очередного рабочего дня. Блаженно закрыв глаза, ты слушаешь тихий шорох листьев за окном. Тишина и спокойствие. Теплый ветер проносит далекие голоса животных, а по кухне гуляет аромат плантаций. Несколько секунд ты просто стоишь посреди помещения, даря себе это время. Время, чтобы собраться силами. Время, которое пролетает слишком быстро. Это миг, которым ты почти не успеваешь насладиться, но он проходит. Надо работать.       Трепещущие веки поднимаются, и ты вновь встречаешься с миром. Нескольких шагов тебе хватает, чтобы дойти от одного конца комнаты до другого. Здесь никогда не бывает одновременно много людей. Все повара расходятся по своим делам, и на кухне остаются лишь те, кому надо печь или стругать. В этот раз жребий пал на тебя. Рука тянется к произвольно выбранному шкафчику, и взгляд натыкается на ровную гору кастрюль в несколько рядов. Не то. Следующие полки, скрытые за дверцей размещают на себе столовые приборы, среди которых, к твоему удивлению, ты так и не находишь ножа, лишь бесконечное количество ложек, вилок и поварешек, тех, что не влезли на выступы в потолке. Третий, самый большой стеллаж — и опять мимо. Соль, сахар, крупы. Все в таких больших количествах, что невольно задумываешься о том количестве еды, что ежедневно потребляют глэйдеры. Взгляд скользит в угол кухни, где около печки стоит такой же тряпичный мешок. Мука.       Лишь в последнем, самом ближнем к выходу шкафу ты находишь ножи, всевозможных форм и размеров — для мяса, овощей, хлеба и еще не пойми для чего. Не долго думая, ты по наитию вытаскиваешь первый попавшийся и возвращаешься к столу, на которой горой лежит твоя работа.       Это будет длинный день.       Неестественно оранжевое солнце полностью вылезло из тени массивных стен Лабиринта и показало себя во всей красе. Около Хомстеда трудятся рабочие, заколачивая балки и отстраивая новые столы и скамейки. Прошло чуть больше часа с того момента, как ты взяла в руки нож, но тебе уже нравится эта профессия, как бы парадоксально это ни звучало. Здесь не важно, насколько ровными кусками ты порежешь помидоры, здесь нет истекающих кровью животных и нет гриверов, что мечтают тебя проткнуть. Единственный твой график — это успеть к обеду.       Из овощей остается порезать лишь десяток огурцов, а поваров, что ушли жарить мясо, еще нет. Кидаешь мимолетный взгляд на ту самую полку, на которой, по словам куратора, лежит рецепт хлеба и тут же отводишь взгляд, словно посмотри ты в ту сторону еще хотя бы миг, и оттуда выскочит что-то омерзительное. Равномерный стук сталкивающегося с доской ножа отбивает незатейливый ритм, что разносится по кухне, унося себя в чертоги собственных мыслей, ограждая от реального мира. Притупленный слух, невидящий взор и бесконечный мир в собственной голове. Мир без боли и сожалений, без гриверов и лабиринта. Было ли такое место в твоей жизни? По другому и быть не может. По крайней мере, ты на это надеешься. Каким оно было? Полным приключений и детского смеха, исцарапанных коленей и верных друзей? Если так — то это было замечательное детство. При слове друзья в голове появляется картинка глэйдеров — усыпанного родинками Томаса, неугомонного Чака, саркастичного Минхо…и Ньюта. Для этого человека не нужно определение. Добрый, ответственный, умный — это все не то. Ньют это просто Ньют, и так было всегда. Он всегда был тем, что в твоих глазах выделялся среди остальных, он…незаменимый.       За спиной открывается дверь. Свежий, точно летний, ветерок аккуратно подбирается к тебе и треплет волосы, вызывая у тебя мимолетную улыбку и выводя из мыслей, что успели окутать тебя своим одеялом. Ком, что медленно завязывал в тебе страх с облегчением развязывается, когда ты слышишь шаги парня, входящего в помещение.       — Я уже боялась, что мне самой придется печь. Все успели пожарить? — участливо спрашиваешь ты, поворачиваясь в сторону собеседника. От неожиданности сердце делает кувырок где-то в груди и больно ударяется о ребра, но ты даже не обращаешь на это внимание.       — Я думала это повара вернулись, — оправдываешься ты, поворачиваясь к глейдеру всем корпусом. Взгляд скользит по светлым прядям волос, что в свете солнца отливают золотом, по темным глазам, что, кажется заглядывают прямо в душу, по губам, на которых сейчас играет легкая, почти незаметная улыбка.       — Они задерживаются, — не прерывая зрительного контакта, произносит Ньют, все также стоя у входа. — Поэтому я пришел помочь.       — Здорово, — киваешь ты, до дрожи в коленях боясь моргнуть. — Спасибо.       Короткий кивок с его стороны. И опять тишина. Весь мир сужается до маленького помещения, в котором два человека не могут прервать зрительный контакт. Они как магниты — если их взгляды сцепились, то уже никакая физическая сила их не разъединит. Секунда, вторая. Со стороны это выглядит как маленькая заминка двух друзей, но внутри это мгновение, которое длится бесконечно.       Размеренную тишину разрезает стук молотка. Напряжение, прежде нависающее над вами большим пузырем лопается, заставляя невольно вздрогнуть и моргнуть. Игра окончена, у вас ничья.       — Что тебе повара сказали сделать? — взъерошивая одной рукой волосы спрашивает юноша, продвигаясь вглубь комнаты и осматривая ее.       — Ты хлеб умеешь печь? — отвечаешь вопросом на вопрос, возвращаясь к нарезке овощей.       — А похоже? — с усмешкой спрашивает парень, облокачиваясь на стол у окна.       — Вот и я не умею, — внимательно следя за своими движениями, произносишь ты. — Но нам в любом случае надо его сделать. Вон в том ящике, — пересыпая нарезку с доски в миску, показываешь парню на нужный шкаф, — лежит рецепт. Давай ты начнешь, а я, как только закончу, присоединюсь?       — Лады, — слышишь ты за спиной бормотание Ньюта, который уже отлепился от столешницы и подошел к ящику с бумагами. — Молоко, мука, соль, сахар…- сосредоточенно бубнит он себе под нос, и это вызывает у тебя улыбку на губах. — Это будет невообразимая удача, если мы не спалим лачугу.       Усмешка с твоей стороны, ухмылка с его. Удача. Кажется, только на ней в мире Глэйда все и держится. Удача, если бегуна не ужалил гривер. Удача, если с утра светит солнце. Удача, если ты еще жив. Лишь она спасает.       Краем уха ты слышишь, как парень почти бесшумно читает написанный кривым почерком рецепт, попутно заглядывая в шкафы и доставая оттуда нужные ингредиенты. Нож отстукивает последние разы, прежде чем быть оставленным около наполненных до краев мисок, в одну из которых последним шагом высыпаются оставшиеся куски огурца. Тыльной стороной ладони убираешь спадающие на лоб пряди волос и, отложив в сторону грязную посуду, оборачиваешься, тут же улавливая взглядом фигуру заместителя лидера. На лбу парня проступила неизменная складка. Сверяясь каждую секунду с листиком на столе, он осторожно, словно работая с химикатами, смешивает несколько порошкообразных ингредиентов. Его озабоченное лицо выглядит таким серьезным, что вызывает у тебя непрошенный смех, на который Ньют тут же поднимает голову.       — Что?       — Ничего, — прикрывая рот рукой, отвечаешь ты. — Просто никогда не видела тебя таким серьезным.       — Нашу стряпню потом будет есть полсотни шанков. Не хватало их еще всех отравить, — серьезно произносит заместитель лидера, но все же ты замечаешь на его лице еле заметную улыбку.       — Тогда я просто обязана тебе помочь, чтобы в случае чего — винили не одного тебя.       Ты легко обходишь Ньюта стороной, останавливаясь по левую руку от него и заглядывая в написанное Фраем. Зеркально отражаешь все действия глэйдера, что прежде вызвали у тебя улыбку, переводя взгляд с большой миски на листик бумаги. Мука, дрожжи, молоко.       — Осталось только воду добавить, — отвечает на немой вопрос парень, и ты киваешь, дочитывая рецепт до конца.       — Давай я буду его вымешивать, а ты пока печь зажжешь?       Ньют делает шаг назад, и ты занимаешь его место, выливая несколько стаканов прозрачной жидкости в смесь. По кухне разносится грохот открывающейся двери печки, а после и звук искры.       Тесто липнет к рукам. Стараясь очистить его с пальцев, ты лишь еще больше увязаешь в нем, так что в скором времени оно уже все у тебя на ладонях.       — Ньют, у нас проблемы, — продолжая сражение с тестом, зовешь ты друга, оборачиваясь через плечо и показывая ему свои руки. — Нужно больше муки.       Заместитель лидера забирает стоящую около тебя миску и без промедлений наполняет ее мукой из большого мешка у входа, спеша вызволять тебя из плена.       — Сыпь в миску, — показываешь головой на посуду, в которой лежат скудные остатки теста.       Глэйдер без какой-либо задней мысли так и делает. Высыпает все содержимое одним махом. Порошок обухом падает на дно миски, и его мелкие частицы поднимаются вверх, попадая тебе на кофту.       — Ньют! — почти кричишь ты и отпрыгивая от стола. — Это же даже не моя одежда.       — Вот черт, — откладывая в сторону пустую посуду, с виноватым видом произносит друг, растерянно смотря на белое пятно. — Я не хотел.       — Все нормально, — отряхивая таки руки от теста, тыльной стороной руки пытаешься убрать пятно, которое только увеличивается в размерах, вынуждая тебя бросить это бесполезное занятие. Томас тебя убьет.       В голову закрадывается безумная идея. Одна из тех, что закрадывается в сознание и прилипает намертво, обматывая щупальцами разум. От нее не отвяжешься, ее не забудешь. Ее можно лишь привести в действие.       Искоса бросаешь взгляд на Ньюта, что сметает со стола рассыпавшийся порошок. Не слушая внутренние предупреждения, тянешься руками к тесту, и, зачерпнув немного муки, бросаешь ее. Не думая о последствиях и реакции, ты просто делаешь это. Бросаешь в Ньюта муку, но промахиваешься мимо цели, с ужасом смотря на белую шею и правую щеку парня. На его лице удивление, на твоем страх осознания. Черт, черт, черт. — Я, — запинаешься ты, виновато смотря на друга. — Я не хотела на лицо.       Ньют не шевелится. Смотрит на тебя, точно в первый раз видит. Слегка нахмуренные брови, пляшущее удивление в глазах и…усмешка. Губы его искривляются в недоброй ухмылке, от которой ты на секунду оторопеваешь. Проходит, должно быть, не меньше пары секунд, пока разум пронзает ужасная догадка.       — Нет, — мотаешь головой ты, не веря собственным суждениям. Но лицо глэйдера не меняется, и ты еще больше напрягаешься. — Не надо, Ньют, — шаг назад.       Заместитель лидера следует твоему примеру и отступает назад, а у тебя падает сердце. Еще шаг с твоей стороны, два его шага. Спина нащупывает разделочный стол. Все, бежать некуда. Парень к этому времени уже подходит к выходу и, воплощая в жизнь твои страхи, подходит к мешку.       — Пожалуйста, — пытаешься образумить ты его, но получается плохо, ведь на лице у самой появляется улыбка. — Не делай этого.       Рука зачерпывает из мешка горсть порошка. Черт. Переводишь взгляд с друга на расположенную рядом с ним дверь. Если очень постараться, то можно успеть. Но стоит тебе так подумать, стоит огоньку надежды зажечься в глазах, как Ньют резко дергается, направляясь к тебе, вызывая в груди дикую панику. Делаешь выпад стараясь его обойти по другую сторону, но парень, точно ожидая этого от тебя, перекрывает тебе проход и высыпает муку прямо на волосы, вызывая у тебя жалобный писк.       — Они же не отмоются! — почти вопишь ты, и в глазах появляется жажда мести. — Тебе конец.       Буквально одновременно срываетесь с мест, вы бежите к мешку, чтобы набрать как можно оружия. С улыбками на лицах, с блеском в глазах, что бывает у детей. Словно вас не окружают бетонные стены, словно за ними нет гриверов. Словно есть только вы.       Комната наполняется шумом и криками. Мука попадает в цели, окрашивая соперников в белый цвет. Кухня тонет в белом тумане, что играет с лучами солнца в незатейливую игру. Щеки, волосы, одежда — все уже давно потеряло первоначальный цвет, отдавая права чистому оттенку снега. Руки быстро пустеют, оставляя тебя абсолютно беззащитной. Задорный смех срывается с твоих губ, пока ты бежишь к выходу, когда мужские руки хватают тебя за запястья, прижимая к столешнице у стены. Ты все еще задорно смеешься, до конца не осознавая, что игра окончена. И ты проиграла. Его руки покоятся на деревянной поверхности по обе стороны от твоей талии. Улыбка не покидает твоего лица, когда ты поднимаешь на него взгляд, учащенно дыша. Глубокие, точно океан, глаза смотрят на тебя, и ты прекращаешь дышать. Есть только два дыхания и два сердцебиения, что бьются в один такт. Есть только два человека, что слишком близко, непростительно близко стоят рядом. Ты чувствуешь его дыхание на своей коже и не можешь пошевелиться. Не можешь сказать и слова, отвернуться или моргнуть. Сейчас ты не способна ни на что.       Дыхание в унисон. Ты непроизвольно закусываешь нижнюю губу, и парень следит за твоим движением, лопая бабочек в животе.       — Ненавижу когда ты так делаешь, — низким, хриплым голосом шепчет он.       — Почему? — совсем тихо. Так, что услышит только он.       — Каждый раз привлекаешь слишком много внимания, — почти беззвучно.       Осторожно, боясь твоей реакции, он медленно, по дюйму, по миллиметру приближается к тебе, прижимаясь своей грудной клеткой к твоей. Слишком мало воздуха на двоих. Слишком много желания. Оно изгрызало вас изнутри, пережевывая все органы, пока вы топили себя в собственных мыслях. Пока не позволяли этому выйти наружу. Вакуум сдавливает все тело, голова инстинктивно тянется вперед, губы почти сталкиваются с мягкой плотью.       Грохот открывающейся двери, что рассеивается по кухне, и мальчишеские голоса. Яркий свет бьет по коже, обжигая и ослепляя. Подпрыгнув на месте, выскальзываешь из тисков Ньюта и отходишь в сторону, поправляя белые, точно снег, волосы. На лице появляется предательский румянец, что прожигает тебя до костей, выжигая тебя изнутри.       Голоса глэйдеров резко смолкают, образуя гробовую тишину. Все твое нутро кричит, зовет, умоляет уйти, пропасть, провалиться сквозь землю. Что угодно, лишь бы не пришлось поднимать взгляд на присутствующих в комнате. Пусть они все уйдут.       — Что здесь произошло?! — слышишь ты вопль отдаленно знакомого голоса и удивленно вскидываешь голову вверх.       Несколько парней, который ты видела с утра перед тем, как они ушли мыть посуду, с мокрыми тарелками и столовыми приборами в руках, стоят в проходе и с ужасом осматривают пострадавшую в пылу борьбы кухню. Они не видели? Не успели заметить то, свидетелем чего ты и сама не надеялась стать?       — Я… — начинаешь ты, не зная, как сформулировать ту вакханалию, что сейчас творилась в помещении. Пол, стол, шкафы — все было усыпано белым порошком, а в центре картины два подростка, что больше походили на альбиносов, чем на тех ребят, что стояли на этом самом месте еще несколько минут назад. — Мы…       — Дэн, не мельтеши, — перебивает тебя заместитель лидера, безуспешно пытаясь оттереть одежду. — Сейчас все быстро уберем и ваш куратор ничего не узнает.       — Ты хоть представляешь, сколько такое убирать? Он придет с минуты на минуту, — не унимается парень, складывая с другом посуду на единственный нетронутый боем кусочек стола.       — Тогда начинаем, — вдруг произносит доселе молчавший Дерек, выходя из-за спины напарника. Парень, с темными неровно подстриженными волосами, закатывает рукава пятнами мокрой кофты и, обойдя Дэна, достает из ящика тряпки, что тут же летят в вашу сторону. — Берите ту часть кухни, а мы с Дэном возьмем эту.       С губ повара почти срывается возражение, что идет в разрез с планом Дерека, но он лишь громко вздыхает и сжимает губы в тонкую полоску, принимая от друга орудие труда.       — За работу!