Шанс на жизнь

      Кто-то говорит, что мы сами можем изменить весь мир. Снять розовые очки и взять судьбу в свои руки, не вестись на поводу у затуманенного будущего, оборвать нить, что удерживает от победы и наконец взять то, чего так желаешь. Все эти глупцы должно быть уже давно гниют в земле. Они сошли с ума, потеряли связь с реальностью, переоценили себя и необдуманно поставили все на «зеро». А выпало красное восемь. Эти люди идут на поводу у желаний, живут моментом и не оглядываются по сторонам. Для них каждый миг — это целая жизнь, которую нужно прожить в хаосе, что оставит после себя пепелище. Они делают что хотят, потому что больше ничего другого не остается. Они перешли черту, где думаешь о последствиях, все, что у них остается — слепо нестись вперед по рельсам, пока встречный поезд не размажет по земле. Они потеряли надежду, и тьма их медленно, наслаждаясь процессом, заволокла в свое царство. Так мир теряет людей.       Кто-то аккуратно трясет тебя за плечо, и грань между сном и явью воздвигает монументальную стену, отделяя реальность от видений. Слипшиеся веки упорно сопротивляются раннему утру, но ты делаешь усилие и открываешь их, встречая первые лучи солнца щекой. Мутный взгляд медленно фокусируется, и слух улавливает первые звуки сопящих глейдеров. Ты переводишь взгляд на россыпь родинок на лице твоего личного будильника, и все тело словно пробирает дрожь.       Лицо Томаса кажется таким знакомым и родным. Слишком знакомым. Ты хмуришься и вновь закрываешь глаза, пытаясь заставить заработать шестеренки в голове, но затуманенный сном мозг отказывается анализировать, думать и разбирать новую информацию, вынуждая тебя сдаться.       — Эй, Т/и, — шепотом зовет Томас, продолжая расталкивать тебя. — Помнишь, мы сегодня бегаем? Минхо нас уже ждет. Поднимайся скорей, — и с этими словами он уходит под лучи рассвета на поляну, давая тебе несколько минут.       От имени куратора бегунов у тебя все внутри сжимается. Ты так долго хотела попасть в лабиринт, попробовать себя в роли бегуна, вновь обогнать Томаса и отправиться в невероятные приключения, полные опасностей. Но после вчерашнего вечера все, на что хватает сил — это никогда больше не видеть азиата. Не слышать его остроумные фразы и саркастичные замечания. Не вдыхать запах его кофты и не пересекаться с ним взглядами. Нет, ты бы соврала, если бы сказала, что действительно готова от этого отказаться. По правде говоря, ты и сама не знала, что ты чувствуешь. Ты сама отвергла его вчера, а после этого долго кусала губы, сомневаясь, сделала ли ты все верно. Тяжело прийти к общему решению, когда мозг запрещает рушить дружбу, а подсознание мечет молнии от одной лишь мысли о Минхо. Ты словно балансируешь на тонкой доске, упади с которой — и впереди лишь мгла, полная неизвестности, в которую ты уже летишь. Ты не знаешь, как себя вести, как будет себя вести бегун и стоит ли вообще об этом думать. Кто знает, может для него это вообще ничего не значит. Может ты лишь эксперимент в полевых условиях. Может король шуток нашел подопытную мышку и загнал ее в клетку. В смертельную ловушку.       Сколько же это место тебе дало. Скептичность, осторожность и недоверие. Ты не уверена, но ощущения внутри говорят, что раньше в тебе этого не было. Какой ты была так и остается загадкой, но явно другой. Ты словно хамелеон изменилась, подстроилась к месту, слилась с обстановкой. Но вместе с тем ты стала смелее. Иначе как объяснить то, что ты натягиваешь ботинки и завязываешь шнурки, готовая окунуться в новый день. Ты не прячешься от проблем. Ты смотришь прямо им в лицо, насколько бы большими они не были. Ты не сбегаешь и не загоняешь их в темный ящик. Ты сражаешься с демонами. Именно поэтому ты встаешь и выходишь из-под навеса, щурясь от яркого солнца, но упорно ища глазами две одинокие фигуры в противоположном конце поляны. Ты не сдашься и не убежишь. Даже если это все просто шутка.       — Ну что, траектория ясна? — упирая руки в бока, спрашивает куратор бегунов, пока вы становитесь на линию старта. — По моей команде начинаете.       Кураторов бегунов смотрит на тебя, выгибая бровь и ожидая ответа, на что ты ему киваешь. Словно ничего и не было вчера, и это лишь проделки твоего воображения. Словно не было вчерашнего разговора, словно не было ни-че-го. Но наверное это и к лучшему. По крайней мере, именно так ты себя успокаиваешь. Вы вновь можете быть просто друзьями. Разве не этого ты хотела?       — Вам все ясно? — уже громче спрашивает Минхо и ты вновь киваешь одновременно с соперником.       Ты переглядываешься с Томасом, в чьих глазах уже горит передававшийся от тебя дух соперничества. Насколько бы близки вы не были, ты не дашь ему выиграть. Уж слишком сильно тебе нужно это место. В голове слишком много мыслей и слишком много вопросов, которые ты хочешь просто забыть. Просто выпустить на волю, когда волосы играют с ветром, а ноги несут вперед, не разбирая дороги. Тебе просто нужна свобода.       — На старт… Внимание. Марш!       И вы уноситесь. Ноги принимают команду даже раньше сознания и отталкиваются от земли. Руки сами помогают, а тело движется вперед без подсказки. Мышцы знают наизусть что делать, а голова освобождается от мыслей. Есть лишь ты и ветер. Шаг, второй, третий. Ты словно не бежишь, а летишь, точно ноги не касаются травы, а парят где-то ближе к красной звезде, что медленно появляется из-под горизонта стен.       Ты огибаешь могучее дерево посреди Глейда, разворачиваясь в обратную сторону и видишь вдалеке фигуру Минхо. О Томасе ты даже не думаешь. Где он — рядом или позади — тебе не важно. Впервые за последние несколько дней ты чувствуешь себя живой, и ты не готова отдать драгоценные мгновения на растерзание вопросам в голове.       Триста метров. Двести. Сто. Не выдержав напора любопытства, ты все же оборачиваешься и обнаруживаешь, что соперник совсем рядом, и дыхание сбивается. Ты делаешь лишний вздох, тут же понимая свою ошибку. Ритм бега нарушается, и в ушах пульсирует топот ног позади. Пятьдесят метров. Ты уже можешь различить напряженное лицо азиата, что внимательно следит за вами и несколько фигур бегунов за его спиной, что действует на тебя пинком под зад. Ты не можешь упасть в грязь лицом. Просто не можешь. Вдохнув, ты задерживаешь дыхание и делаешь последний рывок, ускоряясь из последний сил. Десять. Пять. Два.       Ты останавливаешься не сразу. Пробежав лишние метры, ты медленно снижаешь скорость, слыша за спиной крики и аплодисменты, тонущие в звуке собственного сердцебиения. Не выдержав, ты бесцеремонно падаешь на траву, раскинув руки в стороны, чувствуя кожей утреннюю росу, ощущая каждое дуновение ветра. Теперь ты понимаешь Минхо, что, прибегая из лабиринта, ложится точно также на землю, наплевав на карты и причитания Алби. Ты его понимаешь.       Гул голосов становится громче, звук в ушах нарастает и вскоре яркость солнца тебе закрывают несколько голов, что внимательно тебя изучают. Перед лицом появляется рука, которую ты тут же берешь, и тебя тянут вверх, поднимая на ноги. Красные щеки обдувает приятным ветром, кто-то сжимает тебе плечо, воодушевленно что-то говоря, другие смеются, но твое внимание приковано к куратору бегунов, что, скрестив руки на груди, осматривает тебя с ног до головы, прежде чем повернуться в сторону стоящего рядом с тобой запыхавшегося Томаса и сказать:       — Поздравляю, шнурок. С сегодняшнего дня ты бегун.       На мгновение все собравшиеся затихают, и на поляне разрастается тишина. Ты лишь открываешь рот и застываешь, не найдя подходящих слов, как впрочем и остальные парни. Минхо проводит рукой по волосам, бросает взгляд на лачугу, где слышно сонное шевеление просыпающихся глейдеров, и вновь поворачивается к вам, на этот раз говоря с бегунами:       — Первое время Томас будет бегать со мной, потом обновим график. Есть вопросы?       — Вообще-то есть.       Ты делаешь шаг вперед, складывая руки на груди. Чувство несправедливости затапливает тебя с головой. Ты задыхаешься в нём, падая все глубже и глубже, и единственный выход — выплеснуть все то, что опухолью разрастается внутри.       — Я ведь прибежала первая. Почему бегуном становится Томас? Почему не я?       Ты сверлишь его взглядом, а в ответ получаешь лишь скучающее выражение лица, словно ты назойливая муха, что никак не поймать на липкую ленту. Минхо осматривает окружающих, что просто молча смотрят на вашу немую перепалку, прежде чем вновь заговорить:       — Если у вас вопросов нет, свободны. Томас останься.       Он терпеливо просверливает каждого, кто решит ослушаться его приказа, но все парни верно истолковывают слова и расходятся в сторону Хомстеда, переговариваясь между собой, но не осмеливаясь перечить Минхо. Они знают, когда к куратору лучше не лезть с советами и нравоучениями. Когда их могут послать туда, откуда не возвращаются и устроить сладкую жизнь. И будь ты умней, тоже бы последовала их примеру, но злость, уже давно бурлящая в крови затуманивает разум и не дает принять верных решений, так что ты продолжаешь смотреть исподлобья, пока глейдеры не уйдут на достаточное расстояние.       — В чем твоя проблема, Минхо?       — Я тебе уже сказал, Т/и, — спокойно, словно маленькому ребенку, объясняет азиат, отчего ты только больше злишься. — Ты не станешь бегуном, даже если обгонишь каждого. Я не возьму тебя. Ты меня еще поблагодаришь, когда мы найдем выход из этой дыры, а ты по прежнему не будешь гнить в земле.       — Я думала ты отличаешься от других. Думала, хоть ты не станешь думать о предрассудках, — качаешь головой ты. Не желая больше слушать куратора, ты поворачиваешься к Томасу, натягивая самую искреннюю улыбку на которую только способна. — Я рада за тебя, правда. Ты так этого хотел и заслужил. Только я тебя прошу, не убейся там и не напорись на иглу гривера. Ты мне еще нужен живой…чего не могу сказать о твоем друге, — последние слова ты произносишь совсем тихо, но они не проходят мимо азиата.       — Это так ты заботишься о здоровье своего куратора? — выгибает бровь Минхо, шумно выдыхая.       — Ты мне не куратор, — даже не поворачиваясь в сторону собеседника, отвечаешь ты, уже собираясь уходить, когда ответ парня останавливает тебя:       — Я не беру тебя в бегуны, но могу предложить работу картографа.       Уже сделав несколько шагов, ты вдруг замираешь на полпути, еще секунду переваривая поступившую информацию. Ты хмуришься, не понимая, что за шутки городит парень, смотришь на Томаса, что, как и ты, не понимает, о чем вообще идет речь, и, наконец, переводишь взгляд на Минхо, чьи губы искривляются в улыбке.       — Ты же не думала, что я тебя просто так отпущу.       В его словах нет ни капли сарказма или подтекста, но в сознании тут же всплывают картинки прошедшего вечера. Вы так и не поговорили об этом. Куратор никак на тебя не отреагировал, стоило тебе появиться на поляне. Ты ожидала чего угодно, но не игнорирования ситуации. Ты бы даже не удивилась, выпяти он губы в знак обиды на тебя. Но только не полное отсутствие реакции. Хотя чего ты хотела? Ты вчера первая отстранилась, первая дала понять, что это не для тебя и первая ушла. Минхо не знает, что после этого ты еще долго сидела за кухней, прислонившись к стене и глотая слезы, зажимая рот ладонью, наплевав, что изредка проходящие мимо парни могут увидеть. Он знает лишь то, что видел. И для него все выглядит предельно ясно. И все же в глубине души ты надеялась на что-то. Сердце ведь не может ныть просто так, от этого должно быть лекарство. Лекарство от желаний, что так и останутся желаниями, что останутся сном.       Сон. В голове не всплывают образы гриверов — вечных гостей твоих кошмаров. Вместо этого ты видишь усыпанное родинками лицо друга, что смотрит на тебя большими глазами, полными пустоты и утраты. А сон такой яркий, что даже в воспоминаниях захватывает дух от всей реалистичности: ты чувствуешь запах стерильных средств и слышишь жужжание люминесцентных ламп, ощущаешь поглощающее чувство безысходности и потери чего-то близкого и родного. Ты перематываешь в голове события иллюзии разума, хаотично вспоминая все новые и новые детали, поражаясь, с какой дотошностью мозг умудряется придумывать образы. То смерть друзей от собственных рук, то предательство тех же самых людей.       Ты моргаешь, возвращаешься в реальность, где Томас все тот же чайник, что и ты, а Глейд по-прежнему кажется безопасным местом. За спиной повара вовсю готовят ранний завтрак для бегунов, а легкие порывы ветра колышет ветви деревьев.       — Кто такие картографы и как они связаны с тобой? — скептично спрашиваешь ты, полностью поворачиваясь к Минхо, все еще держа руки скрещенными на груди.       — Ну, по правде говоря, я только что придумал это название, — ухмыляясь отвечает бегун, а ты, уже ожидая нечто подобное, фыркаешь и собираешься уйти, когда мужская рука хватает тебя на плечо, не давая сделать и шаг. — Да подожди ты!       Крепкая хватка парня не удержала бы тебя, реши ты действительно уйти, но что-то внутри тебя требует остаться и выслушать, так что ты замираешь, требуя продолжения.       — Нам на самом деле уже давно нужен человек, который будет…называй это серым кардиналом, хотя мне вариант с картографами больше нравится. Ты сама знаешь, мы уже давно бегаем, а с организованностью бумаг у нас небольшие проблемы. Ты бы разбирала наши чертежи, вечерами зарисовала наши маршруты и может быть смогла найти свежим взглядом то, что не заметили мы, — Минхо аккуратно отпускает твою руку, понимая, что ты уже никуда не уйдешь. — Конечно, это не так престижно, как быть плечом к плечу со мной, но все же неплохо, что думаешь?       — Думаю, что ты идиот, — бурчишь ты, но азиат на удивление не острит в ответ, лишь спокойно переспрашивая:       — Это значит да?       — Куда же я денусь с подводной лодки?       — Ты уж прости, что так получилось, — идя рядом с тобой, произносит Томас, нарушая последние минуты спокойного и тихого утра. Парень явно чувствовал беспочвенную вину за пьедестал победителя, с которого тебя бесцеремонно столкнули. И пусть вы оба прекрасно понимали, что его вины в этом нет, легче от этого не становилось.       — С тебя камушек на память из каждого тупика в лабиринте, и мы в расчете, — улыбаешься уголками губ и для верности шутливо толкаешь глейдера в плечо. — Перестань, в этом нет твоей вины. Я знаю, ты рвался в этот чертов лабиринт не меньше меня. Кто-то же должен был проиграть. Да и если верить Минхо, в чьей честности я уже сомневаюсь, я буду приближенным ко всему веселью лицом, так что тебе от меня так просто не избавиться.       Парня этот ответ явно устраивает. Он глубоко выдыхает, и ты улыбаешься, физически чувствуя, как вакуум между вами пропадает.       Впереди идущий Минхо замедляет ход, и ты, подняв голову, понимаешь, что вы дошли до окутанного мраком и тайной бункера, куда обычные шанки не заходят. Это секрет за семью замками, который знают лишь самые приближенные глейдеры, включая Алби и Ньюта, что сейчас, должно быть уже встали и провожают бегунов, к которым вскоре присоединится и куратор.       — Ладно, самоубийца и малышка, — Минхо разворачивается к вам лицом, делая акцент на последнем слове, как бы невзначай отмечая твою реакцию, которой остается довольный. — Добро пожаловать в адовую святыню, — громогласно провозглашает азиат, раскручивая ржавый вентиль.       — Малышка? — удивленно поднимает бровь Томас, переводя взгляд с тебя на бегуна, что лишь ухмыляется, оставляя вопрос без ответа. — Т/и?       — Не обращай внимание, — цедишь ты, — он сегодня не в духе.       Ответ Томаса озадачил еще больше, что отразилось в его глазах.       — Чувак, голова разорвется, если будешь так сильно думать, — вальяжно предупреждает азиат, раскручивает заржавевший вентиль и открывает скрипучую дверь, пропуская вас вперед.       Бункер встречает мраком и затхлостью. Холодная комната поглощает тебя, и ты не раздумывая заходишь еще глубже в темноту, пока не натыкаешься на что-то, что бьет по животу, и ты охаешь. На ощупь проводишь рукой по предмету, гладя деревянную поверхность столешницы, а когда Минхо закрывает за собой дверь и включает тусклый желтый свет лампы сомнений не остается. Перед тобой стоит длинный стол, что при других обстоятельствах и другом месте собирал большую семью для обеденного застолья.       — Ого, — только и можешь вымолвить ты, поднимая глаза и обводя взглядом все помещение.       Монотонные бетонные стены, точно блоки, окружающие лабиринт, выстраивают периметр строения. То там, то тут облупившуюся краску заменяют чертежи и клочки бумаг, прилепленные на штукатурку. Несколько люминесцентных ламп на потолке слепят глаза, а еще несколько светильников стоят выключенными на столе, к которому придвинута дюжина стульев, видавших лучшие времена, напротив которых, прямо у стены стоят коробки, доверху набитые еще большей кучей бумаг, со всевозможными надписями и рисунками.       Ты проходишь мимо стеллажа с пустыми листами и пишущими принадлежностями, минуешь закрытую дверь, ведущую в очередную неизвестность и останавливаешься перед чьим-то местом, чьи записи так и остались лежать на столе рядом с остальными. Отодвинув кресло, ты поднимаешь лист с незамысловатым заголовком «М3.126.8», за которым обнаруживается бесконечность запутанных в клубок линий и отрезков, чей смысл ты так и не понимаешь.       — И это ты называешь небольшими проблемами? — иронично подводишь итог ты, откладывая наброски в сторону.       — Это не так сложно, как кажется, детка, — пожимает плечами Минхо, и тебя вновь передергивает от прозвища, так что мурашки идут по спине.       — Эй, а что за этой дверью? — голос Томаса гулко отскакивает от стен, и ты мгновенно понимаешь, а какой двери идет речь, так что сама любопытно оборачиваешься в сторону друга.       — Шнурок, это, — куратор многозначительно обвел руками пространство вокруг вас, — теперь твой дом, кровать и девчонка. Ты эти стены запомнишь до последней царапины и трещины, так что просто открой дверь и посмотри, — бегун плюхается на стул рядом с тобой, мельком бросив взгляд на тебя и тут же вернув свое внимание Томасу. — Я тебе уже говорил: будет чудо, если ты доживешь до следующего чайника, так что лови все привилегии бегуна.       — И много их? — наклонив голову, как-то по-наивному интересуется брюнет, отчего Минхо лишь прыскает.       — Все просто, — он берет карандаш со стола и тычет им в парня, — каждый день мы рискуем своей жизнью и каждый день можем принести в Глейд путь к выходу. Так что да, шанк, их достаточно. Открывай уже эту дверь.       Томасу дважды говорить не надо. Развернувшись вполоборота, он дергает за ручку и его поглощает мрак, который вскоре освещает тусклая лампочка. За дверью слышится невнятное бормотание и скрип половиц.       — Ну, а это уже твое поле деятельности, — увидев, что ты вернулась к изучению бумаг, объявляет Минхо, придвигаясь вплотную к тебе, так что ты чувствуешь его дыхание у себя на волосах, что безусловно мешает сосредоточиться.       — Что значат эти буквы и цифры на каждом листе? — упрямо вдумываясь в значение линий, спрашиваешь ты, безуспешно пытаясь вникнуть в суть дела.       Минхо выдыхает, точно чувствуя большой объем работы, ожидающий его за поворотом, и шумно поднимается со своего места, становясь позади тебя. Невесомое мгновение — и он уже кладет руки на стол по бокам от тебя, так что ты чувствуешь себя в его ловушке. Парень наклоняется ниже, касаясь подбородком твоих волос и, осмотрев бумаги, неожиданно вкрадчиво говорит:       — В комнате двенадцать мест, и тебе среди всех удалось найти именно мои чертежи. Как тебя ко мне притягивает, — парень усмехается, мучительно желая видеть твои пылающие щеки, но вместо этого все же возвращается к делу. — Смотри, — уже серьезно произносит он, вникая в курс дела, очерчивая дорогу для тебя на другую сторону Глейда. — Первая буква на каждом листе — это буква имени бегуна, что нарисовал и, соответственно, пробежал этот маршрут. Цифра три — это год, когда сделан чертеж, а сто двадцать шесть — день. Последняя цифра — это номер сектора, по которому я пробежал.       — Лабиринт делится на секторы? Сколько их?       В этот момент сзади раздается шум, и на пол с жутким грохотом что-то падает, так что ты дергаешься, а Минхо, закатив глаза, разворачивается и идет вслед за Томасом, что тут же начинает что-то объяснять куратору.       -…и тогда она свалилась почти мне на голову.       — Шанк, тебе сейчас что-нибудь потяжелее на голову упадет, чем коробка рюкзаков. Давай, шуруй к Т/и. Начнем с азов, — а в следующую секунду из кладовки вылезает растрепанный Томас, что лишь пожимает плечами, встретившись с тобой взглядами.       Он знает, что ты последний человек на Земле, кто стал бы его осуждать. И так было всегда, с тех пор, как вы прибыли в Глейд. Общее горе точно провело невидимую нить между двумя судьбами, связав вас навсегда. Ты знаешь, что можешь положиться на него, а он — на тебя. Это что-то большее обычной дружбы, и чувство это лишь усилилось по прошествию ночи. Ты не знаешь и даже гадать не хочешь, значат ли хоть что-то твои сны, но если это так, то вы с парнем нечто большее, чем просто «два стебанутых кланка».       — Садись, — командует вышедший вслед за Томасом Минхо, и брюнет тут же следует приказу, занимая место поодаль тебя. — То, что я вам сейчас буду говорить и показывать строго засекречено за пределами этого места. Здесь вы можете высказывать все свои мысли и догадки. Рисовать чертежи и складывать из них карты. Да хоть облепите ими все стены, плевать. Но там, — он многозначительно показывает на дверь, — держите рот на замке. Ясно?       Парень дожидается вашего полного согласия, и ты уже готова предложить подписаться где-то кровью, но это оказывается необязательно. Услышав лишь ваш устный ответ, смотритель бегунов обходит стол, наклоняется, берет один из ящиков у стены, и тот обухом падает на стол прямо перед вашими носами.       — В этих коробках — все, что мы знаем о лабиринте. Зарисовки, догадки и заметки — все, что пишем, предполагаем и чертим пока бежим, сидим или идем. Мы живем мыслями, как выбраться из этого богом забытого места, поэтому если кто-то из вас сейчас вдруг засомневался — дверь открыта, и вам лучше уйти прямо сейчас.       В комнате повисает тишина, но никто из вас даже не дергается. Вы так и остаетесь сидеть на своих местах, готовые внимательно слушать дальше, чем куратор несомненно остается довольным.       — Отлично. Значит так, — он открывает ящик, достает первый попавшийся лист и кладет его перед вами. Выведенные кривым почерком надписи выведены поверх плана дороги, по которому бежал парень, а сверху заголовком видна надпись: Б.3.120.1. — Это коробка Бена. У каждого из нас есть такая. Раньше мы их сортировали по секторам, но потом их стало слишком много и мы бросили это дело. Теперь этим придется заняться тебе, — парень многозначительно смотрит на тебя, и ты киваешь, уже полностью. погружаясь во всю ситуацию. — Всего бегунов у нас девять: по двое на каждую дверь, по одному на каждый сектор и один отдыхает. Если не трахнутый на голову понимаешь, что выходной раз в девять дней. У Т/и ненормированный график. Работаешь каждый вечер, но днем сама решаешь что делать и кому помогать.       Минхо еще долго объясняет о том, что в лабиринте восемь секторов, и что каждую ночь стены меняют положение, так что найти выход — задача почти невыполнимая. Парень рассказывает много всего, но в большинстве своем это касается Томаса, так что ты отодвигаешь коробку Бена в сторону и вновь погружаешься в бумаги куратора, что полностью поглощают тебя, так что ты теряешь всякую связь с реальностью, пока скрип дверей не возвращает тебя обратно. Подняв голову, ты зажмуриваешься от утреннего света, что слепит глаза, пока в проеме не появляется фигура Ньюта.       — Вам пора, — напоминает он, бросая в руки друзьям рюкзаки, один из которых почти тут же выпадает из рук Томаса.       Не успеваешь ты и слова сказать, как за спиной блондина раздается оглушительный рев, заглушающий все вокруг, и ты ежишься, не в силах привыкнуть к скрежету дверей. Закрыв глаза ты глубоко дышишь, пока шум не стихает, а в Глейде не появляется четыре проема в лабиринт. В голове назойливой мухой летает страх, что физически загоняет тебя в клетку. Что, если Грег все же выжил? Никому прежде этого не удавалось, но у него получилось, и парень решил вернуться и отомстить. Эта догадка скручивает все органы внутри, зажимая их тисками, так что тяжело даже вздохнуть, но ты считаешь до трех и открываешь глаза, натыкаясь на взгляд Минхо, тревожно направленный на тебя. Парень несколько секунд смотрит на тебя, всматриваясь в твое лицо, точно осознавая что-то. Но вот Томас благодарит Ньюта за последние наставления, и кладет руку на плечо куратора, возвращая его к реальности. Минхо несколько раз моргает, кивает брюнету и уже хочет направится к выходу, как вдруг останавливается и, повернувшись к тебе, снимает с шеи веревку, на которой висит маленький стальной ключ от бункера.       — Держи, не потеряй, — он вкладывает в твою холодную руку предмет, задерживая твою ладонь в своей чуть дольше нужного. — Мы ненадолго.       Странно, но его такие простые слова тебя успокаивают. Ты прекрасно знаешь, что в Глейде полно парней, готовых тебя защитить, помочь в трудную минуту или просто развлечь разговором, но почему-то именно защита и поддержка Минхо была для тебя особенно ценна. Видимо, потому что именно он спас тебя от Грега. От груза, что будет с тобой всю оставшуюся жизнь.       — Идемте, я вас провожу, — решает Ньют, кладя руку на спину Томасу и выводя его из помещения. — Т/и, ты с нами?       — Да, — после недолгого раздумья соглашаешься ты, вставая со своего места и выходя вслед за заместителем лидера.       Дождавшись пока выйдет куратор, ты закрываешь за ним дверь, не без помощи самого бегуна и запираешь ее на замок. Вы догоняете друзей в полном молчании, пока вокруг просыпается жизнь. Жуки-стукачи лазят по веткам деревьев, находя лучший ракурс для наблюдения, повара на кухне выходят на свежий воздух с кастрюлями полными похлебки, а из ванной группами выходят и заходят проснувшиеся парни. Теплый ветер щекочет руки, и они тут же покрываются игривыми мурашками. Вы доходите до дверей в лабиринт в полном молчании, каждый думая о своем. Томас то и дело поправлял только приобретенный рюкзак, так что на третий раз ты не выдерживаешь и, догнав парня, поправляешь ему закрученную лямку.       — Лучше? — ухмыляясь спрашиваешь ты, и брюнет кивает, поджимая губы. — Эй, не волнуйся, Томсон, все будет нормально. Придешь — я уговорю Фрая сварганить тебе что-нибудь вкусное.       — Томсон? — усмехается глейдер, а ты лишь пожимаешь плечами, внутренне радуясь, что смогла отвлечь друга от переживаний.       — А что? По-моему забавно. Так что, мне договариваться о вкусном обеде для тебя?       — Договорись для меня, — не дает ответить бегуну Минхо, поравнявшись с вами. — Я его уже давно заслужил, но этого в упор никто не замечает, не находите?       Ты лишь закатываешь глаза на реплику азиата, отходя с Ньютом от входа. Парни разминают плечи, еще раз проверяют шнурки, рюкзаки и воду, прежде чем отправиться в бесконечность тупиков и проходов.       — Удачи, — ты машешь рукой на прощание, получая нервную улыбку от Томаса и салютирование от Минхо.       — Скоро будем, — заключает смотритель. — Ньют, не забудь о чем мы говорили.       — Помню, помню, — улыбается краем губ блондин, и глейдеры, словно по команде, стартуют за запретную большинству шанков черту, оставляя тебя с Ньютом на безопасной стороне мира.