***
Антон с интересом смотрит по сторонам, выворачивая шею на все сто восемьдесят, оглядывая просторное помещение, и с широко раскрытым ртом смотрит на рентген-снимок, на котором видно перелом руки… нет, ноги… или руки. В общем, перелом в двух местах, и кости, словно осколки, разошлись в разные стороны. Представляя себе боль пострадавшего, Антон вздрогнул и поспешил вернуть взгляд вперед, по-детски закусив губу и приподняв брови, выжидающе глядя на двух врачей за большой стеклянной панелью. Это была отдельная комнатка, где расположились компьютеры и нужные приборы для проведения и распечатки результатов рентгена. Арсений что-то разъяснял женщине, сидящей за компьютером, а потом, кивнув, вышел в основную комнату, где и расположился Антон. Он сидел на большом прямоугольном… ну вот даже скорее столе, чем кушетке, а над ним возвышалась угрожающе большая штука, делающая этот самый рентген. — И чего расселся? — вздыхает Арсений, подходя ближе, пока Антон, пожав плечами, укладывается на спину, переползая на середину «стола». — А что, нельзя, что ли… — мужчина щелкает по каким-то кнопкам на приборе. — Тебе — нет. Противопоказания к рентгену есть?.. — интересуется Попов… да, кажется, он правильно прочел фамилию на бейджике. Мужчина уже успел переодеться и накинуть халат. — Это как? — изогнув бровь, уточняет Шастун, прокашлявшись. Арсений бросает на него быстрый взгляд, видимо, недовольный этим кашлем. Несмотря на кучу недостатков, начиная от болтливости и заканчивая увлечением небезопасным спортом, он не желал, чтоб мальчишка подхватил на улице какую-нибудь гадость, и мысленно делает себе пометку — проверить его на наличие симптомов простуды. — Металлические инородные объекты? Серьги, пирсинг, железные скобы в теле? — Антон широко распахивает глаза, представляя себе эти самые жуткие скобы в ноге или руке, которые вставляли для заживления особенно тяжелых переломов, насколько он знал, и спешит отрицательно покачать головой. — Хорошо. Сейчас лежишь смирно, не дергаться, не барахтаться, быть пай-мальчиком. Договорились? — мальчишка хмыкнул, но после настойчивого «я спрашиваю, договорились?», все же смиренно кивает, запрокинув голову и глядя в потолок.***
— Так я жить-то буду? — интересуется Антон, когда процедура была окончена и они были вынуждены покинуть кабинет. Парня чуть ли не насильно усадили в инвалидное кресло, чему он активно сопротивлялся, и довезли до какого-то кабинета, где он самостоятельно пересел на нормальную такую кушетку, почти мягонькую даже, под буравящим взглядом врача. Арсений чуть было не произнес «к сожалению», но вовремя сдержал свой порыв. — Будешь, — буркнул он, продолжая что-то выписывать на прямоугольном стикере. — А че вы там пишете, м? — интересуется подросток, вытягивая шею и стараясь рассмотреть надпись, но широкий размашистый почерк врача даже вблизи разберешь не сразу, а с такого-то расстояния… — А че тебе все знать надо, м? — скопировал его интонацию Арсений, заканчивая выводить заумные слова, и проходит мимо мальчишки, который, пока врач копается в шкафу за его спиной, подается всем телом вперед и, вытянув руку, кое-как хватает бумажку за ее краешек, с воровской сноровкой прижимая к себе, вновь принимая удобное положение. — А я у вас бумажку спиздил… — себе под нос бубнит парень, проходясь взглядом по назначениям и названиям препаратов, которые до этого слышал лишь отдаленно, и то от людей возрастом за пятьдесят. — Да Господи, — вздыхает мужчина, выдергивая у подростка стикер и кладя его в свой карман. — Штаны снимай, — коротко оглашает он, распаковывая упаковку с эластичным бинтом и открывая баночку йода, но, передумав, убирает ее на место, вынимая тюбик какой-то мази. — Я на первом свидании… — с заумным видом начинает Антон, тут же огребая слабый подзатыльник. — Поговори мне тут, — рыкнул Арсений, пробегаясь глазами по составу лекарства. — А вы мне покомандуйте еще, — не остается в долгу мальчишка, послушно хватаясь за пуговицу и сдергивая джинсы вниз. — Ноги раздвигать? — спокойной интонацией уточняет парень, за что получает раздраженный взгляд голубых глаз. — Раздвинь, если так не терпится, — рыкнул Арсений, как-то настораживающе сощурив глаза. — Как скажешь, папочка, — в кабинете повисает абсолютная тишина, и где-то вдали даже можно услышать треск сверчков. Арсений старается сделать вид, что не услышал, а Антон невинно улыбается, закинув ногу на ногу, и тут же шипит от боли в поврежденном бедре, где уже расползается крупная гематома. — Еще раз так меня назовешь… — шипит врач, опускаясь на одно колено, чтоб начать, наконец, обрабатывать травму. — Еще раз? — широко улыбается Шастун. — Если вы собираетесь сбить меня еще раз, то не надо, лучше прямым текстом: Шастун, я очарован твоей красотой, пошли со мной… — Шастун, молча, блять, сиди! — рявкает в меру уставший от вечно болтающего по поводу и без Антона, и даже несильно бьет по здоровому бедру, заставляя ойкнуть и шире расставить ноги. — А кто вас знает, вдруг я уже завтра сидеть не смогу, и никто не исключает, что из-за вас! Да больно же! — выкрикивает окончание своей крошечной тирады подросток, когда получает более ощутимый шлепок. — Ага! — рявкает Арсений, подняв на него взгляд потемневших от злости глаз. — Не сможешь, когда я тебя ремнем отхожу по заднице! — добавляет мужчина, наматывая эластичный бинт, внимательно следя за тем, чтоб не затянуть его слишком сильно, но и чтоб он не был ослаблен. — «Когда»? Да у вас на меня уже планы, — в открытую издевается мальчишка, покачивая здоровой ногой. — Замолчи, — раздраженно шипит брюнет, заканчивая с перевязкой. — Свободен, — коротко оглашает он, протягивая бумагу с назначениями обратно. — Попросишь кого-то купить тебе это, применение я расписал, прочитаешь, — инструктирует он, пока парень, изогнувшись дугой на кушетке, натягивает джинсы на законное место. — Да не надо, — махнул рукой подросток, поднимаясь на ноги, опираясь на стенку. — Что? — коротко переспрашивает Арсений, наблюдая, как подросток, прихрамывая, движется к выходу, и останавливается, чтоб объяснить ситуацию, пока врач так и стоит с протянутой рукой, держа стикер. — Не надо, говорю, само пройдет… — уже тише добавил парень, натягивая капюшон, словно резко застеснявшись своего положения. — Спасибо, что сбили, было приятно пообщаться, — добавляет он, отворяя дверь. — Антон, постой… — парень даже не реагирует, выходя в коридор. Мужчина, прорычав неясное «агр-р-ф», тряхнул головой и, что-то для себя решив, вылетел в коридор, вслед за мальчишкой, равняясь с ним. Все равно далеко не уйдет. — Тебе еще нельзя ходить, — с упреком произносит Арсений, стараясь остановить его, обхватив за предплечье, но тот активно отмахивается, стряхнув с себя чужую руку, и, повернувшись лицом, улыбается, как-то странно, словно только что надел на себя привычную маску. — Ну я же уже иду, — спокойно отвечает он, пожав плечами. — Да нормально все, не парьтесь, заявлять не буду, — Арсений Сергеевич цокнул языком, преодолев желание закатить глаза. — Придурок малолетний, — прошептал он, а Антон лишь хмыкнул в ответ. — Тебя есть кому забрать? — Не-а, — махнул рукой Шастун, клацая по кнопке вызова лифта. — Серьезно? — нахмурился врач. — Ага, — качнул головой парень. — Пиздец, — красноречиво изрек мужчина, проходя в лифт следом за подростком. — Да ты не парься, — ухмыльнулся Антон, толкнув врача в бок, на что тот раздраженно прикрыл глаза на пару секунд. — Дядь, ты мне этот, на скейт-то подкинь, — напомнил Шастун, пряча руки в карманы джинсов. — Еще раз так назовешь… — начинает свою песню Попов, хоть и послушно вытягивает из переднего кармана кошелек. — Да-да, папочка будет злиться, бла-бла-бла, — закатив глаза, заканчивает за него Шастун, выхватывая из его руки купюру в пять тысяч. — Не слипнется? — хмыкнул мужчина, убирая кошелек обратно. — Это еще по-божески, — ухмыльнулся подросток, пряча деньги. Вообще-то, тот скейт, что разлетелся в щепки, стоил восемь тысяч, но эти модели сейчас идут по скидке, и, учитывая еще и скидочную карту, ему должно хватить. — И как добираться будешь? — спрашивает Попов, провожая его до самого крыльца, поглядывая за походкой мальчишки, который не подавал виду, как же ему больно. Он был простым парнем из района в стиле гетто, и он привык справляться со своими трудностями сам, поэтому очередная травма равносильна очередному испытанию, коих на его счету столько, что нет смысла считать — все равно собьешься. — Импровизация, Арсений Сергеевич, сплошная импровизация, — широко улыбается Антон, протягивая руку для рукопожатия. Мужчина жест не оценил, поскольку лишь скосил на нее взгляд. Мальчишка, хмыкнув, отстранился. — Встретимся еще, — добавляет он, не оборачиваясь. — Не дай Бог… — раздается за спиной. Антон улыбается, не скинув с себя капюшон. Вроде и хромает как старик какой-то, но при этом держит такой гордый вид… как уличный кот. Знаете, ну такие, с ободранными ушами, иногда выколотыми глазами, побитыми лапами и изувеченным телом в целом… такие дряхлые, побитые жизнью, обделенные судьбой, но настолько привычно обосновавшиеся в своем положении, что несут его с достоинством, которые позволяют себе не все высокопоставленные личности. А еще они обманчиво просты, и крайне тяжело даются в руки… так, просто, к сведению. — Кот! — по кличке окликает Антона Серж, паркуя рядом свой мотоцикл, и стягивая с головы шлем. — Чего бродишь, беспризорник? — с задором в глазах интересуется он, протягивая руку, и притягивая друга к себе, в объятия, все еще перебросив одну ногу через мотоцикл, но оторвавшись от сидения. — Здорова, — усмехнулся в ответ Шаст. Вот она — удачная импровизация. — Подвезешь? — Проехал мимо, если б нет… запрыгивай, — легко соглашается приятель, ожидая, пока парень, кряхтя от боли в поврежденном бедре, займет место позади. — Че с лапой? — уточняет он, выжимая газ, и мягко отъезжает от бордюра. — Поцарапался, — ухмыльнулся Шастун, прижимаясь к парню поближе. — С ветерком? — уточняет он. — Обижаешь, — улыбается Серж, резко вдарив по газу, сворачивая в сторону узких улочек.