Папочка

      Арсений отходит на шаг от разложенного дивана, заменяющего полноценную кровать, и, обернувшись, буравит взглядом парней. Он выглядит напряженным, и это беспокоит обоих. — Даже не уверен, хочу ли знать, что вы натворили, — холодно подмечает Попов, направляясь на выход. Парни уже было пытаются его остановить, когда он активирует машину, но Арсений лишь вынимает с заднего сиденья большой ящик-аптечку, которую ставит на невысокий стул, поставленный около дивана. Внутри оказывается полным-полно разных банок, тюбиков, шприцов, ваты, бинтов и еще много цветастых упаковок из-под разных лекарств и врачебных инструментов. — Антон, — парень даже глаза не открывает, просто кивает, дав понять, что слышит.       Парень выглядит совсем паршиво, если уж честно. Арсений понимает, что это была точно не дружеская поездка в Питер. Шаст словно исхудал еще больше (как такое вообще возможно?), а под глазами залегли глубокие тени. Его хотелось накормить, напоить и дать в руки чашку с какао.       Попов без проблем просовывает парню подмышку градусник. Под его недовольное мычание прослушивает его с помощью стетоскопа. Когда дело доходит до спины, приходится притянуть худого подростка к себе, облокотив на свое плечо, и второй рукой придерживать его одежду. Антон слабым голосом старается пошутить про нелепый первый раз, но у Арсения нет даже желания хотя бы сделать вид, что это забавно. Он видит перед собой полностью истощенного юношу — и это совсем не смешно. — Антон, опиши, как себя чувствуешь, — мужчина роется в ящике апельсинового цвета, стараясь подобрать среди содержимого необходимые препараты. — Хуево, — сквозь усмешку произносит парень, с трудом переворачиваясь на бок. Слабость ощущалась в каждой клеточке тела. Арсений на мат даже ухом не повел. По нему и так видно, что хуево. — А подробнее? — поднеся к свету пачку желто-красных капсул, он пытается рассмотреть надпись. Освещение в этом помещении ужасное. Как и все остальное, впрочем. Мужчина с грустью обводит взглядом сырые стены и в принципе отказывается понимать, как здесь может жить группа подростков. Как здесь может жить Антон? И как в таких условиях он вообще поправится?.. — Антон? Эй, нет-нет, ты не будешь спать сейчас, — Попов тормошит его за плечо, получив слабое мычание в ответ. Он накрывает горячий лоб рукой и поджимает губы. Парни, до этого стоящие за воротами (курили или тактично дали провести осмотр без лишних глаз?), сейчас нервно поглядывали на врача. Арсений вынимает градусник, и, черт, ему совершенно не нравится, что на нем написано «39,2». — Пацаны, вы как хотите, а я забираю его в больницу, — тоном, не терпящим возражений, заявляет мужчина, тут же выпрямляясь. — Не поеду, — слышится недовольный хриплый голос из-под одеяла, которое Шастун натянул на себя. — Завали, — грубо отзывается врач, обернувшись через плечо. Его бесит. Просто бесит безалаберность подростков, их вечное желание разбираться во всем самостоятельно и казаться взрослыми. Просто бесит Антон и его компашка. В спину прилетает подушка. Обернувшись, Попов застает прищуренный взгляд зеленых глаз. — Не. Поеду, — «блять, Шастун, как же ты заебал» — читается в голубых глазах. — Тогда уеду я, — рыкнул старший, оскалившись на юношу, словно тот виноват во всех человеческих грехах. Антон смотрит на него со злостью, но ничего не отвечает. Он заходится в приступе кашля и падает обратно на кровать. От хрипа сдавливает горло и легкие. Ругнувшись матом, Арсений присаживается рядом, кладет подушку обратно и придерживает парня за плечо. Он не может уехать и бросить его. Тупо не может. Попов списывает это на то, что он врач и это его прямая обязанность.       Он протягивает юноше таблетку и отходит с Серегой на минуту из помещения. Ему кажется, что с этим парнем Антон общается особо близко. — Мне нужны его документы. Привезешь? — Матвиенко мнется, закусив губу. — Они… извините, нет. Это трудно объяснить, — Попов хмурится. — Его даже не примут в больницу без них, — перебивает его Арсений. — Я не могу, поверьте. Даже Антон не сможет их забрать. Вы же врач, у вас там связи, может, как-то обойдете эти правила?.. — Попов хмыкнул. Эти дети наглели с каждым днем все больше. Вчера он разрешил Антону навестить Сережу в ночное время, когда часы посещений закончены, сегодня нарушает закон, а завтра что? Замуж за Шаста выйдет? — Я уже подставлялся так один… ладно, пару раз, — хмурится Арсений. — Пойми правильно, я не хочу потерять работу. — Ясно, — сменив интонацию и даже взгляд, сухо бросил Матвиенко. Антоха, если он его хорошо знает, жизнь бы за любого из них отдал. Даже за Арсения (он видит, как тот на него смотрит. Он знает этот его взгляд). Но работа… конечно, у взрослых ведь она всегда в приоритете. — Стой, — мужчина схватил его за рукав куртки, поняв, что пацан, уже сделав наверняка неверные выводы, собрался вернуться в гараж. — Здесь он точно не вылечится. Не понимаю, как тут здоровый жить-то может… Знаешь, думаю, я могу взять его к себе, пока он не поправится. Наблюдение врача и комфортные условия… ему это сейчас как раз нужно.       Арсений, если честно, сам не понимает, когда успел принять это радикальное решение. Просто хотелось взять этого пацана с собой и быть каждую секунду уверенным в том, что он в порядке, а не сидеть в одинокой квартире и трястись: а как там Шастун? Незаметно и очень правильно, словно так и должно было случиться, Антон влился в его одинокую жизнь, немного разбавив ее событиями и эмоциями. Он не уверен, поступает ли правильно, но точно знает, что парню нужна помощь, которую он, как добросовестный врач, конечно же окажет. — Пап… — на продолжение не хватает дыхания, и Шастун заходится в очередном приступе кашля, стремясь выплюнуть легкие. У Арсения сжимается сердце. Парни смотрят недоуменно. Они перешептываются о чем-то и не могут скрыть своего удивления. — Эй, Тош, ко мне ты поедешь хоть, м? — он не может сопротивляться желанию убрать набок его русую челку, которая упала на глаза. — А надо? — подросток приоткрывает глаза, с подозрением поглядывая на Арсения. Он так пранкует его, что ли? — Надо, — уверенно заявляет врач. — А ты меня точно в… — он коротко прокашлялся, — больницу не заберешь? Потому что если да, то ну нахуй, — Попов вздохнул, закатил глаза и на всякий случай вздохнул еще раз. Маленький раздражающий комок болезни. — Точно. Уколы я тебе и дома сделать могу, — Антон повел бровью. — Не хочу уколы, — как-то по-детски заявил он хриплым голосом. — Еще бы ты хотел, — проворчал врач, поднимаясь на ноги. — Так, давай-ка бери, что тебе нужно, и поехали, — он ободряюще хлопнул его по плечу. Парень, промычав что-то протестующее, все же приподнялся на локтях и осмотрел комнату. А что ему тут, собственно, нужно? Да нихуя. Только рюкзак. В нем так и остался валяться телефон.       Следующее, что помнит Шастун — как он сидит в машине на переднем сидении. Предыдущие события словно перекрыты туманной пеленой. Арсений то и дело поглядывает на него. У парня болит голова, в теле слабость, и он, кажется, дрожит от холода, а в животе все словно туго стянулось в узел от голода. От мысли о еде почему-то тошнит. Вот черт. — Я не ел три дня, — пялясь в одну точку, считает нужным озвучить Шастун, тут же получая недоуменный взгляд от Арсения в свою сторону. — Три дня? — с возмущением повторяет врач, желая отвесить парню подзатыльник, но считает нужным оставить эту затею для более подходящих времен. Сейчас эту бестолочь почему-то очень-очень жалко. — Так получилось, — мужчина закатил глаза. Почему эти подростки так не похожи на все остальные возрастные категории? Что у них на уме? — Ты просто… аф-ф, — не найдя слов, фыркнул Попов. — Злишься? — с вызывающей ухмылкой уточнил Антон. Арсений глянул на него исподлобья, решив проигнорировать. Опять этот несносный пацан его провоцирует! — Мне нравится, когда ты злой, — с довольной улыбкой сообщает парень. — Выглядит… возбуждающе, — хрипло, потеряв голос на половине слова, договаривает Антон и кашляет в рукав кофты. Он не понимает, что несет, но держать язык за зубами нет никакого желания. И реакция Попова ему нравится: тот немного смущается, одновременно выглядит возмущенным и несколько раздраженным. — Когда-нибудь я тебя точно… — Выебу? — добавляет Антон, заливисто рассмеявшись с этого. У него сжимаются легкие от боли и распирающего кашля, но он совершенно не может это контролировать. — Высеку, — рыкнул Попов, сворачивая и заезжая в какой-то двор. — Ты пообещал, — шкодливо улыбнулся подросток. И что заставляет его говорить все эти вещи?.. Ох, черт, Антон, давай же, будь немножко скромнее. — Еще слово — и будешь спать на пороге, — Антон, решившись наконец подумать над своим поведением, кивнул, покидая теплый салон авто. Он затрясся на ветру как осиновый лист, тут же обхватывая себя руками. — Мне… молчу, — уловив раздражение во взгляде голубых глаз, тут же сдался Шастун. — Хорошая идея, — подметил Арсений, направляясь к нужному подъезду. — Дружить с врачом — это круто. Будет теперь тебя латать, — улыбнулся Сергей. Антон фыркнул. — Ага, делать же ему нехуй.       Вдруг флэшбеком проносится в голове. Антон улыбнулся уголком губ и снова вернулся к прежним мыслям.       Он дрожит. От холода и бесконечного желания поесть хоть что-нибудь. От обиды на самого себя и мир в целом (Антон не до конца уверен, с чем это связано, но считает, что эта фишка распространена на всех подростков). От непрекращающейся давящей боли в висках, заставляющей его терять равновесие. Ему хочется одновременно обратить на себя все внимание врача и в то же время стать невидимкой, чтоб не доставлять ему неприятности. Он хочет любви и боится признаться в этом самому себе. А больше всего он хочет завернуться в теплый плед, выпить чашку горячего чая и сдохнуть наконец. Вот такое стабильно-подростковое настроение с толикой меланхолии и щепоткой апатии настигло его в эту минуту.       Антон медленно сползает по стенке вниз, пока Арсений копается ключом в замочной скважине. Он сонно водит руками по щекам, горячему лбу, красному носу и словно растирает их ладонями. Это немного бодрит. — Плохая идея, — слышит он ровный тон со стороны врача и оборачивается на голос. — Сидеть на холодном, — пояснил мужчина. Звук щелчка и двери отворяется. — Давай, — он протягивает ему руку. Тонкая кисть красиво смотрится в его широкой ладони, а между бледной и загорелой кожей создается контраст. Арсений плавно тянет его на себя, и парень чувствует его силу и уверенность в своих действиях. Это дарит чувство защищенности, которого так давно не было в жизни. Юноша ощущает себя в надежных руках, и эта мысль смущает его. — Для начала поешь, потом лекарства и сон… — озвучивает вслух Попов, вынимая из шкафа-купе теплую ветровку и накидывая на плечи дрожащего Антона. — Сейчас чай сделаю, — юноша не успевает вставить и слова, когда мужчина, словно вихрь, проносится по комнатам, что-то успевая делать на ходу. Шастуна хватает только на то, чтобы сесть на край дивана и опустить голову на спинку. — Не обязательно возиться со мной, — зевнул парень, поднимая взгляд воспаленных глаз на старшего. Его лицо бледное, отчего синие тени под глазами кажутся еще ярче, а пряди челки прилипли ко лбу. Он не может понять, холодно ему или жарко, и его постоянно мурашит, а еще мутит и немножко кружится голова от резких движений. Арсений, поджав губы, качает головой. — Я бы тебя в таком состоянии вообще в больницу сдал, так что закрыли тему, — Шастун криво усмехнулся. — Ты пытался, — он прокашлялся в кулак. — Ой, Шаст, если б решил, что надо — ты бы у меня не отделался, — закатил глаза мужчина. Судя по усмешке Антона, парень был уверен, что никакие силы его не сломят и последнее слово всегда будет за ним. Вот такой он крутой пацан.  Захочет — сделает, не захочет — хоть убейте. — И как же? — приподнял бровь парень. — Антон, Боже, угомонись, — вздохнул старший. — Все, погнали есть, — Антон нахмурился.       Парень послушно опустился на угловатый диванчик, желая хоть куда-то примостить свою тощую, но такую слабую в данный момент тушку. Нет, ну честное слово, ноги были как ватные, а руки разве что не дрожали от испытываемой слабости. Хотелось уронить голову хоть куда-то и прикрыть глаза, что он, собственно, и сделал. Спрятав лицо в сложенных перед собой руках, он удовлетворенно хмыкнул, но довольно быстро был потревожен. На стол опустилась тарелка с каким-то супом, в котором плавал кусок мяса, на котором местами остался жир. Он поморщился и отодвинул тарелку обратно. От одного вида жира затошнило. Но и одновременно хотелось есть. Блядский подростковый организм. — Я не буду, — мотнул головой пацан, еще раз взглянув на мясо. — Можно чай? — тут же добавил он.       Старший выругался сквозь зубы, поднимая злой взгляд на юношу. — Шаст, не беси меня, — он взмахнул рукой для пущей убедительности. — Не злись, папочка, — у Арсения на виске начала пульсировать вена. Это слово — как красная тряпка перед взором быка. Он реально готов в такие моменты вставить кляп в эти красивые губы, лишь бы заткнуть их. — Малыш, не нервируй, — рука неосознанно зависает над ремнем, опоясывающим джинсы. — Понял. Значит, будем есть, — если бы у Антона были кошачьи ушки, они бы точно прижались в этот момент к макушке. Он с кислой моськой зачерпнул суп ложкой и повторил эту процедуру еще пару раз. — Антон, — услышал он сосредоточенный голос старшего. — Ты давно не ел. Я не заставляю тебя съедать все, но хотя бы… не знаю, половину, что ли. Тебе нужно поесть, — подросток кивнул, решившись отправить в рот первую ложку. О, не так плохо, как казалось… Хоть мясо и выглядит для него непривлекательно, но блюдо довольно легкое и совсем не жирное, как показалось вначале. — Антон, ты гей? — напрямую спросил его Арсений, забирая тарелку, в которой осталась ровно половина, чтоб помыть. Тут же он поставил перед парнем чашку чая и печенье, возвращаясь к раковине, поворачиваясь к нему спиной. — Нет, — как нечто само собой разумеющееся выдал Шаст. У Арсения в этот момент на лбу было написано «ошибка 404», а в мозгу, видимо, началась перезагрузка, когда он замер на месте. — Это как? — спустя какое-то время произнес он. Антон пожал плечами. — Мне люди нравятся, — немного подумав, ответил юноша. — Девушки, мужчины… я же влюбляюсь не в сиськи или хуй, а так, в человека, — говорить о таких взрослых вещах, употребляя слова из лексикона местного барыги, было в крови у Антона. — То есть би? — на всякий случай уточнил Попов. — Просто человек, — раздраженно выдохнул Антон. — Любовь ориентации вообще не поддается, — как-то обиженно фыркнул в конце Шастун. — Значит, я тебе нравлюсь как человек? — ложка, которую Антон до этого держал навесу, со звоном упала в чашку, и он внимательно следил за тем, как чаинки закружились в горячей воде. — Ты мне не нравишься, — выдержав долгую паузу, наконец сказал пацан. Он неловко взглянул на Арсения из-под ресниц, не решаясь поднимать голову. — Я тебя, кажется, люблю, — решается он, тут же обрывая слова. Замолкнув, Антон прижимается губами к горячему чаю, слегка обжигающему полость рта, залпом делает пару глотков и отставляет в сторону. Секунда, две, три. Болезненное осознание, что ответа не следует. Вообще никакого. — Но это не точно, — нелепо добавляет он, стараясь хоть немного выровнять ситуацию. — Таблетки, — хрипло произносит Попов, положив перед ним аптечку. — Парацетамол прими, — сказал он, направившись к выходу. — Я в душ, — не оборачиваясь, на ходу добавил Арс. — Блять, — в тишину прошипел Антон, зарываясь одной рукой в волосы. Чувствовал он себя полнейшим идиотом. Отшитым идиотом. Покрутив в свободной руке таблетки, он вынул из пачки одну. Подумав, что он довольно большая шпала, достал еще одну. Приняв лекарство, Антон наскоро опустошил половину чашки чая. Затем к горлу подкатил комок рвоты. Черт, лучше не нужно пить так много жидкости залпом.       Пацан, захватив таблетки и чай, отправился искать что-то мягкое. Дверь в одну из комнат была открыта, и он решил, что Арсений не будет слишком ругаться, если он поспит вот на этой кровати. Он, наверное, вообще больше не будет с ним говорить. — Блять, — повторился Шастун, упав лицом в подушку и завернувшись в одеялко, как в кокон.       Спустя пятнадцать минут звук воды из ванной все еще не утихал, а температура не спадала. Фыркнув, Антон решил было принять еще одну таблетку, чтоб уж наверняка, но она выскользнула из дрожащих пальцев и оказалась где-то под тумбочкой. Вздохнув, он бросил эту затею и вновь прильнул к подушке щекой. Уже где-то на грани сознания он услышал, что вода стихла. Не обратив на это должного внимания, он погрузился в сон. Наконец-то.       Арсений зашел в свою комнату, чтоб взять из шкафа чистую одежду, и немного удивился, заметив мирно спящего Шастуна в своей постели. Вообще в его планах было поселить пацана на раскладной диван в гостиной, но так, наверное, даже лучше. Пускай спит.       Перед тем, как покинуть комнату, Попов взял в руки упаковку из-под таблеток, чтоб убедиться, что ребенок выполнил его указания.       Коснувшись его лба, мужчина чуть хмурит брови. Антон, свернувшись клубочком, тихонько сопит, напоминая котенка. Арсений мягко проводит ладонью по его волосам, а после тихо покидает комнату, давая подростку долгожданный отдых и покой.

***

      Антон всю жизнь болел редко, но тяжело. Высокая температура затянулась на пару дней, и они с Арсением уже успели поругаться из-за того, что старший порывался вызвать скорую, но пацан только надрывно дышал и скалился на все его попытки подойти к телефону. — Ты сам врач, — хрипит он, переворачиваясь на бок и сильнее кутаясь в плотное одеяло. Его морозит уже пару часов и в горле першит так, что даже дышать тяжело. Он не слышит, что отвечает Попов, ведь тот уже ушел на кухню за лекарствами, но, кажется, смог разобрать в отдаленном бубнеже слова «блять» и «заебал». Они больше не поднимают тему об ориентации Антона, но оба чувствуют какую-то осязаемую неловкость между ними. — Сними футболку, — Арсений хоть и выглядит рассерженным, нависая над ним в своей серой футболке и с раздражением глядя на больного, но все равно смущается своей просьбы — на скулах проступает легкий румянец. — Блять, опять домогательства начались, — ворчит и отшучивается Шастун, едва находя силы отодвинуть одеяло, под которым так тепло и уютно…       Арсений растирает его тело какой-то жутко полезной вонючей мазью, заставляет заново измерить температуру, обтирает влажной тряпкой его лоб, готовит много чая с лимоном, клюквой и чабрецом и даже как-то умудряется поставить брыкающемуся, но сильно ослабевшему из-за болезни мальчику укол жаропонижающего, за что тот кусает его в плечо, оставляя след от зубов. Оба выглядят вполне довольными своими выходками.       Температура начинает отступать лишь спустя несколько дней, и теперь ясно одно — Антону от разговоров теперь никак не отвертеться. «Голова болит», «горло першит» и «я устал, хочу спать» теперь его не спасут. — Антон, — произносит Попов, задумчиво помешивая черный чай. Парень от волнения забрасывает в свой зеленый уже шестую по счету ложку сахара, только бы делать отвлеченный вид. — Нам, наверное, нужно поговорить, — пацан, у которого вмиг пересохло в горле, делает залпом несколько глотков и тут же морщится, будто съел лимон целиком — но это сравнение далеко от истины, ведь во рту сейчас так приторно-сладко, что хочется запить водой. — О нас, — добавляет он, поднимая взгляд на парня.