***
Младенец, закутанный в расшитое серебряной нитью одеяло, сладко посапывал, укачиваемый на руках Фригг. Женщина, которую он привык считать матерью, выглядела моложе, чем Локи когда-либо помнил. Локи встал таким образом, чтобы можно было лучше рассмотреть ребёнка на её руках. Он знал, что его присутствие здесь никто не заметит, ведь этот странный мир был населён только его собственными воспоминаниями. – Всё хорошо, моя детка, – шепнула Фригг и поцеловала проснувшегося и теперь недовольно попискивающего младенца в лоб. – Ну что, жена? – громовой голос Одина не напугал кроху на руках Фригг, наоборот, тот во все глаза уставился на вошедшего в прекрасный чертог Всеотца. – Тише, Тор же спит! Недовольное шипение жены лишь повеселило Одина. Он приблизился к Фригг, загораживая Локи обзор на самого себя. – Что мы скажем всем? – Фригг подняла глаза на своего мужа, и от Локи не укрылось горестное выражение её лица при взгляде на закрытую повязкой глазницу Одина. – Не имеет значения. Они поверят в то, что скажет Всеотец. Как наречём его? Фригг не ответила и вновь повернулась к младенцу. Когда она поднесла руку к нему, намереваясь поправить одеяло, ребёнок схватил её указательный палец двумя ручками и отправил в свой беззубый рот, намереваясь распробовать как следует. Один рассмеялся, обнимая жену и целуя её в висок. – Когда Тор хочет есть, об этом слышит весь город богов! Этот же действует по-своему! Наречём его Локи, сыном Одина, и никто не посмеет упрекнуть его в том, что он не моего семени. Как он вообще мог помнить это? Локи отвёл взгляд от безнадёжно пытающегося выжать из пальца Фригг молоко самого себя и вышел в ближайший дверной проём. За порогом его ждал уже не дворец Одина. Он оказался в залитом солнечным светом лесу. Воспоминание свежее, и Локи огляделся в поисках тропы, что привела бы его к очередному воспоминанию, которое он мог бы увидеть со стороны. Как Локи и ожидал, извилистая тропинка привела его на поляну, посреди которой возвышалась стеклянная оранжерея. Прозрачные стены её сияли, отражая солнечный свет. Но странным было не только то, что Локи запомнил оранжерею совсем другой. Перед ним, словно на возвышении, стоял Всеотец, доспехи которого сверкали так сильно, что Локи нехотя прищурился. Что за дела? Как Один мог оказаться в этом воспоминании о Мидгарде? – Это не воспоминание, Локи, – сказал могущественнейший из асов. – В этот час я пришёл к тебе на границу между Мидгардом и Хельхеймом, чтобы избавить от оков человеческой плоти. – Что за глупая шутка, неужели Ксавье опустился до такого? – Люди тут не причём, Локи. Хеймдалль пристально следил за тобой, время пришло. Конечно, он не поверил. Если Ксавье решил выпытать у него что-либо таким изощрённым, и в то же время наипростейшим образом, то он ничего не получит. Эти ментальные фокусы с Локи не сработают. – Я вижу твоё недоверие. Что ж, это неудивительно. – Если моё время пришло, то значит, я заслужил прощение. Чем же? – Локи развёл руки в стороны и улыбнулся. – Я наказал своих детей одним и тем же способом за разные грехи, и так же по-разному они должны были прийти к искуплению. Тор вновь овладел Мьёльниром… – Я не Тор! – Сила вернулась к Тору, – Один настойчиво продолжал говорить, несмотря на гримасу отвращения на лице Локи, которая появилась при упоминании имени брата, – когда он сам стал достойным её. Но ты всегда был достоин своей магии – оружия хитрецов и интриганов. Возвращение этих сил зависело не от тебя, а от людей, тебя окружающих. – И что же они сделали? Убили моё тело? – Нет. С твоим человеческим телом всё в порядке. В какой-то момент ты мог умереть, но люди не позволили этому произойти. Но твоё прощение зависело от другого. – Говори. – Слёзы. – Что? – Смертная. Не та, что ты колдовством приворожил к себе. Другая. Её слёзы, что она пролила над тобой. Искренняя человеческая печаль, облачённая в солёную воду. Эта сила освободила тебя. Но ты не узнал об этом, потому что застрял здесь. – Всеотец, заключающий изменника в Мидгарде до тех пор, пока кто-нибудь не заплачет над ним? Чтобы ты стал делать, если бы в первый же день моего изгнания чья-нибудь слезинка коснулась меня, и я бы вернулся к асам, уверенным, что они избавились от меня на ближайшие десятилетия? – Ты думаешь, что Один выжил из ума, раз дал свершиться подобному наказанию. Я не виню тебя. Вёльвы сказали мне, что твоё заключение продлится ровно столько, сколько положено. В час нужды ты должен вернуться в Асгард и доказать своей семье, что заслужил прощения не только в Мидгарде. – В час нужды? Я не нуждаюсь в Вас и никогда не нуждался! – Не твоя нужда, Локи. Наша.***
Боль была невыносимой, но она быстро померкла на фоне всего того, что Локи почувствовал после тяжкого пробуждения. Энергия. Магия. Сила. Он чувствовал повреждённые клетки своего тела, слышал обрывки сознаний людей, находящихся где-то над ним. Он почти физически ощущал энергию, текущую в живых существах и в этой планете. Он снова стал Локи, Богом из Асгарда. Сил было мало, но вполне достаточно для восстановления этого жалкого сосуда, в который был помещён его разум. Локи мысленно заставил энергию скудных жизней, наверняка выработанную растениями, влиться в свои вены. Клетки его тела восстанавливались быстрее, кости черепа, ребёр и ног сращивались, а застойные гематомы быстро рассасывались, унося с собой тянущую и неспокойную боль. Когда с восстановлением было покончено, и Локи открыл глаза, он обнаружил себя лежащим на простой кровати в неизвестном месте. В этом мире подобное случалось с ним иронично часто. Приглушённый свет позволял разглядеть провода и трубки, опутавшие его. Люди Икс хотели его вылечить. Как же это глупо и по-своему сентиментально. Локи чувствовал, что на нём нет никакой одежды, и единственной вещью, помимо одеяла, гипсов и повязок на нём был треклятый ошейник, отныне не имеющий своей власти над ним. Локи улыбнулся сам себе счастливой улыбкой. Всё действительно было так, как говорил Один. Стоило как можно быстрее исчезнуть отсюда, но для начала нужно немного поиграть в благородство. Схватив свободной рукой, в которую была почему-то воткнута стальная игла, ошейник, Локи подумал о Шельме и через доли секунды исчез из лазарета. Он появился в ночном мраке небольшой, но по мидгардским меркам вполне уютной комнаты. Одетый пусть в иллюзорную, но всё-таки такую привычную асгардскую одежду Локи держал в руках расстёгнутый нейтрализирующий ошейник. Теперь он мог бы сорвать его с себя без затруднений, но посчитал нужным оставить этому месту что-то вроде благодарности. По этой причине он телепортировал ошейник вместе со своим телом, но таким образом, чтобы эта штука больше не давила на его шею. На широкой кровати перед ним, закутанная в простыню спала, а вернее сказать, находилась в мутном беспамятстве, несчастная Шельма. Её волнистые волосы были растрёпаны, а лоб покрывала испарина. Локи чувствовал отравляющий яд его магии, текущий по её венам, подавляющий её волю и заставляющий её мучиться. Простым жестом властной руки Локи снял насланный на девушку морок, по новой вобрав в себя растраченную когда-то силу. Когда Анна проснётся, то расскажет своим друзьям о том, каким на самом деле подлецом был Локи всё это время. Но его тут уже не будет. Левую руку словно ожидаемо обдало жаром неизвестного, но не опасного колдовства в тот момент, когда Локи подумал о Ороро. Он сосредоточился, пытаясь прочувствовать это ощущение. Женщина с бесконечно длинными волосами цвета свежевыпавшего снега склонилась над павшим по собственной глупости человеком. Откуда-то она знает, что никогда больше не увидит его. Не желая поддаваться нахлынувшим чувствам, она смахивает изящной ладонью навернувшиеся слёзы и кладёт эту же ладонь поверх руки человека рядом с ней. Эта сцена промелькнула в его сознании так стремительно, что Локи не успел даже моргнуть, как наваждение прошло. Он поднёс руку к губам и облизнул пальцы в том месте, где чувствовал магическое воздействие. Чуть солёный вкус собственной кожи вызвал у Локи невольную улыбку. Вкус освобождения. Вкус её слёз. Локи бросил на кровать рядом с Шельмой ободок ошейника, подобно гостю постоялого двора, оставляющему немного серебра за испорченную комнату. Он чувствовал, как размеренно бьётся сердце Шельмы и сердца немногих детей, оставшихся в Школе. Чувствовал и беспокойно мечущуюся в плену тесных стен своего сна Ороро. Чувствовал, пусть и слабо, что где-то в огромном городе к югу отсюда бьётся мощное сердце Тора. Оглядевшись в комнате Шельмы, словно напоследок прощаясь со всем особняком, бывшим ему темницей, Локи исчез.***
Шельме потребовалось несколько минут после того, как она с ужасающей болью в голове разомкнула опухшие веки, чтобы всё осознать. Когда она окончательно пришла в себя, ярость ослепила её. – Я убью его! Богом клянусь, намотаю его кишки на кулак и заставлю сожрать их! – кричала полуодетая Шельма, чуть ли не выбивая дверь собственной комнаты и выбегая в коридор, забыв о способности к левитации. Когда разбуженная криками и шумом Ороро выглянула в коридор и увидела еле держащуюся на петлях дверь в комнату Анны, она, наспех запахивая халат, побежала следом за подругой. – Шельма! – крикнула она в надежде быть услышанной. – Шельма, стой! Анна снесла бы и механическую дверь к чёртовой матери, если бы была уверена, что это ей не аукнется, когда профессор и Циклоп увидят раскорёженный вход в базу Людей Икс. Этот ублюдок не убежит от неё. Её не волнует, что он при смерти. Если так, она с радостью поможет ему сдохнуть побыстрее. Когда медлительная дверь в лазарет отъехала, наконец, в сторону, и Шельма ворвалась в маленькую комнату с видом разъярённой воительницы, пусть из доспехов на ней были лишь перчатки до локтя, одну из которых она успела снять по дороге сюда, тонкая майка и нижнее бельё, её ожидало лишь разочарование. – Где он?! – требовательно крикнула она, хотя знала, что её никто не услышит. В ярости она опрокинула стойку для капельниц и рядом стоящую тумбочку с лекарствами, наполняя комнату лязгом разбитых банок, сорвала с пустующей кровати матрац и швырнула его об стену, словно он был не тяжелее подушки. – Где ты, чёртов сукин сын?! – Шельма, – услышала она напуганный голос Ро за своей спиной. – Милая, что… произошло? – Роро! – Анна, чувствуя наступающую слабость, осела было на пол, но Ро, накинув на неё длинный халат, успела поддержать Шельму. – Где… где Локи, Шельма? В ответ девушка покачала головой, и её наполненные страданием глаза встретились с ошеломлённым взглядом Шторм. – Нужно предупредить профессора, – сказала Ро, осторожно выпуская Шельму из своих объятий. Когда Ро вышла за дверь и Шельма опять осталась одна в разгромленной комнате, она обессилено опустилась на пустую койку и закрыла лицо руками, позволяя обжигающим слезам хлынуть из глаз. – Нет… Нет! Реми! Что же я наделала? – хватая ртом воздух, спросила Шельма у самой себя. Отчаяние вкупе со злостью от осознания всего произошедшего снова овладело ей, и Шельма с силой ударила кулаком по столу, оставляя на нём вмятину. «Боже», – взмолилась она про себя, – «будь мне свидетелем: если Локи жив, то он ответит за то, что сделал со мной!»