Solo and pair

      Юри идет во второй класс средней школы примерно в то же время, когда появляется его метка. Учеба не становится для него серьезным испытанием – Юри обладает чертовски острой памятью и способностями к математике – но все же он усердно трудится, чтобы сохранить свои хорошие оценки. Хорошие оценки означают хороший университет, а хороший университет предоставляет больше возможностей. Юри не знает, чем хочет заниматься всю оставшуюся жизнь; он лишь уверен, что, когда наступит время делать выбор, хочет иметь еще варианты помимо онсэна своей семьи.       И все же, несмотря на его прилежание, школа не является для Юри основным приоритетом. Уроки – всего лишь способ скоротать время, задача, которую он должен выполнить, прежде чем сесть в автобус и поехать в Ледовый дворец Хасецу кататься на коньках.       И Юри катается.       - Ты это видела? – кричит Юри, приземляя свой первый тройной флип. Он пошатывается при приземлении, его фигура выглядит неуверенно из-за нехватки опыта, но он делает верное количество оборотов и удерживается на ногах. – Ю-чан, ты видела?       Каждую свободную минуту Юри посвящает катку и балетной студии Минако. Он посещает больше показательных выступлений и соревнований чем раньше, ездит в другие города провинции, чтобы выступать на незнакомом льду перед незнакомыми зрителями. Его тренер – мужчина средних лет, нанятый на неполную ставку родителями Юко для обучения более продвинутых групп, – не часто ездит с ним. Юри не единственный его ученик, да и не самый талантливый; даже если бы у Юри были способности, его родители не потянули бы солидные тренерские гонорары. Вместо него Юри сопровождают Юко, или Минако, или Мари или собираются компанией по двое-трое.       - Вам не обязательно ехать, - говорит им однажды Юри, когда они все вместе сопровождают его на соревнование в столицу Сага. Поездка на поезде занимает чуть больше часа и проходит по лесистому центру префектуры; в поезде необычно тихо и малолюдно. – Я и сам со всем справлюсь.       Мари щелкает языком по зубам, издавая раздраженное «тсч», и дает ему легкий подзатыльник. Юко прикрывает смешок ладонью, когда Юри, насупившись и потирая затылок, смотрит на сестру.       - Не упрямься, - ворчит Мари. – Только потому что ты можешь справиться со всем в одиночку, не означает, что ты должен это делать.       Юри благодарен за их неизменную поддержку. Иногда он может слишком глубоко уйти в себя, и знает, что разделяя с ними победы, он легче переносит бремя проигрышей. Однако это не полностью рассеивает его тревогу, потому что также как растут достижения Юри, растут и его страхи.       «Что если мне никогда не удастся с этим справиться?» - думает Юри каждый раз, когда он падает, делает лишний оборот или сбивается с шага. Прыжки даются ему тяжело – за исключением, как ни странно, акселей – и мысль о том, что он не в состоянии совершенствоваться, наполняет его страхом и заставляет хвататься за его бессменный якорь - метку. «Что если я никогда?..»       Затем Юри выиграет еще одну медаль, или хорошо исполнит свою произвольную программу или удачно выполнит неподдающийся прыжок, и мучительные сомнения утихнут на время достаточное для воскрешения его надежд. Вновь и вновь он повторяет мысленно: Региональные, Национальные, серия Гран-при, Региональные, Национальные, серия Гран-при, пока эти слова не превращаются в мантру, бьющуюся в такт с его сердцем. Его желание соревноваться на международном уровне настолько сильное, что доводит его до напряжения, заставляет дрожать и нервничать. Единственные найденные им средства для облегчения симптомов – это тренировка или еда, и так как последнее вредно для его спортивного образа жизни, он старается избегать его.       (Что не всегда дается Юри успешно. Еда, которую готовят его родители, предназначена для хорошей жизни, а не для тонких талий.)       Однако, к счастью для Юри, каток и студия находятся в пятнадцати минутах ходьбы от Ю-топии – в десяти бегом – и его радушно принимают и там и там в любое время. Мать Юко впустит его после закрытия, пока занимается бухгалтерией, и даст ему чашку растворимого горячего шоколада, когда настанет время уходить; Минако же живет в арендованной квартире над ее студией и всегда пустит его через черный ход. Он понимает, что они не обязаны идти ему на встречу – он не единственный талантливый фигурист в Хасецу – поэтому каждый раз тихо благодарит их за помощь.       - Протяни руку, - говорит Минако в один из таких вечеров. Солнце уже зашло, и окна от пола до потолка достаточно темные, чтобы в них, также как и в зеркалах на соседней стене, отражались их фигуры. – У меня есть кое-что для тебя.       Юри заканчивает растяжку – его пальцы легко обхватывают свод стопы, а нос утыкается точно в колено – и садится, послушно протягивая руку. В его поднятую ладонь Минако роняет ключ. Вырезанные зубцы еще острые, а металл непотускневший. Он прикреплен к кольцу для ключей и крошечному пластмассовому манеки-неко.       - Что это? – интересуется Юри.       - От задней двери, - отвечает Минако.       Юри потрясен. Он знает, насколько Минако печется о своей студии; в конце концов, Юри стал одним из первых ее учеников, когда она вернулась в Японию. Тот факт, что она доверяет ему настолько, чтобы впустить в студию в свое отсутствие поистине устрашает.       - Я не могу…       - Можешь, - обрывает Минако, накрывая его ладонь своей. – У тебя есть талант, Юри. Цель. И ты их поддерживаешь упорным трудом. – Она сжимает ладонь крепче. – У тебя большое будущее, я чувствую это. К тому же тебе нужно безопасное место для тренировки. Где ты найдешь местечко получше?       Вера Минако в него заставляет Юри покраснеть, безобразные красные пятна расползаются по его щекам и вниз по шее. Он разрывается между замешательством и волнением, странное чувство, сдабриваемое с лестью. Юри было бы легче вернуть ключ, но это такой же дар, как и ее вера в него; швырнуть его в руку Минако было бы крайне невежливо.       - Спасибо, - бормочет Юри, сжимая пальцы на ключе. Он решает принять этот жест как есть, не размышляя, что он может означать, особенно учитывая то, насколько прямолинейна Минако.       - Не за что, - говорит Минако. Затем она хлопает в ладоши, резко и неожиданно, заставляя Юри подпрыгнуть. – Что ж, так как с этим разобрались, как насчет нескольких упражнений у хореографического станка? ***       Когда лето увядает, сменяясь осенью, огромное дерево за окном спальни Юри становится золотым. Его яркий пышный цвет контрастирует с бесконечным затянутым облаками небом, но, к сожалению, это длится недолго; ранние заморозки нарушают годовой цикл дерева и вынуждают листья побуреть. Они быстро и дружно опадают на землю, и их тонкие сухие остовы устилают двор и дорожку.       - Идём, Юри, - подталкивает его Мари, докурив сигарету. Она бросает окурок на бетон и тушит тлеющий конец пяткой кроссовка. – Я хочу вернуться до темноты.       Сегодня четырнадцатый день рождения Юри. Уроки закончились менее получаса назад, но вместо того чтобы отправиться как обычно на каток, Юри в недоумении пришел домой. Об этом его попросили мама с папой; когда он попытался выяснить подробности, они, покачав головами, сказали, что это сюрприз. Его смятение только усиливается, когда у главного входа его встречает Мари, одетая в джинсы и мягкий свитер.       - Ты знаешь, в чем дело? – интересуется Юри, сменив школьную форму на серые компрессионные штаны и черную термо-куртку. Юри любит эту куртку; она мягкая и теплая, а полностью застегнутый воротник закрывает горло до середины.       - Ага, - кратко отвечает Мари.       - И? – спрашивает Юри.       - И ничего, - говорит Мари. – Тебе нужно подождать, пока мы не доберемся до цели.       Юри не пытается вытянуть из Мари побольше информации, пока они садятся в семейный автомобиль. Она всегда была гораздо упрямее него и радовалась, заставляя его дергаться. Однако он не слишком беспокоился; поддразнивания Мари стали помягче с тех пор как они были детьми, и Юри сильнее удивляет поведение родителей, чем ее.       Поездка занимает около сорока пяти минут. Мари добавила незнакомый адрес в GPS своего телефона, и инструкции выводят их из Хасецу, мимо растянувшихся пригородов на однополосную дорогу, уходящую в лес. Как и дерево за окном Юри, мелькающие по сторонам деревья – лишь голые кроны, покрытые инеем, все вокруг белое, серое и коричневое. От этого на тихой и безлюдной дороге красиво, и прежде чем Юри осознает, Мари паркуется перед среднего размера домом в конце дороги в самой глуши.       - Мы на месте! – объявляет Мари, отстегивая ремень безопасности. – Идем. Мацуко-сан ждет нас.       Мацуко – высокая, стройная женщина лет пятидесяти - приветствует Мари неформальным поклоном и Юри широкой улыбкой. В уголках ее глаз собираются морщинки. Юри – частенько ощущающему себя неуютно среди незнакомцев – она сразу же нравится.       - Ты должно быть Кацуки-кун! – говорит она, приглашая их войти. Юри вылезает из ботинок и ставит их рядом с несколькими парами поношенных башмаков. – Я слышала сегодня у тебя день рождения. Четырнадцать лет исполняется?       - Да, - говорит Юри.       - Хороший возраст, - заявляет Мацуко, ведя их от входной двери внутрь дома. Сам дом красивый, с открытой планировкой и огромной кухней. Юри старается не слишком откровенно пялиться, но это трудно; обычные дома – сами по себе являющиеся жилищами, а не дома в гостиницах – очаровывают его. Мацуко должно быть неверно истолковывает его блуждающий взгляд, потому что, застенчиво рассмеявшись, говорит: - Простите за беспорядок.       В раковине скопилась небольшая груда посуды, на столе лежат несколько писем, а на дальнем его краю брошено теплое пальто. Юри краснеет и несвязно бормочет: - Э-это не беспорядок! Это просто… - Он постукивает костяшками пальцев по грудине, подбирая подходящее слово. – Просто совсем по-другому.       Мари цокает языком из-за странного поведения Юри, Мацуко же только смеется.       - Вполне возможно, - соглашается Мацуко, когда они заворачивают за угол и входят в гостиную. В комнате господствует огромный удобный диван, а у дальней стены расположился настоящий, но сейчас бездействующий, камин. Также там находится журнальный столик с книгой, полупустой кружкой чая и нескольким пультами. Однако Юри почти ничего из этого не замечает, потому что его внимание тут же захватывает разноголосица негромкого, завлекательного тявканья.       - Та-да! – объявляет Мацуко, и одновременно Мари произносит: - С днем рождения, Юри.       Перед Юри небольшой манеж с возбужденными карликовыми пуделями. Крошечные клубки курчавого меха карабкаются друг на друга, чтобы привлечь его внимание; их мать, лежащая в уголке, поднимает голову и внимательно наблюдает, как Юри опускается на колени и прикладывает руку к стенке манежа, чтобы щенки ее обнюхали.       - Можешь выбрать любого, - говорит ему Мацуко. – Я еще никому их не обещала. Обычно я держу собак три месяца вместо привычных двух, прежде чем отдаю их в новые дома, но твоя мать была очень настойчива.       Мацуко разрешает ему сидеть в манеже и играть со щенками, пока они с Мари уходят на кухню, чтобы спокойно поболтать. Юри в восторге. Он всегда любил собак и годами тихо надеялся завести пса, но когда бы об этом не заходил разговор, его родители всегда отказывались на том основании, что они слишком заняты.       - Ты выбрал? – спрашивает Мари, возвращаясь вместе с Мацуко полчаса спустя.       - Ага, - отзывается Юри. Он сделал свой выбор почти сразу; только один из щенков был сплошь коричневый и лизал пальцы Юри, а не грыз их. Он не скулит как другие щенки, когда Юри берет его и устраивает в колыбели рук. – Я хочу этого.       - Ага, ну конечно, - говорит Мари, закатывая глаза. – Он в точности как собака того фигуриста, да?       - Его – эталон, - бормочет Юри, чувствуя, как розовеют щеки. Его интерес к Виктору Никифорову настолько абсолютный, что все окружающие оказываются в курсе; он просто не представлял, что все настолько плохо, что даже его родители точно знали, какую собаку он хочет. – А не точно такая же.       Мари скептически приподнимает бровь.       - Заткнись, - говорит Юри.       Они уходят вскоре после того как Юри делает выбор. Мацуко просит звонить ей, если у него возникнут какие-нибудь вопросы, затем вновь, после того как он влезает в ботинки, желает ему счастливого дня рождения. Она машет им, когда они удаляются по посыпанной гравием подъездной дороге.       - Итак, как ты собираешься назвать его? – спрашивает Мари, когда они возвращаются в Хасецу. Щенок тихонько поскуливал в первые минуты поездки, испуганный движением машины. Юри обернул маленькое одеяло, которое Мацуко дала ему, вокруг дрожащего тельца щенка и прижал его к груди, прямо над спрятанной меткой. Постепенно жалобные звуки и дрожь прекратились, и сердце Юри упокоилось. – Я думаю, ему подойдет Момо или Марон.       - Нет, - качает головой Юри, услышав распространенные клички домашних животных. – Не так.       - А как тогда? – спрашивает Мари. – Коори?       Юри вновь качает головой. По правде говоря, ему не пришлось долго размышлять об имени – Виктор возник в его голове, как только он провел рукой по коротким завиткам на спине щенка – но из-за этого в животе Юри появилось какое-то странное ощущение.       - Я хочу назвать его Виктором, - честно шепчет Юри, осторожно почесывая щенка за одним из висящих ушей. – Это… странно?       - Вообще-то нет, - пожимает плечами Мари, ни разу за время разговора не отрывая глаз от дороги или рук на руле. – Многие люди называют своих питомцев в честь знаменитостей, которые им нравятся.       Юри размышляет о ее словах, но с какой бы стороны он не смотрел на ситуацию, он все же чувствует себя немного странно, называя собаку в честь своего кумира. У Виктора нет прозвищ, которые он мог бы использовать – Виктор Никифоров - это Виктор Никифоров, человек настолько богатый талантом и сюрпризами, что никакое прозвище ему не нужно. Однажды Юри слышал, как его тренер на скамейке «слез и поцелуев» называет его Витя, но Юри никогда не считал, что это русское уменьшительное имя подходит острому взгляду Виктора. И подумав, Юри понимает, что японское уменьшительное подходит Виктору еще меньше; Вик-чан - это кто-то слишком милый, слишком… маленький.       Мысль - откровение.       - Вик-чан, - наконец говорит Юри, с улыбкой опуская взгляд на своего пса. – Его зовут Вик-чан.