Переплетения.

Когда-то Расёмон умел создавать что-то красивое. И в самые холодные и мрачные дни, когда у ребят не было совершенно никакого желания вставать и думать, как жить дальше, когда они все изнывали от голода и холода, Акутагава создавал что-нибудь. То, что он видел в книжке или на картинках. Это могли быть цветы, образы и просто милые предметы. Почему-то его товарищам очень нравилось это. Они радовались и становились будто бы веселее. Душу его самого это не затрагивало, он никогда не понимал, почему им так нравилось смотреть на его Расёмон. Но, несмотря на это, Рюноске всегда создавал что-то, особенно любил делать цветы, если его просили ребята. Они будут счастливыми, а значит, будут хотеть жить. Но после того как он попал в мафию, никто не видел его цветов. Никому он не показал красивую сторону своей способности. Иногда Гин просила его показать. Показать красивую камелию, розу или сирень. Но Акутагава не мог. Он сам не знал причины, просто в такие моменты его верный Расёмон становился лезвием. Или ещё чем похуже, но вовсе не изящным цветком. Когда Гин спрашивала у брата причину, ему хотелось горько улыбнуться. Что он и делал. Не снаружи, конечно. «Потому что я влюбился, Гин-чан. Влюбился в того, кто ничего, кроме сплошного комка боли, не принесёт». Он знал, что от этой любви будет только боль. Что она будет душить его, обвиваться вокруг него, сжимать сильно, до хруста в костях, до крови. Что он будет задыхаться, а она постепенно усиливать и сжимать хватку, пока он не сломается, не обмякнет в её руках. Когда же это произойдёт, то эта боль, или же любовь, утащит его в бездну. И что бы кто ни думал о нём, он не выдержит полной тьмы. Он — не её воплощение, и никогда не сможет им стать. А вот он смог. И был самой настоящей тьмой. Лживой, беспросветной и чертовски прекрасной. У него сотни, тысячи масок, и для каждого человека их несколько. Наверняка даже с его любимым другом Одасаку он не был искренен. Акутагава не видел его настоящего лица. Дазай был будто соткан из лжи, он будто бы стоял в окружении масок, а его лицо заслоняла тьма. Рюноске не знал, за что он полюбил этого человека. Как и не мог сказать, за какие грехи ему досталось такое проклятье. В каждом его взгляде и звуке чувствовалось что-то потустороннее, пугающее. Как люди этого не замечали? И всё же, он полюбил Дьявола. Он полюбил того, от кого никогда не услышит слов поддержки или благодарности. Любых тёплых слов. Он полюбил этот голос. Он полюбил его глаза, его прикосновения. Он разве что не стал мазохистом, хотя уже давно сомневался в этом. Он никогда бы не смог его возненавидеть, и это было его главным проклятьем. Когда Дазай попросил показать ему камелию, он опешил. Хотя, какое попросил. Приказал. Также властно и также больно. И Акутагава показал ему. Он закрыл глаза и представил этот цветок, ни на секунду не верив, что у него что-то выйдет. Но когда он открыл глаза, то увидел в своих руках камелию. Красивые чёрные лепестки, окутанные небольшим чёрным туманом. Но ещё прекрасней были глаза Осаму. Они светились удивлением, восхищением… Неизвестно, от чего. Но впервые ему удалось увидеть такой взгляд направленный на него. А то, что последовало потом, заставило парня вздрогнуть. — Красиво. Очень красиво. Как ты. Рюноске показалось, что у него остановилось сердце.