Дети Шини

Амелин сидел на полу, облокотившись спиной о мою кровать, и вот уже третий час читал вслух «Остров сокровищ». Я несколько раз просила его уйти, но он упрямо отвечал, что теперь его очередь лечить меня, хотя я и не болела вовсе. Лишь чудовищно продрогла после той Настиной выходки. Переодевшись в длинный свитер, а поверх натянув шерстяную жилетку, залезла в постель, накрылась горой одеял и могла думать только о том, как согреться. Настя очень расстроилась из-за своего необдуманного глупого поступка, однако, по правде сказать, она действительно всех хорошенько остудила, и теперь лежала на соседней кровати, обхватив обеими руками подушку, и тоже слушала «Остров сокровищ». Подходило время ужина, но она, опасаясь очередной порции праведного гнева, и носа не смела показать из комнаты. После целого дня ругани, в доме на удивление было тихо. Кроме Амелина, наблюдавшего за всей этой нелепой потасовкой из окна и пребывавшего от увиденного в диком восторге, к нам больше никто не заходил. Он же сначала минут двадцать в красках пересказывал нам с Настей, как всё это выглядело со стороны, и хохотал до слез. А когда уже и я сама, и Настя не могли удержаться от смеха, притащил кучу одеял, навалил сверху на нас, взял из библиотеки эту книжку и стал читать. Однако стоило Насте выйти из комнаты, как он отбросил книжку в сторону и развернулся ко мне с горящим взглядом: — Хочешь, пойдем сегодня, выследим призрака? — Ты же говоришь, что это не призрак. — Но я же не говорю, что там никого не было. — И как же мы его выследим? — Перестань. Как обычно выслеживают? Спрячемся и подождем, когда он появится. — Ну, даже если мы его опять увидим, то это будет так же, как вчера. Испугаемся и сбежим. И никто опять не поверит. — Я больше не испугаюсь. Честно. И не сбегу. — Может, позовем Петрова? Пусть он на камеру снимет. — Можно и Петрова, но он, скорей всего, всем разболтает. Оно тебе надо? Чтоб опять смеялись? — Нет, нет. Всем — ни в коем случае. У меня до сих пор стояли в ушах обидные насмешливые слова Якушина. — Мы просто посмотрим, откуда оно приходит и куда уходит, а когда уже точно убедимся, что это призрак, ну или не призрак, то и ребятам можно будет сказать. И мы договорились, как и в прошлый раз, что он зайдет за мной, когда все уснут. Потому что хоть мы и оставляли на лестнице зажжённый свет, но коридоры всё равно были довольно тёмные. А когда Амелин зашел, то он не просто «зашел», а влетел, отодвинул меня за плечи в сторону и сразу бросился под кровать. И оттуда уже громким шепотом скомандовал: — Быстро ложись. Там Герасимов идет, он меня чуть не заметил. И в ту же секунду, как только договорил, ручка двери тихонько скрипнула, и я только успела упасть на подушку, как дверь осторожно приоткрылась. В тусклом свете окна я увидела массивную фигуру Герасимова. Он зашел и остановился посередине, какое-то время постоял, глядя то на меня, то на Настю. Потом, убедившись, что я сплю, подошел к кровати Сёминой и легонько потряс её за плечо. Настя едва слышно застонала. Он снова потряс. — Сёмина, слышь, Сёмина. — Что? — она, наконец, проснулась и сквозь темноту уставилась на него. — Ты меня прости, ладно? — Что ещё случилось? — Это я виноват. Это я тебя подставил. — Не понимаю, — спросонья пробормотала Настя. — Ну, ты же не со зла водой нас поливала, если бы я вовремя остановился, то ничего бы и не было. Короче, извини. — Хорошо, — сказала Настя. — Вы меня тоже. Я просто в стрессе была после того кабана. А у меня мама так делала, когда к дядьке друзья приходили, они вечно сначала пили водку, а потом дрались. Постоянно на кухне погром учиняли. Вот она их из таза прям и окатывала. И, знаешь, всегда помогало. Герасимов негромко хмыкнул. — Если бы моя мать такое хоть раз бы сделала, когда отец бухой пришел, то он бы точно её прибил. Он и так сам постоянно повод ищет, а за воду наверняка прибил бы. — Он вас бьёт? — спросила Настя прямо. — Можно сяду? Она подвинулась, Герасимов посмотрел на меня, проверяя, сплю ли, и я зажмурилась. — Меня иногда. Очень редко. Как правило, за дело. А к ней цепляется просто так. Я уже сто раз говорил ей, чтобы развелась с ним. Но она боится, что жить не на что будет. Достало уже. Что ни вечер, то прям перед его приходом начинается хождение и маята, раз по сто ко мне подходит типа: «как он сегодня?», «может обойдется?», «ты только не вздумай отца злить» и всё в таком духе. Ходит, трясется, валерьянку пачками ест. Ну что это за жизнь такая? И я тоже такой весь постоянно в напряге. Сидим. Ждем. Нет, ну он не запойный, конечно. Но пару раз в неделю обязательно что-нибудь этакое устраивает. — А мой дядька очень запойный был. Но мать мою никогда не трогал. Она с ним, козлом, с самого детства нянчилась. Фу. Ненавижу алкашей. — И я вот сейчас думаю, кто теперь там за неё заступаться будет? Дебил я, что повелся на эту тему с побегом. — А меня мама сама отпустила, — похвасталась Настя. — Я, ведь, думал, сюда приеду, и всё разрешится. Но ничего не разрешилось, а стало только хуже. Не нужно было рыпаться. — Остался бы, все шишки на тебя. — А мне на них пофиг. Вообще не колышет. Если б я знал, что сделал Ворожцовой, то, может, и запаривался бы, а так, какой смысл? — Наверное, она как раз хотела, чтобы мы об этом думали и раскаивались. Я вот, например, раскаиваюсь. — Помнишь, я говорил, что не знал Кристину? Но был один случай, мне тогда лет десять было. Нашел на улице котенка и притащил его домой. Знал, что родители ругаться будут, если увидят, но думал, что спрячу его сначала под кроватью, а потом постепенно как-нибудь уломаю их. Стану убираться, там, и в магазин ходить. Пронес его под курткой, посадил в коробку из-под ботинок, накрошил ему туда сосиску и под кровать. А утром мать нашла его спящим прямо у меня в ногах и расшумелась, пришел отец, поднял за шкирку, углядел на розовом пузе каких-то там блох и, недолго думая, тут же вышвырнул в форточку. В тот день я в первый раз сказал, что ненавижу его. И вместо школы пошел искать котенка. Мы живем на третьем этаже, а ещё и зима была, так что разбиться он вряд ли мог. Короче, ходил я под окнами, ходил. Звал, звал, и тут по дорожке мимо бабушка идет с девочкой, останавливаются и смотрят на меня. А мне вроде и стыдно, что я плачу, а вроде и плевать, потому что котенка жальче. В общем, бабушка эта не выдержала и типа: что случилось и нужна ли помощь. Ну, я рассказал. Тогда они с этой девочкой стали помогать мне его искать. Быстро нашли. Бабушка, как знала. Заглянула в подвальное окошко, а там он свернулся на полу и пищит. Девочка тоже начала причитать «ой, маленький, бедненький» и всё такое. В общем, бабушке пришлось идти искать дворника, чтобы открыл подвал. Короче, котёнка вытащили. Девочка спросила, что я буду делать, раз меня не пускают домой с ним. Я ответил, что больше домой не пойду. И она начала умолять бабушку «взять мальчика к себе жить». Если честно, то я был не против. До сих пор мечтаю, чтобы меня кто-нибудь к себе жить забрал. Но бабушка сказала, что взять жить, это невозможно, а вот в гости пригласить вполне реально. И мы вместо школы пошли к ним в гости. У них было очень спокойно и уютно. Они поили меня чаем с самодельными вафлями, и мне до сих пор кажется, что это было самое вкусное из того, что я когда-либо ел. Кристина рассказала, что у неё нет мамы. Но она её почти не помнит и поэтому не так сильно переживает, как могла бы. Хотя, конечно, ей больно думать о том, что у всех мамы есть, а у неё нет, но я сказал, что ей жутко повезло с бабушкой, потому что моя бабка — противная и вредная карга. А после Кристинина бабушка пошла к своей соседке и пристроила моего котенка. Какое-то время, пока я был в четвертом классе, я всегда здоровался с Кристиной в школе, а на следующий год, мы здороваться почему-то перестали, точно и не были никогда знакомы. Не знаю, отчего так бывает, когда люди делают вид, что не знакомы друг с другом. Даже уже и не помню, кто первый начал. Пока он всё это рассказывал, я почувствовала, что начинаю засыпать, однако следующий вопрос Насти моментально выдернул меня из сна. — Слушай, Герасимов, скажи честно, ты голубой? От этого вопроса Герасимов офигел не меньше меня. — Дура, что ли? — А чего тогда Полину Галкину отшил и Агееву? Они же звёзды. Их никто не отшивает. — А ты откуда знаешь? — Ой, Герасимов, вся школа знает. Они на каждом углу рассказывают, что ты голубой. — Ну, и плевать. Мне пофигу. — Так, чего отшил-то? — А нахрена они мне вообще сдались, если их никто не отшивает, — и, чтобы больше не продолжать этот разговор, Герасимов попрощался с ней и вышел. А Сёмина ещё долго ворочалась и вздыхала. Когда же она, наконец, отвернулась к стенке, мне удалось свеситься и заглянуть под кровать. Амелин, как я и думала, свернувшись калачиком, дрых, положив голову на руки.