Дети Шини

— Включите, пожалуйста, кто-нибудь свет, — попросила я. Сзади послышалось какое-то движение, это Амелин перешел в бильярдную, и когда она осветилась тусклым холодным мерцанием, жестом позвал нас. Герасимов сразу плюхнулся в пухлое кожаное кресло и лишь потом заметил, что сел на подушку Амелина. Вытащил, бросил на бильярдный стол. — Что будем делать? — спросила я, пытаясь отдышаться. — Валить, что же ещё? — отозвался Герасимов. — Куда нам валить? В лесу либо заблудимся, либо замерзнем, либо нас сожрут волки, — Амелин запрыгнул на край стола, дотянулся до подушки и, прижав её к животу, остался так сидеть. Его лицо было ещё бледнее, чем обычно, то ли от света, то ли после приступа. Но красные пятна окончательно исчезли, точно их и не было. — Какого черта тебя вообще из подвала выпустили? — Герасимов с раздражением следил за тем, как он беспечно болтает ногами в кедах. — Осеева, объясни. Вам же сказали держать его здесь. Если бы послушались, то никакого шухера сейчас бы не было. — Ты такой всегда умный, Герасимов, когда нужно других поучать, — огрызнулась я. — Хотелось бы взглянуть, что бы делал ты. — Мы бы их сразу не пустили. — Якушин бы не пустил бедных заблудших путников? — губы Амелина растянулись в обычной издевательской усмешке. — Верится слабо. С этим не мог поспорить даже Герасимов, поэтому он только негромко пробурчал: — Ничего бабы нормально сделать не могут. Но я услышала и, учитывая наше местоположение, не могла упустить такой шанс. Сняла со стены кий. — Дуэль? — Ты серьёзно? — скептически нахмурился Герасимов. — Типа ты умеешь. — Типа играем на то, что если я проиграю, то до самого возвращения в Москву, буду называть тебя «Ваше величество» и, соответственно, наоборот. — Что ж, — Герасимов потер колени. — Вызов принят. Только ты очень быстро пожалеешь об этом необдуманном поступке. — Посмотрим. А ты, — я согнала Амелина со стола, — будешь вести счет. И мы стали играть, потому что всем нужно было успокоиться и ждать, пока полиция не уберется из дома. О том, как там чувствуют себя Сёмина и Петров думать не хотелось. Герасимов, конечно, зря соглашался со мной играть. Потому что с самого детства, когда родители выезжали в эти свои дома отдыха, бильярд был единственным развлечением, которое мне там нравилось. В него можно было просто играть, и никто ничего не расспрашивал. А ещё, мне нравилось, что в нем я могла побеждать кого угодно, любых взрослых мужиков, если они плохо играли. И ни возраст, ни пол, ни даже рост не мешали мне быть для них серьёзным соперником. Так что обыграть три раза подряд Герасимова мне тоже ничего не стоило. Это было весело, он явно взбесился и уже ближе к своему окончательному фиаско начал цепляться к каждой моей позе, слову, даже взгляду. В заключении со злостью так ударил в черный шар, что тот подскочил, вылетел со стола, гулко стукнулся об пол, и выкатился за дверь, ведущую вглубь подвала. Но поднимать его не пошел:  — Ладно, Ваше величество, уже около часа прошло, как мы здесь сидим. Наверняка все ушли. Нужно хотя бы сделать небольшую вылазку за едой. — Ещё рано, — предостерег его Амелин. — Они тут и весь день ошиваться могут. Подождем, пока точно не уйдут. И я уже было собиралась поддержать его, как вдруг в моё сознание, словно из ниоткуда, вторглась неожиданная, запоздалая мысль: «а что будет, когда они уйдут?». — Вы уверены, что хотите остаться здесь? В доме? — задала вслух вопрос, озадачивший меня саму. — Только представьте, когда все уедут, мы останемся здесь одни. Без машины, Якушина, снегохода и телефона. Вместе с этими словами пришла и твердая уверенность в своей правоте. Амелин, расслаблено развалившийся в кресле нога на ногу, тут же собрался и напряженно выпрямил спину. — Ты хочешь сдать меня полиции? — Да, перестань, ничего с этим Максом не случилось. И ничего тебе за это не будет. Если честно, то я уже очень хочу домой. Герасимов как-то безразлично пожал плечами. — Давай ключ. Мы выходим, — скомандовала я Амелину. Развернулась, и он, поймав этот мой решительный взгляд, тут же сорвался из кресла и бросился в глубину коридоров. Герасимов, недолго думая, помчался за ним. Они проскочили мимо комнаты с мусором, свернули в коридор, и скрылись из виду. А когда я добежала до «Килиманджаро» то увидела, как Амелин, точно издеваясь, гоняет Герасимова вокруг этой мебельной горы. Заметив меня, он изменил направление и, проскользнув у того под рукой, припустил в другую сторону. Это было очень глупо и совершенно в стиле его детских, дурашливых выходок. Но сейчас было не до шуток. Я медленно и строго пошла наперерез. И он, сообразив, что мы ловим его теперь вдвоем, легко рванул к дальним неосвещенным комнатам, нырнул в их черноту и вмиг исчез там. Громко топая и сопя, Герасимов метнулся следом. Идти за ними в кромешную тьму я просто не могла. Поэтому осталась бродить вокруг Килиманджаро. Как же мне всё это сразу в голову не пришло? Побег от полиции был машинальной, будто бы даже естественной реакцией, но совершенно глупой. Спрятавшись здесь, мы обрекали себя на добровольное заключение с непредсказуемыми последствиями. Как прожить в доме втроем? Без деятельного Якушина, без Маркова с его рациональными соображениями, без неиссякаемого энтузиазма Петрова, без сердобольной Сёминой? Без них пребывание здесь и вовсе становилось неполноценным и бессмысленным. Да, конечно, впереди предстояли муторные разговоры и объяснения в полиции, но насчет охотников мы всё могли доказать, у Маркова остались свежие следы побоев, если он только додумался их зафиксировать. А Петров даже кое-что успел снять на камеру. Очевидно, что данное происшествие, с учетом нашей репутации, проникновением и проживанием в доме, было нам не на руку, но теперь, я чувствовала себя не только абсолютно правой, но и способной отвечать за всех. Устав ждать, я прилегла на бархатном диване с круглыми подлокотниками, казалось на секунду, а когда открыла глаза, то возле меня на полу сидел Амелин и с сосредоточенным интересом смотрел. — Давай, принесу одеяло? Задремав, я действительно жутко закоченела. В отличие от Герасимова, который был всё ещё в куртке, и Амелина, перетащившего сюда все свои вещи, я так и убежала в одном свитере. — Ты где был? — Там куча комнат и переходов. — А Герасимов? — я энергично растирала пальцы и плечи. — Не знаю. Сам еле вернулся. Там очень темно и ещё холоднее, чем здесь. Он снял пальто и попытался надеть его на меня. Но я не далась. Эта его бестолковость порой, очень злила. После воспаления-то лёгких и аллергии! — Давай, всё-таки принесу тебе одеяло? — При чем тут одеяло? Нужно просто уже уходить отсюда. — Ты была когда-нибудь в катакомбах? — Перестань мне зубы заговаривать! Ты видел Герасимова? — Как я его мог видеть? Там же темно. Мне повезло, что я заметил свет. Хорошенько шлёпнула его по колену. — Ты можешь нормально сказать, что произошло? Я тебя уже достаточно изучила. Прекращай уводить в сторону. — Он первый начал. Чуть не задушил меня. Но я убежал и всё. — Я тебя сейчас сама задушу! Что с Герасимовым? — Не знаю, честно. Мне тоже показалось странным, что он вдруг исчез. — Тогда что ты тут расселся? Найди его. — Да, конечно, Ваше величество, — Амелин быстро вскочил на ноги, придуриваясь. — Сейчас же пойду и найду. — Ладно. Я тоже иду. Глубоко вдохнув, я схватила его сзади за пальто, и мы окунулись в непроглядную, бесконечную тьму. Осторожно скользя ладонью по шершавой, во многих местах облупившейся до кирпича штукатурке стен, я то и дело звала Герасимова, но он не отзывался. Только подземельное эхо пугливо разбегалось во все стороны. Когда же через какое-то время стало ясно, что так найти его не получится, мы решили вернуться за фонарем и свечкой, которую Амелин взял из мансарды. Пошли обратно. Свернули раз, второй, третий, но с тем же успехом можно было блуждать с завязанными глазами в лесу. Мы явно заблудились. Я остановилась и села на сырой, холодный, каменный пол. Было так дико холодно, что хотелось просто сжаться до точки. Амелин снова снял пальто и стал пихать его мне в руки. И у меня уже не хватило мужества отказаться. Долго возилась с рукавами, а как только нашла, вдруг раздался тихий стон. Герасимов полусидел возле стены, наверное, мы проходили мимо него несколько раз. Я с силой потрясла за плечо. Он не ответил. Нашла руку, взялась за запястье, оно было холодное, как рыба из морозилки, но пульс прощупывался вполне отчетливо. — Жив, — прошептала я сама себе. — Конечно, жив, — отозвался Амелин. — Он же стонал, а трупаки звуков не издают. Во всяком случае, пока не превращаются в зомби. И тут Герасимов подал слабый, ворчливый голос: — Если я превращусь в зомби, то первым на очереди будешь ты. — Что случилось? — спросила я. — Потолки, сволочи, низкие. — Головой ударился? Разбил? — Не знаю. Не хочу трогать. Тогда мне пришлось самой потрогать его голову и лоб. На ощупь показалось, что рассечение всё же есть, потому что на пальцах осталось немного крови. — Нужно обвязать, — сказала я. — Погоди, — Амелин принялся возиться в темноте. — Не вздумай раздеваться. — Мы можем порвать мою футболку. Она мне не нужна. — Ты только что после воспаления лёгких, тебе нельзя, — запретила я. — У меня тоже есть футболка. — Вот ещё, — фыркнул Герасимов. — Мою светлую голову обматывать вашими ношеными тряпками. К тому же у меня куртка тёплая. Я уже запарился в ней тут сидеть. Мы помогли Герасимову снять футболку, а затем нещадно изодрали её и сделали повязку. А когда закончили, пошли искать выход. И начался новый виток наших бесполезных блужданий. Ходили и ходили, снова и снова проходя коридоры и комнаты. И все они казались совершенно одинаковыми, точно выходя из одного помещения, мы тут же снова в него попадали. — Что происходит? — удивился Герасимов. — Просто мистика какая-то. Мы не могли так далеко уйти, чтобы так долго идти обратно. — Здесь, наверное, под всем домом тянутся эти тоннели, — предположил Амелин. В ту же секунду я наступила на что-то очень твёрдое и круглое, оно пулей вылетело из-под ноги и гулко покатилось, я еле успела ухватиться за Герасимова, чтобы не упасть. — Эй, полегче, — буркнул он. — Сам не очень держусь. — Там на полу шарик какой-то. Амелин присел на корточки и пополз в ту сторону, откуда доносился этот катящийся звук. — Это же бильярдный шар, — удивленно выдохнул он. Повисла озадаченная тишина. — Если это тот черный, то значит, налево должна быть бильярдная, — сказал он, поднимаясь. — Так и есть, — подтвердил Герасимов, отходя в сторону, чтобы проверить есть ли там дверь. — Мы на месте. — А почему же нет света? — запаниковала я. — Всё ясно, — в голосе Герасимова послышались тревожные нотки. — Они отрубили генератор.  — Давай скорей сюда ключ, — потребовала я. — Нужно поторопиться, а то все уйдут. Но Амелин как-то подозрительно притих, хотя я видела его силуэт совсем рядом. — Ты что опять задумал? Давай сюда ключ. — Я ищу. Послышалось усердное сопение и копошение, мы ждали. — Ну, что? — не выдержал Герасимов. Амелин опять не ответил. — Костя, дай, пожалуйста, ключ, — произнесла я очень медленно и отчетливо, показывая, что наше терпение на исходе. — Я тебя очень прошу, по-хорошему. — Извини, — с трудом вымолвил он. — Его нет. — Как так нет? — Должно быть выпал. На секунду Герасимов от изумления онемел, а затем ринулся к Амелину. — Давай быстро сюда ключ, клоун. Я услышала, как Амелин быстро отошел за бильярдный стол. — Его нет. Честно. Не верите, пусть Тоня обыщет меня. — Я тебя сам сейчас так обыщу, — Герасимов двинулся на голос. — Только притронься. Учитывая обстоятельства, угроза прозвучала вполне убедительно. — Слышь, Осеева, Ваше величество, обыщи его, — скомандовал Герасимов. — Ещё чего. — Тогда пусть раздевается, и я сам проверю его карманы. Я осторожно подкралась к Амелину и схватила за руку: — Костя, скажи мне только честно, у тебя, правда, нет ключа? Если ты меня сейчас обманываешь, то я больше никогда не буду с тобой разговаривать, я даже в твою сторону не взгляну, и вообще навсегда забуду кто ты такой. — Только не это, Тоня. Ты мне угрожаешь самым страшным. — Значит, врешь? — А будешь обыскивать? — Я же тебя по-хорошему спросила, но раз ты не понимаешь человеческих слов, то пусть тогда Герасимов с тобой разбирается. Я дернула руку, но он крепко сжал пальцы, удерживая мою ладонь в своей. — У меня, правда, нет ключа. Просто я не сильно расстроен из-за этого. — Блииин, — взревел Герасимов. Я услышала, как он начал бегать из стороны в сторону, точно дикий зверь, загнанный в клетку. — Нас и не нужно было ловить. Мы сами себя поймали.