"Я бы умер за тебя" – это легко сказать. […] "Я бы жил ради тебя” – вот, что действительно сложно. ("I'd die for you", that's easy to say. […] "I'd live for you", and that's hard to do) Twenty One Pilots – Ride
Шерлок надевает костюм и придирчиво оглядывает себя со всех сторон. Впрочем, он выглядит достаточно неплохо, да и галстук отлично подходит к рубашке... – Шерлок, милый, это просто замечательно! Я должна сделать фотографию для твоих родителей! Миссис Хадсон улыбается, держа в руках фотоаппарат. Совсем недавно Шерлок научил ее им пользоваться, и теперь ее квартира буквально завалена снимками – она фотографирует его, Тоби, свое кафе и еще множество разных вещей. – Миссис Хадсон, я ведь не жених, а всего лишь шафер... – Это тоже важно! Жаль, что Джона здесь нет, ему бы очень понравилось! Она щелкает фотоаппаратом несколько раз, пока Шерлок заставляет себя улыбнуться. Мысли о Джоне выбивают почву у него из-под ног – особенно сегодня, когда он должен произносить поздравительную речь на чужой свадьбе. Конечно, он бы не смог приехать. Шерлок не уверен в том, что Джон вообще знает об этом событии. Связь с ним оставляет желать лучшего, даже с учетом вмешательства Майкрофта. – Дорогой мой, не волнуйся. Совсем скоро он будет дома, – миссис Хадсон ласково проводит рукой по его щеке, и он чувствует приятный аромат ее духов. – Что, если бы мы могли... если бы мы с Джоном могли вступить в брак? В некоторых странах это уже возможно... Вы были бы не против? – О, Шерлок, разве это решение должна принимать я? – смеется домовладелица, успевшая за эти годы стать для него мудрой советчицей во всех делах. – Главное, чтобы вы оба были к этому готовы, а все остальное не так уж и важно. Когда это время придет, я хочу быть одной из первых, кто узнает об этом, хорошо? – Обязательно, миссис Хадсон. Ну, я пойду? – Конечно. И не забудь поесть, потому что я сегодня... – Да, я знаю. У вас вечером свидание в итальянском ресторане. Хорошего вечера, миссис Хадсон! – И откуда ты все знаешь? – удивляется она, пока Шерлок выходит из гостиной, чувствуя себя гораздо лучше, чем до этого разговора.***
– Уотсон, ты уже решил? Будешь продлевать контракт? Говорят, ты на хорошем счету... – Да, не то, что я! – Помолчал бы, Чарли, у тебя вообще в голове одни девчонки... – Только одна! – Да тише вы, дайте ему ответить! Джон посмеивается, глядя на сослуживцев, которые даже здесь, на войне, умудряются вести себя так, словно все в порядке. Наверное, это что-то вроде защитной реакции – Шерлок наверняка знает все о таких вещах. Но его здесь нет, что одновременно и хорошо, и плохо. – Поеду домой, – отвечает Джон, и ребята встречают эти слова удивленными возгласами. – Я всегда хотел быть врачом, а теперь, после такой практики... – Да уж, врач из тебя что надо! – Но и стрелок отличный! – Я бы тоже поехал домой, если бы был там кому-то нужен, – говорит Скотт, самый спокойный парень из всех, кого Джон встречал за время своей службы. – Но родителям на меня плевать, а девушки у меня никогда и не было, так что я останусь здесь. Может, даже дослужу до майора, а потом посмотрим, что будет. Все замолкают на несколько секунд, будто пришибленные этим откровением, а затем снова начинают шуметь – правда, теперь участие Джона в разговоре не требуется, поэтому он незаметно выходит из общей комнаты, чтобы хоть ненадолго побыть наедине со своими мыслями. Последние несколько недель ничего особенного не происходит. Талибы лишились своей власти [2], однако все (и Джон в том числе) прекрасно понимают, что говорить о безопасности сейчас было бы наивно. Выстрелы, крики, кровь и бесконечные пески – вот чем стал для них Афганистан. Чужой язык и чужие обычаи, враждебность и недоверие – все это так далеко от того, что было там, дома, и Джону кажется, словно Англия находится на другой планете. Ему сложно представить, что где-то жизнь идет своим чередом, и люди даже не думают об этой войне, потому что она их совершенно не касается. Иногда ему даже не удается вспомнить, каково это – ощущать на своем лице капли дождя или вдыхать запах свежескошенной травы. Некоторым ребятам снится дом, вкусная еда или что-то еще – наверное, это дает им силы пережить еще один день, – но Джону не снится ничего. Каждый вечер, когда выпадает такая возможность, он достает из нагрудного кармана три фотографии. На первой – мама и Гарри на фоне их старого дома; мама, улыбаясь, держит малышку на руках, а та щурится от яркого солнца и смотрит куда-то в сторону. На второй – маленький Шерлок, удивленно разглядывающий свои новые ботинки (Джон не расстается с этой фотографией уже несколько лет). На третьей – он и Шерлок в той самой лаборатории, где их застукал Себастьян Уилкс, пока они целовались. Это фото всегда лежало дома, в их с Шерлоком спальне, и Джон никогда бы не забрал его, как бы ему ни хотелось, ведь это было бы нечестно с его стороны. Но в тот день, когда он уезжал в Афганистан, Шерлок молча открыл его рюкзак и положил это фото рядом с теми двумя. Джон благодарен ему за это – так же, как и за все моменты между ними перед его отъездом. Шерлок боялся, но не показывал страха. Он держал Джона за руку во сне, сжимая ее так, что становилось больно, но наутро улыбался и даже шутил, словно все это – ерунда. Он приготовил ему завтрак и даже немного поел вместе с ним (хотя он никогда не ест, если нервничает, потому что его тошнит). Он не сказал ни слова упрека и не просил Джона быть осторожнее – все это и так было ясно. Джон не знает, ради чего он здесь и кому он пытается что-то доказать – отцу, чье мнение давно перестало его заботить, или самому себе, – но зато он знает, ради чего должен выжить. Все эти разговоры о доблести и чести из уст тех, кто никогда не был на войне, теперь кажутся ему совершенно пустыми. Его не интересует, что показывают в новостях и совершит ли он когда-нибудь великий подвиг; он всего лишь хочет выжить сам и помочь выжить другим, когда это потребуется. Иногда он закрывает глаза и видит перед собой тех ребят, которых не сумел спасти. Наверное, это будет преследовать его всю жизнь.***
Шерлок сидит в кресле Джона, бездумно уставившись взглядом в окно. Телевизор молчит – он выключил его, потому что новости сводят его с ума. Число пострадавших, число погибших, записи с места событий – все это слишком давит на него. Майкрофт должен позвонить с минуты на минуту, и Шерлок чувствует, как дрожат его пальцы, готовые схватить телефонную трубку после первого же звонка. Он ненавидит ожидание, но согласен ждать хоть целый день, если вечером ему сообщат, что с Джоном все в порядке. Когда раздается звонок, в его желудке словно что-то переворачивается. – У меня нет никаких точных сведений, – голос брата звучит непривычно растерянно. – Я узнал только то, что Джон был там, в той долине [3]. Но никто не сообщал мне об этом... Наверное, он не хотел, чтобы я был в курсе. Согласно первым новостям, все британцы, которые участвовали в операции, погибли. Имен мне никто не назвал, хотя я задействовал все свои связи... – Майк, я должен знать! – Шерлок перебивает его, борясь с паникой и подступающей тошнотой. – Послушай, их ведь там было много, правда? Там был не только Джон, но и другие... Майк, он ведь не мог умереть, так? Может быть, они что-то перепутали? Брат молчит, будто боясь сказать что-то лишнее. – Он не имеет права умирать! – кричит Шерлок, вскакивая с кресла. – Он мой, понимаешь? Слезы душат его, застилают глаза пеленой. Он подходит к окну, прислоняясь лбом к холодному стеклу, и пытается успокоиться. – Их было совсем немного, наших ребят, и все они были добровольцами, – отвечает Майкрофт. – Ты же знаешь Джона... Послушай, я приеду к тебе, как только смогу. И я найду способ узнать все имена, хорошо? Он отключается, и Шерлок швыряет телефон в стену, вздрагивая от громкого звука. Не в силах находиться в этой комнате, он быстро сбегает по лестнице и выходит на улицу. Идет холодный дождь, но Шерлоку все равно – он просто бродит по улицам, ловя на себе удивленные взгляды прохожих. Оказавшись в парке, он садится на скамейку, где и сидит до самого вечера, пока туда не приходит Майкрофт. – Пойдем домой, ты замерз, – говорит брат, поднимая его на ноги. – Разве я могу пойти туда теперь? – спрашивает Шерлок охрипшим от холода и невыплаканных слез голосом. Майкрофт не отвечает, лишь качает головой и берет его за руку, как в детстве. Они доходят до дома молча, а затем брат заставляет его принять ванну, выпить чаю (а еще, кажется, какую-то таблетку из старой аптечки Джона) и лечь в постель. Шерлок не хочет спать; вдыхая и выдыхая, он ощущает холод в своей груди, словно там образовалась пустота. Когда-то давно психотерапевт, которого он посещал, научил его запоминать события и факты так, чтобы ничего не забывать. С годами Шерлок усовершенствовал этот метод – он создал в своей голове нечто вроде хранилища данных, назвав его «Чертогами разума». Теперь он ненавидит это, потому что в его Чертогах слишком много комнат, заполненных Джоном, и все они заперты, словно кто-то пытается отобрать у него воспоминания. – Скажи, Майк... – начинает он, и брат садится на край его кровати. – Скажи мне, что он жив. Ответом ему служит молчание, а затем все вокруг исчезает.