Микки проснулся от жутких криков, которые доносились снизу. Он открыл глаза и осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, где он находится и какая сволочь посмела нарушить его сон. После быстрого осмотра территории, Микки понял, что лежит в кровати Галлагера, в его доме, вот только самого Йена рядом не было. Милкович потянулся за телефоном, чтобы удостовериться, что сейчас раннее утро, и ему скостят срок за убийство в состоянии аффекта. Однако ему не повезло, на экране телефона красовалось
10:13 утра. Микки разочаровано вздохнул и откинул с себя одеяло. Сквозь занавески пробивался свет, от чего комната наполнялась практически волшебным светом. Милкович потер руками глаза, чтобы избавиться от дурацких впечатлений. Крики снизу не утихали, поэтому парень принял решение узнать, какая мразина нарушила тишину в доме сраных Галлагеров и так бессовестно выдернула его из царства Морфея.
Микки поднял с пола свои джинсы и натянул их, даже не удосужившись застегнуть пуговицу. Он вышел из спальни, быстро окинув взглядом свое заспанное отражение в зеркале. Чем ближе парень подходил к лестнице, ведущей на первый этаж, тем отчетливей становились голоса. Микки мог уловить лишь обрывки диалога, однако стало ясно, что внизу его ждала встреча с Фрэнком и Моникой Галлагер. Как можно тише он спускался вниз, желая до последнего оставаться незамеченным. И, по закону жанра, последняя ступенька скрипнула, чем привлекла внимание пары.
— Доброе утро, Микки, — приветливо сказала Моника, расплываясь в самой дружелюбной улыбке, на которую только была способна. Фрэнк лишь хмыкнул, осматривая Милковича с ног до головы.
— Ага, — буркнул Микки, проходя мимо них на кухню. Ему даже было неловко, что он стал, хоть и не по своей воле, свидетелем очередной семейной стычки.
— Ты голоден? — на кухне появилась Моника. Она встала напротив Микки, упершись бедрами в столешницу.
Микки не ответил; просто открыл холодильник и вытащил оттуда открытый пакет сока.
— Осталось еще немного пасты, — сообщила Моника, поднимая крышку с кастрюли, — могу сделать тебе сэндвич, если хочешь.
Микки поперхнулся соком, сбитый с толку такой добротой Моники. Ему, в принципе, никогда не доводилось общаться с ней без присутствия рыжего Галлагера, поэтому, такая материнская забота с её стороны заставила парня впасть в ступор. Он удивленно смотрел на улыбающуюся Монику, пытаясь собраться с мыслями и ответить ей хоть что-нибудь. Из транса его вывел Фрэнк, который выхватил из его рук пакет сока, делая глоток оранжевой жидкости.
— Эээ, не надо, — ответил Микки, изображая подобие улыбки. Он хотел подняться наверх, привести себя в порядок и сбежать отсюда, хотя его живот начало сводить от чувства голода. Он сделал всего один шаг, отходя от Моники, но какое-то щемящее чувство внутри заставило его повернуться и сказать едва слышное «спасибо».
Благодарность Микки не осталась не замеченной. Моника улыбнулась еще шире.
— Не за что, дорогой, — сказала она. Фрэнк хлопнул дверцей холодильника, привлекая её внимание. В ту же секунду, лицо Моники, такое мягкое и доброе, исказилось гримасой злости, — чертов Фрэнк, неужели нельзя делать это тише?
— Мой дом, — ответил Фрэнк, не менее злобно, — что хочу, то и делаю.
Микки поспешно поднялся наверх, не желая оказаться в эпицентре скандала. Кто знает, чем все закончится. Вполне возможно, что скоро в ход пойдут тарелки, чашки, ложки и вилки, которые Моника будет метать в своего мужа. Теперь он злился на Йена, за то, что не разбудил его, уходя из дома. Микки с большей радостью провел бы утро, сражаясь с Карлом за последний кусок бекона, чем слушать ругань Фрэнка и Моники.
Пожалуй, самым умным решением за это утро было решение привести себя в порядок, умыться, почистить зубы и переодеться. Именно этим Микки и занимался, когда в дверь ванную тихо постучали. Микки зажал зубную щетку зубами и открыл дверь, позволяя Монике прошмыгнуть в маленькую ванную комнату.
— Ты точно не голоден? — спросила Моника.
— Мгм, — буркнул Микки, сплевывая зубную пасту.
— Давай я хотя бы кофе тебе сварю, — настаивала Моника. Милкович понимал, что она не отстанет, поэтому решил согласиться на чашку кофе.
Моника, явно довольная собой, выскочила из ванной и сбежала по лестнице вниз, на кухню. Микки умылся холодной водой, прополоскал рот и вышел из ванной. Он вошел в спальню, которую Йен делил со своими братьями, открыл шкаф и выудил оттуда футболку, которая села на него, как по заказу. Микки глянул на себя в зеркало, провел рукой по волосам, и вышел в коридор.
На кухне Моника колдовала над туркой, а Фрэнк, сидя за столом, заворожено наблюдал за ней. Если бы не утренний инцидент, можно было подумать, что это идеальная семейная пара. В небольшой комнатушке царила полнейшая идиллия, так что Микки почувствовал себя лишним. Ему уже не хотелось кофе, а просто поскорее свалить от этой нездоровой атмосферы, царящей в доме. Но и в этот раз ему не удалось уйти не замеченным.
— Присаживайся, — сказал Фрэнк, отодвигая стоящий рядом стул и, в приглашающем жесте, хлопая рукой по сиденью. Моника подняла голову, улыбнулась Микки, переливая кофе из турки в чашку. Милкович присел на, предложенный Фрэнком, стул и сложил руки на груди.
— Как спалось? — спросил старший Галлагер, поворачиваясь вполоборота к парню.
— Отлично, — ответил Микки, внимательно изучая лицо Фрэнка. Он думал, что увидит его хитрую ухмылку или хотя бы насмешливый взгляд, но не было ни того, ни другого. Казалось, что Фрэнк действительно волновался о том, хорошо ли спалось Микки.
Моника поставила перед ним чашку и заняла место напротив мужчин. Микки сделал глоток обжигающего напитка. Не совсем ужасно, но Йен, или даже Фиона, варят кофе лучше. Вот только сейчас, Милкович был не в том положении, чтобы жаловаться на что-то.
— Микки, ты уверен, что не хочешь кушать? — в очередной раз спросила Моника. На секунду, Микки показалось, что её идеей фикс было накормить Милковича. Лучше бы о детях своих так волновалась, возможно, тогда каждый из них стал бы целостной личностью, а не просто «существом» с кучей комплексов и искаженным восприятием мира и самого себя.
Микки хотел снова ответить отказом, но живот предательски заурчал, что стало сигналом для Моники. Она, не сказав ни слова, поднялась со своего места и встала возле плиты, разогревая остатки пасты.
— Есть планы на сегодня? — спросила Моника, размешивая пасту в кастрюле.
— Да хуле вам надо? — не выдержал Микки. Он целое утро старался быть милым и приветливым, однако его скромной персоне уделялось слишком много внимания.
— Парень, полегче, — сказал Фрэнк, хмуря брови, — Мони просто хочет найти с тобой общий язык.
— Серьёзно? — спросил Микки, переводя взгляд с Фрэнка на Монику, и обратно.
— А что тут странного, дорогой? — Моника поставила перед парнем тарелку. Она провела рукой по его волосам, от чего Микки дернулся. Ну уж нет, ему хватает и одного Галлагера, который трогает его волосы.
— Ну, наверное, то, что своими детьми вы не сильно интересуетесь, — спокойно сказал Микки. Моника виновато опустила голову. Фрэнк сделал большой глоток из своей чашки, желая больше не встревать в разговор.
— А, по-моему, тебя это не касается, — строго ответила Моника. Слова парня её действительно задели за живое. Она никогда не была примерной мамой и прекрасно об этом знала, поэтому не нуждалась в лишнем напоминании.
Микки поднял руки вверх в примирительном жесте. Моника была права, это его не дело. Да и вообще, какая ему нахуй разница до жизни Галлагеров? Его интересует конкретный рыжий
пидор и этого достаточно, чтобы спокойная жизнь Микки Милковича превратилась в состояние постоянного «трэша, пиздеца и вакханалии».
— Так вот, какие планы на сегодня, юноша? — сказал Фрэнк, отодвигая пустую чашку к краю стола.
— Никаких, — ответил Микки, отправляя в рот ложку, — сгоняю в «Алиби». А потом встречусь с братьями.
— Это скучно, — Моника села напротив Микки, загадочно улыбаясь. Её настроение менялось быстрее, чем Микки мог думать. Нет, серьезно, он думал медленнее, чем гормоны Моники меняли её душевное состояние.
— А что, по-вашему, не скучно? — спросил Микки, изогнув бровь. Тем временем, пасты в тарелке становилось все меньше, так что теперь, желание Моники накормить Милковича казалось очень удачной идеей.
Фрэнк и Моника молчали, заставляя Микки теряться в догадках. Он выжидающе смотрел на них, пока тарелка полностью не опустела. Парочка Галлагеров пересматривалась между собой. Наверное, на каком-то сраном телепатическом уровне, они снова ругались и крыли друг друга трехэтажным матом.
Микки со вздохом поднялся со своего места, положил тарелку в раковину и открыл воду, хотя, на самом деле, он не собирался мыть её. Еще чего, он в посудомойщики не нанимался. Галлагеры повернули головы, удивленно вскидывая брови.
— Это у вас на генетическом уровне заложено, что ли? — Микки смотрел на пару, в надежде, что ему не придется объяснять свои слова. Однако, отклика на их лицах он не увидел, поэтому пришлось продолжить свою мысль: — Говорить незаконченными предложениями. Это, если честно, бесит, блять, нормальных людей.
Микки оперся на раковину, сложив руки на груди. Моника рассмеялась, сжимая руку Фрэнка. Наверное, Милкович никогда не сможет понять суть отношений между этими двумя.
— Мы хотели, чтобы ты остался с нами сегодня. До возвращения Йена, — мягко сказала Моника. Фрэнк только согласно кивнул.
— То есть, остаться с вами — это отличное развлечение? А пойти в бар, бахнуть пивка — скука смертная? — Микки смотрел на странную парочку в упор.
— Мы можем выпить и здесь, — довольно сказал Фрэнк. Микки усмехнулся. Кто бы сомневался, что Фрэнк проживет хотя бы день без алкоголя.
Милкович закатил глаза. Весь этот бессмысленный диалог изматывал его и раздражал. А он мог бы уже допивать третий бокал и обсуждать с мужиками в баре прелести американского футбола или жаловаться на очередную бредовую идею новых соседей, собиравшихся построить кофейню в их родном районе. Собственные мысли отвлекли его и он пропустил мимо ушей последнее предложение Фрэнка. А тот уже во всю таращился на Микки, ожидая получить ответ на свой вопрос.
— Чего? — спросил Микки.
— Доставать пиво из холодильника или ты уходишь? — повторил Фрэнк.
— Да похуй, доставай, — ответил Микки, отталкиваясь от раковины. Новым желанием парня было выкурить сигарету. Микки вышел на задний двор и сел на ступеньку, подкуривая сигарету. Он сам не понимал, зачем согласился остаться в доме Галлагеров с Фрэнком и Моникой. Ничего хорошего эта идея не предвещала, но что сделано, то сделано. Тем более, сегодня они меньше всего похожи на обычных себя.
Микки выбросил окурок, поднялся с лестницы и вернулся в дом. Фрэнк уже открыл пиво для себя и Микки, а Моника готовила сендвичи. Милкович сел напротив Фрэнка, сразу же делая глоток пива.
— И как ты дошел до вывода, что тебе больше нравится чей-то хуй в заднице, чем хуй в чьей-то вагине? — спросил Фрэнк. Микки поперхнулся пивом.
— Это для тебя жизненно важная информация? — ответил Микки вопросом на вопрос.
— Не обращай на него внимания, милый, — сказала Моника и поставила между мужчинами тарелку с сэндвичами. Сама она села рядом с Фрэнком, тут же переплетая свои пальцы с татуированными пальцами мужа.
— Бля, я сам не знаю, — ответил Микки, — как-то оно само собой получилось.
Микки пытался придумать более адекватный ответ, но как можно адекватно объяснить то, чего сам не знаешь? Бурная жестикуляция тоже не особо сильно помогла.
— Типа один раз попробовал и понеслась? — не унимался Фрэнк. Микки лишь утвердительно кивнул, делая новый глоток пива.
— А кто был первым? — спросила Моника, — Я имею в виду, это был парень или девушка?
— Баба, — ответил Микки, — а потом Йен. А потом опять бабы. И Йен.
— Так у вас была любовь с первого секса? — Фрэнк усмехнулся.
— А давай наши с тобой дружеские отношения начнутся с того, что я выбью тебе все зубы нахуй? — злобно ответил Микки.
Фрэнк рассмеялся. Моника, в свою очередь, легенько шлепнула его по плечу.
— Ладно-ладно, когда-нибудь расскажешь, — сказал Фрэнк, подмигивая парню. Микки закатил глаза, хотя,он бы с большей радостью уебал бы Фрэнку промеж его блядских глаз.
— И все же, — подала голос Моника, — когда ты понял, что тебе небезразличен наш Йен?
— Когда пришлось отпиздить его, чтобы выбить из этой рыжей башки все дерьмо, связанное с армией, — ответил Микки. Он взял в руки бутылку, внимательно рассматривая горлышко.
— Когда такое было? — спросил Фрэнк, отчаянно пытаясь вспомнить, когда это Йен собирался в армию, или когда он приходил домой весь побитый. Но последнее случалось слишком часто, а о своем решении служить родине он мог и вовсе не говорить Фрэнку.
— Где-то год назад, — сказал Микки, — ты тогда подыхал в доме Шейлы от какой-то хуйни с печенью.
— Цирроз, вообще-то, — поправил его Фрэнк, поднимая вверх бутылку, словно отсалютовав своей болезни.
— Да похуй, — буркнул Микки, вливая в себя остатки пива. Моника придвинула тарелку с сендвичами ближе к нему.
— Еще пива, дорогой? — заботливо спросила женщина.
— Ага, — буркнул Фрэнк, залпом допивая пиво из своей бутылки, — спасибо.
— Я не с тобой говорю, придурок ты эдакий, — ответила Моника. Она освободила свою руку и прошла к холодильнику, доставая оттуда две бутылки пива. Женщина поставила их посреди стола, рядом с тарелкой.
Микки благодарно кивнул, притягивая к себе закрытую бутылку. Быстрым и отточенным движением он сорвал крышечку и бросил её через плечо, даже не проверяя, угодила ли та в мусорное ведро. Фрэнк повторил действия Микки, после чего поднял бутылку вверх.
— Выпьем за то, чтобы печень никогда не подводила, — предложил Фрэнк. Микки так же поднял свою бутылку вверх, прикасаясь горлышком своей к горлышку бутылки Фрэнка.
***
— И тут я поворачиваю голову, а Йен уже успел опрокинуть торт на голову Фрэнка. А этот алкаш проклятый даже не проснулся, — Моника звонко смеялась, рассказывая очередную веселую историю из детства Йена. Фрэнк, уже изрядно опьяневший, сидел, в кресле, недовольно хмурясь. Микки хихикал, представляя себе, как пятилетний рыжик карабкается на столешницу, а затем одним движением руки скидывает огромный торт на голову своего мертвецки пьяного отца.
— Фрэнки, а ты помнишь, как Карл любил кусаться в детстве? — спросила Моника, откидываясь на спинку дивана. Она поджала под себя ноги и уставилась на мужа, в ожидании ответа.
Фрэнк ухмыльнулся, делая затяжку: — Конечно помню. У меня до сих пор шрам на ноге остался.
— А схерали Карл укусил тебя за ногу? — Микки удивленно изогнул бровь.
— Он постоянно ползал под ногами. А я, по пьяни, уснул в кресле. Так этот мелкий засранец не додумался перелезть через мою ногу, поэтому решил её укусить, чтобы убрать преграду со своего пути, — пояснил Фрэнк. Он закатал штанину брюк почти до колена, и тогда Микки увидел маленькую полоску, которая напоминала следы двух передних зубов.
— Ахуеть, — сказал Микки, допивая очередную бутылку пива.
***
— Никогда бы не подумала, что сын Терри Милковича будет мыть посуду на моей кухне, — сказала Моника, заворожено наблюдая за Микки.
— Я бы тоже никогда не подумал, что буду работать посудомойкой в доме блядского Галлагера, — ответил Микки, поворачивая голову к женщине, чтобы проследить за её реакцией. Моника лишь улыбнулась, видимо, пропустив мимо ушей последние слова Милковича.
Микки закрыл кран, вытер руки и плюхнулся на стул.
— Весело было? — спросила Моника.
— Вроде того, — неохотно признался Микки.
— Возможно, ты просто пьян.
— Не исключено, — ответил Микки и рассмеялся.
На самом деле, Микки хорошо провел время с родителями Йена. Ему было смешно, когда Моника рассказывала о различных детских пакостях рыжего Галлагера; он увлеченно обсуждал с Фрэнком преимущества жизни геев, даже не смотря на то, что Микки до конца своих дней будет утверждать, что он не
гей. Милкович даже решил, что в какой-то степени Фрэнк и Моника — хорошие родители, ведь они никогда не осуждали своих детей, никогда не ограничивали их свободу. В редкие времена, когда они присутствовали в жизни своих детей, они поддерживали их в своей особой манере. В любом случае, пускай они и принесли с собой много нехорошего, зато никогда не отказывались от них.
Однако, как бы сильно Милковичу не понравилось общаться с Фрэнком и Моникой, его
любимчиком, по прежнему, остается рыжий пидор — долбанный Йен Галлагер.
