Расплата за будущее

      -Максимилиан Шарль Арно де Мируар, граф д'Альбер, признаете ли вы, что занимались богопротивными опытами в алхимической лаборатории?       -Признаю.       Макс стоял со скованными руками перед восседающими за столом секретарем и двумя незнакомыми священниками. Большую часть дорогой одежды у него забрали, так что сейчас в рубашке из тонкого льна и кюлотах его бил озноб — в подземельях Бастилии неизменно царил почти что зимний холод.       -В свое оправдание могу сказать, что я не ставил целью ни обогащение, ни вечную жизнь — ничего из того, что бы шло вразрез с христианским учением, - горячо добавил он, - Бог для меня всегда являлся венцом всего: материи, духа, познания! Я лишь хотел постичь Его промысел.       -И для этого вы работали над философским камнем? - усмехнулся один из священников, - субстанцией, превращающей любое вещество в золото и дарующей вечную жизнь?       -Можете мне не верить, но так и есть. Я лишь хотел познать саму суть материи — как физической, так и духовной.       -Но свидетели показали, что вы намеренно призывали демонов себе в помощники!       -Свидетели? - поразился Максимилиан, - кто бы они ни были, они лгут. Я всегда работал один и уж тем более не призывал никаких демонов.       По поводу свидетелей Макс немного покривил душой — Арман был частым напарником в его алхимических опытах, однако говорить об этом сейчас не следовало.       -И, видит Бог, никогда моей целью не было причинение зла кому бы то ни было!       -Меня очень настораживают твои увлечения трудами Коперника, - нахмурился отец Франсуа, духовный наставник и учитель Максимилиана, мужчина средних лет с породистым сухощавым лицом и проницательным взглядом.       -Меня они тоже настораживают, - засмеялся тот, - но знаете, святой отец, я очень хочу понять, прав он в своих рассуждениях или заблуждается, как считает духовенство.       Они ехали шагом по засыпанной осенними листьями дороге, ведущей к замку Альбер, что располагался в десяти туазах от Парижа. Позади остались годы обучения в Сорбонне, когда захватывающе интересные или, наоборот, скучные до зевоты лекции перемежались с веселыми студенческими гулянками и ночными бдениями в богатейшей библиотеке Франции. Макс закончил богословский факультет, обзаведясь сиреневой мантией аббата*, весьма гармонирующей с его глазами необычного фиалкового цвета, знанием латыни, греческого и Святого Писания, неудержимым интересом к наукам и огромной популярностью у женского пола.       Отец Франсуа сам вызвался встретить молодого графа д'Альбера, и вот теперь к замку двигался кортеж из повозки, на которую были погружены вещи новоиспеченного аббата, и двоих всадников. Конь Максу достался незнакомый и злой, так что приходилось все время осаживать его, дабы не быть сброшенным.       -Ты впадаешь в гордыню, сын мой, - заметил священник, - если отцы церкви считают учение Коперника еретическим, значит, у них есть на то основания.       -Но разве они не могут ошибаться?       -Не тебе их судить.       -Я и не думал никого судить! - горячо возразил Макс, - мне просто было интересно!       -Любопытство погубило кошку — слышал поговорку?       -Вы думаете, что мной может заинтересоваться инквизиция? - молодой человек весело расхохотался, - да бросьте! Я ведь не проповедую какую-нибудь ересь на весь свет, да и вообще не люблю ереси.       -Адаму и Еве тоже было интересно, а чем это кончилось? Пойми, Максимилиан, жажда познания — это хорошо, но только до определенного предела. А остановиться бывает очень сложно, потому что это словно вино — чем больше пьешь, тем больше хочется, а в какой-то момент понимаешь, что уже не можешь бросить.       -Ну, вы сравнили, святой отец, - фыркнул Макс, - пьянство — это порок, а познание возвышает человека...       -И заводит на дорогу, ведущую в тупик, - закончил за него отец Франсуа, - а потом, под конец жизни ты осознаешь, что, отдав лучшие годы этой, как ты говоришь, жажде познания, уходишь на тот свет с пустыми руками. Твои знания там не пригодятся, а добрых дел и любви — единственного багажа, который мы берем с собой на небеса, у тебя нет. И оказывается, что жизнь прожита зря.       -Я подумаю об этом, - неопределенно отозвался Макс. Ему уже приходили в голову подобные вещи, но обычно он, опьяненный новыми знаниями, гнал от тебя эти мысли.       -Очень на это надеюсь.       Они ехали через осенний лес, одетый во все оттенки желтого, оранжевого и алого, и пронизанный косыми лучами все еще теплого солнца. Макс поднял голову и посмотрел в пронзительно-синее, какое бывает только осенью, небо. Как же тут было хорошо! Спокойно, красиво и свободно. Все-таки он соскучился по дому — по древним стенам замка Альбер, по его скрипучим лестницам, длинным коридорам и уютным комнатам с видом на реку. И даже по вечно отчужденному отцу соскучился, вот только...       -А что Бертран? Ему не лучше?       -Увы, нет, - погрустнел отец Франсуа, - после того, как он упал прямо посреди двора, мсье де Леблон больше не вставал.       Яркий солнечный день вмиг померк, став тусклым и безрадостным. Здоровье наставника, который всю жизнь заменял Максу отца, ухудшилось весной. Поначалу он еще ходил по замку, поддерживаемый Аннет, бывшей кухаркой герцога де Бриена, а ныне благоверной Бертрана, однако ему все чаще изменяло чувство равновесия, и несколько раз пожилой наставник едва не упал с лестницы оттого, что у него закружилась голова. И вот теперь Бертран слег окончательно.       -А что говорят врачи? - мрачно спросил Максимилиан.       -Разводят руками. Надеюсь, вы еще застанете его в доброй памяти, потому что в последнее время он стал заговариваться, и мы не всегда можем определить, понимает он нас или нет.       -А что отец?       -Его светлость вчера утром уехал в гости к маркизе де Азуле.       -Я так и думал, - скрипнул зубами Макс.       Нет, он не был против того, что еще не старый отец ухаживает за вдовствующей маркизой, но стало обидно оттого, что он уехал именно тогда, когда единственный сын возвращается домой после нескольких лет, проведенных в Париже. Неужели, ему настолько все равно? Отец женился на матери Макса по большой любви, однако та, родив ему сына, посчитала свой супружеский долг выполненным и завела интрижку на стороне. Граф д'Альбер так и не смог простить жене измены и после ее ранней кончины перенес обиду на сына, который был слишком похож на мать — те же черные брови вразлет, те же ясные глаза фиалкового цвета, та же горделивая осанка. Только волосы у наследника оказались не смоляные, как у матери, а серебристо-русые. Поначалу Максимилиан еще пытался наладить отношения с отцом, но тот был неизменно холоден, так что он быстро оставил эти попытки. И сейчас молодого графа снова уколола обида. Обида, помноженная на боль от скорой потери единственного человека, который заменил ему обоих родителей.       -Не осуждай отца, - тихо сказал отец Франсуа, - однажды его светлость справится с обидой на госпожу Маргариту и поймет, что любит тебя.       В ответ Макс только вздохнул и послал коня в галоп.       Ветер, развевающий волосы, и летящий навстречу осенний лес понемногу прогнали душевную боль, на смену которой снова пришла радость возвращения домой. Теперь Париж, приятели-студенты, мимолетные интрижки с красотками разных сословий — все это казалось сумбурным и не имеющим никакого значения сном. Оставались только знания (в том числе и в виде нескольких ящиков книг и исписанных тетрадей, что сейчас покоились на дне экипажа) и ностальгия по дому. А еще радость от того, что Арман тоже скоро вернется домой, и они наконец-то смогут осуществить все те опыты, которые вместе задумывали, сидя над книгами в университетской библиотеке.       История замка Альбер насчитывала четыре века, и за это время он несколько раз обновлялся и достраивался, однако Максимилиану показалось, что за годы его отсутствия каменные стены как-то потускнели, а штандарты на башнях выцвели. Он поделился своей мыслью с отцом Франсуа, который нагнал его уже около крепостного рва, но тот только рассмеялся:       -Ты просто слишком привык к пестроте Парижа, сын мой.       Отца, как и говорил священник, дома не оказалось, так что Макса встречала только прислуга. Все они были искренне рады возвращению молодого хозяина, который всегда был добр к ним, и которого они знали с пеленок. А стряпуха Аннет, буквально на минуту оставившая кухню, где готовился праздничный ужин, всплеснула руками:       - Господин граф, да каким же вы стали пригожим!       Несмотря на то, что Макс уже успел снискать в Париже определенную славу сердцееда, он покраснел до корней волос. Хотя, надо сказать, пожилая кухарка ничуть не преувеличила — молодой граф действительно к своим двадцати трем годам превратился в настоящего красавца. И дело было даже не в правильности черт и необычном цвете глаз, а в невероятном обаянии, перед которым мало кто мог устоять. Макс часто и охотно улыбался, и ему всегда хотелось улыбнуться в ответ.       Он умел располагать к себе с первых слов, всегда был изысканно учтив, при этом умея бить остротами не в бровь, а в глаз. А, кроме того, еще одна черта выгодно отличала его от большинства соотечественников (и прославила как большого оригинала): Макс был очень чистоплотен и аккуратен — этой чертой он был обязан найденным в библиотеке Сорбонны трудам арабских ученых, которые много писали о пользе гигиены и ароматических смол.       Макс весело расцеловал Аннет в обе щеки и помчался вверх по неизменно скрипучей лестнице – туда, где располагались его комнаты, приказав попутно приготовить себе ванну: больше, чем есть, ему хотелось вымыться с дороги и немного отдохнуть, все-таки он много часов провел в седле.       Здесь все было по-старому: старинная кровать под балдахином, заваленный бумагами и неочиненными перьями письменный стол, на котором он запрещал наводить порядок, любимое кресло с атласной обивкой и приютившаяся в углу печь, выложенная сверху донизу изразцами с изображением сцен из Святого Писания. Комната была небольшая, но, благодаря этому, всегда сухая и теплая, а окно выходило в сторону леса и небольшой, но быстрой речки.       После ванной немедленно захотелось спать, но Макс все-таки заставил себя одеться (он терпеть не мог, когда ему в этом помогали слуги), потому что хотел скорее навестить больного наставника.       Комната Бертрана и Аннет, находившаяся возле кухни, была довольно большой и заботливо обставленной: вязаные салфетки, занавески с оборочками — сразу бросалось в глаза, что это больше не обиталище аскетичного холостяка, коим мсье де Леблон был до женитьбы. Несмотря на то, что в комнате находился лежачий больной, пахло тут приятно: полынью и какими-то специями.       Бертран обнаружился на кровати, он лежал на спине и, похоже, спал. Однако, когда молодой человек осторожно вошел, открыл глаза и посмотрел на воспитанника мутным взглядом.       -Макс, наконец-то... - проговорил он. Слова звучали не очень разборчиво, точно во рту у больного была горячая каша, - уж думал, не дождусь тебя...       -Бертран!       Как же он изменился! Этот сухонький старичок с запавшими глазами просто не мог быть его наставником, суровым и могучим, точно вернувшийся из крестового похода рыцарь. Он сжал руку ученика истончившимися, но все еще сильными пальцами и заговорил быстро, словно боясь опоздать:       -Макс, будь верен всему, чему я тебя учил...       -Бертран, скажи, лучше, как ты? Может, хочешь чего-то? - от того, как говорил наставник, Максимилиану сделалось страшно — тот будто прощался, - или давай я тебе расскажу что-нибудь веселое про Париж? Хочешь?       Всеми силами отвлечь от этого прощания, заговорить зубы, развеселить — только чтобы он жил!       -Потом... обязательно расскажешь... Макс, всегда... помни о других... о себе — потом... Девиз вашего рода - «Прожить не зря!» Не забывай его.       -Не забуду.       В горле предательски запершило, поэтому голос прозвучал хрипло.       -И еще... будь верен данным клятвам. Всегда... Обещай мне!       -Обещаю.       Слезы катились по щекам, но он даже не замечал этого, а Бертран надолго замолчал, тяжело дыша, но лицо разгладилось и смягчилось, будто он сделал что-то очень важное и теперь успокоился.       Больше старый наставник в себя не приходил, но Макс каждый день часами просиживал возле кровати, держа его за руку и рассказывая разные истории. Слышал их Бертран или нет, он так и не узнал. И только одно решил для себя твердо: он сдержит клятву, данную когда-то в детстве, и обязательно узнает, как все устроено в мире. Просто не имеет права не сдержать, ведь он обещал Бертрану.       Допрос сильно вымотал Макса, и он почти упал на тощую соломенную подстилку. Откуда они только взяли все эти глупости о том, что он призывал демонов? Он что, похож на чернокнижника? Впрочем, вряд ли чернокнижники как-то отличаются от всех остальных в обычной жизни.       Глупости, глупости, глупости! Все члены Ордена занимались алхимией, но арестовали только его, значит, причина в другом. В тетрадях, конечно, в тетрадях. Сейчас его просто запугивают, пытаются дезориентировать и сбить с толку глупыми вопросами, чтобы потом, когда он, наконец, запаникует, быстро и легко добиться признания. Могут даже пытками пригрозить.       Макс засмеялся от этой мысли — как же они будут разочарованы!       -Бертран, ты слышишь меня? Я обещаю, что всемогущий Орден обломает об меня свои зубы! И слово свое сдержу! __________________ * Во Франции того времени аббатами назывались все молодые люди духовного звания (выпускники богословского факультета Сорбонны), не исключая и тех, что не имели священнического сана.