Что сведет с ума нормального - излечит психа

- Я был единственным ребенком в семье. - Можешь сказать, что родители тебя любили? Долго уговаривать Салли не пришлось. Хватило того, что врач вошел в палату и как обычно задал несколько стандартных вопросов, после чего напомнил парню об их вчерашнем разговоре. Мало того, что пациент почти сразу заговорил, так еще уселся на кровати, оказываясь ровно напротив Ларри. Под одеялом не было видно его телосложение, но сейчас, когда он приподнялся, удавалось разглядеть получше, но не мешало бы подловить момент и взглянуть именно когда он становился в полный рост. Фишер был куда плотнее Джонсона: широкие плечи, прикрытые белой (уже серой) формой, выданной самой клиникой, грубые, слегка полноватые черты лица и смешно взвинченные голубые волосы, которые были единственной деталью, которая выбивалась из образа и создавала впечатление, что парень то ли ужасный неряха, то ли модник. Забавно, что иногда эти два аспекта прекрасно уживаются в хозяине, дополняя друг друга. Салли сидел сгорбившись, упершись локтями в колени, прикрыв глаза. Ларри то и дело вертел головой из стороны в сторону, пытаясь выждать момент, когда же тот поднимет веки. Было любопытно и все еще сложно осознавать, что перед Джонсоном сидел человек, который его не видел. Все это только подогревало интерес, а эти глаза… Хотелось увидеть их еще раз, как можно внимательнее вглядеться в помутневшую синюю радужку и почти не выделяющуюся точку, на месте которой должен быть зрачок. - Да, любили, - иногда он запинался. Он хотел поскорее покончить с разговором и еще долгое время не вспоминать о детстве, поэтому не подрассчитал свою решительность и все-таки выдерживал долгие паузы. - Как так получилось, что тебя отправили к доктору Откину? - Слушай, - перебил его Салли, - ты просил меня рассказать о детстве. Заткнись и послушай. Мужчина удивился, но перечить не стал. Откинувшись на спинку металлического стула, он сложил руки на груди, первый раз в этой палате готовясь слушать, а не говорить. - Я никогда не жаловался на жизнь, даже когда был маленьким. Вроде и жил спокойно, и делал, что говорили. Наверное, именно поэтому меня любили. К тому же, я никогда никуда не ходил без родителей, - он передернул плечами и повел головой, мол, вы, доктор, и сам понимаете из-за чего. - В садик я, скорее всего, тоже не ходил. Не помню. Хотя, если и ходил, то недолго. Со мной постоянно сидела мама: учила меня читать, играла со мной и тому подобное. Не знаю почему, но в какой-то момент она решила, что школу я должен посещать с остальными детьми, - он нахмурил густые брови, на секунду притих, но продолжил. – Первые три года все было… Гладко. Родители отвозили и забирали меня, иногда сидели со мной на уроках, но потом получилось так, что мне пришлось перейти в другую школу. Там… Люди оказались другими. - Что конкретно заставило тебя перевестись? – все же влез Джонсон. - Родители развелись, а я захотел остаться с мамой, а она решила съехать в другой район, поэтому так вышло. - А почему они развелись, ты знаешь? Фишер помотал головой. - Извини. Можешь продолжать. - Новые одноклассники часто подшучивали надо мной, бывало, задирали, но не более. Из-за того, что мы ушли от отца, маме пришлось устроиться на работу, так что у нее получалось только отвозить меня на учебу. Она платила одному моему однокласснику, чтобы он помогал мне добраться до дома. Проблема была только в том, что он… Ненавидел меня. Или мне так казалось. Он часто выкидывал какую-нибудь гадость, часто оставлял меня одного, но больше всего я боялся, когда он отводил меня совершенно в другую сторону от дома. Я не дурак, и помню дорогу, но когда начинал вырываться, то он хватал меня и уже тащил, куда хотел. - Почему не сказал матери? - Не видел смысла. - Ты думаешь, взрослый человек не мог бы решить эту проблему? - Она бы сделала только хуже. Она была сильно занята и постоянно уставала, поэтому я не хотел ее лишний раз дергать. - Допустим… Я знаю, что произошло между тобой и твоим одноклассником. Это ведь был он? Что тебя заставило это сделать? - Ларри задумался. Ему ли не знать, какими жестокими бывают дети, тем более, когда видят в другом ребенке что-то необычное, ярким предметом чего являлся Салливан. Зачастую, когда родитель начинает оказывать влияние на обидчиков, то ситуация становится хуже. Выходит, уже в том возрасте парень понимал, что при таком раскладе он станет изгоем. Последний снова осекся, явно подбирает слова. - Да, это был тот самый. Тогда я решил, что с меня хватит, - эта фраза прозвучала куда уверенней, чем те, что были до нее. - Точнее, я так думал, что решил, что с меня хватит. Доктор Откин говорил, что в тот раз я непроизвольно дал волю эмоциям. Из меня вылилось все то, о чем я молчал последнее время - те семейные и школьные проблемы. Меня отправили к директору, а… - почему-то он избегал упоминания имени пострадавшего, - одноклассника в больницу. Моим родителям пришлось выложить много денег за мою выходку, но это их ненадолго сблизило. - Ты радовался, что родители сошлись? - Нет… После этого отец стал сторониться меня. Думаю, он уже тогда поставил на мне крест. Именно он заставил меня заниматься с доктором. - Ты говоришь так, будто тебе не нравились эти занятия. Думаешь, доктор был такого же мнения? - мужчина достал из кармана небольшой блокнот с ручкой и приготовился записывать или делать заметки. Они дошли до встречи с Откиным. В этой части могут оказаться важные детали, о которых вскользь мог упомянуть старик. Их нельзя было упустить. - Не знаю, как доктор, но первые занятия мне и вправду не нравились. Мне будто хотели навязать чужое мнение, а я даже не слушал. Но со временем стало легче - доктор перестал на меня давить, позволял мне говорить все, что я чувствовал и что меня беспокоило. Я благодарен ему за то, что он действительно пытался понять меня, хоть ему за это и платили. - С доктором Откиным тебе было проще, чем с остальными? - Джонсон быстро черкнул ручкой. - Да, - Фишер выпрямил спину и пару раз моргнул, совсем не поднимая век. Кажется, это было все, что он приготовил и сейчас явно настроен закончить разговор. - Расскажи про операцию. - Мне тогда было двенадцать, и мне предложили операцию через месяц после дня рождения, – на удивление, парень вновь заговорил, хоть и неохотно. - Откин? - переспросил Джонсон, оторвав глаза от новых записей. - Нет. Семейный врач, но и Откину эта идея понравилась. Он сказал, что медицина в наше время далеко продвинулась и стоило бы согласиться. Меня устраивала моя жизнь, но я повелся на рассказы о всех этих красивых местах в разных странах, необыкновенных закатах. - И как тебе этот вид? Насколько я знаю, операция прошла успешно. - Я не видел всего этого. - Почему? - Ларри удивился и отложил ручку, продолжая всматриваться в спокойное лицо пациента. - Точнее, видел, но только силуэты. Мне прописали очки, которые я мог снимать только во время сна и в душе. Через них я видел только силуэты. А потом пообещали, что я смогу их снять через месяц, но я не выдержал уже на четвертый день, - он сильнее зажмурился, закусил нижнюю губу и выставил перед собой руки, глубоко задышал, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, - Это было так… Так много и… Сильно? - Это называется «ярко». Парень кивнул. - Было ужасно больно и непонятно, но я никому об этом не сказал. Думал, что ничего плохого от этого не будет. Может, все и было бы хорошо, но вышло так, что через неделю после этого к нам в дом кто-то залез, и… Это не были грабители, они ничего не взяли. Я тогда спал, но мама что-то делала на кухне, и вышло так, что утром я проснулся, но не смог ее найти. Я пошел завтракать, а она там вся... - он весь напрягся, кривя губы. Было и без слов понятно, что хотел сказать Фишер. – Я не знал, что произошло, но когда… - Я понял тебя. Можешь не говорить. Что было дальше? - Врач сделал очередную пометку. Ясно, почему матери не было рядом с сыном. - Родители сходились на какое-то время, но не жили вместе, поэтому мне пришлось вернуться в дом к отцу. Думаю, не стоит говорить, что он решил, что это я у-уби-ил маму или помог кому-то это сделать, – он стал заикаться, но быстро пришел в норму, поправил упавшую на лицо прядь волос, - но я бы этого не узнал, если бы не подслушивал его разговоры. Обиднее то, что он мне не говорил этого в лицо. Мы продолжали играть в семью: вместе ужинали, иногда играли в настольные игры, но почти не разговаривали. Было ужасно, а все эти проблемы, которые на меня свалились, прилично попортили мне нервы. Я стал пить успокоительное, а отец снотворное, поскольку у него тоже начались проблемы со сном. И мы оба были довольны какое-то время. Я тогда все еще посещал глазного и на одном из приемов пожаловался на боли в глазах. Врач запретил мне снимать очки еще какое-то время, выписал лекарство, обезболивающее и сказал полностью исключить стрессы. - Не помогло? - Я год промучился, - он в очередной раз кивнул. - Дошло все до того, что новые глаза в прямом смысле начали гнить, поэтому пришлось срочно делать другую операцию, пока все это не перекинулось на другие органы. Мужчина невольно скривился, мысленно представляя эту картину. - Ну, в общем-то, вот и все. Я стал прежним. До семнадцати лет я ходил к Откину, но мне надоело. Нового он ничего не говорил. Потом я закончил школу и через какое-то время пошел работать в эту чертову библиотеку. Там платили не так много, но я четко знал свою работу, выучил на каком стеллаже должны стоять какие книги, полностью проштудировал их систему. - А были еще срывы, подобно тому, что случился с твоим одноклассником. Джонсона встретило молчание. - Ты должен полностью мне довериться, Салли. - Были. - Много? На этот раз стало понятно, что пациент не скажет больше ничего, если на него продолжать также давить. Ларри остановился. На сегодня они оба побили все свои рекорды. Пожалуй, долго придется впитывать и обдумывать новую информацию. Откин был прав: парень и вправду многое «повидал» в своей жизни. - Ты сегодня прекрасно держался, - поднялся врач на ноги, раскладывая принадлежности по карманам халата, - большое тебе спасибо. Другой, ничего не ответив, улегся обратно в кровать, явно игнорируя гостя. Ничего, сегодня ему многое пришлось вспомнить. Пусть хорошенько отдохнет. Стараясь не создавать лишнего шума, Ларри тихо выскользнул из палаты. Это в разы больше того, что он ожидал получить от сегодняшнего дня. Салли говорил сам и прекрасно контролировал эмоции. Так вот что имел ввиду Откин, когда писал о травме, полученной в детстве. Оставалось только додуматься, было это смертью матери или разводом самих родителей, или отношениями со сверстниками. Джонсон чуть ли не прыгал от радости, что разговор действительно состоялся. Даже забыл, что в кармане он держит рацию, чтобы поддерживать связь с коллегами. Вместо этого он сам поплелся на поиски Чака. Оказался тот, как ни странно, на самом нижнем этаже, прямо возле морга. Оказался он там не один. В коридоре стояла целая толпа сотрудников. - Чак, дружище! - врач сразу приметил зеленую макушку друга и радостно обнял его со спины. Парень развернулся и шикнул на него, продолжая слушать человека, стоящего в центре. - …поэтому переходим на карантинный режим. Никаких прямых контактов, надевайте маски и перчатки. Помните, что это нужно не начальству, а именно вам. Ларри пришлось отцепиться от друга. Он встал на цыпочки, желая получше разглядеть происходящее. Говорил никто иной, как сам Эддисон. Вид у него был сердитый, если подумать, то вряд ли можно вспомнить момент, когда его удавалось видеть в таком состоянии. Чак тоже нахмурился. Он внимательно смотрел и слушал начальника, не обращая на остальных никакого внимания. Радость от успеха словно рукой сняли. Джонсон тоже попытался влиться в разговор, но не зная главной причины, по которой здесь все собрались, не мог полностью осознать происходящее. Главврач проводил подробный инструктаж и объяснял, как следует обращаться с пациентом во время карантина. - На данный момент, это все, - закончил он. - Прошу вас сохранить спокойствие. В ближайшее время мы разрешим сложившуюся ситуацию, - когда мужчина, тихо беседуя с одним из работников, скрылся в своем кабинете, толпа загалдела. Некоторые начали возмущаться, остальные стояли и слушали их. - Ну ни хрена себе… - Чак теперь повернулся к Джонсону, - думаешь, пронесет? - Что случилось? - Ларри так и не услышал, что за ситуация, но судя потому, как все заволновались, дело приобрело нешуточный оборот. - Из блока В вчера троих перевели в тяжелом состоянии. Жар. Говорят, что температура держалась на тридцати девяти несколько дней, потом резко подскочила. У одного даже сосуд в носу лопнул. Чуть кровью всю палату не затопил, - к ним подошел молодой парнишка. По его взгляду было видно, что он, также, как и Джонсон, пришел не так давно и искал того, кто бы мог разъяснить ему происходящее. - Короче, проверили и подумали, что у всех троих пневмония, но хрен там. Один из переведенных сегодня утром откинулся. Совсем недавно. Мне шепнули, что у него легкие просто в мешанину растеклись. Эддисон с кем-то поговорил, кого-то пригласил и объявил чрезвычайное положение. Я слышал, как он говорил по телефону. Он боится, что это свиной грипп. - Серьезно? А что ты сам думаешь? И что с теми оставшимися? - мужчина прикрыл рот рукой, боясь не справиться с эмоциями и знатно ругнуться. Парень рядом звонко присвистнул. Если он не тупой, то сейчас же побежит увольняться. - Я вообще ни хрена не думаю. Босс сказал, что все разрешит, значит все так и будет. Ты помнишь, чтобы он хоть раз что-то гробил? Вот и я. И сейчас я не желаю слышать о том, что он когда-то пытался поставить в каждую палату аквариум с рыбками и прогорел на этой идее, - он угрожающе глянул на Джонсона, поскольку прекрасно знал, что тот все еще не забыл про эту историю и не упускал возможности ее припомнить, после чего продолжил. - Те двое все еще в тяжелом состоянии, наверное. Про это никто ничего не сказал, но специалисты из центральной следят за ними. Я боюсь, как бы люди не побежали отсюда… - последнюю фразу он произнес почти шепотом. Действительно, работа у санитаров важная и чертовски необходимая в таком месте. Если начнут уходить люди - все пойдет под откос. Ларри едва заметно кивнул. Работники стали расходиться по своим делам. Остается надеяться, что все будет хорошо или хотя бы не совсем паршиво. - Пошли давай. Нужно зайти на склад за перчатками, масками и принять лекарства. Уж извини, я не хочу скопытиться, как тот бедолага. Персонал особо не показывал волнения, за исключением старух с регистрационной. Эддисон умел убеждать людей, ничего не скажешь. Он всегда ответственно подходил к любому делу. Всем работникам выдали нужные принадлежности и для профилактики напичкали таблетками. Главное - на корню срубить проблему. Неудивительно, что именно пациенты из блока В подхватили грипп. Было бы странно, если пациенты из блока С или D вдруг ни с того ни сего заболели, поскольку они не имели доступа ни к остальным больным, ни к посетителям. Весь день прошел в суматохе, беготне и местами наигранном волнении. Джонсон вовсе не беспокоился за себя. Он боялся за Лизу, которая из-за своей работы больше остальных рисковала заразиться. Врач взял на заметку то, что нужно предложить ей уйти в отпуск на какое-то время или сделать ей липовый больничный. - Ты, кажется, что-то хотел мне сказать? - Черт, да! - он снова оживился, хотя казалось, что этот день уже ничего не сможет скрасить. Со всеми этими навалившимися проблемами Ларри и вправду забыл, что хотел поделиться с другом хорошей новостью. - Фишер говорил со мной! - Да ладно? Ты таки накормил его витаминами? - Плевать на твои витамины! - он отставил в сторону какую-то тетрадь, в которой секунду назад что-то строчил, поворачиваясь к другу, чуть ли не сияя от счастья. - Вчера я попросил рассказать о детстве, и знаешь, он это сделал. Сегодня утром просто взял и выдал мне все! - Я искренне рад за тебя, но не зазнавайся. Ты всего лишь спросил парнишку про маму с папой, а не преступление раскрыл, - в отличие от друга, санитар не прекращал заполнять анкеты, умудряясь совмещать несколько дел сразу. – Что, кстати, про маму с папой? Есть что-то интересное? - Мать отправилась в лучший мир, когда ему было лет двенадцать. Отец все спихнул на сына. Вроде, ничего, что могло бы тебя заинтересовать. - А в целом что-то звучно? - Откусил однокласснику кусок щеки и был таков. - А парень то не промах. Теперь он нравится мне больше, а то выглядел каким-то скучным, - Чак закатал рукав и начал писать что-то прямо на коже. - Если будет что-то интересное - ты знаешь, где меня найти. - Твою писанину вообще хоть кто-то читает? Вот серьезно… Ты сам когда-нибудь поедешь крышей из-за этого. - Если бы мне не платили за то, что я пишу о поехавших, то хрен бы я тут работал. Вот увидишь - я еще и не такие шедевры начеркаю с таким-то материалом. Ты знаешь, как ликуют читатели, когда видят, что история основана на реальных событиях? - Даже знать не хочу. Радуйся, что с тебя не берут проценты за пользование личностями. - Рад как слон. До конца рабочего дня оставалось полтора часа, и все это время предполагало разбирательство с кучей бумажной волокиты. Только из-за этого можно было ненавидеть больницы и все, что с ними связано. Если бы люди на своей шкуре ощутили, что значит за какой-то час разобрать целую стопку справок, то может они бы и не были такими нетерпеливыми. - В любом случае, очень хорошо, что ты нашел с Фишером общий язык. Эддисон сказал, что на неделю поставит карантин. Я надеюсь, что ты понимаешь, что все это время детектив к нему не сможет и приблизиться, и ты будешь либо сам узнавать нужную информацию, либо все время передавать ее от одного к другому. - Твою ж мать! – мужчина уронил лицо в ладони.