Найл не мог поверить своему счастью. Он просто не мог поверить в то, что реальность – это действительно реальность, а не сон, который так часто снился Хорану.
Найл до сих пор видит глаза Зейна в тот момент, когда он признавался ему в… любви, как бы странно и ненормально это не звучало. Хоран помнит даже немного влаги, выступившей на глазах Малика в тот момент, помнит даже и то, как карие омуты вдруг стали золотого оттенка, становясь похожими на кольцо, обрамленное в прекрасную оправу из черных, густых ресниц.
Найл определенно давал себе отчет в том, что любит. Не испытывает симпатию или желание держать человека за руку – хотя и без этого не обходилось – он действительно любит. Так нежно, искренне и трепетно. И осознание того, что его жизнь пересеклась, наконец, вместе с тем, о ком парень мечтал каждую ночь, до сих пор не пришло.
Хоран вспоминал каждый момент, когда заставлял Зейна ревновать, каждый момент, когда пытался его игнорировать, каждый момент, когда сам умирал от чувства, что никогда не будет любим таким парнем, как Малик… Но, как говорит Дамблдор,
«счастье можно найти даже в темные времена, если не забывать обращаться к свету».
Долго еще ворочаясь на кровати не в силах уснуть, Найл решил, что не будет убивать время, пусть, даже ночное, зазря. Поэтому бесшумно поднялся с постели, нацепил на себя первую попавшуюся одежду и, тихо закрывая за собой дверь, вышел из их с парнями спальни.
Зейн распахнул глаза резко и совершенно непонятно, от чего именно. Но Малик, будучи человеком, спящим всегда, словно убитый, которого с утра не поднимет даже Полная Дама своим «прекрасным» пением, понял, что проснулся он не просто так. Его организм был крайне умен, и порой парню казалось, что тот живет своей собственной жизнью. Инстинктивно повернув голову к кровати Найла, Зейн увидел, что там пусто. Пройдя на цыпочках по комнате, Малик пощупал простынь, и понял, что постель холодная. Это означало лишь одно: Найл Хоран куда-то свалил в ночное время, причем черт знает когда и куда. Это значило лишь то, что Найлу Хорану теперь крепко влетит от Зейна Малика. А если не повезет дважды, то им обоим потом влетит от МакГонагалл.
Но, совершенно не заботясь о своей судьбе, Зейн натянул на себя джинсы, не застегивая ремня на них, поверх накинул теплый свитер и так же, как недавно и Найл, вышел из спальни.
Выходя из замка, Зейн прокрутил в голове все самые страшные истории, которые слышал за время обучения в Хогвартсе, и мысленно представил, как Найла сейчас четвертует Василиск, к примеру.
Мотнув головой, Малик постарался отогнать от себя дурные мысли и вышел на улицу.
Ночная природа Хогвартса по-своему удивительная и прекрасна: черная гладь озера, кругом едва колышутся листья на громадных деревьях, неподалеку от замка стоит хижина Хагрида, на окне которой тихо догорает свеча.
Зейн и сам не заметил, как ноги привели его на поле для игры в квиддич, но мысленно поблагодарил свой необычный организм за такую услугу еще раз, когда увидел в воздухе неопознанный летающий объект, который, к слову, через минуту стал очень даже опознанным.
- Найл Джеймс Хоран! – проорал Зейн, после чего свистнул так громко, что у него самого чуть не заложило уши.
Найл, по-видимому, не ожидал такого выкрика откуда-то снизу, да еще и в свой адрес, отчего потерял управление метлой – которой, к слову, и до этого момента управлял не очень – и мгновенно спикировал на землю, больно ударившись спиной об ее жесткую поверхность.
Зейн подбежал к Найлу за долю секунды и аккуратно приподнял его за локти:
- Ты как, в порядке?
- Я… да, нормально, вроде. Щекой только ударился,- прокряхтел Хоран, поднимаясь на ноги.
- Только ты, Найлер, можешь упасть на спину, а удариться щекой,- рассмеялся Зейн и поднял с земли свою «Молнию», отряхивая ее от травы, застрявшей в деревянных прутьях.
- А ты…
- Что я? – Малик искренне улыбался, и Найл еще больше поразился его красоте, особенно проявляющейся при свете полной Луны.
- Ты не будешь меня… ну… того… ругаться, в общем, не будешь? – Найл виновато опускал свой взгляд, не решаясь взглянуть на Зейна.
- Нет, не буду. Тем более, тебе уже досталось,- Малик со смешком оглядел штанину Хорана, вымазанную свежей травой. – Ну, так ты летать еще хочешь научиться, или уже передумал? – Зейн кротко подмигнул и перекинул одну ногу через метлу.
- Ты предлагаешь мне…
- Да, Найл, господи, я предлагаю тебе полетать вместе. Если ты, конечно, не против моего общества,- Зейн снова подмигнул, и Найл, сначала чуть растерявшись, но потом жутко обрадовавшись такому повороту событий, уселся спереди брюнета.
- Держи ручку метлы крепко, не выпускай ни на секунду, понял меня? – Найл вздрогнул, почувствовав прямое прикосновение губ Зейна к своему уху и, сдавленно проглотив слюну, просто кивнул. – Тогда полный вперед, капитан!
Зейн оттолкнулся от земли, и «Молния» вместе с двумя невероятно счастливыми парнями оторвалась от земли, мгновенно набирая скорость и высоту. Оказавшись за пределами поля для квиддича, Зейн чмокнул Найла в щеку, ушибленную им ранее, отчего Хоран, совершенно не привычный к таким ощущениям, снова встрепенулся.
- Это чтобы не болело, Найлер. А вздрагивать во время полетов я тебе не советую, сломанные ноги мои поцелуи вряд ли залечат,- неоднозначно произнес Зейн, прижимаясь к Найлу сзади еще крепче и ближе.
- Они могут залечить все, поверь мне,- впервые за последние десять минут сказал Найл, за что снова получил невесомый поцелуй, на этот раз куда-то в район шейного позвонка, так приятно обдуваемого потоком прохладного ночного ветра.
***
Через два дня выходных, сразу после окончания бала, ученики Хогвартса вновь вернулись к учебе. Несмотря на все призывы учителей к семикурсникам, никто из ребят даже не думал начинать заниматься вплотную – всем было жутко лень.
Но если одни не делали задания лишь по этой причине, то Гарри этого не мог физически. Мозг не способен был думать ни о чем, кроме Луи, он не мог заниматься ничем, кроме как восстанавливать ощущения о внезапном, но таком желанном, как оказалось, поцелуе.
Стайлс никогда не думал, что ему будет нравиться парень. Но теперь догадки Гарри по поводу отсутствия у него девушки оказались обоснованными, и даже более чем. Но геем он себя не признавал, ибо Говард, к примеру, казался ему слишком страшным, а если представить его утренний стояк, то Гарри готов был блевануть сразу и на месте. Шон же не устраивал его только из-за своих кривых зубов, между которыми виднелась огромная щель – для Гарри это было отвратительным явлением. Казалось бы – мелочь, но Стайлс был крайне критичен, причем как к себе, так и к другим.
А вот Луи…
Луи был идеален. И мозг Стайлса был просто одурманен губами Томлинсона, руками Томлинсона, глазами Томлинсона, да всем Томлинсоном сразу, черт возьми!
Тот танец был лучшим моментом всей жизни Гарри в Хогвартсе, и он мог в этом поклясться. Но в то же время этот вальс породил в парне такие мучения, что хотелось повеситься. Ну, скажите, как жить или хотя бы просто готовиться к экзаменам, когда в твоей голове один и тот же образ? Образ, который будто выжгли в мозгах раскаленным железом, и теперь от него, как от огромной татуировки – не избавиться?
Очередной урок Зельеварения, и Гарри, томно вздыхая, ложится головой на парту, незаметно наблюдая за тем, как Луи в очередной раз безошибочно отвечает на все вопросы Снейпа. И в кого он такой красивый, умный, совершенный?... Это какое-то помешательство, но Луи по-настоящему свел Гарри с ума, превратив в четырнадцатилетнюю девочку, которая сохнет по своему кумиру.
Ответив на вопрос и заработав своему факультету парочку новых очков, Луи сел на место, перед этим взглянув на Гарри, затем облизнув нижнюю губу и неоднозначно подмигнув.
О, как Стайлс ненавидел все эти его штучки! Они же только и делают, что вызывают огромное желание… желание… ну, вы сами понимаете, какое желание. И Гарри крайне сложно потом ходить по школе, благо спасением парня становится длинная мантия, способная прикрыть не только лишний вес у кого-то, но и вечный стояк у Гарри.
***
Проходили недели за неделями, а Луи к Гарри так и не пришел вновь, хотя обещал. Все эти его подмигивания, облизывания и ощутимые только самим Стайлсом прикосновения к чувствительной пятой точке во время «случайных» столкновений в Большом зале или на лестницах – не в счет. По крайне мере, Гарри, как истинный влюбленный, считал именно так.
Он хотел хотя бы обнять Томмо, хотя бы вновь почувствовать, как он пахнет. Но парень снова и снова игнорировал кудрявого, лишь изредка появляясь в поле его обозрения, посылая ему неоднозначные знаки и намеки по воздуху. Да, Томлинсон, извини, но ты немного просчитался: явление диффузии между тобой и Гарри просто априори не может произойти!
Злясь на Луи и постепенно привыкая к его совершенному виду, в который Гарри был уже окончательно и бесповоротно влюблен, Стайлс стал замечать, что Слизерин сравнялся по баллам с Гриффиндором.
Да, Луи, конечно, хорошо старается на уроках Снейпа, но одних его ответов было бы недостаточно для такого резкого рывка, тем более, в начале учебного года. Всегда логичный и бдительный Гарри стал сильнее присматриваться к ученикам «змеиного» факультета, но до сих пор не находил ни единой зацепки, которую можно было бы посчитать за улику или компромат. Все было чисто, и на момент парень подумал, что Слизерин заслужил все потом и кровью, как говорится. Но Гарри не видел очевидного, не замечал того, что буквально в раскрытом виде лежало перед ним.
И не заметит еще, как минимум, две недели, ведь завтра многие ученики Хогвартса, земли которого давно уже усыпаны опавшими осенними листьями, и совсем недавно застелены тонким слоем моментально тающего снега, разъезжаются по домам на Рождественские каникулы.
