Калейдоскоп Х

      Конан знает о своей одержимости. С самого начала, хоть и оправдывается перед другими словами "коллекция улик". Перебирает её, мучимый различными чувствами, и изредка пополняет, ненавидя себя за это.       Упаковка от лекарств. Пустая, сразу всеми выброшенная и тихонько забранная им. "Там могут быть отпечатки пальцев". Но мусор не отнесен в участок и не отдан Накамори в руки, а сложен в ящик, напоминая, как Кид-"студент-медик" о нём заботился и, как мог, помогал в расследовании.       Разбитый монокль с пером бедной голубки. Стекло так и норовит порезать пальцы или хотя бы выпасть прочь, отчего Конан каждый раз морщится, поправляя. А после гладит перо той, кого выхаживал не один день. Не стал преследовать до дома хозяина, лишь отпустил.       Ещё один монокль, чудом целый и стащенный, честно заслуженно-сбитый трофей. Конан сам удивляется каждый раз, что не только попал так ровно по стекляшке, но и сумел как-то отобрать у фанатов свою награду. Должно быть, те не ожидали подобной наглости от семилетнего мальчика или же пожалели.       Бумажка-подделка. Её сделал из настоящей записки преступник, а детектив нагло даже не показал полицейским подделку. Сразу к себе в карман: настоящие иероглифы Кида! Почти каллиграфические и очень ровные, не то, что у Конана.       И почти единственная записка от Кида, что у него в руках. Часть пришлось отдать видевшим всё полицейским — как ту, что была на туфлях, часть просто не попала в ладошки, улетая сразу в кипу дел на вора.       Разве что ещё записка с числом осторожно утащена у дяди Когоро...       Пластырь. Ещё один мусор, на самом деле, с совершенно непонятно откуда взявшейся надписью, вряд ли её писал Кид. Но даже от этого Конан не может избавиться, рука просто не поднимается. Он лишь осторожно касается пальцем нелепого сердечка, слегка краснея, после чего укладывает драгоценность назад.       Броши от фальшивой жемчужины. Нижнее бельё с платьем тогда отобрали, а это позволили оставить на память. Конан хорошо помнит первые встречи, но это единственный сувенир от них, не считая копии записки. Не оригинал же.       И бесконечные аккуратные вырезки из газет. С новостями и с фото, просто забавные упоминания и факты, с текстами записок... Всё, что попало в газеты, которые читает Когоро. Всё осторожно вырезано и уложено к нелепым сокровищам, которые раздражают.       Конан знает, что это одержимость. Откровенное фанатство, которое раньше презирал. Оттого коробка с драгоценностями каждый раз задвигается назад несильным пинком, а сверху укладывается множество вещей — нельзя, чтобы Ран нашла всё это, иначе никогда не пустит опять к вору.       Это безумие. Одержимость. Зависимость. Всё, что угодно, но не нормальное чувство. Болезнь, что поражает изнутри и не даёт вздохнуть, будто бы оплетая лёгкие некими ветвями.       Желание, поднимающееся каждый раз, когда в газете появляется записка. Будто жизненная необходимость — придти к вору на ограбление и увидеть хотя бы мягкую улыбку, когда тот услышит его разгадку. А если очень повезёт, то оставит очередной сувенир, что Конан бережно положит в коробку, предварительно обернув в мягкую ткань — не может же тот позволить себе, чтобы сокровища пострадали от пинков коробки.       Каждое обернуто и уложено в пакетик, да и в самой коробке много мягкого, не считая вырезок из газет.       Хуже может только быть, если только Кид найдёт маленький храм имени себя. Конан понятия не имеет, как бы объяснял всё вору, особенно мудрёные упаковки. Уж лучше выкинуть компромат на себя. Уничтожить, чтобы никто не смог понять его истинных чувств. Всего нужно ничего: вышвырнуть содержимое на помойку, бумажки можно сжечь.       Но он не может. Всё, на что хватает его сил — слабо пнуть, фактически всего лишь задвинуть ногой коробку назад. И молиться, чтобы никто не нашёл ни содержимое коробки, ни его самого с сокровищами в руках.       И что Конана безумно раздражает в своей одержимости — практически молится он тоже Киду.