Гермиона и Зверь

Но это и впрямь был он, её полночный гость, явившийся в девичью спальню, подобный гигантской летучей мыши. Сдержанность и целомудрие не были у лорда Волдеморта в приоритете никогда, тем более, сейчас, когда ожидание скорого триумфа и победы над кучкой жалких повстанцев кружили голову. Ещё сильнее будоражило его холодную кровь воспоминание о недавней близости, персиковая кожа юной девушки, её природный сладковатый аромат... Хотелось ощущать его снова и снова. Смутив её сон своим визитом, он наклонился к лицу Гермионы, вплотную приблизившись. Нагнулся к ней. Узкие ноздри плоского носа трепетали. Беззащитность и юность — вот что возбуждало сильнее всего. Он усилием воли сдержался, чтобы не дать своему поцелую более серьёзного продолжения, — впрочем, не потому, что собирался честно сдержать слово или по крайней мере боялся разбудить девушку. Его звало вперёд желание не упустить момент и завладеть Хогвартсом, пока троица героев находится в его плену. Это стало бы ключевой точкой в победе. Волдеморт трезво оценивал свои шансы на успех (низкие. Очень низкие!), но почему-то до сих пор жил немного наивной мальчишеской уверенностью в том, что стоит ему утвердиться на вершине магического мира — и все женщины будут сходить с ума по нему одному. Когда-то это было мечтой, впоследствии власть стала самоцелью, женщины отошли не то что на второй — на двадцать второй план. Но Гермиона... Она всколыхнула эти давние мечты. Да и потом, когда Хогвартс подчинится ему, ей будет просто некуда деваться! Девочка, конечно, борец по жизни, но в отсутствие двоих друзей и надежды на победу... А может, он её переубедит? Ну, а если нет — на этот случай есть империус. Лёгкий и почти что незаметный. Хоть интерес и был в основном в том, насколько он сам сможет завладеть её мыслями и чувствами без магических манипуляций. Волдеморт улыбнулся уголком рта. После собрания и раздачи инструкций в зале осталась только Беллатриса. Он впервые заметил, какой одинокой и отрешенной она выглядит. Её безумие походило на качели: то веселье и неустанный поиск новых козней, бросанье очертя голову в очередной бой, то мрачная тоска и стремление выместить её на пленных или любых подвластных существах. Её опасались даже остальные упивающиеся, для Нарциссы сестра перестала существовать — собственно, и он сам использовал её в качестве своего берсерка. Она нагнулась к его руке, целуя тыльную сторону бледной ладони, и одновременно пыталась заглянуть в его глаза. И её взгляд был преданным, как у цепной собаки. — Мой Лорд, девчонка Грейнджер... Он остановил ее, сделав упреждающий жест рукой и мысленно вздохнул. Что и следовало доказать: ревность. Теперь он будет слушать ее обиженные излияния, но хуже всего то, что на них придется еще и что-то отвечать. — Не волнуйся за меня, Белла. Я знаю, что никогда не смогу ей доверять так, как тебе! — Да, мой лорд, это правда, — она села рядом, положив голову ему на плечо, поглаживая его ладонь своей, с тонкими цепкими пальцами. Ласкалась, точно кошка. — Ты — моя боевая львица, Белла. И я верю, что ты не подведешь меня в нашей последней битве за Хогвартс. И мы будем вместе... Она, судя по всему, ему верила. Он мягко поцеловал её в щеку, надеясь сделать это жестом братского напутствия, но она повернулась, порывисто обняв его, и накрыла его губы своими. Волдеморт, помедлив две секунды, обнял её в ответ, и на спину Беллы легла его холодная тяжёлая ладонь, заставляя ее прижаться к его груди сильнее и продолжить горячий поцелуй. — Позвольте мне, Мой Лорд... Конец фразы остался недоговорён из-за поцелуя. Горячий влажный язык скользнул по его шее, лаская тонкую сухую кожу, затем её мягко прикусили зубы. Тёплая женская ладонь скользнула под его черную хламиду, гладя грудь, затем скользнула ниже, пробираясь между складками ткани ниже и дальше. И, кажется, она была уверена в том, что делает. Волдеморт расслабился, откинувшись на спинку стула, и позволил ей вести. Он запоздало начал вспоминать о том, насколько же давно у него не было женщин (ну, не считая Гермионы, конечно). С момента возрождения и возврата в это тело он был одинок. И, собственно, совсем не был уверен, что сможет испытать хоть что-то похожее на сексуальное возбуждение: сперва это тело казалось холодным, непослушным, как поднятый из-под земли чужой злой волей труп или кадавр, сотворённый магом. По сути, так и было. И он ощущал себя холодным. Но теперь... Собственно, трудно было остаться в стороне, и Волдеморт ощутил запоздало приходящий интерес. Возбуждение зарождалось внутри горячей пульсацией. Он заерзал на стуле, устраиваясь удобнее. Беллатриса откинула полы его мантии и он приподнялся, помогая ей стянуть с себя нижнее белье. — Иди сюда, — тихо сказал ей он, похлопав по промежности и приглашая сесть. — Сейчас... Прикажете, я наложу заклятье тишины и запирающие чары на дверь? — Не надо, — нетерпеливо ответил он. Затем Волдеморт приобнял её одной рукой, притягивая к себе, и силой усадил на колени. Холодная ладонь скользнула в глубокий вырез платья, гладя и лаская грудь. Он прикрыл глаза, пытаясь представить, что бы было, окажись всё же на её месте девица Грейнджер, такая же горячая, желающая его по своей воле, податливая, — но не выходило. Белла была Беллой и ни кем иным. Но, может быть, и в этом можно было бы найти свою прелесть. В любом случае, сейчас он не собирался отказываться от секса после того, как она напомнила о яркости и волне горячего удовольствия, вызванных у него. Волдеморт гладил рукой её промежность через юбку, затем просунул руку под неё, касаясь кожи, пальцами проникая глубже. — Ты давно ждала меня, Белла? — Да, Мой Лорд, о да! — спросил он и услышал, каким смазанным, задыхающимся от возбуждения звучит его — и её голос. Её рука обхватила его член, сжимая; он приподнял подол её длинного платья, задирая его вверх, заставляя оседлать его. И Белла села сверху, опустившись на его член, сдавленно застонав от удовольствия. Она обнимала руками его за плечи, закатив глаза от удовольствия и давая понять ему, как возбуждена, с каждым низким рыком, когда давала ему войти на полную глубину. Он также закрыл глаза, уходя во власть ощущений, сжал её за талию. Сейчас хотелось одного — толкаться в неё всё глубже и сильнее, чтобы удовлетворить овладевшее им желание и унять тот острый зуд, который охватил его с эрекцией. Он стискивал её грудь, больно сжимал за талию, заставляя прижиматься к себе, тихо шипел сквозь стиснутые зубы, когда слышал её крик, поскольку он возбуждал ещё сильнее. И даже когда он хотел открыть глаза, страсть стояла перед ними красной пеленой, а Белла, как нарочно, дразнила его, сдерживая и не давая ускорить темп до максимально быстрого, отталкивая его и притягивая к себе, делая движения более протяжными и мучительными для него. Но наконец он всё же взял верх, с силой притянув её к себе, расцарапывая кожу в кровь, и через несколько быстрых движений кончил, ощутив наконец блаженную слабость. Руки разжались сами по себе, давая ей отстраниться, но она вновь припала к нему в ответ, целуя его лицо и шею. Да, любовь такова: один любит, а другой даёт любить себя, со снисхождением или благоволением наблюдая. И нет нужды объяснять, кто играл эту роль в их дуэте. Собственно, иногда ему даже неудобно было ощущать себя предметом настолько сильного обожания — особенно в те минуты, когда Белла выказывала эти чувства при всех, выставляя и его в глупом свете. Никто не смеялся, конечно, насколько Волдеморт мог изучить их реакцию и проникнуть в мысли, но всё же... С другой стороны, ему льстила её откровенная любовь — как, наверное, и всякому, тем более, что она была даже красива с бешеным блеском её глаз, тяжелыми темными локонами и выразительным гордо поджатым ртом. Её родословная заставляла проникнуться уважением и считать её достойной наследницей рода Блэков. Он отвлёкся, проникая глубже в мысли каждого из упивающихся поочередно. Сам Лестрейндж не думал о жене совсем — Волдеморт мог поклясться, что он и не вспоминал о ней последние годы: видимо, из-за Азкабана, а может, между ними и вовсе не было никогда сильных чувств. Не чувствовал он себя и обманутым мужем. Нарцисса испытывала к сестре неприязнь, страх, отвращение — из-за того, что Белла сидела в Азкабане, — как ни странно, даже и признательность, одним словом, сложную смесь эмоций, которую невозможно было выразить одним словом и которая брала своё начало ещё в далеком детстве обеих. Дальнейшие попытки легилеменции среди остальных тоже не открыли ему ничего нового. Кто-то по невнимательности вообще считал его и Беллатрису сложившейся парой. Это было забавно. Такое состояние его устраивало. На следующую ночь было запланировано проникнуть в Хогвартс, чтобы выкрасть там последние хоркруксы, после чего обретенная им сила сокрушила бы любое сопротивление. Успех задачи обеспечивали заранее припасенный шкаф-портал, Северус Снейп, который должен был поддерживать связь с школой изнутри, и Драко Малфой. Но некое сомнение не давало Волдеморту покоя. Так ли он уверен в этих двоих? Снейп оставался для него тёмной лошадкой, несмотря на то, что доказал лояльность при убийстве Дамблдора — в основном из-за своих способностей к окклюменции, поскольку Волдеморт отлично понимал, что за заслонкой в его сознании может скрываться любое предательство. Да что уж там — не стоило гадать, чтобы понять, на какие уступки перед бывшим директором ему пришлось пойти, чтобы суметь удержаться в Хогвартсе так долго. Что касается Драко, то Малфой-младший сразу не вызывал у него никаких симпатий, трусливый и двуличный, как его отец, полезный лишь своей властью, богатством и влиянием. Итак, этой ночью в Хогвартс Волдеморт отправил туда целую группу Пожирателей смерти. Хоркруксы будут в его руках — а там и весь замок. Кто вышел бы навстречу, чтобы оборонять его? Горстка школьников, армия из камня? В качестве магов стоило бы считаться разве что с Минервой МакГонагалл, но та была одна, а упивающихся смертью и примкнувших к ним оборотней — куда больше. Собственно, Волдеморт не собирался терять время, давая им возможность подготовиться. Наиболее опасной могла бы стать подмога Министерства (например, авроры), но министр подчинялся ему, а значит, тех следовало отвлечь другим заданием, устроив, условно говоря, провокацию где-нибудь подальше от школы. Например, в центре Лондона, чтобы уж точно ни у кого не возникало никаких сомнений в серьёзности его намерений. Ранним хмурым утром над столицей Англии сгустились тучи. Небо висело настолько низко, что редкие прохожие спешили поскорее скрыться с улиц, поминутно оглядываясь и задирая головы наверх, будто опасались, что небо упадёт сейчас на них. А тучи всё сгущались и чернели, опускаясь. Они уже поглотили шпиль Биг-Бена, половину колеса и верхушки всех небоскребов, что были видны. Затем налетел ветер, резкий, точно смерч, а темнеющее небо осветил зеленый отблеск — но нет, это была не молния, а вспышка со знаком черной метки. И министр магии, воочию увидевший знак Волдеморта из окна кабинета, отправил наряд из авроров туда. Тем временем над Хогвартсом рассвет был мирным. Замок стоял среди гор и полей, как прежде — но внутри его произошел важный переворот. нет, он не был кровавым, с битвой и потоками крови на его седых камнях. О, нет. Он был тихим и едва заметным, закономерным завершением того процесса, что длился последние два года, с момента прихода Долорес Амбридж, а затем брата и сестры Кэрроу. Власть в нём окончательно перешла в руки Волдеморта. Отличие было лишь в том, что теперь упивающиеся смертью ходили по его коридорам спокойно и неторопливо. Что касается всех тех, кто входил когда-то в Орден Феникса или Отряд Дамблдора, старых профессоров вроде Помоны Спраут, Флитвика, МакГонагалл — то они были обезврежены заклятием потери памяти и наложением Империо, после чего им было приказано выполнять свою работу по-прежнему, но ни в коем случае не противиться новой власти. Директором школы был оставлен Северус Снейп. Подходы к школе охраняли оборотни; охраной изнутри были оставлены все те, кого Волдеморт не считал достаточно эффективным в бою. А бой — основной бой — ещё предстоял. И теперь дело оставалось за малым: победить авроров, боевых магов на службе у министерства.