***
Спустя почти полгода самостоятельной борьбы, Мэтт решил воззвать к помощи психиатра, абсолютно проигнорировав все предыдущие отрицательные ответы Гарри на этот счёт. Он попросил прийти врача ночью и ничего не сказал о предстоящем визите своему любимому. Когда тот оказался на пороге их с Гарри квартиры, Мэтт жестом руки сказал тому входить. — Где пациент? — слишком уж официально звучала эта фраза, и при этом слишком болезненно было её слышать. — Ещё не пациент. Надеюсь, что и не станет им. Но... Он в спальне, я вас проведу, — его голос отобразил его усталость и отчаянность, но психиатр проигнорировал это состояние. Они прошли в спальню. Мэтт стал тихонечко будить Гарри и надеется, что он будет сейчас спокойным и не начнёт рыдать. И его надежды оправдались. Хотя тут уже не знаешь, что лучше, ведь Гарри снова был как бы не своём теле, ему было всё равно на происходящее. — Он ест? — Нет. И не пьёт тоже. Я его пытался заставлять, но он потом всё это выблёвывал. — Ясно. Покиньте, пожалуйста, комнату. Мэтт смиренно выполнил просьбу и ушёл в сторону кухни. Сев на стул, он стал думать лишь о том, как в случае установки диагноза сообщить об этом родителям Гарри, да и стоит ли вообще. Он не знал, что делать. Взяв телефон в руки, он собирался написать сестре, ведь она всегда могла сказать то, что успокоит, даже не зная причины беспокойств брата, но в попытке набрать сообщение Мэтт заметил, что его руки предательски трясутся. Ожидание было мучительным… Он просто сидел на кухне, зарывшись руками в свои волосы и закрыв глаза. О чём говорил психиатр с Гарри, он не знал, но спустя полчаса тот подошёл на кухню, чтобы объявить приговор. — Можете заполнить вот эту бумажку, пожалуйста, — сказал врач и протянул Мэтту бланк предварительной регистрации пациента стационарного отделения. — Так… с ним что-то серьёзное? — Мэтт резко подскочил со стула, на котором он сидел. — Боюсь, что да. Знаю, вам бы хотелось этого избежать, но, исходя из описанных вами симптомов и из нашего разговора, я могу сказать, что у него наблюдается «депрессивная триада», — и тут Мэтт совсем обмяк, его ноги никак не могли удержать его, — Снижение настроения, ангедония, нарушение мышления в том плане, что у него появились негативные суждения о происходящем, двигательная заторможенность — всё это говорит о наличии у пациента клинической депрессии. Нужно его обследовать в больнице, и он должен пройти месячный курс лечения антидепрессантами. Но выписки придётся ждать дольше, чем месяц, это точно. В голове Мэтта эхом отдавалось «в больнице». Но как? Как такое могло случиться? Как он мог позволить развиться этому? Нет, он замечал. Он прекрасно видел все симптомы, но предпочёл лишь бороться именно с ними, а не с самой причиной. «Гарри ни за что не согласится лечь в больницу, он будет потом помнить меня как человека, который упёк его в психушку. Он меня не простит», — и Мэтт не мог больше думать ни о чём другом, кроме этого. Он понимал, что врач стоит перед ним и ждёт, пока заполнится бланк, и он сможет забрать Гарри. Забрать Гарри… — А обязательно именно в больницу? Разве я не могу о нём позаботиться? Буду давать все нужные лекарства, буду следить за ним. Я уйду с работы, чтобы всегда быть с ним. Если что, буду звонить вам, — в голосе Мэтта слышались нотки надежды и беспокойства. — Боюсь, что это невозможно, — врач попытался произнести протокольную фразу как можно мягче, — ему необходим присмотр профессионалов. Обещаю, что с ним всё будет хорошо. А вы сможете навещать его с полудня до трёх каждую среду и субботу, только предварительно нужно будет оформить карту посетителя, иначе вас не пропустят. Ещё один удар под дых. Помните о том, что ночи, когда у Гарри были приступы, были самыми тяжёлыми? Так вот… Забудьте. С этой ночью не сравнится ни что. Его любимого забирают, у него депрессия, причём клиническая. Почему это случилось именно с ними? Почему? Всё должно было быть прекрасно, но грёбанное психическое расстройство лишь всё испортило. Испортило жизнь людям. — Я соберу его вещи, — это всё, что мог сказать Мэтт в данный момент. — Соберите лишь вещи первой необходимости, никаких режущих и колющих предметов. Ах, да и металлических тоже, только пластмасса. Простите, правила, — крикнул вдогонку врач. Мэтт прошёл в спальню и подошёл к шкафу, достал оттуда сумку и стал складывать некоторые из первых попавшихся вещей. А Гарри сидел на кровати и смотрел на происходящее. — Я еду в психушку, да? — его голос был слишком безэмоциональным, что пугало Даддарио. — Да… Но воспринимай это как временные трудности, с которыми мы сможем справиться. А потом мы снова заживём прежней жизнью, — Мэтт хотел, чтобы его голос звучал уверенно, но с этой миссией он явно не справлялся. — Ты позволяешь им забрать меня. Они заберут меня. Я буду жить среди психов, а не с любимым человеком. Неужели такого расклада событий ты хочешь? — произнося эти слова, Гарри должен был вложить в них хоть капельку боли или упрёка или ещё чего-нибудь, но этого не было. Никаких эмоций. Вообще… Мэтт не мог слушать его. Он просто схватил ещё одну белую футболку, запихнул её в сумку и выбежал из комнаты, вытирая левой рукой навернувшиеся слёзы. Он вернулся в кухню, где всё ещё находился врач. — Я вызвал скорую, и она уже ждёт нас. Мы можем его забирать. Мэтт лишь коротко кивнул. Он наблюдал, как в психиатр набирал сообщение, как спустя пару минут в квартиру вошли ещё пара людей, как они уводили Гарри и как в конце захлопнулась входная дверь, оставив Мэтта наедине с тишиной, которая, казалось, звучала громче, чем все взрывы от бомб, когда-либо сброшенных человеком.Ангедония и прочие "прелести"
17 марта 2017 г. в 00:43
Постоянные съёмки утомляют. Персонажи, которых играют актёры, сливаются с ними, становятся неотъемлемой частью самого человека. Кто-то умеет подавлять их, а кто-то настолько срастается с персонажем, что это подобно двум личностям, а то и более, в одном теле. Это на самом деле морально сложно. И некоторые не выдерживают. Не выдержал и Гарри, его актёрская карьера сломала его психологически. Мэтт всегда был рядом во время всех приступов своего любимого, но у него тоже есть работа, которую он и так отбросил на задний план из-за вынужденного присмотра. Слишком долго Даддарио пытался уговорить его пойти на приём к психиатру, но Гарри не верил, что он болен, не верил, что ему нужна помощь. Он лишь продолжал закрываться в себе, перестал есть, пить. Он убивал себя, абсолютно этого не понимая. В голове роились мысли, которые он не мог контролировать. Они были сумбурны и беспорядочны, слишком уж напоминали бегущий экспресс без конечной цели.
Гарри лежал и игнорировал этот мир, жизнь текла без него. Мэтту было тяжело наблюдать за этим, он не мог ничего с собой поделать. Он срывался, он кричал, метал, обвинял его во всём. «Почему ты не думаешь обо мне? Ты причиняешь мне боль. Гарри, ты убиваешь себя и меня. Эгоист. Какой же ты эгоист», — это он говорил ежедневно, даже не просто говорил, а срывался на крик, истерику и слёзы. А Шум просто лежал, глядел в потолок и понимал лишь, что облака бегут по этому небу, солнце всходит и заходит, а он всё ещё лежит на этой кровати, оторвавшись от мира.
Ночи были самым тяжёлым периодом для обоих. Гарри просыпался от собственных всхлипов. Он рыдал без причины, но всегда придумывал какую-нибудь для Мэтта. «Мне больно… Зуб болит. Мэтт, помоги мне, мне больно, помоги», — слышать и видеть, как ломается душа твоего любимого неимоверно тяжело. Мэтт обнимал его, говорил, что всё хорошо, и Гарри постепенно успокаивался и засыпал. Но это повторялось раз пять за ночь. Он плакал, а его любимый не мог понять, что ему делать.
Работа звала Мэтта, нужно было возвращаться в Торонто после перерыва. Спросите, а как же роль Гарри? Лучше не делайте этого… Нет, его персонажа не убили, просто отодвинули немного, ведь у всех была надежда на лучшее, надежда на то, что актёр поправится, что ему станет легче. В Торонто Мэтт повёз с собой и Гарри. Было сложно работать, когда посреди съёмок сцены раздавался звонок, а на другом конце были слышны всхлипы: «Когда ты придёшь? Где ты? Почему ты ушёл? Когда ты придёшь?». Слышать это было тяжело, ведь это означало, что у Гарри снова приступ, а его, Мэтта, нет с ним рядом. Он сам не понимал, как ещё всё это выдерживает (не считая участившихся нервных срывов), у многих бы уже опустились руки, они бы попытались уже избавиться от этого пессимистичного комка аффективных расстройств. От съёмок пришлось отказаться на время, взять бессрочный отпуск, подвести студию, всех остальных, но он верил, что они как-то выкрутятся и без него. К тому же это временно...