Мистер Конгениальность

В свете последних событий, Анну вызывают в полицейский участок в качестве свидетеля в этот же день и допрашивают до самого вечера. Я места себе не нахожу от переживаний и от этого мечусь по камере, действуя всем парням на нервы. – Почему ее так долго не отпускают? Что она может скрывать от них? Да она и врать-то толком не умеет! – бормочу себе под нос, раздраженно. – Ну, как мы все недавно видели, с последним твоим заявлением можно и поспорить, – тихо возражает Тэмин, и я резко к нему подступаю: – Заткнись. Не слова больше об этом, – не хватало еще, чтобы кто-то из офицеров услышал это и передал все прокурору. – Успокойся, Кай, – становится мгновенно серьезным Тэмин и поднимает руки вверх в примирительном жесте. – Ты так с катушек скоро съедешь. – Он прав, – Сехун хлопает меня рукой по плечу, пытаясь приободрить. – Ты срываешься на нас не по делу. Я сбрасываю его руку и отхожу в сторону, потому что знаю, что ребята здесь ни при чем. – Простите, – говорю из угла, выпуская громко воздух из легких. – Я просто должен ее увидеть и поговорить. – Поздравляю женишок! – в отделение входит тот жирный офицер и приближается к нашей камере. – У тебя сегодня свидание! Не знаю, кого благодарить, злодейку судьбу или Бога, но внезапно мое желание исполняется. – Здесь стены с ушами что ли? – озвучивает наш общий вопрос Тэмин, и атмосфера немного разряжается между нами от этой глупости. – Выходи, – офицер открывает двери, и я выхожу из-за решетки, только сейчас осознавая, что, наконец-то, увижу ее спустя столько времени. И хотя потребность убедиться в том, что с ней все в порядке, сейчас занимает все мое внимание, я все еще продолжаю ощущать приливы злости из-за необдуманных действий девушки. Меня провожают к комнате, где обычно проходили наши допросы, и когда останавливают перед ней, я испытываю небольшую панику. Что если Анна сболтнет случайно что-нибудь лишнее сейчас, или что если мы оба себя скомпрометируем? – У вас двадцать минут. После этого я снова приду за тобой, – офицер кивает на двери и разворачивается. – Подождите, – останавливаю его я. – За нами будут следить? – Камера будет включена, но звук не пишется. У вас будет почти приватная встреча, – он ухмыляется и уходит, оставляя меня наедине с дверью и приставленной к ней охранником. Мысленно сосчитав до десяти, я выдохнул и зашел в помещение с одним столом посередине и тремя стульями. – Кай, – Анна казалась такой маленькой здесь, в этом светлом свитере из шерсти и обтягивающих черных брюках, что я позабыл на мгновение о ее чумовом поступке. – Ты как? – Зачем ты это сделала? – я решительно двигаюсь к столу и усаживаюсь за его противоположный край, замечая, как виновато девушка вжимает в плечи голову. – Решила себя подставить? – Я не могла бездействовать, зная, что по моей вине… – Ты здесь ни при чем! – мгновенно обрываю я девушку, намеренно мешая ей закончить мысль и еще больше подставить себя. Я ни на грамм не поверил тому офицеру об отсутствии записи звука, поэтому старался вести себя осторожно. – Что мне оставалось делать? – внезапно повышает голос Анна, переходя на высокие тона. – Ты обещал вернуться утром и не пришел. А потом я увидела тот репортаж и…я просто с ума сходила от бессилия! Я прикрыл глаза, сочувствуя девушке, но не проронил ни слова. Конечно, она переживала за нашу судьбу, так как чувствовала себя обязанной после нашего поступка, но я думал, что убедил ее не соваться в это дело больше. – Я понимаю, что поступила нечестно с тобой, объявив всем о помолвке, но у меня не было выхода. – Был, – тут же возражаю я. – И я тебе говорил о нем. – Это был не выход, а бегство! – Анна раздраженно подскакивает со своего стула и движется в мою сторону. Я не поднимаю на нее взгляд только по одной причине – стоит мне это сделать, и я сдамся. – Ты не сбежал, когда узнал о моих проблемах, ты помог мне с ними разобраться, – твердо напоминает она, замирая возле края стола, и позволяя мне с этого расстояния незаметно рассмотреть ее простенькое помолвочное кольцо. – Поэтому я тоже хочу помочь тебе. Из моего рта вырывается едкий смешок, и я качаю головой, действительно испытывая в данный момент какое-то мазохистское наслаждение из-за того, что насмехаюсь над самим собой: – Я помогал тебе не из-за чувства долга, а из-за того, что испытываю к тебе симпатию. Ты уже слышала от меня это, но позволь напомнить, – я все-таки поднимаю на нее взгляд и продолжаю: – Ты мне нравишься. И уже очень давно. Ее реснички несколько раз вздрагивают, а щеки приобретают легкий румянец, но девушка не отстраняется, услышав мое признание. – Поэтому не сравнивай наши действия. Я против того, чтобы ты использовала свою потребность отблагодарить меня в качестве оправдания нашей официальной помолвки, – и, не желая больше испытывать себя, я решаю подняться со стула и покинуть помещение. Однако Анна быстро меня останавливает, кладя ладошку на мое плечо и надавливая на него, чтобы я опустился на стул. – Я тоже хочу кое-что сказать тебе, – начинает девушка, все еще не опуская руки с моего плеча. – Какое-то время я отказывалась это признавать, хотя не один человек указывал мне на это, но сегодня я все-таки решила. Я обращаюсь весь вслух, сглатывая неожиданный ком, вставший в горле, и не свожу взгляда с Анны. Даже представить не могу, что она сейчас собиралась мне высказать. – Проведя так много времени с тобой и узнав тебя как человека, я поняла, что больше всего привлекает меня в тебе, – девушка неуверенно улыбнулась и посмотрела мне в глаза. – Это твое умение сострадать. Всю жизнь я видела перед собой только жестокость отца, который никогда не умел уважать окружающих его людей и всегда вел себя по-скотски. Я помнила его обращение со своей мамой и решила, что все мужчины в мире такие злорадные. Мне не хотелось с кем-то встречаться, но тебе удалось поменять мое мнение. Я устала от вечных обвинений отца, его насмешек и издевательств, но ты никогда так себя со мной не вел. В твоем обществе я никогда не испытывала унижения. С тобой я ощущала себя спокойно. – Анна, – во мне просыпается потребность утешить ее, и я хватаю девушку за руку в качестве поддержки, но она отрицательно качает головой и продолжает: – Ты всегда был на моей стороне, как недавно сказал. И это так. Я не скрываю, что чувствую себя бесконечно благодарной тебе и испытываю потребность отплатить хоть чем-то, но помолвка – это всего лишь предлог. За твои чувства и признание, я хочу отплатить тебе тем же. Мое сердце на секунду останавливается, когда я понимаю, к чему ведет девушка, и я еще крепче сжимаю ее пальцы. – Мама сказала признаться тебе во всем, и именно это я сейчас и пытаюсь сделать… – девушка взволнованно вздыхает и снова улыбается мне. – Я пытаюсь сказать тебе, что ты мне тоже нравишься. Не знаю, когда это началось, но ты мне нравишься. В комнате наступает тишина, а мы потрясенно рассматриваем друг друга, пытаясь переварить услышанное. Она ведь была честна со мной? Не сделала это ради успокоения моей совести? Нет. Анна так бы не поступила. Я ведь видел, какой виноватой она сегодня была, едва я вошел в помещение. Ее мучила совесть из-за того, что она рассказала о нашей помолвке всей общественности, не посоветовавшись со мной. А значит, на еще один обман ее бы попросту не хватило. – Мне кажется, – прерываю молчание я, – наши отношения развиваются совершенно не в том порядке. – М? – непонимающе мычит девушка. Тогда я беру ее левую руку и начинаю стягивать золотое колечко с безымянного пальца, приговаривая: – Сначала проживание под одной крышей, потом помолвка, только сейчас признание… – украшение легко скользит вниз и падает мне на ладонь. – Похоже, мы идем в обратном направлении. Девушка призадумывается, а потом отвечает: – Да, как-то у нас все не по-человечески. – Тогда чтобы было все по-человечески, это я заберу себе, – я показываю ей ее же кольцо и кладу в нагрудный карман своей рубашки. – А это, – из этого же кармана я достаю красную гнущуюся ленту от упаковки из-под сладкой булочки, которую нам давали вчера на ужин, – надену тебе. Сделанное мной же колечко из дешевой проволочной ленты оказывается на месте прежнего кольца, но только теперь оно оказывается там по правилам. – Раз мы помолвлены, то ты должна носить кольцо, подаренное мной. После чего я подношу ее руку к своим губам и нежно целую тонкий безымянный пальчик своей невесты. Анна. Я слышу, как шумит кровь у меня в ушах, когда Чонин заканчивает свою фразу и целует мой пальчик с милым колечком. Каждая частичка тела дрожит внутри от развивающихся событий, но это приятная дрожь наслаждения. – Хорошо, – шепчу я, и Кай в этот момент поднимает на меня свой горящий взгляд. Именно такой, каким однажды уже одаривал меня заграницей после стычки со студентами возле парка аттракционов. Не говоря ни слова, мужчина поднимается и очень-очень близко наклоняется ко мне с горячим придыханием сообщая: – Если бы не следящие за нами камеры, я бы тебя поцеловал. Сама с трудом в это верю, но после этого признания, я отбрасываю все тревоги и сомнения и сама обвиваю руками шею Чонина, притягиваясь к его губам. Наш отчаянный поцелуй становится бесконтролен. Губы и языки буквально сражаются за главенство, и никто не собирается сдаваться. Кай исступленно всасывает то мою верхнюю, то мою нижнюю губу, а я то и дело покусываю его за это. И ведущие запись камеры, и помещение, в котором мы находимся – ничего меня не тревожит. Главное для меня сейчас – ощущение мягких губ Чонина и его крепкого тела рядом. Наш поцелуй стирает из памяти суматоху сегодняшнего дня, когда в течение нескольких часов меня подробно расспрашивали о наших с Чонином отношениях, о его связях с Сехуном, Тэмином и ДиО. Благодаря теплым объятиям мужчины, благодаря его ласкам я сосредотачиваюсь только на нас. Не помню, как нервничала и переживала, пока добиралась до участка, не помню, что желала развернуться и трусливо убежать, оставив парней в беде. – Прости, – шепчу ему в губы, и Кай отклоняется, вопросительно взглянув на меня: – За что? – На пару мгновений сегодня утром я думала о побеге, – признаюсь, стараясь выровнять дыхание. – Это нормально, – Кай обхватывает меня крепче за талию и прижимает мою голову к своему плечу. – Все нормально. Мне так уютно рядом с ним. Спокойно. – Вы обязательно выйдете отсюда, – убежденно бормочу в его плечо, и мужчина одобрительно ворчит, поглаживая меня по голове рукой. – Конечно. После этого у нас остается около пяти минут до прихода офицера, поэтому мы так и остаемся прижатыми друг к другу, пока дверь в комнату не распахивается. – На выход, – басит офицер, и Кай нехотя выпускает меня из объятий. Мы не можем оторвать друг от друга взгляда, как будто это наша последняя встреча. Я пытаюсь запомнить каждую черту мужчины, пытаюсь запечатлеть его как можно подробней, и, видимо, мужчина делает то же самое. – Выходи! – не выдерживает наших гляделок офицер и повышает голос. – Пока, – произношу я. – Скоро увидимся, – Чонин взволновано улыбается, но его улыбка выглядит обреченно. – Хорошо, – с болью в сердце я провожаю взглядом его фигуру и сжимаю веки, когда Кай скрывается за дверью, снова оставляя меня в полном одиночестве в этой ужасной комнате. Спустя какое-то время двери снова открываются, и в помещение входит помощник офицера, который сообщает мне о том, что на сегодня меня больше задерживать не будут. Признаться честно, я больше и не горю желанием здесь находится, ведь Кая рядом все равно уже не будет. Возле участка к моменту моего ухода собирается небольшая толпа журналистов, которые, едва я делаю шаг на улицу, накидываются на меня с вопросами. На еще одно «интервью» я сегодня не готова, однако, когда замечаю рядом с полицейским участком автомобиль отца и его самого, то передумываю. Не трудно догадаться, что он забыл здесь, поэтому мне как никогда нужна сейчас поддержка общественности. На публике отец прибегать к угрозам не станет, а исходя из того, что теперь за моей жизнью наблюдала не одна пара глаз, я надеялась на свою безнаказанность. – Скажите, Вы виделись со своим женихом Ким Чонином? – звучит вопрос с одной стороны от невысокой девушки в красном пуховике и в кепке известного телеканала. – Что говорят полицейские? Какие шансы у Вашего жениха выйти на свободу? – слышится с другой стороны от девушки-репортера в темном плаще. – Это правда, что Ким Чонину и его напарникам светит около 5 лет тюремного заключения? – прилетает еще откуда-то. Я отрицательно качаю головой на последний вопрос, и указываю пальцем в сторону машины своего отца: – Спросите этого человека обо всем. Именно он является тем, кто вынудил моего жениха так поступить. Небольшая толпа резко и практически одновременно поворачивает головы в указанную мной сторону, и на лице моего отца отражается настоящий шок. – Он был против наших отношений и угрожал Чонину, – я вру во спасение своего мужчины, но делаю это очень успешно. – Кажется, он будет продолжать вставлять нам палки в колеса, пока мы не сбежим из страны, чтобы жить счастливо. Журналисты недовольно качают головами, направляя камеры то на отца, то на грустную меня, чтобы снять крупные планы, и комментируют ситуацию в микрофоны. Самые отчаянные устремляются в сторону темной машины отца, и я впервые чувствую уверенность в том, что смогу противостоять ему. Теперь этому мужчине не добраться до меня и мамы. – Он даже пытался угрожать мне с помощью мамы, – добавляю я эту чистую правду. – Теперь мне снова придется прятать ее от него. Новая волна возмущения проносится среди журналистов, и я уже представляю заголовки завтрашней прессы. Не спорю, этот поступок весьма рискован и даже опрометчив, но, кажется, я вхожу во вкус. Снова смотрю на отца и встречаю его разгневанный взгляд, когда мужчина быстро прячется в машине и командует водителю уезжать. – Мне нужно проверить маму, – я извиняюсь перед журналистами и тоже спешу уехать, так как больше не в силах поддерживать маску храбрости на лице, ведь внутри все еще сотрясаюсь, словно осиновый лист. В этот же вечер со мной связывается адвокат Чонина и обсуждает наши дальнейшие действия. К моей радости, мужчина сообщает, что внимание общественности к этому делу сыграет нам только на руку, ведь среди журналистов и обычных жителей мегаполиса достаточное количество наших сторонников. Но в то же время адвокат предупреждает меня и о том, что бизнесмены, пострадавшие от игры-вируса, так просто все не оставят и будут бороться с нами до последнего. Именно в этот момент я вспоминаю отца и мать Чонина и рассказываю адвокату о том, что родители моего жениха собираются выступать против него. – Это было предсказуемо, – только и отвечает мне адвокат, из чего я делаю вывод, что Чонин был готов к такому «удару со спины» от своих родственников. – Он ведь намерен помогать отцу и маме в дальнейшем материально. А они так с ним поступают. – Мы собираемся выступить с этим заявлением на суде. Возможно, тогда у его родителей проснется совесть, и они одумаются, – соглашается со мной адвокат на другом конце провода. Господи, скольким уже Чонин пожертвовал, чтобы спасти меня от мнимого брака? И игру с вирусом разработал, и в полицейский участок загремел, и родителей против себя настроил. А что сделала я? Только пресс-конференцию собрала и прикрылась с помощью журналистов от гнева отца? Никчемная. Это слово преследует меня и выедает весь мозг до конца недели, пока прокурор собирает доказательства по делу парней, а адвокаты работают над их защитой. Я регулярно появляюсь в участке, но вижусь с Чонином лишь раз и то мельком, потому что сосредотачиваюсь на общении с адвокатами и погружаюсь в работу с ними максимально глубоко. Первое заседание назначают на конец ноября, а именно в день моего рождения. Из-за всех этих передряг, я благополучно забываю о собственном празднике, и только утреннее поздравление от мамы и Чанука возвращают меня к реальности. Я просыпаюсь достаточно рано, чтобы успеть собраться на заседание суда и забрать по пути костюмы для ребят, в которых они собирались появиться в зале. Но мама все равно меня опережает, и когда я сонная выхожу в гостиную, она уже накрывает праздничный завтрак. – Поздравляю! – мама подбегает ко мне и крепко обнимает, даря теплый поцелуй. – Счастливого дня рождения! Я крепко-крепко обнимаю ее в ответ и вдыхаю родной аромат. – Спасибо, что поддерживала меня столько времени, – благодарю ее шепотом и тоже целую. Без ее заботы, внимания и любви я совсем бы приуныла из-за последних событий в своей жизни. – Чанук стоит за порогом и тоже хочет тебя поздравить, – сообщает мама. – Пусти его скорее, а я пойду умоюсь быстро, – я убегаю в ванную и за считанные минуты привожу себя в порядок. Ни о каком праздничном настроении, конечно же, и речи быть не может, но я не собираюсь показывать это ни маме, ни Чануку. – Поздравляю! Теперь ты на один год ближе к смерти! – веселый Чанук сгребает меня в объятия, едва я появляюсь из ванной. – Спасибо, – недовольно бормочу ему в грудь я, реагируя на такое «великолепное» и «оптимистичное» поздравление. Мужчина негромко смеется и подмигивает моей маме, выпуская меня из своих рук. – Да ладно, все мы там когда-нибудь окажемся. – Надеюсь, это «когда-нибудь» наступит лет через сто, – говорит мама и приглашает нас за стол, на котором разместилась цветастая кастрюлька с супом из водорослей, вареный рис с закусками, и небольшой торт, обтянутый розовой мастикой. – Я сначала переоденусь, – сообщаю я, а присаживающийся за стол Чанук мгновенно останавливается и говорит: – О, покажешь мне свою комнату? – Нет! – кричим мы с мамой одновременно мужчине, и тот ошеломленно падает задницей на стул. – Я просто… – запинаясь, говорит он. – Я не это имел в виду! Мы с мамой переглядываемся и снова отрицательно качаем головой, вспоминая, как поссорились с ней однажды из-за того, что Чонин видел мою жутко девчачью комнату. Пережить то унижение снова я была не готова. Тем более Чанук не упустил бы возможности поддразнить меня этим в будущем, а Кай такого никогда не стал бы делать. – Я переоденусь и сразу вернусь. Нам ведь надо уезжать скоро, – прикрытие в виде утекающего времени работает на ура, потому что Чанук согласно кивает, и я убегаю к себе в комнату. После праздничного завтрака, Чанук преподносит мне необычный букет из шоколадных конфет, а мама дарит тоненькую золотую цепочку с кулончиком желаний в виде куриной косточки. – Сегодня мне пригодится немного волшебства, – говорю я маме и сразу же надеваю на себя украшение. – Все будет хорошо, – мама в последний раз сжимает меня в объятиях и отпускает на слушание.