Снафферы.

      Ванная комната, обширная и светлая. Кафель холодит разгорячённую кожу. Эдвард отстранённо смотрел перед собой, не обращая внимания на действия и слова Энви. Потрясённое сознание пыталось переварить произошедшее, искало защиты для психики — старалось сохранить её целостность. Элрик убеждал себя, что это было не самое страшное, что приходилось ему пережить за всю свою короткую жизнь. Он ведь убивал сам, он уничтожил гомункула с лицом матери. Его руки тоже в крови.       — Эдвард! — в который раз позвал Энви, но так и не получил ответа. Чуть раздражённо поджав губы, парень потянул за верёвку и путы, обвивающие тело пленника, спали. Элрик не сопротивлялся, когда его в очередной раз подняли на руки и посадили в ванну, под колкие струи холодного душа.       Только хлопок двери, оповещающий, что подросток остался один, вырвал Эда из своих мыслей. Обхватив колени руками и подтянув их к груди, Элрик уткнулся в них лицом, позволяя воде вымыть из головы все дурные мысли и страх. Сколько он так просидел, не имело значения, сознание просто не замечало течения времени. Дверь вновь открылась, пропуская в комнату Энви. Он смыл с себя кровь и кусочки плоти — влажные волосы небрежно лежали на плечах, — и переоделся в чистую одежду.       — Ты так боишься меня, что до сих пор не успокоился? — нахмурился Энви, присаживаясь на край ванны.       — Больно много чести тебя бояться, — дрожащим голосом пробормотал Эдвард, поднимая голову и усмехаясь посиневшими губами.       — Ты весь дрожишь. Хочешь сказать, что не от страха?       — Ты идиот или прикидываешься? Это всё чертова вода. Она, мать твою, холодная.       Энви удивлённо моргнул, сунул руку под струю воды, ругнулся и выкрутил вентиль с горячей.       — Это ты идиот! Почему не настроил сам?       — Не дотянулся, у меня ноги затекли. Дай руку, — Эдвард протянул раскрытую ладонь Кристиану, поражённому таким спокойным поведением подростка. Ведь обычно люди после увиденного и пережитого впадали в истерику, кричали, плакали, но ни под каким предлогом не терпели рядом с собой убийцу и уж точно не просили у него помощи.       Энви ничего не осталось, кроме как помочь ему подняться. Эдвард с трудом встал на дрожащие от холода и долгого сиденья в одной позе ноги. Пошатнувшись, он ухватился за плечо парня, удерживая равновесие. Элрик не предоставил такого удовольствия своему мучителю, как выражение эмоций. Понять, что подростку было как минимум дискомфортно, можно было лишь по прикушенной губе и хмуро сведённым бровям.       — Тебе помочь? — участливо поинтересовался Кристиан, одной рукой удерживая Эда за талию, другой настраивая воду до приемлемой температуры.       — Я не настолько беспомощный, чтобы не помыться самостоятельно, — огрызнулся подросток, вставая под теплый душ. Вода уже давно смыла кровь со спины и бёдер, а потому о минувшем напоминали только свежие раны.       — Ты вообще нормальный? — Энви отступил на шаг назад, не желая намокнуть. — Я недавно на твоих глазах убил человека, а ты так спокойно на это реагируешь.       — Я ничем не лучше тебя. На моих руках тоже кровь многих людей, — Эд запрокинул голову, пальцами распутывая длинные пряди. Раньше он переживал из-за каждой смерти: юношеское стремление защитить всех, остаться чистым. Ненужных жизней не бывает. Как же давно это было. Но не вышло, не удалось не запачкать руки, остаться таким как прежде, не стать убийцей. Лиор. На его глазах погибли тысячи военных. По его вине. Он не смог остановить их, не предусмотрел всего. Они стали философским камнем.       — Ты потерял руку и ногу на войне? — Энви внимательно рассматривал пленника. Всё его тело покрывали шрамы, но больше всего их было с правой стороны на груди и спине и на левой ноге. — А потом тебе пересадили новые?       — Да, на войне, — Эдвард поджал губы и резко встряхнул головой. Спустя столько лет воспоминания о той ночи не померкли, а остались кристально ясными. — Попал под падающий цеппелин. Мне только год назад сделали трансплантацию конечностей.       — Вот почему ты так легко переносишь боль.       — Я бы не сказал, что это так уж легко. Но бывало и хуже, — Эд перекрыл воду и выбрался из ванны. — Может, дашь полотенце и одежду, или мне так идти?       — А, прости, конечно, — засуетился Энви и достал из шкафчика халат и большое полотенце.       Закончив приводить себя в порядок, Эдвард потянулся и удовлетворённо выдохнул. Всё же чувствовать себя чистым — невероятное удовольствие.       — Пошли, убийца-психопат, я есть хочу.       — Эй, вот это сейчас было обидно! — возмутился Энви, поспешив за подростком.

***

      Эдвард покачивался на стуле и сосредоточенно грыз кончик ручки, придумывая шифровку для записки. Он всё же согласился на предложение Энви связаться с братом. Элрик не до конца доверял парню, но были причины ему всё же довериться. Поведение, жесты, мимика, слова. Всё говорило о том, что Кристиан далеко не тот за кого себя выдаёт. Слово снафферы сдержали, Альфонс цел и невредим. Значит, можно рискнуть. Эд протянул Энви сложенный вчетверо листок.       — Возможно, единственное решение — это новый взгляд Истины? — прочитал парень, стараясь вникнуть в смысл фразы.       — Ал поймёт, это главное. А тебе знать необязательно. Так ты передашь или нет?       — Да, передам. Вечером жди ответа, — Энви сунул записку в карман брюк и покинул комнату.

***

      Тихо напевая незатейливый мотив, Энви зашёл в комнату. Единственным отличием от комнаты Эдварда был массивный закрытый сундук. Повозившись с замком, парень откинул крышку и лучезарно улыбнулся.       — Здравствуй, котик. Как ты здесь? Хочешь выбраться ножки размять?       Ответом ему было молчание и напряжённый взгляд светло-карих глаз. Не дождавшись сколь-нибудь активной реакции, Энви достал из кармана складной нож, с лёгкостью перерезая верёвку.       — Давай, котик, идём на ручки, — парень подхватил под мышки Альфонса и вытащил его наружу. Усаживая мальчика на пол, Энви тайком вложил во всё еще заведённые за спину руки записку. — Не смотри ты на меня такими страшными глазами! Ничего я тебе не сделаю, честно! Ты разогнуться хоть можешь?       Альфонс продолжал упорно молчать, не обращая внимания на чужую болтовню. Его взгляд был прикован к мелькающему перед лицом при активной жестикуляции лезвию ножа. Непослушные пальцы сжимали клочок бумаги, но как бы ни было велико желание посмотреть, что же там, ослаблять бдительность Ал не решался.       — Я вообще-то с тобой разговариваю, — обиженно протянул Энви, садясь перед мальчиком на колени и убирая оружие в карман. — Записку, говорю, посмотри уже. Он её целых полчаса придумывал. По мне так полнейшая бессмыслица, но он говорит, что ты поймёшь.       — Записка от брата? — Альфонс переспросил исключительно для проформы, пересиливая судорогу мышц и разворачивая бумагу. Почерк брата, простой шифр, который разгадает и ребёнок. Неужели он так уверен, что ему можно верить? Ал нахмурился, задумчиво покусывая губу.       — Такой же, как и брат. Совершенно не обращает внимания на других, когда думает, — вздохнул Энви, заставляя впавшего в задумчивый ступор мальчика выпрямить ноги.       Никому не пойдёт на пользу нахождение в этой коробке. Руки связаны за спиной, всё тело скручено в не самой удобной позе эмбриона, так что одной стенки касаются ступни и задница, а другой — затылок. А плечи упираются в дно и крышку. Ни согнуться, ни разогнуться. Темно, тихо, страшно, тяжело дышать. Уже через полчаса многие исходили криком, умоляя их вытащить из этой коробки, но не Альфонс. Хватило ему за жизнь невольного заточения в глухой пустышке. Он, как и Эдвард, терпел всё молча. Энви разминал Алу сведённые судорогой и затёкшие мышцы ног, пока мальчик не соизволил обратить на посетителя внимание.       — Можешь передать брату всего одну фразу? — Элрик-младший напряжённо и сосредоточенно смотрел на убийцу.       — Могу, только расслабься уже, а то будешь всю ночь выть, когда снова начнутся судороги или вообще защемит нерв, — Энви развернул Альфонса к себе спиной, перебирая ловкими пальцами каждую мышцу, расслабляя и ускоряя приток крови к ним.       — Скажи ему, что это будет равноценный обмен, — Ал прикрыл глаза, позволяя себе расслабиться, насладиться последними минутами покоя перед прыжком в бездну.       — И что это значит? Вы говорите загадками, но мне интересно знать, — Энви закончил массаж и встряхнул руками, сбрасывая напряжение и лёгкую усталость. Почему-то ему нравилось заботиться об этом мальчике. Кормить, расчёсывать, купать, укладывать спать. Будто Ал был его братом, а не Эдварда.       — Брат сказал, что тебе можно верить. Я поверю тебе. Закон равноценного обмена для нас был самым главным и нерушимым в жизни, — Альфонс резко выдохнул. — Я согласен заменить брата.       — Ты ведь понимаешь, что я буду делать с тобой вещи намного более худшие, чем с Эдвардом? — Энви развернул мальчика к себе лицом, ожидая увидеть страх или обречённость, но в глазах читалась только решимость. Желание защитить дорогого человека, самоотверженность, которую Энви не видел ни у одной жертвы. Эти братья не были обычными, всё сильнее удивляя и поражая парня своей безоглядной жертвенностью, стремлением возложить всего себя на алтарь счастья близкого человека, наплевав на собственную безопасность и даже жизнь.       — Понимаю, но я не могу позволить Эду и дальше страдать из-за меня. Он всегда защищал меня, теперь я должен защитить его, — Альфонс закрыл глаза, пряча в них мелькнувшую тень страха.       Энви поражённо смотрел на мальчика, почти ребёнка. Какая же у него сила духа, решиться на такой обмен, добровольно согласиться на пытки и возможную смерть… В душе Кристиана всколыхнулась зависть. Почему он никогда не знал этого? Почему у него нет такого человека, готового броситься в омут с головой? Что заставляет этих детей так держаться друг за друга? Ведь не только родственная связь, здесь должно быть что-то более весомое. Зависть отравляла разум, порождая ненависть, желание уничтожить то, чего у него не было. То, что так жаждал, но не имел возможности заполучить.       — Почему?! Почему ты решился?! — закричал Энви, опрокидывая на спину не ожидавшего нападения Альфонса, сжимая пальцы на тонкой шее. — Я ведь могу убить вас. Я могу пытать вас обоих!       — Можешь, но Эд тебе верит. Ты так не сделаешь, — Ал пытался отцепить от себя взбесившегося парня и вернуть себе возможность свободно дышать.       Вера. Доверие. Надежда. Они поверили ему, несмотря ни на что. Ему — неуравновешенному психопату, жестокому убийце.       Они вложили свои жизни и судьбы в его руки.       Энви разжал пальцы, отпуская свою жертву. Альфонс закашлялся.       — Почему ты так и не сказал, почему ты согласился на обмен? — пальцы Энви дрожали, выдавая его не самое спокойное состояние. Любое неосторожное слово, жест, могли закончиться сейчас трагедией. Он хотел знать, разгадать секрет такой самоотверженной преданности. Как заполучить себе такого человека, что для этого сделать? Теперь Кристиан соответствовал своему второму имени. Зависть, её воплощение, грех, возведённый в абсолют.       — Он мой брат. Мне во много раз больнее знать, что он страдает из-за меня, чем пережить это самому. Думаю, Эд чувствует то же самое, — Альфонс ответил не сразу, восстанавливая дыхание. — Почему ты так злишься? Тебе не всё ли равно, над кем издеваться?       — Ты такой же. Такой, как и все, — Энви с яростной злостью сжал кулаки. — Вы все думаете, что я психопат, что мне плевать на своих жертв! Что я ничего не чувствую!       Ошибка. Черта. Альфонс даже не сразу понял, что произошло. Лёгкие сдавило стальной хваткой, а затылок обожгло огнём. Энви стоял над мальчиком, прижимая его ногой к полу.       — Я не говорил этого, — прохрипел Альфонс, вновь закашлявшись от нехватки воздуха.       — Ты это подразумевал. Всё вы одинаковые и ваши благородные слова — просто фальшь! Я тебе не верю, — Энви не слышал и не слушал больше мальчика. Его сознание вновь застилала кровавая пелена, жажда чужой боли без шанса на малейшую жалость или вину. Это придёт позже, а сейчас он желал лишь наслаждаться музыкой криков своей жертвы.       Альфонс пытался закрыться от ударов, защитить хотя бы голову. О том, чтобы встать на ноги, не было и речи. Энви бил жёстко, яростно, вкладывая в это все силы и эмоции. Помутнение схлынуло лишь, когда Ал перестал не только сопротивляться, но даже подавать признаки жизни.       — Ал? — осторожно позвал парень. Ответа не последовало. Разум прояснялся, подбиралось осознание. Вина за содеянное в очередной раз рвала и без того искалеченную душу.       — Альфонс! — голос предательски дрогнул, выдавая страх и растерянность. До напряжённого слуха донеслось хриплое дыхание. — Жив…       — Успокоился? — Элрик-младший с трудом перевернулся на спину и поморщился. Кажется, рёбра были не сломаны, а трещины не так страшны.       — Д-да, прости меня! — Энви опустился на колени перед мальчиком.       — Вот и здорово, — улыбнулся Ал разбитыми губами, хоть и говорить было трудно. — Я не злюсь. Я ведь обидел тебя. Сам виноват. В другой раз буду думать, что говорить.       Энви прикусил губу. Этот ребёнок… Он не злится, не боится, он даже пытается убедить, что сам виноват в случившемся. Зачем он это делает? В чём выгода, в чём замысел? От слов Альфонса в душе постепенно истаял тяжёлый болезненный ком вины. Он ведь не контролировал себя, он на самом деле не хотел вредить! А они не слушают, они боятся и кричат, что он монстр. И только Альфонс поступил иначе. Защитил Энви от самого себя. От чувства вины, от безумия, от одиночества. Парень поднял Альфонса на руки, стоило промыть и обработать раны.

***

      — Спасибо, — искренне прошептал Кристиан, бережно омывая множественные кровоподтёки и ссадины мальчика.       — Я хочу помочь тебе, Энви. Ты не плохой человек. Ты добрый и заботливый, — Альфонс осторожно взял парня за запястье, задумчиво рассматривая темнеющие синяки. — Больно?       — Нет, но у твоего брата крепкая хватка, — Энви даже как-то повеселел от слов пленника. Он готов был поверить в это. Ведь это невероятно приятно, когда тебя считают человеком, а не моральным уродом.       — Ты ведь понимаешь, что вас всё равно убьют, но если тебе дадут выбор, кто умрёт первым… Что бы ты выбрал? — Кристиан сам не до конца понимал, зачем это спрашивает.       — Брат, — уверенно ответил мальчик, удобнее устраиваясь в ванне с тёплой водой. — Если ему скажут, что своей смертью он спасёт меня.       — Почему? Ты ведь будешь видеть, как он умирает, как страдает. Ты ведь так дорожишь его жизнью, что готов пожертвовать собой.       — Я не хочу, чтобы Эд хоть на секунду пережил ужас осознания своего бессилия. Он так стремится меня защитить, что сойдёт с ума раньше, чем вы его убьёте.       Этой ночью Энви совершенно забыл о мире за пределами маленькой комнаты. Он наслаждался приятной близостью с первым в жизни человеком, не назвавшим его монстром.