•pg-13, приближенный к r• l •ooc• l •au (Тёмный Лорд победил, Гарри и Рон давно мертвы)• l •er• l •антиутопия• l •драма философского характера: присутствуют небольшие размышления о смысле жизни, месте человека в природе, о рациональности выстраивания каких-либо планов — всё это окаймлено в рамки данной истории• l •зарисовка на тему времени• l •герои старше восемнадцати лет•
Пьяный в своём сентябрьском ликерном безумии ветер по-варварски раскачивает макушки высоких вязов и каштанов, которые в тусклом свете луны, кутающейся в иссиня-чёрной вате облаков, словно в мягком соболином манто, выглядят ещё более величественно, но вместе с тем немного устрашающе. Эти дети природы, уже подросшие и окрепшие, облепленные толстым слоем камбия и шершавой коры, словно то и дело стараются намекнуть двум влюблённым об их ничтожно маленьком размере — песчинки в сравнении со ста футами естественного могущества. Но если бы деревья, праздные в своей глупой гордости, были наделены способностью мыслить, то непременно бы отметили, что сверху, где кончаются облака и начинается новое, не поддающееся научному обоснованию существование, и толстый дуб, и широкий каштан выглядят по меньшей мере крошечными муравьями. И лес всё ни на секунду не смыкает своих угольных глаз: в теплых норах наконец просыпаются ночные охотники, где-то вдалеке ухает сова, а пьяница-ветер всё стремительнее носится по уже опавшему золотому бархату листьев тех самых деревьев, пытаясь разделить хоть с кем-нибудь свою хмельную радость. — Чего бы тебе сейчас хотелось? — этот вопрос, струящимся атласом слетающий с сухих обветренных губ Малфоя, является совсем необязательным — интерес в голосе и усталом взгляде серых глаз вызван только лишь толикой страха в по-рыбьи округлённых карих. Грейнджер лежит с Драко в ещё совсем холодной постели и не мигая смотрит через окно на неспокойствие бунтующей природы. Больше всего на свете эта девушка отчего-то боится различных природных катаклизмов, в особенности — землетрясений, которые обычно не случаются в Великобритании — и мозг словно намеренно посылает сейчас ей импульс-картинку: вот слабая против такого ветра отнюдь не анорексичная ветка со всей силой падает на ветхую крышу их маленького дома, оставляя хозяев без крова и даря серьёзные увечья. — Тебя, — отвечает Гермиона, поворачивая голову вправо к Малфою, и её пухлые губы сами собой вытягиваются в линию улыбки, какая появляется на лице человека, стесняющегося собственных желаний. Игнорируя холодный кофейный воздух в доме и россыпи колючих мурашек на девичьих руках и ногах, жаркий пепельно-розовый румянец оставляет свой след на исхудавшем лице Грейнджер, так, как он делает это постоянно. Он обливает кожу щёк алым бензином и поджигает ещё сильнее, стоит только Гермионе заметить, что Драко улыбается ей в ответ другой, более уверенной и ехидной улыбкой. Этот мужчина никогда не требует, чтобы ему повторяли что-либо дважды, чуть пододвигается к девушке, и его первый нежный поцелуй остается на коже шеи Грейнджер. — А ещё? — и другие, более настойчивые касания губ Драко осыпают девичью кожу в районе ключиц. Одновременно с тем правая мужская рука по-черепашьи медленно сминает хлопковую ткань серой ночной футболки Гермионы, задевая чувствительную кожу живота. — Мне страшно, Драко, — впервые за два года Грейнджер признается в собственной слабости, тогда, когда обессиленные руки уже безвольно опускаются и желания менять существующий строй жизни больше нет, а от звучания голоса ведущего, что с определенной периодичностью вещает на нелегальной радиоволне о новых радикальных законах Министерства и погибших, хочется скрыться и заткнуть руками уши, протяжно издав бешеный полукрик-полувизг. Единственное, что держит Гермиону на плаву — обжигающая любовь к человеку, что сейчас так трепетно трогает её тело, определенно, пытаясь отвлечь и себя, и её от дурных мыслей и апатичного настроения. Раньше Грейнджер воевала за что угодно: за друзей, за Дамблдора, за храбрость тех, кто пал от руки Пожирателей, но никогда девушка так остервенело не старалась защитить свои сокровенные чувства: сейчас, если и приходилось сражаться, она шла в бой с одним звёздным именем на устах, не замечая, как мощные заклинания поражают то одного, то другого противника. — Мне тоже, это нормально, — Малфой отвечает откровенностью на откровенность, доверяя Грейнджер господствующее в нем чувство, толстым плотоядным червём пожирающее мозг непрерывно. Мужчина очень отчетливо чувствует его ловкие движения в прогрызанных туннелях серого вещества сразу же, как только открывает глаза после сна. Откровенно говоря, он надеялся, что Гермиона поймет его призрачный намёк — у девушки, судя по стрелкам настенных часов, уже наступил День Рождения — и в ответ на его вопрос скажет, что мечтает о торте-безе или о букете ароматных лилий, которые она попыталась высадить близ их дома, но те, разумеется, не прижились. «Любит лилии, значит» — уже тогда про себя отметил Малфой, включая в воображаемый список привязанностей Грейнджер эти душистые цветы, обладающие каким-то томным восточным запахом. Появляться в немагическом Лондоне рискованно, но такой праздник стоит и дикой опасности, и потраченных нервов. Драко и Гермиона обычно появляются в городе раза два в месяц — закупают нужные в хозяйстве вещи, постоянно оглядываясь по сторонам и держа правые руки, сжимающие волшебные палочки, в тёплых карманах — разумеется, многочисленных сбежавших ищут. Тот самый радиоведущий месяца два назад сухо отчеканил информацию о нападении Пожирателей на беглецов прямо в немагическом Лондоне, и Драко с Гермионой стали ещё осторожнее. Среди их покупок постоянными являются различные крупы и консервы, сладко пахнущее лавандовое мыло, которое Грейнджер зачем-то хватает охапками, и несколько блоков дешёвых сигарет для Малфоя. Тому, определенно, неловко жить за счёт Гермионы, которой родители ещё при рождении открыли пополняемый в течение лет вклад, но никакие принципы не сравнятся с желанием поесть и покурить после не самой вкусной трапезы. — Мне сегодня снилось, — Грейнджер говорит сейчас довольно тихо и сбивчиво, потому что умелые руки Драко ласкают небольшую девичью грудь, а опаляющее дыхание на коже и широко распахнутые пепельные глаза создают атмосферу какой-то уютной домашней нежности, и девушка не замечает уже ни воя пьяницы-ветра, ни странных шорохов, доносящихся из разных уголков дома. Так случается с ней всегда, ведь когда настоящая любовь заставляет души людей жадно облизывать друг друга, в человеке зарождается эра нового эйфорийного существования, знаменующаяся почти наркотическим опьянением от самых невесомых касаний и по-детски невинных поцелуев. Ради того, чтобы, пробуя и ошибаясь, найти в лице обычного смертного смысл собственной жизни, и стоит по утрам открывать глаза. — Мне снилось, что мы улетели отсюда на воздушных розовых шарах далеко-далеко, — это столь инфантильно для Гермионы, что она и сама слегка посмеивается над собственным ребячливым сном, и Драко, уже охваченный страстью и заведенный от красоты любимого девичьего тела, горячо целует Грейнджер в губы, заставляя ту оставить идею описания природного ландшафта того места, куда отнесли двух влюблённых озорные шарики цвета лилового саше. Уже многим позже, когда удовлетворенная и оттого уставшая Гермиона засыпает с лёгкой застывшей на губах улыбкой, Драко устремляет взор в прямоугольник потолка, вероятно, раздумывая о чём-то своём, до конца и ему самому не ясном. Он слегка покусывает свои сухие губы и борется с желанием укутаться в плед, чтобы выйти за дверь и покурить. На самом-то деле, Малфой уже некоторое время всерьез задумывается над тем, чтобы избавиться от этой пагубной привычки — ему стало намного тяжелее бегать, а данный навык слишком необходим в условиях суровой действительности. В эту самую секунду он хмурится, и глаза его сужаются от эмоциональной натуги. Ложное философское озарение, окрашенное в тёмные тона, липкое от мазута, приходит в его голову слишком внезапно, вслед за мыслью о беге: «Да, Малфой, ты только и делаешь, что бежишь от самого себя». Как по чьей-то команде, внутри черепной начинают пестрить картинки прошлого, особенным пятном среди которых выделяется его последний ужин в семейной столовой с отцом и матерью. Мужчина отчетливо помнит, с какой злобой и жестоким азартом Люциус вещал о введении нового закона о запрете любой связи чистокровных волшебников с магглорожденными и полукровками под страхом смертной казни. Именно в тот момент Драко понял, что время при таком правительстве утекает сквозь его пальцы, и скоро того почти не останется. Одному Всевышнему известно, где именно в течение дня он разыскал необходимые средства и выкупил дом старого лесничего в самой чаще леса, где смог бы укрыть себя и свою Грейнджер, которая, не боясь тогда ничего и приняв всё абсолютно, спокойно ждала своей участи в доме своих родителей — девушка точно знала, что рано или поздно конец настанет. И Малфой спас её, сбежав вместе. Спас, потому что уже тогда понял, что их отношения, начавшиеся с шестого курса, давным-давно приобрели характер чего-то серьезного и не похожего на обычную подростковую интрижку запретного характера. Его краткий анализ, окаймленный в воспоминания, быстро помог Драко сообразить, что он бежит не от себя. Он всегда бежит и будет бежать к Грейнджер, потому что это единственное земное сокровище, ради которого не страшно пасть замертво и ежесекундно рисковать своей телесной оболочкой. Такие по-юношески светлые мысли заставляют его слегка улыбнуться и медленно, умоляя старые пружины кровати не скрипеть, вырваться из объятий тёплой кровати. Он так же аккуратно открывает дверцу платяного шкафа и достает единственный костюм, родом из прошлой жизни: чёрные, слегка узковатые для мужчины брюки, серый шерстяной пиджак и рубашку жемчужно-белого оттенка. Драко внимательно вглядывается в волокна дорогих тканей, вспоминая свою гардеробную комнату в Мэноре, более напоминающую целый магазин в Хогсмиде. Вспоминает и прежнюю жизнь, в которой всегда находилось место для светских раутов и славных ужинов в элитных ресторанах Лондона. Он отчетливо осознает, что раньше мог позволить себе преподнести Грейнджер в подарок роскошное колье или, скажем, поездку на лучший магический курорт, но сейчас всё, что у него есть, парочка помятых маггловских купюр и желание заставить свою принцессу улыбнуться. И этого достаточно. Малфой ненавидит мир, являющийся во снах, но розовые шары, о которых так кстати упомянула сегодня Гермиона, кажется, смогут стать неплохой оправой для самого главного подарка. Драко каким-то случайным образом вспомнил пару дней назад о родовом поместье в Испании, которое уже давным-давно не ощущало в себе присутствие человека. Да, пожалуй, этому жилищу уже много лет, но Малфой уверен, что именно там Пожиратели искать их ни за что не станут. С мыслью, что в Испании они смогут начать новую жизнь без животного страха, Драко принимается натягивать брюки — за окном уже во всю рыжеет солнечный диск, выплывающий из-за линии горизонта, и значит пора отправляться в немагический Лондон за глупым розовым подарком.***
Откровенно говоря, с трансгрессией у него постоянно случаются неполадки: Драко с определенной периодичностью приземляется не там, где нужно. И вот сейчас он чувствует цепи почти по-зимнему холодной воды иссохшего полуболота, сковывающие его уверенные шаги навстречу их небольшому укрытию. Домик издалека кажется совсем ветхим и словно норовит вот-вот развалиться на крупные деревянные элементы. Наконец Малфой с трудом выходит из вязкой ледяной воды, крепко сжимая в руке проклятые розовые шары, которые доставили ему много хлопот: он обошёл по меньшей мере магазинов семь, чтобы найти именно этот цвет. Почему-то все предлагали ему и красные, и синие, и зеленые шарики, но вот розовые нашлись только в лавочке одной симпатичной молодой особы, что с радостью с помощью специального баллона надула Драко четыре ярко-розовых шарика — на большее количество денег не хватило. Он всё ступает навстречу Грейнджер, которая уже, наверное, давно проснулась, потому что дверь их дома открыта настежь. По обыкновению девушка впускает в помещение природную свежесть тогда, когда вручную моет полы и стирает с немногочисленных полок пыль. И Драко впервые за два месяца так искренне улыбается наступившему пасмурному дню, потому что знает, что скоро весь этот кошмар закончится: они быстро соберут вещи и отправятся в Испанию немедленно, где вместе постараются привести заброшенное поместье в пригодный для жизни вид. И кто знает, как сложится их жизнь дальше? Может, Малфою с его проницательным умом и определенными предпринимательскими способностями, удастся открыть собственный бизнес. И — этого Драко захотел совсем-совсем недавно — Гермиона родит ему замечательного ребенка. Неважно, мальчика или девочку, важно, что Грейнджер будет матерью их общего ребенка. Или детей? Когда он переступает порог дома, то понимает, что никогда его жизнь не складывается в положительном ключе. Первое, на что натыкается обескураженный взгляд мужчины, бездыханное холодеющее тело молодой девушки с уже стеклянными, тронутыми пальцами самой смерти глазами. Пожиратели сумели найти их. Потому что два человека в сравнении с силой целой вооруженной армии — абсолютно ничтожные воины. И, всё еще не до конца осознавая происходящее, Малфой громко истерично кричит, не замечая, как выпущенные из руки шарики вместе с ликерным осенним ветром улетают куда-то далеко-далеко, навеки становясь символом потерянного времени и несбывшихся надежд.