Перья и пух

Ранним утром зазвонил телефон. Чарльз, собирающийся на работу под собственное сонное мурлыканье, поднял трубку. А спустя минуту уже стучался в дверь эриковой мастерской. — Что там, Чарльз? — Это из мутантского приюта в Бруклине. Спрашивают, не хотим ли мы взять котенка. Эрик осмотрел Чарльза с ног до головы. — И что ты собираешься им сказать? — Что мы собираемся им сказать. Они ждут ответа. Эрик кашлянул. — Почему именно мы? Мы нигде не регистрировались и не подавали заявок, и потом, — он обвел широким жестом забитый хламом коридор, — где здесь найти место для ребенка? — Эрик, послушай, это только временное опекунство. Им подбросили двухлетнего мальчика прямо под дверь приюта, и, кажется, он нигде даже не зарегистрирован как мутант. Они проверили всех потенциальных опекунов, но среди них нет ни одного кота. Ты же знаешь, как это важно. А потом они нашли в интернете мою страницу на школьном портале. — Ты, кажется, уже все решил. — Нет... нет, конечно. Решение остается за тобой. Ты же понимаешь, как тяжело придется коту в приюте — ему будут давать подавители, оставят без надлежащей заботы, начнут таскать по разным семьям. Они сказали, что он пока еще не говорит, только урчит и мурлычет. Эрик протянул руку и погладил Чарльза по плечу. Он, видимо, понял, что Чарльз вспомнил о своем собственном детстве — которое, хотя и проходило в родной семье, не было наполнено заботой и лаской. — Если все так серьезно, то я, конечно, не против. Мы не можем бросить котенка одного, правильно? — Эрик, — Чарльз засмеялся и обнял его, — ты самый чудесный пернатый во всем Нью-Йорке. — Простите, сэр? — громко спросили из трубки. — Вы здесь? На следующий день Чарльз и Эрик впервые встретились с Дэвидом — крохотным голубоглазым ребенком с еще не отпавшей шерсткой на теле и хвостом больше его самого. Дэвид прятался на руках девушки-няни, жевал плюшевую мышку и был до безумия напуган новыми, чужеродно пахнущими посетителями. — У него все колени исцарапаны, — объяснила девушка, поглаживая Дэвида по мохнатой спинке, — и ссадины на ладонях. Похоже, его держали в плохих условиях — может быть, даже в коробке на полу. Но ему уже лучше. — Известно что-нибудь о его родителях? — спросил Чарльз. Он взволнованно оглядывал девушку и мальчика, и чувствовал, как напрягся рядом с ним молчаливый Эрик. Инстинкты всегда остаются инстинктами, и сейчас Эрик, видя беззащитного брошенного котенка, распушил перья на затылке и приготовился нападать. Чарльз толкнул его локтем в бок. — Абсолютно ничего. Как мы уже сказали, его даже нет в списке мутантов. С ним был только покусанный слоник и табличка с именем. Чуть позже Чарльзу дали подержать Дэвида — тот сначала боялся, но быстро почувствовал знакомый кошачий запах и уснул. Эрика в приюте все сторонились. Чарльза отвели в сторону для разговора наедине, ознакомили его с законами и бумагами, задали вопросы о нем и об Эрике и дали понять, что если бы не безупречная репутация Чарльза и его работа в школе, их никогда и близко не подпустили бы к котенку. — Простите, — сказал Чарльз, — я думал, нас просят об одолжении. Мы были готовы помочь, но то, что вы спрашиваете — унизительно. Мы с Эриком живем вместе вот уже десять лет, и он, конечно, будет участвовать в воспитании наравне со мной. — Вы не можете не понимать, что все это — ради блага Дэвида. — Да, конечно, — устало отвечал Чарльз. Все это время Дэвид сидел у него на коленях и при малейших попытках оторвать его от Чарльза начинал мяукать и плакать. Чарльз — слегка неуверенно — придерживал его рукой, гладил и чесал за ушами. Вскоре навзрыд рыдающего котенка унесли прочь, и Чарльз с Эриком поехали домой. За неделю они прочитали кучу информации, их посетили сотрудники приюта и социальный работник; квартиру осматривали, проверяли на наличие пыли и банок с пивом и недоверчиво заглядывали в мастерскую, забитую проволокой и металлом. Чарльз подписал документы; уровень мутации Эрика протестировали и, к счастью, признали достаточно низким для того, чтобы разрешить ему находиться на одной территории с представителем другого вида. — Я же говорил, — сказал тогда Чарльз, — что он уже имеет опыт долгой жизни с котом. Этот кот — я. Его никто не слушал. За те дни Чарльз, казалось, утомился больше, чем за последний год в университете. Эрик не показывал эмоций, но все чаще сидел в мастерской, стуча молотком и поухивая — это, знал Чарльз, было показателем его крайней усталости и раздражения. Пустующую комнатку в конце коридора освободили, выбросив и раздарив весь лежащий там хлам — вещи, юношеские поделки Эрика, старые тетради и мешки с шерстью и перьями, которые Чарльз из романтических чувств собирал в молодости. Эрик съездил в торговый центр и вернулся с детской кроваткой с узором из кошачьих лапок. Кроватку поставили в комнате у окна. — Ты уверен, что он сможет спать один? Может, поселить его на первое время у нас? — И вылизываться у него под носом? — Мы не будем вылизываться. — Ах так, — Эрик расправил перья, — в таком случае лучше котенку тихо сидеть в своей комнате. — Эрик, ему всего два года и он очень напуган. — Я не собираюсь жить несколько лет без вылизывания. — Эрик Леншерр, я не буду вылизывать тебя при котенке. — Посмотрим. — Посмотрим. Наконец привезли Дэвида. Широко распахнув глаза, Дэвид уставился на взъерошенного Эрика, и, как только его передали на руки Чарльзу, зарыдал. — Что с ним? — спросил Эрик. Он становился все мрачней. Социальный работник и врач из приюта объяснили, что такое поведение — в порядке вещей, что мальчик еще не привык к птицам и боится гигантского половозрелого самца совы на одной с ним территории. — Он привыкнет? — Чарльз вытер заплаканное лицо Дэвида платком. Дэвид взвыл так пронзительно, словно ему наступили на хвост. — Несомненно. Необходимо только терпение. Дэвид инстинктивно тянется к вам, и, видя ваше отношение к мистеру Леншерру, вполне может научиться мирно его воспринимать. — Я надеюсь на это. — Мы все надеемся. Эрик протянул к Дэвиду руку, и тот тут же дернулся, ударив Чарльза головой по носу. — Похоже, он еще не научился мирно меня воспринимать. — Похоже на то, — согласился Чарльз. Носовой платок он приложил к лицу, чтобы остановить кровь.