Продажная любовь

— Думала убежишь от меня? Не выйдет, — Габриэль скривился в самодовольной улыбке и продолжил своё движение на хрупкую девушку, вжавшуюся в самый угол. Полуголую Маринетт пробирала крупная дрожь. Колени сами собой подкосились, а из глаз потекли слёзы, которые заставили садиста почувствовать только большую власть и контроль над такой слабой и наивной жертвой. Волна пронизывающей боли, пробежалась по всему телу девушки. Он настолько сильно вжал её в стену, что был слышен хруст каждой косточки, казалось рассыпавшейся на мелкие кусочки. Недолго думая, Агрест грубо взял её за волосы и потащил в комнату, находившуюся в самой глубине особняка. Дверь была заперта, но достав откуда-то на вид совсем неприметный ключик, Габриэль с устрашающим скрипом отворил её и, бросив Маринетт на холодную плитку, последовал за ней, преждевременно заперев дверь на замок. В комнате было темно, но сразу можно было учуять резкий запах кожи и полиролью со слабым древесным ароматом. Свет мягкий, приглушенный, отливает красноватым оттенком. Источника не видно, рассеянное сияние исходит откуда-то из-под потолочного карниза. Выкрашенные в темно-бордовый цвет стены и потолок зрительно уменьшают достаточно просторную комнату, пол сделан из старого дерева, покрытого лаком. Прямо напротив двери к стене крест-накрест прибиты две широкие планки из полированного красного дерева с ремнями для фиксации. Под потолком подвешена большая железная решетка, площадью не меньше восьми квадратных футов, с нее свисают веревки, цепи и блестящие наручники. Рядом с дверью из стены торчат два длинных резных шеста, похожие на балясины лестницы, только длиннее. На них болтается удивительное множество всяких лопаток, кнутов, стеков и каких-то странных орудий из перьев. С другой стороны стоит огромный комод красного дерева: ящики узкие, как в старых музейных шкафах. В дальнем углу — скамья, обтянутая темно-красной кожей. Однако большую часть комнаты занимает кровать. Она крупнее обычной двуспальной, с четырьмя резными колоннами в стиле рококо по углам и плоской крышей балдахина. На кровати нет постельных принадлежностей — только матрас, обтянутый красной кожей, и красные шелковые подушки, сваленные грудой на одном конце. К довольно высокому потолку в случайном порядке прикреплены карабины, придающие «секс-комнате» только более устрашающий вид. Привычен ли в нашем мире такой термин как «садизм»? — на вряд ли. Склонность к насилию и получению удовольствия от унижения и мучения других может нести за собой какой-то логический смысл? — нет. Это болезнь. Неизлечимая и заразная, заставляющая человека потерять рассудок и отдаться своим как и моральным, так и физическим желаниям и потребностям, так необходимым для одержимого маньяка. Психика ломается, сводит с ума, безумие поглощает целиком и полностью, не оставляя ничего человечного в этом угольно-чёрном сердце, заполненным жестокостью, потом и кровью. Кричать было бесполезно, толстые бетонные стены в любом бы случае изолировали каждый грохот и малейший писк, скрывающийся в таком на вид прекрасном и грациозном, но в то же время пугающем и таинственном здании, проклинающем каждого, кто посмел посетить особняк Агреста. Его дыхание участилось, становясь хриплым и тяжелым, руки сжимались так, что костяшки на кулаках заметно белели, приобретая недолжный оттенок, зрачки глаз расширялись до сумасшедших размеров, а полыхающее пламя, бурлящая магма и взрывающиеся искры, заполняли рыхлым пеплом всё вокруг. На губах играла нервная улыбка, пребывавшая в неоднозначной эмоции, а движение казались, как никогда протяжными и медлительными. Агрест не знал пощады. Резкими движениями он туго затянул черпаковым ремнём хрупкие запястья девушки и, одной рукой подняв её над собой, прикрепил к одному из свисающих карабинов. Брюнетку переполнял жуткий страх. Такой беззащитной и потерянной она не чувствовала себя никогда. — Прошу Вас, — прошептала Маринетт, захлебываясь собственными слезами, от чего получила оглушительную пощёчину по губе, из которой тоненькой струйкой потекла алая кровь. В голове всё помутнело. Перед ней расплывался мутный силуэт, но и вскоре её охватила непроглядная темнота, а глаза оказались завязаны плотной тканью.