Оберегая Коннора

Гарри шел в кабинет сразу за Люциусом, чтобы не дать ему времени подготовить ловушку или поговорить с кем-то из союзников по камину. Комната, в которую они пришли, была просторной и, так Гарри показалось, имела пять стен, хотя множество книжных шкафов вдоль стен не позволяли убедиться в этом. Сильные охранные чары зашипели вокруг него, едва он ступил на порог, и пропустили его только из-за того, что он вошел вместе Люциусом. Стены в кабинете были сине-серого цвета как парадная дверь мэнора, и старинный герб семьи Малфой, без каких-либо украшений, не считая одного единственного портрета над камином. Когда Гарри перестал разглядывать обстановку и обернулся, то оказался под прицелом волшебной палочки Люциуса. Рефлексивным движением, отточенным многолетними тренировками, он выхватил свою собственную палочку. Он замешкался всего на секунду, но этого было достаточно. - Probo Memoriter, - произнес нараспев Люциус, и луч светло-синего цвета из его палочки ударил прямо в Гарри. Закрыв глаза, мальчик ждал, когда заклятье начнет действовать. Он яростно повторял про себя снова и снова, что это заклинание не может быть причиняющим вред, иначе позор ляжет на сына и жену Люциуса. Хотя тот Люциус, что был Пожирателем Смерти, и о котором Гарри рассказывали кошмарные истории, мог быть достаточно жестоким, чтобы проигнорировать последствия. Гарри ощутил, как его мысли словно расплываются и подергиваются рябью, а затем вспомнил день, когда им с Коннором было по пять лет, и они вместе с Лили были на лужайке перед домом в Годриковой Впадине. Коннор играл с игрушечной метлой, ловя её в воздухе как снитч, когда она пролетала мимо, а Гарри читал книгу о простых заклинаниях - Вингардиум Левиоса и Алахомора, в исполнении которых собирался попрактиковаться той же ночью, когда Коннор уснет. Ярко светило солнце, небо было чистым и безоблачно голубым, и мама сидела неподалеку и наблюдала за ними лучистыми глазами, в которых не было и тени тревог. Плавно эта сцена сменилась видением той ночи, когда Гарри тренировался в изученных чарах и сумел поднять подушку в воздух уже с третьей попытки. В этот миг Лили вошла в комнату и крепко обняла Гарри, удерживая его в своих объятьях. И память об этом моменте была столь яркой, что Гарри как наяву почувствовал её руки вокруг своей талии и плеч. В следующем воспоминании был он сам, семи лет. Гарри лежал на спине в траве и наблюдал за звездами вместе с Коннором, повторяя про себя длинный список чистокровных обычаев, которые он изучил в этот день. Ремус рассказывал Коннору историю о дружбе молодого волшебника и маггла. Гарри же размышлял о своем разговоре с Сириусом: о том, что тот посчитал очень странным, что его маленький крестник хочет услышать об официальных приемах в доме Блэков, но, не смотря на это, не смог отказать ему в просьбе. Потом всплыло воспоминание о том времени, когда Гарри было девять, и он справился со своим первым беспалочковым заклинанием, после чего сразу же потерял сознание. Но он был настойчив и за пару месяцев с мая по август добился значительных успехов. Он вспомнил, как обернулся и увидел, что мама наблюдает за ним, стоя в дверном проеме его комнаты, и на её лице сияет гордая взволнованная улыбка. Когда Гарри было десять лет… Погруженный в собственные воспоминания, которые всплыли на поверхность из глубин его памяти, Гарри боролся, пытаясь открыть глаза. Он понял, что чары, наложенные Люциусом, создали в воздухе между ним и Малфоем проекцию его мыслей, отображающей цвета и звуки. Люциус пристально смотрел в гаррино лицо, выражавшее слабое осуждение. Никогда раньше Гарри не слышал о таком заклинании, но у него была прекрасная идея о том, для чего оно было нужно. Он стиснул зубы и призвал то ощущение, что хорошо послужило ему в Запретном лесу. Он оттолкнул светло-синее сияние, которое потрескивало вокруг него, выискивая в его мыслях воспоминания. Прочь. Оставь меня. Наброшенная сеть заклинания слегка изогнулась вокруг него, сопротивляясь, но Гарри был сильнее. Вытянув руку, он сжал перед собой магические нити и резко оторвал их. Гарри пошатнулся, сделал шаг назад, но быстро восстановил равновесие и посмотрел на Люциуса. Тот все еще стоял с вытянутой в его сторону волшебной палочкой, наблюдая за Гарри, как за некой разновидностью неизвестной живности. Несколько мгновений Гарри восстанавливал дыхание. То, что он смущен невозможно было скрыть, но он хотел выглядеть бесстрастным насколько это возможно. Показать свою слабость все равно, что оступиться в танце - это хуже, чем допустить неверный взгляд или жест. Неверный взгляд или жест еще могли считаться ошибкой. Слабость же гораздо сильнее выдает правду, и этого следует избегать всеми средствами. - Мистер Малфой, - сказал он, наконец, - вы атаковали меня заклинанием без предупреждения и моего согласия, пользуясь тем, что я не мог этого видеть. Вы пригласили меня в свой кабинет, а я принял ваше приглашение. Подобное поведение я трактую как нарушение законов гостеприимства. Я дождусь возвращения Драко и миссис Малфой, чтобы проститься. Я сообщаю вам об этом, чтобы вы приготовили портключ для моего возвращения в Хогвартс, после того как я попрощаюсь с вашими домочадцами. Желаю хорошего дня, - Гарри развернулся и направился к двери кабинета. Люциус запер дверь невербальным заклинанием, прежде чем Гарри дошел до неё. На сей раз, он обернулся к Люциусу готовый использовать свое волшебство. Никогда еще Гарри не испытывал такого холодного бешенства. Он все делал правильно. И Люциус не имел права действовать подобным образом. Быть Пожирателем Смерти это одно, но нарушать древние законы направо и налево совершенно другое. Это оскорбляло Гарри так сильно, что он даже не подозревал, что способен на такие сильные эмоции. - Мистер Поттер, - сказал Люциус спокойно, - прошу принять мои извинения. Я думал, что сбросив чары, вы нападете на меня. Однако вы поступили согласно чистокровному этикету и удалились прежде, чем я смог извиниться. Всё это Люциус произнес, не опустив головы, твердо глядя Гарри в глаза. - Это заклинание было проверкой, как и мой вам рождественский подарок, а также пристальные взгляды и не слишком вежливое обращение, которое я демонстрировал с того момента как вы прибыли к нам. И каждый раз вы действовали, как если бы были сыном двух чистокровных волшебников, воспитанным в духе древних магических традиций. Я считал, что вы поступите как сын грязнокровки. Простите меня за такое предположение. Гарри сохранял равнодушное выражение лица, пока Люциус излагал свою краткую речь. Теперь, когда Малфой замолчал, ожидая его реакции, он должен был решить что именно ему ответить. Конечно же, это был тест, как и все происходящее прямо сейчас в кабинете. Если Гарри отреагирует на слово «грязнокровка», то этим подтвердит мнение Люциуса о нем, следовательно, он окажется не достойным извинений. Если нападет на Малфоя, то нарушит законы гостеприимства, которые пока что, строго говоря, не были нарушены. Во время танцев допускались такие провокации, ведь по большей части именно они и составляли саму интригу, к тому же заклинание, использованное Люциусом, не было атакующим. В моих воспоминаниях он собирал информацию о сильных и слабых сторонах воспитания Коннора, подумал Гарри. Это очень опасно. Но Коннора здесь не было, и чары не причинили Гарри никакого вреда: ни физического, ни эмоционального, магического, духовного или умственного. Все это были просчитанные заранее Люциусом танцевальные па, и в результате оказалось, что Малфой не принес извинений за примененное заклинание. Гарри должен ответить тем же, или отказаться от защиты законов гостеприимства. Так что делай то, к чему тебя готовили. Выживай. Сделай все возможное, чтобы вернуться после каникул в Хогвартс, в Годрикову Впадину и к Коннору. И постарайся простить себя за то, что вынужден сделать для этого. Гарри встретился глазами с Люциусом и произнес: - Мистер Малфой, я принимаю ваши извинения. Однако настаиваю на том, чтобы впредь вы спрашивали моего разрешения, прежде чем накладывать на меня чары. Вы можете воспринимать меня как сына грязнокровки и чистокровного мага, которому посчастливилось получить полное чистокровное воспитание от отца и Сириуса Блэка. – Он заметил судорогу отвращения перекосившую на мгновение лицо Малфоя при упоминании Сириуса, но не позволил этому отвлечь себя. – Я также брат Мальчика-Который-Выжил и только беспрецедентные гарантии безопасности позволили мне чувствовать себя комфортно в Малфой-мэноре. Любое отклонение от этих гарантий раздражает меня. Уверен, будучи чистокровным волшебником, вы меня поймете. Долгое время Люциус изучал его. Гарри ждал. Он не сожалел ни об одном признаке отвращения или вспышке шока в холодных серых глазах Малфоя, когда Гарри назвал свою мать грязнокровкой. Конечно же затевая этот танец, Люциус предполагал подобный ход – Гарри должен был ответить как чистокровный волшебник - но должно быть он не был готов к тому, что Гарри так поступит. Гарри вздохнул про себя. Коннор так не поступил бы. Он защищал бы честь семьи и с гордостью произносил бы имя своей матери. Мне жаль, что я не могу поступить так же. Только если бы я захотел подвергнуть свою жизнь опасности, я мог бы так сделать. Но я не могу. Моя жизнь мне не принадлежит. Я должен посвятить её защите Коннора. Моя уверенность в этом поможет мне пережить каникулы и вернуться к брату. Наконец Люциус кивнул, а затем расслабился и кажется впервые его ледяная маска немного оттаяла. - Прошу вас, присаживайтесь, - сказал он, указывая на кресло перед камином. – Клянусь, что единственные чары, наложенные на этот стул, способствуют его удобству. Гарри кивнул, пробормотал «спасибо» и прошел к камину. Кресло было узким, твердым и высоким. Когда Гарри сел, его ноги не достали до пола, но он это проигнорировал. Если бы он пожаловался, то достигнутое преимущество перешло бы к Люциусу. - Поскольку сегодня Рождество думаю, глинтвейн будет уместен, - произнес Малфой и взмахнул палочкой. Появились два кубка с напитком. Малфой предложил один кубок Гарри, а затем расположился в таком же кресле напротив. - Вы можете произнести тост, мистер Поттер. Гарри не колебался. Слишком долгие паузы в танцах также воспринимались как слабость. - За то, чтобы выжить, - произнес он и сделал глоток. Глинтвейн неприятно обжег его гортань, и Гарри не смог удержаться от мысли, что напиток мог быть отравлен – хотя со стороны Люциуса было бы глупо отравить его сейчас, когда Гарри все еще находится под защитой древнего закона гостеприимства. Гарри был также твердо уверен в разумности и осторожности своего врага, как и в его способности отравить его, поэтому он сделал три полных глотка, прежде чем опустить кубок на колени. Пряный напиток согрел его руки лучше, чем пылающий в камине огонь. Люциус потягивал свой глинтвейн. Его глаза продолжали неотрывно следить за Гарри. Через мгновение он откинулся на спинку кресла и сказал: - Я видел, что вы обучались долго и упорно. Необычно наблюдать владение беспалочковой магией в столь юном волшебнике, не считая тех трудных и полезных заклинаний, что вы изучили. Скажите мне, мистер Поттер, зачем вам это? Ведь вы всего лишь брат Мальчика-Который-Выжил. Темный Лорд пал, у вас есть родители и наставники, которые поддерживают вас. Даже у моего сына, хотя я и воспитываю его иначе, впереди еще достаточно много времени, чтобы познать глубины своей магии. Гарри сохранял бесстрастное выражение лица. Если Люциус не собирался касаться того, как он получил эти сведения, то он тоже не будет на этом зацикливаться. -Я не верю в почивание на лаврах, мистер Малфой, - ответил Гарри, отпивая глинтвейн, - Я полагаю, что Темный Лорд восстанет снова. И мы должны быть готовы к тому, что это рано или поздно произойдет. - Ах, - прошептал Люциус мягко, - тогда ваш брат, Мальчик-Который-Выжил, готовился так же упорно как и вы? Каждый раз, когда Малфой произносил имя Коннора, Гарри чувствовал будто его внутренности режут тупым ножом. Но он старался не обращать на это внимания. В таких танцах Гарри был еще посредственным танцором. Он должен быть осторожен, чтобы уберечь Коннора. И, добавил он про себя, Люциус не может доподлинно знать, что Коннора воспитывали иначе. Он увидел недостаточно воспоминаний, чтобы сделать такой вывод. - Его образование соответствует моему, - ответил Гарри. Глаза Люциуса загадочно мерцали, но Гарри не мог сказать, какие эмоции они скрывали. Они в тишине продолжали потягивать глинтвейн. - Мой сын много рассказывал о вас, - сказал Люциус. – Когда я читал его письма, то был удивлен. Поттер в Слизерине? Поттер охотно дружит с Малфоем? – он улыбнулся, но на сей раз улыбались только его губы, поскольку глаза снова стали холодными. – Скажите, мистер Поттер, почему вы стали другом моего сына? Это – отец, защищающий своего ребенка, подумал Гарри, и инстинктивно почувствовал себя более удобно, находясь рядом с Малфоем, способным на такие чувства, в отличие от тех моментов, когда тот выглядел как ледяной чистокровный волшебник. В такой момент Гарри будет гораздо легче вывести оппонента из равновесия и сместить баланс в свою сторону при необходимости, и Гарри решил, что лучший способ сделать это – говорить чистую правду. - Скорее это Драко подружился со мной, а не наоборот, - сказал он. – Я просто не хотел оттолкнуть его. И я уверен, что он писал вам о своем долге жизни ко мне и о том, как он хочет его исполнить. - Да, конечно, - ответил Люциус, - но он о многом умолчал. Например, о том, как именно возник этот долг, или о том, каким образом вы спасли ему жизнь. - Долг жизни – слишком личное для нас обоих, - пробормотал Гарри, - это очень древняя магия. Думаю, именно честь является сутью тех ритуалов, что мы наделяем мистической силой. Люциус искренне улыбнулся в ответ на это и сделал глоток глинтвейна с кратким жестом в сторону Гарри. Мальчик подумал о том, какие эмоции вызывает в нем эта непростая беседа, и снова поймал себя на том же самом удовольствии, которое он уже успел ощутить с первого дня пребывания в мэноре. Люциус был Пожирателем Смерти, который пойдет на все, чтобы навредить Коннору или доставить его к Темному Лорду. Но также на него можно было рассчитывать, оставаясь в определенных рамках - жестко ограниченной клетке условностей, при условии мирного сосуществования, а не битвы. Эти жесткие рамки позволяли возникнуть вот таким моментам взаимного уважения и восхищения. Гарри понимал, что рано или поздно отношения между ним и Люциусом станут напряженными, но сейчас они прекрасно взаимодействовали. - Довольно о моем сыне, - сказал Люциус. – Как получилось, что сын грязнокровки получил чистокровное магическое образование? - Потому что я хотел этого, - ответил Гарри, - а моя семья не видела причин, чтобы отказать мне в этом. - Интересно, - произнес Люциус, приподнимая брови. – Я думал, что сын Джеймса Поттера будет следовать по стопам отца магглолюба: преклоняться перед Дамблдором, например, избегать слова «грязнокровка», как будто это темное проклятье, не знать чистокровных ритуалов или не иметь понятия о чести и гордости. Гарри постарался, чтобы его лицо осталось невыразительным. Эти слова почти в точности описывали Коннора, который имел лишь поверхностное знание о чистокровных обычаях. - Моя семья не отказывала мне и в этом, - сказал он. Люциус слегка откинулся на спинку кресла. Гарри был уверен, что он обдумывает сказанное и приходит к выводу, что Гарри хорошо знаком с обоими мирами. Было бы здорово, если бы Люциус пришел к подобному заключению. Если Малфой будет думать, что и Коннор получил подобное разностороннее образование, возможно, это сделает его менее решительным, когда Пожиратели придут за Коннором. И Коннор нуждается в этом, подумал Гарри с болью в сердце. Я знаю, что он будет против, но мы должны начать его обучение этим летом. Возможно, мы откладывали это слишком долго, желая дать ему неомраченное войной детство. - Тогда почему вы оказались в Слизерине? – спросил Люциус, - отбрасывая тонкости и таким образом изменяя ритм танца. И Гарри замер, почувствовав этот быстрый темп музыки опасной интриги. – Это может говорить о том, что вы отдаете предпочтение этой стороне своего воспитания. - Ученики не выбирают себе факультет, - сказал Гарри. Люциус рассмеялся. Гарри моргнул. Смех у Малфоя был глубоким, богатым, с легким смешком на вдохе. Трудно было представить, что человек, способный так смеяться, мог мучить и убивать детей. Раньше Гарри представлял, что у Люциуса будет холодный смех, как тот, что он иногда слышал в своих сновидениях. - Ну же, Гарри, - сказал Люциус, - мне вы можете сказать. Что сказала вам шляпа, когда отправила вас в Слизерин? Гарри опустил голову. То, что он собирался сделать, было опасно, но если он оставит изменение обращения к себе незамеченным, то его положение перестанет быть равным Люциусу. Этого он не может допустить. - Зачем, Люциус? – произнес он. – Полагаю, она сказал мне то же самое, что и вам. Отлично, подумал Гарри, когда заметил, что лицо Малфоя снова приобрело отстраненное выражение. Пусть он обдумает это и сам решит, что именно я имел в виду. Какое-то время они сидели в тишине, пока Люциус потягивал глинтвейн и наблюдал за Гарри. А Гарри наблюдал за Люциусом, гадая, какая реплика будет следующей. - Знаете ли вы, - сказал наконец Люциус приглушенным голосом, - что ваша магия необыкновенно сильна, Гарри? Гибкая и быстро адаптирующаяся к разным ситуациям. Почти столь же сильна, как и моя, в то время, когда я еще был ребенком. Гарри попытался осторожно прочувствовать магическую ауру Люциуса, но ничего не почувствовал. Свою волшебную силу он скрыл за несколькими тщательно выстроенными ментальными щитами. Гарри кивнул. Он не мог узнать, было ли утверждение Малфоя правдой или ложью, поэтому не видел причины, по которой можно было бы принять такой комплемент всерьез. - Спасибо, Люциус, - ответил он. – Но я всего лишь брат Мальчика-Который-Выжил. Ага. Снова он заметил, как вспыхнули тревожно серые широко распахнутые глаза. Гарри скрыл улыбку. Пусть Малфой думает, что хочет, если этот слух будет оберегать Коннора. Нужно пользоваться чем угодно, если это поможет защитить моего брата. Люциус тем временем продолжал молча его разглядывать. Гарри допил глинтвейн и притворился, что находит эту частную беседу приятной. В этот момент, кто-то постучал в дверь кабинета, и одновременно с этим раздался стук в окно. Гарри посмотрел в сторону окна и заметил великолепную коричнево-желтую сову, ожидающую, когда её впустят, чтобы забрать письмо, привязанное к её лапе. А в дверь как, оказалось, постучал Драко, чей голос послышался оттуда в следующую секунду: - Отец? Гарри? У вас все в порядке? Изящно поднявшись, Люциус направился к окну. Глаза его продолжали следить за Гарри, хотя ему пришлось отвести взгляд, чтобы отвязать письмо. - Спасибо, Гарри, - сказал он, - это было поучительно. А теперь, если хотите, можете присоединиться к моему сыну. Кажется он волнуется за вас. – Малфой сделал долгую паузу, а затем добавил – Хотя мне не понятно почему. Посчитав эти слова предложением о перемирии, которыми они вероятно и были, Гарри кивнул и поставил свой пустой кубок на подлокотник кресла. - Спасибо, сэр, за напиток и беседу. Они оба были необычно приправлены. Люциус улыбнулся, хотя улыбка коснулась только его губ. - Надеюсь, мы еще встретимся, Гарри Поттер, - ответил он. Гарри легко поклонился и вышел из кабинета, чтобы сразу же начать успокаивать безумно взволнованного Драко в том, что ничего не случилось, а затем несколько раз повторить что его мнение не изменилось, и он по прежнему считает Люциуса добровольным последователем Темного Лорда и Пожирателем Смерти. Потом пришла Нарцисса и принесла Годрика, черного филина - фамилиара его брата, у которого оказалось письмо для Гарри от его близнеца. А после Годрика прилетели еще две совы от матери и Ремуса. Сова от матери принесла целых два письма. Вздохнув, Гарри удалился в свою комнату, чтобы прочесть полные тревоги вопросы о том, не пытались ли его убить, и ответить, что с ним все в порядке. _____________________________________________________________ Люциус дождался, пока дверь закроется, прежде чем открыл письмо. Конечно, если бы Гарри попытался прочесть чужую почту, он нарушил бы законы гостеприимства, но это вовсе не означало, что мальчик не мог найти способ обойти это. Письмо было кратким, и по сути только подтверждало другое письмо, которое Люциус получил за несколько недель до этого. Малфой написал короткий ответ, привязал письмо к лапке совы, и наблюдал, как она умчалась в чистое зимнее небо, направляясь на север. Что в принципе ничего не значило. Затем Люциус вернулся обратно и сел в кресло, чтобы допить глинтвейн и обдумать, что он узнал в ходе этой беседы, эдаком неуклюжем танце со спотыкающимся Гарри Поттером. Мальчик оказался именно таким, как его описывал сын и даже больше. Теперь Люциус понял, почему Драко был так увлечен им. Магия Гарри своей мощью заставила участиться даже его пульс. Сила его волшебства манила своей властью, побуждала к осторожности, и вызывала агрессивное желание померяться силами. А вот чего он не знал, так это то, что Гарри в полной мере владеет беспалочковой магией, обладает способностью сопротивляться чарам и разбивать заклинания, а также знаком с чистокровными традициями. Дед Джеймса, последний истинный Поттер, достойный своего имени, с гордостью бы принял Гарри в род по достижении восемнадцати или девятнадцати лет, как официального наследника семьи. Такой волевой контроль над собственной магией был неестественным в столь юном ребенке, как и столь могучее волшебство. Люциус не мог припомнить ни одной причины, по которой Гарри стал обладателем такого могущества. Сейчас, когда он был один, он позволил себе сжать кулаки в досаде из-за потерянных возможностей от заклинания Probo Memoriter. Он видел, что Поттеры упорно воспитывали своего старшего сына, но не смог узнать с какой целью они это делали, или какое воспитание получил Коннор Поттер. Драко думал, что мальчишка магически слабее, но его сын слишком поглощен Гарри, и не в состоянии быть объективным. Люциуса поразило то, как Гарри разорвал заклинание одним незначительным усилием, а затем отреагировал так, как поступил бы оскорбленный наследник чистокровного рода, вместо вспыльчивого мальчишки воспитанного магглолюбцами, которого ожидал увидеть Люциус. Что ж, это имеет смысл, не так ли? У него есть характер, но он это тщательно скрывает. И он действует не как мальчик своего возраста. Люциус позволил легкой улыбке коснуться губ. Конечно, Поттеры уже выбрали сторону в грядущей войне – сторону, которая проиграет, письмо, которое он получил сегодня, тому доказательство. Но Люциус уже предвкушал жестокую радость, которую ощутит, встретившись на поле боя с таким противником как Гарри Поттер. Если бы мальчишка передумал... Но Люциус не позволил себе помечтать об этом. Возможно, Гарри мог передумать, учитывая его дружбу с Драко и зачисление в Слизерин, однако одиннадцать долгих лет жесткого воспитания и обучения исключили даже возможность, что Гарри будет способен обдумывать подобные перспективы. Тем более, мальчик часто следует древнейшим традициям во всем, что касается политических интриг, стараясь не пропускать ни единого па. Чистокровные ритуалы, которые по большей части являются формальными, чаще всего формируют людей способных скорее сломаться, чем согнуться. И при этом мальчик произнес «грязнокровка» так, будто говорит это слово каждый день. Люциус покачал головой и щелкнул пальцами, вызывая домового эльфа Добби, чтобы тот принес его мантию. Он тратит слишком много времени, размышляя о юном друге своего сына. Сейчас пора ехать по поручению его Лорда. Он должен найти и забрать некий предмет, скрытый на побережье Шотландии. Люциус хотел сделать это быстро, чтобы вернуться домой до обеда и провести Рождество со своей семьей. И с нашим необычным гостем разумеется.