Самоцветы для мятежницы

Нарвэндэ созрела. Созрела до конца, и достигла своего совершенства. На ней многослойное, нежно-голубое платье чуть ниже колен, а на ногах светло-коричневые, высокие сапоги из мягкой кожи на низком каблуке. Белые кружева бегут по краям рукавов и подола, словно морские волны во время шторма на великом море, тэлерийские жемчужины оплетают длинные, черные, гладкие косы по бокам аккуратного, симметричного лица своими блестящими нитями, нежным ореолом лежат шапочкой на макушке… В главном зале дворца короля Финвэ её рассматривают все. Она птица, диковинная птица из лесов Оромэ, птица, что рисует, сочиняет стихи, играет на арфе, мастерит украшения и поёт. Это её таланты, и как многие юные нолдор, она демонстрирует их этим вечером длиною в вечность. Финвэ и Индис принимают молодых, как своих детей. Среди толпы Нарвэндэ видит арфингов, нолфингов, но не детей Фэанаро. Не им праздновать совершеннолетие в этот раз. Но праздновать ей. Играет музыка, Нарвэндэ не танцует, но скромно стоит у одного из входов в зал, прислонившись к белокаменной колонне, словно боясь ступить на мраморный пол, и броситься в пляс. Мимо проходит юноша в светло фиалковых одеждах из народа тэлери. Финвэ каждый год приглашает сюда всех. На его груди поверх легчайшей, и многослойной робы красивое ожерелье. Жемчужное, как и её. Он идет к ней, улыбаясь прозрачной морской водой своих глаз, и приглашает на танец. Нарвэндэ медлит. Ей нужен кто-то другой… Здороваясь с дедом, на праздник врывается Тьелко, в охотничьем костюме и испачканных глиной, высоких, кожаных сапогах. Волосы его в свете многочисленных люстр горят золотом Лаурэлина, стянутые обручем из плетеной бересты. Где-то за спинами собравшихся, Нарвен видит широкую спину Хуана. К Тьелкормо подходят Артанис и Финдэ. Тьелко скалится и громко смеется, прижимая что-то белое и пушистое к широкой груди под темной, оливкового цвета, плотной и грубой тканью. Он выделяется из всеобщей светлой толпы, словно бы сам великий Оромэ пришел на бал. Пришел, но зачем? Тэлеро отступает, но Нарвэндэ больше не видит его. Она проходит глубже в зал, все же ступая по краю, находит позицию, с которой вскоре спешит, почти летит навстречу Тьелкормо, стараясь не столкнуться с танцующими эльфами рядом. Артанис кажется смотрит на неё, смотрят и другие арфинги, но ей все равно. Она видит лишь Тьелко, в ореоле власти, силы и света. То, что он прижимает к груди, это маленький, белый, пушистый кролик. В руках феаноринга он не дрожит, не трепещет. Ему хорошо, ему ничто не угрожает. — Нарвэндэ, я принес тебе самый лучший подарок, — улыбается Тьелко, гордо и очень довольно собой. — Тот подарок, который никогда не сможешь сделать себе ты сама. Нарвен кивает, смотря в глубь его стальных, серых глаз, отливающих и голубым и зеленым. «Я люблю тебя!» — кричит она по осанвэ, и губы её молчат, а в глазах сияет, пляшет, беснуется белое пламя. «И я тебя тоже, жаркий свет моей жизни…» — его мысли накрывают её теплой, мощной волной, окутывают своими согревающими чарами, но при этом не обжигая. Весь мир тонет в золотом свете Лаурэлина, хоть за высокими арками окон сияет Тельперион. Они танцуют у всех на виду, аккуратно держа пушистого кролика между собой, и нет в зале тех, кто бы выделялся там больше них. У Нарвэндэ от легких кругов по залу расплетаются длинные косы, и Тьелко смотрит на водопад из отливающих серебром прядей с нескрываемым удовольствием. Его глаза улыбаются, улыбается и его чувственный рот. Нет страсти больше той страсти, глубокой и томной, словно сердце огня в жаровне, нет страсти больше той, что видна в глубине его глаз. Так смотрит мастер, влюбившись в свою работу. Так смотрит тот, что получил величайший дар в своей жизни. Нарвэндэ смотрит на себя глазами Тьелко, а он видит свое отражение в ней. Её мысли тонут в его, а его в ней. Их фэа уже слились воедино, в огромный, сияющий, золотой шар. Осталась сплестись своими роа, но до этого пока еще далеко. Это будет, но будет некоторым десятком лет позже. Что есть время для совершенства, что живет не один год? Танец заканчивается, и Тьелко уводит Нарвэндэ с бала. Пускай народ развлекается без него. Он и так достаточно щегольнул в эту светлую ночь. И забрал самый прекрасный самоцвет с этого праздника жизни себе. Обладать… Только он может обладать ею. А она им. Кто разлучит их? Даже Валар не в силах разрушить этот союз. Они идут под кронами садовых деревьев, прочь от дворца к дому Нарвэндэ, рука в руке, и над их головой взрываются громкие фейерверки. Другой рукой Нарвен прижимает притихшего кролика к своей груди. Она влюблена и в него. По самые острые уши. Нолдиэ сможет создать себе тысячу украшений, и украшаться и блистать каждый день, но любовь ей подарить сможет лишь он. Согревая своей обузданной и не до конца страстью. Их пламя горит ярче всех небесных светил Варды, освещает путь ярче Древ. Пускай оно горит вечность. Так хочет она. Так хочет он. Свет из окон дома Нарвен разливается желтым. Ильмо спешит им навстречу, переживая, что дочь её вернулась так рано. Ей скучно? Она не нашла общий язык с ровесниками? Нет, она не одна. Она с одним из нолдорских принцев. Тьелкормо удалось вернуть её в дом, но надолго ли? Ильмо смотрит на феаноринга долго, и на сладкое, теплое наваждение на его прекрасном лице. Её дочь возвращается с живым подарком, и долго стоит на ступенях, прощаясь с ним взглядом. Нарвен заходит в дом, и Ильмо вопросительно смотрит на Тьелко. — Она само совершенство… — с благоговением, шепотом произносит он. Первый Дом знает толк в драгоценностях, думает Ильмо. И эту драгоценность он присвоил себе.