О магах, кроликах и шиншиллах

      Рейстлин пребывал в хорошем настроении третью неделю подряд — он мурлыкал сквозь Врата с Такхизис, чесал за ушами братца, безропотно принял Китиару, периодически покидал Башню по каким-то загадочным делам и наконец отучился наступать ученику на хвост. Даже шкурка мага, казалось, залоснилась, а серебристые иголки, которыми он научился выстреливать прямо из спины, отливали здоровым блеском.       Даламар чувствовал себя не в своей тарелке.       — В чем подвох? — поинтересовался он у Карамона. Тот лишь отмахнулся — ему было не до того, расплодившиеся в Башне Высшего волшебства крольчата жрали все его время, силы и запасы провианта. Боевой кроль исхудал, все реже убегал на свидания и начал подумывать о вазэктомии. К периодически теряющему руки Рейстлину, впрочем, с этой просьбой обращаться не торопился.       Крысоэльф пытался задавать вопросы и самому шалафи, но тот, очевидно, еще не простил «Подкаблучника», и на все расспросы Даламара выдавал ему с серьезной миной на сусломорде такую дичь, что ученик невольно приобрел привычку учителя замереть столбиком и стоять, уставившись в одну точку. Рано или поздно он понимал, что Маджере снова надул его, и начинал крыситься, но маг словно не замечал маленьких пакостей, а однажды, обнаружив свой гримуар погрызенным, и вовсе расплылся в улыбке, сделал «козу» в крысиное пузико и пробормотал:       — Утю-тю, зубки чешутся у Даламарчика!       Ученик в страхе бежал. Шалафи, которого он обычно в меру опасался, теперь внушал неконтролируемый ужас. Кое-как придя в себя за вылизыванием хвоста, Даламар вернулся в комнату, которую сейчас делил с Китиарой. Устало взобравшись на кровать, он безапеляционно сообщил любовнице:       — Рейссстлин что-то задумал. Что-то воиссстину ужасссное!       Китиара не ответила.       — Боюсссь, весь мир вновь в опасссности!       Снова не дождавшись ответа, Даламар решил привлечь внимание любовницы другим способом:       — Иди сссюда, ко мне, я так ссскучал... — он эротично вытянул лапку.       Китиара не ответила, и у крысоэльфа кончилось терпение.       — Хватит, ты не вернешшшь сссебе прежнюю фигуру, сссколько не бегай! — заорал Даламар и остановил бешено крутящееся колесо, внутри которого бегала Китиара.       Воительница смерила его долгим взглядом, достала из защечного мешка нож, не забыв продемонстрировать также внушительные хомячьи зубы, которые специально не спиливала, и прошептала:       — Ты фто-то скафал пво мою фигуву?       Ставший еще более ярковыраженным хомячий акцент любовницы Даламар оценил правильно — кроме ножа за пухлыми щеками наверняка пряталось еще многое.       — Ну что ты... Ты прекрасссна, — пробормотал крысоэльф, медленно отступая от вооруженной хомячихи.       Десятью минутами позже Карамон, сбагривший большую часть крольчат их матерям и на радостях почти уничтоживший еще остававшиеся в Башне запасы, нашел Даламара на люстре в своей собственной комнате.       — Ну и что ты тут делаешь? — добродушно поинтересовался кроль. В ответ донеслось только раздраженное шипение.       Мимо комнаты прошла, оглядываясь, Китиара, и Карамон откликнул ее:       — Кит! Ты Даламара ищешь? Он тут, у меня! Свечи меняет, или колдует... Кто их разберет, этих магов!       Хомячиха метнулась в комнату, и с люстры въерошенный комок шерсти с безумными глазами рванул так, что та зазвенела, закачалась и принялась угрожающе раскачиваться, хрустя у основания. Опустившись на все четыре лапы, разъяренная Китиара рванула в погоню. Карамон заинтересованно помчался следом, творя жуткое эхо и распугивая Стражей.       Даламар так никогда и не признался, почему рванул именно в кабинет шалафи, спасаясь от его сестры. Рейстлин надеялся, что дело в трезвом расчете, Карамон был уверен, что виной всему мазохистские наклонности, поскольку спасаться от молота у наковальни может только законченный любитель боли. На этом месте спор братьев обычно прерывался, потому что младший на что-то обижался, принимался шипеть и швыряться иголками направо и налево.       Как бы то ни было, Даламар ворвался в кабинет шалафи и в ужасе взметнулся на его стол. Цепляясь за мантию учителя, он почти содрал ее с худых плеч, вцепился магу в волосы и взобрался на голову. Когда парой секунд позже в дверь вкатился еще и меховой шар из Китиары и Карамона, а этажом ниже что-то внушительно грохнуло и зазвенело, Рейстлин взвизгнул и, окончательно роняя мантию, взлетел на кресло с ногами, вместе со свисающим с собственных волос крысоэльфом.       Именно Даламар первым пришел в себя настолько, чтобы обратить внимание на нечто, слегка изменившееся в учителе. Мантия того лежала сейчас на полу, открывая всей честной компании неожиданную картину.       Рейстлин был в роскошном черно-красном корсете, из которого выпирала внушительная грудь. Стройные ноги облегали развратнейшие чулки с широкой резинкой... Даламар едва не разжал лапы, но падать с высоты Рейстлина и кресла было страшно, и он напротив, сжал когтистые пальцы покрепче. Маг взвыл от боли и хотел содрать ученика с собственной головы, но тут у него опять отвалились руки.       — ..., ..., ... .. .. .... ....... ..., ...... ........! — эмоционально высказался чернокнижник, слезая с кресла и подходя к вратам неуверенной походкой человека со смещенным центром тяжести и отсутствием защиты на случай падения носом в пол.       — Дорогой, пора. Даже Бездна лучше твоего дурдома с уклоном в зоопарк. Верни меня обратно, — неожиданным звучным голосом Такхизис сказал он в арку.       — Еще пять минуточек, — раздался с другой стороны Врат знакомый шепот Рейстлина. Кроль и хомяк переглянулись, ничего не понимая.       — Я тебе сейчас такие пять минуточек устрою... — устремилось в Бездну нежное обещание.       Произошедшего позже не смог бы описать ни один из очевидцев, а Даламар долгие годы искал рецепт использованного тогда заклятья. Четко все запомнили только одно — после него Рейстлин, уже в своем обычном облике и настроении, все объяснил:       — Такхизис надоела Бездна, а мне — вы, тупицы. И мы поменялись местами, на время.       Помирившиеся на фоне чулочно-корсетного шока Даламар и Китиара только кивнули, и поспешили в спальню. Карамон, выходя из кабинета следом за ними, замер на пороге и все же не удержался от того, чтобы сказать уже снова превратившемуся в суслоежа брату:       — Рейст... Тебе так идет бюст! Ты не думал о каком-нибудь заклинании... Ну, чтобы он всегда у тебя был?       Даламар очень разозлился, когда ему пришлось оторваться от Китиары и возвращаться в кабинет, чтобы выдернуть из двери, косяка и хвоста Карамона ежиные иголки, и только приговаривал все это время:       — Шшшутник хххренов.