"Доктор тихо сказал мне доверчиво: "Этот диагноз не лечится, А лишь приносит страдания".
Издав жалобный звук, стеклянный светильник грохнулся об пол. Радужными брызгами плеснуло стекло. Разлетелось по полу. Механически сжимая-разжимая пальцы, Рёта невидящим взглядом уставился на ту часть ладони, по которой секунду назад чиркнул зажатый между пальцев осколок, оставивший на коже наливающийся багрянцем рубец. - Больно… - немеющими губами бормочет блондин. А после, словно сам себе не веря – повторяет: «Больно?». Подносит к лицу разодранную до сухожилий руку. Следит, как снова и снова наворачиваясь на месте разреза, капли крови гранатовыми зёрнами ползут по руке. И едва увеличив свой бег - срываются с верхушки заострившегося локтя. А когда на паркет кляксой шлёпается седьмая, Кисе понимает, что ощущает слабость, лёгкий испуг, но - не боль. Где-то над головой тикают часы, приближая три часа ночи. В такой час на улицах не светят фонари. Погасив свет и, уютно устроившись в постелях, все люди спят. Единственное окно пятном мутнеет на почерневшей картине дома. Там створки распахнуты настежь, и ленивый весенний ветер треплет выбивающийся на улицу тюль.***
Барабаня пальцами по подлокотнику кресла, Рёта в который раз отключает входящий вызов. А немного погодя, вырубает и сам телефон, зашвыривая многострадальный гаджет на дно сумки. - Господин Кисе, - мелькнув полотном халата, доктор почти сразу исчезает за дверью. Оставляя заждавшемуся пациенту несколько секунд взволнованного замешательства. - Что скажете, доктор? Врач ничего не говорит, почти не смотрит на больного. И только равнодушно приглашает присесть. Подсовывает широкий лист, исписанный столбцами иероглифов, и многозначительно выдерживает паузу. Позволяя модели сперва изучить поставленный диагноз. - И что это значит… доктор? – медленно, мучительно медленно плавятся секунды. Кисе знает, как подаются хорошие вести, но не верит до последнего. До тех пор, пока экзекутор в больничном костюме не решает штурмовать его призрачную надежду. - Томография мозга показала, что у Вас имеются повреждения продолговатого мозга. Это достаточно распространённый случай… в Вашей ситуации. Но если не озаботиться скорейшим устранением этой проблемы, явления могут быть необратимы. - Что Вы подразумеваете? – кажется, или воздуха в самом деле стало меньше? - Перекрестная гемиплегия. Иными словами – паралич конечностей. - Паралич… - одно слово, потрясшее слух колокольным звоном. - В Вашем случае – посттравматический, - добавляет доктор и, словно драматический актёр, вновь берёт паузу. - А-а, - Рёта кивает понимающе. Затравленно улыбается и отчего-то пожимает плечами. Тряхнув пшеничной чёлкой, клонит голову и больше не издаёт ни звука. Тикает секундная стрелка, растягивая ожидание в минуты. В кабинете царит мертвенная тишина. Тихо настолько, что через плотно закрытые окна пробиваются звуки шумного мегаполиса. Наконец, нейропатолог избавляется от своей холодной отстранённости и, устало стащив с лица очки, доверительно заглядывает в бледное лицо: - Рёта, Вы же понимаете, что Вам необходимо лечиться? Тот запоздало кивает, не удостаивая собеседника и взглядом. - Вы будете это делать? – исхудавший, Кисе напоминал избитого и потерянного щенка, застуканного непогодой на пороге дома. Заставляя сердце старика сжиматься от жалости. Но вместо ответа пациент задаёт единственный вопрос: - Я смогу играть в баскетбол? – в голове заранее известным ответом мелькает «нет», прежде чем то же самое озвучивает доктор. - Ясно. Можно идти? … Нет, не кошки скреблись. А плюясь ядом и сверкая невозможно синим взглядом, в душе тугими кольцами свивался любимый василиск. Неспешно отметая последнюю возможность быть ближе… - Я запишу Вас на физиотерапию. В пятницу, на одиннадцать утра – подойдёт? – выжидающий взгляд затаился поверх очков, наблюдая, как медлит с ответом блондин. Наконец, тот выдавливает: - Вполне. – Лучезарный некогда, юноша с трудом заставляет себя улыбнуться сейчас. Попрощавшись с доктором, Кисе Рёта недрогнувшей модельной походкой покидает провонявший стерильностью кабинет, унося с собой одному ему посильную ношу.