to the wonder

Юра проснется от ощущения, что температура в комнате упала ниже допустимых пределов. Тело пробивала лихорадочная дрожь, щеки неистово горели, а пульсирующая головная боль добивала остатки жизни в парне. Почему так болит голова? Что было вчера? Плисецкий начал сосредоточено собирать воспоминания о вчерашнем вечере. Неудачный прыжок и удар он помнил крайне отчетливо, а что было потом — смутно. То бишь, что ему хотелось бы забыть, засело в его голове достаточно глубоко и детально. Как закончилось выступление он не помнил. Как добрался до дома — тоже. Свалим это все на состояние аффекта. Но он был не один. Это точно. Все пазлы сложились. Отабек. Юра, не смотря на дикую головную боль, быстро приподнялся. В кровати он был один. В виски ударил мощный импульс, что заставил парня схватиться за голову. — Бека? — прохрипел Плисецкий. Его голос был невозможно тихим и потерянным. Он повторил имя Алтына уже громче. Только эхо одиноко отозвалось, ударяя по толстым стенам квартиры. Парень скинул одеяло. На нем были лишь влажные брюки из вчерашнего костюма для выступления, что кажется, слились с кожей. Осторожно наступая босыми ступнями на ледяной пол, он медленно поднялся с кровати, направляясь на кухню. На полу он ожидал увидеть осколки очередной разбитой кружки. Но пол был чист. В коридоре не было погрома, а наспех починенный торшер, как обычно, одиноко стоял в углу. На лице блондина появилась теплая улыбка. Черт, Алтын сделал для него слишком много. Выпив двойную дозу обезболивающего, парень приземлился на стул, протягивая тонкие ноги. Направив пустой взгляд на пол, он заметил что-то под кухонным гарнитуром. Осторожно пошарив рукой под тем самым шкафчиком, Юра вытащил оттуда свой телефон. Как он там оказался? Телефон был выключен. Или сломан. Не ясно. После вчерашнего этот вопрос можно смело считать открытым. Как говорится — делайте ставки, господа. Плисецкий попытался аккуратно включить его. Только после нехитрых махинаций хозяина, в виде крепкого удара о стену, чудо инженерной мысли включилось. Около 15 пропущенных звонков от Якова, куча оповещений и ни одного сообщения от Отабека. Он сбежал? Да. Точно. После вчерашнего он вычеркнет Юру из своей жизни. Сменит номера. Уедет из страны. У Плисецкого вырвался нервный смешок. Глупость, которая застрянет навязчивой мыслью в голове парня. Он сбросит остатки одежды, и немного медля зайдет в душевую кабинку. Теплая вода смоет «Вчера», освобождая его тело для «Сегодня». В такие моменты жалеешь, что нельзя просто смыть навязчивые мысли. Их-то, как раз, было более чем достаточно. Плисецкий заполнит все свободное пространство вопросами. Почему? Как? Для чего? Самым пугающим было осознание того, что он вряд ли найдет ответы. Невесомые нити ясности оборвутся о грубое лезвие суровой реальности. От этого коробит. Выворачивает. Рвет изнутри. То, что сейчас Юра один, совершенно один — спасает. Что было бы, если Отабек остался? Что бы Плисецкий сказал ему? Так легче. Правда легче. Им бы не пришлось делить напряженное молчание на двоих. Сейчас оно принадлежит только Юре. Так проще. Но если быть честным, то ни черта не проще. Что означали эти поцелуи? Почему они были такими трепетными, если Алтыну нужно было просто успокоить его? Это было верное тактическое решение — Юра успокоился. Даже не так: он перешел из одной стрессовой ситуации в другую. Клин клином. Но… Это не главное. Суть заключалась в другом вопросе: почему от каждого прикосновения губ друга у Плисецкого сносило крышу? Снова и снова. И каждый раз с новой силой. Почему от его прерывистого дыхания, что было запредельно близко, блондина разрывало на миллионы мурашек, и он сам становился одной большой чувствительной точкой? Сказать, что Юру пугало это — ничего не сказать. Он привык, что большую часть чужих прикосновений вызывало у него лишь одно чувство. Отвращение. Отторжение. Как иммунитет. Средство защиты от окружающего мира. И это вошло в привычку. Он с детства носил этот обет неприкосновенности, ограждая себя от чужого, несвойственного ему. Ему казалось, что эта недосягаемость делает его сильнее. Чище. Эта труднодостижимость, безусловно, сказывалась на его жизни. Он одинок. И это кажется нормой. Плисецкий предпочитал спорт любому общению. Он знал, фигурное катание раскрывает его больше, чем все слова, что знает мир о нем. В спорте чем больше ты делаешь, тем лучше результат. В отношениях же (любых) все прямо обратно: результат зависит от старания двоих. То есть, ты можешь быть самым лучшим, самым старательным, самым внимательным, но это может оказаться пустым звуком, если твой напарник не делает и толики того, что делаешь ты. Юра ненавидел отсутствие результата. Юра ненавидел любые отношения. Плисецкого не покидало ощущение того, что все, чем он раньше жил, чем дышал и ценил, летит к чертовой матери. Он чувствовал себя беззащитным. Панцирь, зона комфорта, кокон, называйте как хотите, рушится. Он потерялся. И, кажется, не хочет, чтобы его нашли. Плисецкий дрожащими пальцами наберет сухое «Спасибо», и отсчитав ровно сотню потерянных секунд отправит сообщение на единственный номер в телефонной книге без имени. Имя здесь без надобности. Да и сам номер в телефонной книге бесполезен. Он знает его наизусть. Спустя несколько часов он все-таки примет звонок от Якова. Узнает, что не смотря на падение все равно получил самый высокий балл. Выслушает все ошибки в своем выступлении и еле как согласится на проверку в медицинском центре. Юра, как обычно, наплевательски отнесется к рекомендациям врача, и выйдет на тренировку уже на следующий день. Через неделю его ожидает чемпионат России. Во взрослой категории. И он готов. Он готов к этому больше, чем к чему-либо. Плисецкий будет отрабатывать программу 25 часов в сутки, всю неделю, без выходных и передышек. Он почти не будет отвлекаться на то, что выедало его изнутри. Почти. Отабек исчез. Пропал. Испарился. Его не было ни на одной тренировке. Его не было в номере, где он жил. Да, Юра просидел около часа под закрытыми дверьми номера, что любезно подсказала ему девушка с ресепшена. Алтын не брал трубку, не отвечал на сообщения, и даже не читал их. Около 20, или 30 не прочитанных сообщений. Плисецкий просматривал их перед сном, ненавидя себя. « — Куда ты, черт возьми, пропал? » « — Где ты, идиот? Я просидел как придурок целый час у твоего номера. » « — Ненавижу тебя. » « — Прости меня, Бека. » « — Слышишь? » « — Прости… » « — Но я все равно ненавижу тебя. » Ему осточертело писать в пустоту. Пытаться кричать в пустоту. Последним сообщением было: « — Если ты решил просто так исчезнуть, то поздравляю, у тебя получилось. Самое убогое в этой ситуации то, что я чувствую себя последней мразью, а не ты. Я не знаю, где ты, но не смей появляться на чемпионате. » Зачем он добавил последнюю фразу? Он знал, что люди, исчезающие внезапно, появляются еще более неожиданно. И если бы этот осел появился там, Юра, вероятно, не сдержался бы. В голове 24/7 один и тот же вопрос: почему? Почему он решил исчезнуть именно сейчас? Он испугался того, что было с Юрой тем вечером? Верно, Плисецкий сам бы испугался этого. От осознания того, как жалко он выглядел внутри все сжималось. Если была бы возможность отмотать назад… Что бы он исправил? Ни-че-го. Да. Все сложилось именно так, как надо. Ни каплей больше, ни каплей меньше. Ровно до краев. Если Отабек не смог принять его таким слабым и беззащитным, таким настоящим, без притворства и натянутой маски сухого безразличия, то зачем он Плисецкому? Это не дружба. Юра назвал бы его предателем, но язык не поворачивался столь драматизировать эту ситуацию. Он отказывался в это верить, но подсознание кричало. Заставляло зачеркнуть все, что связывало с этим человеком. Заставляло обрубить все ниточки и убить все то, что только зарождалось. Мила поправляет ворот рубашки блондина, сосредоточено высматривая несуществующие складки. Юра тяжело выдыхает, но позволяет делать девушке все то, что она посчитает нужным: — Бабичева, если Яков попросил тебя последить за мной, это не значит, что нужно носиться со мной как с ребенком. Девушка нахмурила брови, все так же внимательно всматриваясь в верх костюма парня. Поправив выбивающийся локон она поднесла указательный палец к губам парня, как бы затыкая его: — Тсссс. Плисецкий раздраженно отдернул голову: — Будь добра, отвали от меня уже, а. Тонкие пальцы потянулись к пуговицам воротника. Не обращая внимания на непонимающий взгляд парня, Мила расстегнула верхние пуговицы. Поправив проявившиеся у подтяжек складки, она отошла, оценивая итог своей работы. На ее лице появилась довольная улыбка: — Так лучше. Все так же внимательно всматриваясь в парня, она продолжила: — Знаешь, Плисецкий, если бы ты не был такой противной малолеткой, я бы сохла по тебе. Юра презрительно поморщился: — Исчезни уже. Бабичева ухмыльнулась, провожая исчезающую фигуру взглядом. У Юры спокойный взгляд, последние наставления тренера и абсолютная уверенность в каждом движении. У Плисецкого номер, раскрывающий все его сильные стороны, идеальные прыжки и убийственное обожание болельщиков. Все внимание принадлежит лишь ему, все взгляды и восторженные вздохи лишь для него. И он, черт возьми, прекрасно знает об этом. У Плисецкого идеальное выступление, высший балл и абсолютное первенство. У блондина вопли взбудораженной толпы, одобряющий взгляд тренера и тотальное отсутствие напряжения в тонкой линии плеч. У Юры долгожданная медаль, путевка на чемпионат мира и фуршет после награждения. Плисецкий и сам не заметит как собьется со счета выпитых бокалов шампанского. В голову ударят несчетное количество пузыриков, а по телу разольется приятное, ни к чему не обязывающее тепло. Конечности приобретут необъяснимую легкость, а голова, кажется, потяжелеет в тысячи раз. Даже в самых нелепых движениях будет читаться сакральный смысл, а внутренний глас целомудрия утихнет, внимая ритмам музыки. Музыки, что трезвый Юра не стал бы ни за что слушать, тем более танцевать под это. Но сейчас все так не важно. Все отошло на второй план. Остались только он и его собственная внутренняя вечеринка. Он и необъятное количество алкоголя в его крови. Даже подступающая тошнота не испортит этой идиллии. — Я в порядке, — ответит парень на взгляды случайных людей, что только узрели то, как он не вписывается в дверной проем. Восстанавливая покидающее его равновесие, парень остановится у дверей комплекса. Безумная мысль посетит его пьяную голову. Заплетающиеся ноги сами понесут его в том самом направлении. С каждым шагом по знакомым коридорам его уверенность остывала, но все еще с энтузиазмом била о стенки черепной коробки. Ау, здравый смысл! Возвращайся скорее! Юре Плисецкому тебя очень не хватает. Блондин остановится у двери номера, принадлежащего парню, что не выходил из его головы уже битую неделю. Юра переведет сбитое дыхание, ведь он спешил, поднимаясь к той самой двери. Боялся передумать, растягивая время в пути. И впрямь, зачем он здесь? Кажется, он хотел просто вновь «Поцеловать» закрытые двери, просидеть под ними пол ночи, убеждая себя в том, что это и впрямь самая последняя попытка. Тяжелый выдох и взвешивание всех «За» и «Против». Он занесет руку. Стучать или нет?