Воруй. Убивай. Люби.

В сознании, словно неистовая буря, билась единственная мысль: «Выжить! Выжить!» Сучий выродок повалил меня на спину, и от удара на миг вышибло дух. Тяжелое колено уперлось в живот и пригвоздило к полу. Я завопила, пальцы рванулись к кинжалу. Хотя царил кромешный мрак, ублюдок почувствовал и перехватил мою руку. Другой я хотела вцепиться ему в горло, но не сумела дотянуться, отчаянно цепляясь за ворот рубахи. Глупая ошибка. Гад перехватил вторую руку: там, где заживали оставленные мумией раны. Тьму пронзила алая вспышка боли. В попытке освободиться я дернулась всем телом, но сделала только хуже. Пальцы сжались еще крепче, а колено так сильно вдавилось под ребра, что у меня сбилось дыхание. Подонок снова выругался и что-то крикнул: не мне, своему приятелю. Я уже догадалась, что нападающих двое. Но второй куда-то пропал или просто не знал, что делать в полной темноте. Сердце стучало в ушах, и я почти ничего не слышала. Горячими волнами растекалась боль, разжигала страх. Не было времени думать, кто на меня напал: убийцы Делвина и Векс, наемники, простые бандиты или кто-то еще. Все, что я знала: они враги и их нужно убить. Враги и их двое: достаточно, чтобы воспользоваться Даром Ноктюрнал. В непроглядном мраке это оказалось как никогда легко. Тьма ожила, забурлила, захлестнула. Я растворилась в ней и стала рекой: черной, бескрайней, не знающей преград. Опьянило могущество. Слабое беспомощное тело, словно клетка, осталось позади, где-то в другом плане бытия. Сила Вечнотени кипела во мне и искала выход. Я хотела обрушиться на выродка, что прижимал меня к полу, но пробуждать зло в том, кто и так пытается тебя убить — не лучшая идея, и какая-то часть меня это понимала. Бесплотной тенью я метнулась к его сообщнику. Он как раз бежал мне навстречу. Черной лентой я обернулась вокруг его души и позвала: самые ядовитые мысли, самые неприятные воспоминания и чудовищные желания. Тьма откликнулась, зашевелилась и на мгновение замерла: словно крошечная ящерица, повстречавшая дракона. Заклокотала и рванула наружу. Меня швырнуло обратно в тело. Я ахнула от боли и ослепительного света. Откуда он взялся? — Лора? Я вздрогнула и, проморгавшись, уставилась на нависшего надо мной имперца. Рун. Каштановые волосы до плеч, живые серо-голубые глаза, крупный мясистый нос и полные выразительные губы. — Прибери тебя Шеогорат! Точно Лора! Он отпустил меня и убрал колено, но я не шелохнулась. Рун — опытный вор и великолепный наводчик, состоящий в Гильдии уже больше двадцати лет. Единственный, кто верил в невиновность Карлии, когда Мерсер Фрей обвинил ее в предательстве. Один из немногих, кому не пришлось доказывать, что соплячка вроде меня достойна управлять Гильдией. Тот самый Рун, которого Бриньольф подозревал в причастности к смерти Делвина и Векс. Но имперец явно не ожидал меня увидеть и уж тем более не собирался убивать. По спине пробежала холодная струйка страха. Что же я натворила? В ком пробудила тьму? Рун что-то спросил, но я не услышала. Тени заметались, словно потревоженные птицы, и, казалось, все вокруг пришло в движение. — Берегись! — крикнула я, толкая имперца. Место, где он только что был, прорезал факел. Я вскрикнула, заслоняясь от жгучих искр, и замерла, ожидая нового удара. Талант Ноктюрнал наделял меня неуязвимостью, но опасность подобралась так близко, что я невольно в этом усомнилась. — Мать твою, Синрик! Ты совсем тронулся? — раздался голос Руна. Я опустила руки и уставилась на застывшего надо мной брюнета. Да, это был Синрик. Невысокий бретонец с выступающими скулами и квадратным подбородком. Чуть искривленный рот придавал лицу надменное, язвительное выражение. Его усиливал легкий прищур и тусклые равнодушные глаза. Кажется, голубые. Я не могла сказать точно, потому что радужки затягивала тьма: дрожала и колыхалась, словно тина в стоячем болоте. Секунду-другую Синрик не сводил с меня тяжелого мертвого взгляда, потом занес факел и, повернувшись, кинулся на Руна. Имперец как раз поднимался и успел пригнуться, пламя почти лизнуло его по спине. — Гнида! — выдохнул Рун, выхватывая из ножен меч. Лицо исказили гнев и ужас. Хотелось крикнуть, объяснить, что происходит, но слова застряли в горле. Я должна была что-то сделать! Срочно исправить собственную глупость! Я пробуждала тьму, но не знала, как усыплять. Наваждение рассеивалось само: через пару минут или десяток, всегда по-разному. Порой хватало нескольких секунд, чтобы мои жертвы друг друга покалечили или убили. Синрик снова замахнулся, но Рун отразил удар, перерубив древко факела. Раздался треск, горящее навершие упало, по каменному полу разлетелись огненные брызги. Я испугалась, что мы снова окажемся в полной темноте. Пламя зашипело, задымило, но продолжило гореть. Синрик отбросил древко и выхватил из-за пазухи нож. Против меча — полное безрассудство, но бретонец вряд ли это понимал. На миг показалось, что у Руна тоже помутилось сознание. По крайней мере, что-то в его взгляде вывело меня из оцепенения. — Рун! Не убивай его! — закричала я и вскочила, слегка пошатнувшись. — Он не в себе! — Это я и так вижу! — проревел имперец, уворачиваясь от ножа. Проклятье! Я сжала кулаки. Что же делать? Звать на помощь? Никто не услышит. Сбегать за Бриньольфом? Слишком долго! Да еще в таком состоянии я не сумею наколдовать свет и застряну в какой-нибудь из ловушек! Я уставилась в темный коридор. Ловушки. Ну конечно! Рука невольно коснулась кинжала на поясе. Нет, нужно что-то покрупней. Камень? Я оглядела пол и стены, но кладка была слишком ровной. Уставилась на собственные сапоги. Безумие! Но какая к фалмеру разница? Перемазав пальцы дорожной грязью, я стянула сапог и побежала во мрак. Где-то здесь, у самого пола, была натянута нить. Света не хватало и оставалось полагаться на чутье. Не тратя времени, я бросила сапог — так, словно пускала камушек по воде — и отскочила. По моим расчетам я была от ловушки достаточно далеко, но рисковать не хотелось. Сапог глухо стукнул, а за мгновение до этого послышался тихий свист. Из скрытых пазов, словно разъяренные осы, вылетели маленькие стрелы, но, не найдя жертву, ударились об стены и упали. Одна отскочила совсем близко, тускло — можно и не заметить — блеснуло железное острие. Осторожно, чтобы не уколоться, я подняла стрелу и побежала обратно. Как раз вовремя. Выскочив из-за угла, я увидела как пролилась первая кровь. Синрик ударил в живот, но Рун отклонился влево и нож скользнул по ребрам. — Скотина! — прорычал имперец и схватился за бок. На пол сорвались темные капли. Словно жертва жестокому богу, потому что тотчас улыбнулась удача. Синрик оступился, встав на древко факела: не упал, лишь покачнулся, но этого хватило. Рун вскинул меч и с ревом, больше напоминающим хрип, выбил у бретонца нож. В тот же миг, крепко сжимая стрелу, я очутилась рядом и поцарапала Синрику руку. Бретонец вскрикнул, скорей от неожиданности, чем от боли, и резко развернулся. На моем горле сомкнулись пальцы. Почему все пытаются меня задушить? Я уставилась в затянутые тьмой глаза, а в мыслях пронеслось: что, если алхимик забыл помазать стрелы парализующим зельем? Но не успела я об этом подумать, как хватка ослабла. Синрик отрывисто вздохнул и медленно, неуклюже попятился, словно кровь вдруг обратилась в глину и начала затвердевать. Потом он застыл и, выпучив глаза, повалился на пол. Я потерла шею и посмотрела на Руна. В свете факела смуглая кожа казалась янтарной, а тени почти до неузнаваемости искажали лицо. Имперец прижимал руку к ребрам, на рубашке темнело пятно. К счастью, не очень большое. — Как ты? — проговорила я, и в звенящей тишине вопрос вдруг показался до смешного нелепым. Вор вздрогнул, словно совсем обо мне забыл, скользнул взглядом и остановился на стреле. Нахмурился и тут же облегченно выдохнул. Похоже, только теперь сообразил, что я сделала с Синриком. Что же Рун подумал сначала? Что я убила бретонца? От этой мысли захлестнуло гневом. — Какого даэдра вы на меня напали?! — закричала я. Рун снова вздрогнул, глаза сверкнули. — Мы не знали, что это ты! — проорал он в ответ. — Ты не просвистела соловьем! — Каким в жопу соловьем?! Мы никогда не выставляли у этого входа охрану и уж тем более не договаривались об условных знаках. От чужаков защищали ловушки. Рун сделал глубокий вдох, чтобы ответить, но в следующий миг со стороны Гильдии послышались шаги. Даже не шаги — бег, стремительный и шумный. В другой день я бы обрадовалась, но сейчас невольно насторожилась. Дверь с грохотом распахнулась и в коридор ворвался Могильщик. Не узнать его было трудно. Самый высокий и плечистый имперец, которого я встречала, работал вышибалой в «Буйной фляге». Если пьяные воры решали помериться силой, увесистый кулак Могильщика усмирял красноречивей слов. — Что тут происходит? — рявкнул он. В одной руке он сжимал факел, в другой — внушительный боевой молот. Не успела я опомниться, как следом за Могильщиком, бесшумная, словно тень, вбежала Карлия. Меня охватило смятение. Карлия. Темная эльфийка среднего роста, из тех меров, чей возраст почти невозможно угадать. По-мальчишески худощавая, она двигалась так мягко, что в каждом шаге и жесте читалась особая неуловимая женственность. Гладкая пепельно-серая кожа казалась высеченной из камня, длинные волосы разметались по плечам. — Лора! Эльфийка бросилась ко мне, но тотчас замерла. Брови взметнулись, в глазах отразилось недоумение. Я попыталась взглянуть на картину со стороны: на полу распластался Синрик, Рун зажимает кровавую рану, а я, целая и невредимая, стою в одном сапоге. — Мы услышали, как сработала ловушка, — проронила Карлия, переводя взгляд с меня на Руна. — Что случилось? Если кто-то попадал в западню, в «Буйной фляге» звенели колокольчики. Бриньольф хотел провести их в Цистерну — место, где спят и тренируются воры — но Делвин только усмехнулся. Он считал, что большинство из нас слишком крепко спит и чаще прикладывается к бутылке, чем к отмычкам. Гнев угас, но мысли скакали, словно блохи по бродячей собаке. Нужно что-то сказать, все ждут. — Мы привезли тела, — выдавила я. 
Карлия моргнула и прикусила губу. Могильщик прищурился — не понял, о чем речь, но в следующую секунду грубое угловатое лицо разом потемнело. — Мы слишком устали и не могли их перенести, поэтому я пошла за подмогой. — Значит, Бриньольф тоже вернулся? — перебила Карлия. Она говорила тихо и сдержанно, но не сумела скрыть промелькнувшей на мгновение радости. — Да, они с Сапфир ждут наверху, — ответила я и продолжила, подбирая слова так, чтобы они не звучали как оправдание. — В общем, я торопилась, прошла ловушки и тут на меня напали. Было темно и я не видела кто. Решила, что меня убивают. — Я даже меч не достал, — подал голос Рун и прислонился к стене. Кровавое пятно на рубахе стало больше. Сквозь пелену нереальности прорвался здравый смысл. — Так, — я на минуту прикрыла веки. — Руну нужна помощь. Эрлан на месте? Я посмотрела на Карлию. Она взволнованно кивнула. — Тогда пойдем, поговорим по пути. Могильщик, тащи Синрика в Цистерну и отправь кого-нибудь к Бриньольфу. Здоровяк переступил с ноги на ногу и вопросительно глянул на Карлию. 
Я нахмурилась. Не месяц и не два я доказывала, что достойна управлять Гильдией, а Карлия справилась за неделю. Кольнула зависть. — Лора — главная, — сказала эльфийка. В мягкий голос ворвалась непривычная резкость. Дележку власти и выяснение отношений данмерка не переносила на дух. Это было одной из причин, почему она отказывалась возглавить Гильдию. Большую часть времени Карлия проводила в Сумеречной гробнице, собирая крупицы знаний о Ноктюрнал, и только изредка выходила на дело. В угрюмом молчании Могильщик протянул мне факел и, прислонив молот к стене, навис над Синриком. — Что с ним? — Парализован. Я показала стрелу. Имперец качнул головой — не то с неодобрением, не то с непониманием — и взвалил бретонца на плечо. Я бросила стрелу на пол и посмотрела на Руна. — Готов? Морщась от боли, он спрятал меч в ножны и кивнул. Шагнув за дверь, мы очутились в другом коридоре, шире и выше прежнего. Через несколько метров он раздваивался: справа оставался просторным и тонул во мраке, слева сужался и уходил глубже под землю. Мы свернули налево. Потолок подпирали массивные каменные балки и деревянные перекрытия. Этот коридор расчистили от завала одним из первых. Желая расширить Гильдию, Делвин создал целую сеть коридоров и переходов, которые охраняли не хуже ловушек. Если Лайла устроит облаву, мы разбежимся, словно крысы, и стражникам придется отлавливать нас в настоящем лабиринте. — Так что случилось? Кто напал на Руна? — спросила Карлия. Она поравнялась со мной, когда коридор немного расширился. Сквозняк раздувал факел, и я взяла его в другую руку, чтобы на данмерку не попали искры. Отвечать не хотелось. Мучила боль. Оставленные мумией порезы не заживали, а после цепкой хватки Руна нестерпимо саднили. Снова начиналась мигрень, и мне с трудом удавалось сосредоточиться. Но молчание было роскошью. Сегодня Рун расскажет одну версию, завтра Синрик поделится другой и ни одна из них не обернется мне на пользу. Лучше я признаюсь сама. — Синрик. Но вела его я. Снова повисло молчание. Даже тяжелые шаги Могильщика стали тише. — После того, что мы увидели в Вайтране я не могу спокойно спать, — продолжала я, и усилием воли голос звучал бесцветно. — За каждым деревом мерещится тень, в каждом шорохе угроза. Я вернулась в Гильдию и вдруг на меня напали. Свои, но я не знала. Что мне оставалось? Карлия облизала губы и хотела что-то сказать. Я испугалась нового вопроса и быстро добавила: — Я использовала дар. — И он сработал? — воровка не скрывала внезапного волнения. Я вскинула брови. Откуда она знала, что дар мог не сработать? Никому, даже Бриньольфу, я не говорила, что стала Слышащей. — Как видишь, — проронила я и, обернувшись, встретила мрачный взгляд Руна. Он шел за нами, все так же прижимая ладонь к боку. Пятно на рубахе казалось ярко-алым, но кровь на пальцах уже подсыхала и начинала темнеть. — Когда я поняла, что это вы, было уже поздно. Я не могла остановить тьму. Прости. В Гильдии знали, что Бриньольф, Карлия и я — Соловьи и что Ноктюрнал наделила нас особыми талантами. Некоторые даже видели их в деле: Бриньольф часто использовал свой дар и становился невидимым. Но еще никто не испытывал силу Вечнотени на собственной шкуре. Имперец не ответил, но и злобы в его глазах не было. Мы свернули в длинную вытянутую комнату с низким потолком. Здесь пахло сажей и горючим маслом. На стенах горели факелы: три слева, два справа. Одного не хватало, и я вдруг догадалась, куда бегал Синрик, пока мы с Руном боролись в темноте. — В общем, — вздохнула я и снова обратилась к Карлии, — Синрик полез на Руна с ножом. Нужно было как-то его остановить и при этом не покалечить. Я вспомнила про ловушку — ту, что парализует. Сбила нить сапогом, вылетели стрелы. Я взяла одну и поцарапала Синрика, но, к сожалению, перед этим он успел ранить Руна. Мы подошли к массивной обитой железом двери. Я потянулась к ручке. — Это моя вина, — проговорила Карлия, — я выставила охрану. Я обернулась. От дурного предчувствия по спине побежали мурашки. — Зачем? Эльфийка ссутулилась, на лбу проступили морщины. — Я просто не знала, что делать. Лора… Она замолчала, подбирая слова. Рун опустил глаза, Могильщик пробормотал проклятье и половчей перехватил висящего на плече Синрика. — Нируина убили. — Как? — спросил Бриньольф и взял кружку. На пыльной столешнице остался мокрый круг. Карлия повела плечами, словно от наших взглядов ее пробрал озноб, и придвинулась к жаровне. Над раскаленными углями дрожал и переливался горячий воздух. Я поплотней укуталась в накидку и откинулась на спинку кресла, готовясь услышать историю во второй раз. В первый Карлия рассказала ее по пути к алхимику два, три, а может, и пять часов назад. Я потерялась во времени и застряла в одном бесконечном «сейчас». Странное оцепенение вернулось. Словно тело из последних сил пыталось уберечь рассудок. В какой-то миг я и правда побывала на грани безумия. Нируина убили. Еще один друг мертв. От этой мысли затылок наливался тяжестью: такой невыносимой и давящей, что, казалось, еще немного и голова разорвется. Конечно, Нируин никогда не был даже вполовину близок мне как Делвин или Векс, и все же я считала его другом. Сперва мы просто вместе тренировались: иногда стреляли из лука, но чаще бегали. Как и все босмеры, Нируин был невысоким, и единственный в Гильдии подходил мне по росту. Потом завязалась дружба. Эльф любил рассказывать о Валенвуде и разбойной юности, а его шутки поднимали настроение лучше медовухи. В игру слов он не вкладывал скрытого смысла и не пытался обидеть. Для этого Нируин был слишком честен. Многие в Гильдии не любили его прямолинейность. Порой она становилась почти оскорбительной и безжалостно ранила самолюбие. Векс часто повторяла, что не понимает, как этого умника до сих пор не убили. Не помню, как оказалась у алхимика. Кто-то другой моим голосом, моими губами попросил Карлию пойти с Могильщиком и проследить за телами. А я, словно в тумане, опустилась на стул и смотрела, как Эрлан суетится вокруг Руна. Как вытирает кровь, как раскаляет над свечой иглу и зашивает рану, а когда имперец шипит от боли, упрекает, что тот не надел броню. Конечно, алхимик мог напоить Руна целебным зельем: порез бы затянулся быстро и безболезненно. Но чудодейственное лекарство оставляли на крайний случай, для более тяжелых ран. Если Рун выпьет его сегодня, а в течение месяца ему разобьют голову или отравят, снадобье не спасет. Поэтому когда Эрлан хотел наложить на мою руку немного исцеляющей мази, я отказалась. С тех пор как зелье спасло мне жизнь, не прошло и двух недель. В дороге было не до перевязок, и порезы загноились. Алхимик отругал меня и долго промывал нарыв березовым отваром. Присыпал серым порошком, похожим на золу, и перевязал. Когда вернулась Карлия, на мгновение показалось, что в комнате стало темней. Данмерка изменилась. В уголках губ обозначились складки, глаза потускнели. Она видела тела, помогала переносить. Вдыхала смрад и чувствовала под тканью мягкую податливую плоть. Я поняла это, когда Карлия бросила на меня один короткий взгляд и сказала, что тела в гробнице. Помолчав, она добавила, что Бриньольф ждет нас у себя. Бриньольф был из немногих, кто разжился в Гильдии отдельной комнатой. Она появилась около года назад, когда мы расширяли Крысиную Нору и наткнулись на древнюю каменоломню. Большая часть была погребена под завалом, но несколько коридоров удалось укрепить и расчистить. Некоторые оказались такими широкими, что мы переделали их в комнаты. Одну занял Бриньольф. Поначалу здесь было ужасно. Много лет в каменоломне гнездились злокрысы: все пропахло пометом, падалью и тошнотворным крысиным духом. Я думала, что запах никогда не вывести, но Бриньольфу удалось. За несколько недель комната изменилась до неузнаваемости. Вор выровнял пол и стены, выложил камнем и начал обживать. Тогда-то я и узнала, что Бриньольф не только мастерски срезает кошельки и блистательно дурит народ, но и с легкостью создает уют. Непритязательный и при этом неожиданно умиротворяющий. Одна часть комнаты прогревалась жаровней — железной корзиной с углями, подвешенной цепями к потолку. Здесь стоял массивный угловой стол, на котором поблескивала реторта, перегонный куб и целый ряд бутылочек, пузырьков и склянок. С недавних пор Бриньольф всерьез увлекся алхимией. Над столом висела большая разноцветная карта Скайрима, потемневшая от копоти. На городах, деревнях, курганах и руинах висели листочки бумаги, исписанные мелким почерком. Бриньольф собирал всевозможные сведения и некоторые отмечал на карте: первых богачей, редкие драгоценности, затерянные сокровища — все, что обещало жирный куш. Еще на карте попадались нарисованные углем крестики и кружочки. Я не знала, что они означают, а Бриньольф не рассказывал: ему нравилось, как я гадаю и раз в неделю-другую предлагаю новую версию. Кровати у вора не было. В углу на низком деревянном постаменте лежала целая гора разноцветных подушек и подушечек. В прошлом году мы обворовали каджитский караван: лунный сахар продали заказчику, а всякий хлам вроде этих подушек Бриньольф забрал себе. Сейчас, словно птица в гнезде, на них сидела Сапфир. Она выглядела все такой же бледной и осунувшейся, но гораздо более живой, чем несколько часов назад. Наверное, подействовал отвар из горноцвета. Алхимик дал его на прощание вместе с порошком для перевязки. Отвар снимал жар, помогал от головной боли и слегка бодрил. Я разбавила лекарство водой и подогрела в маленьком чане над жаровней, а Бриньольф разлил по кружкам. — Мы не знаем, — грея ладони над огнем, откликнулась Карлия и подняла глаза на вора. — Когда ты уехал в Вайтран, — она оглянулась на Сапфир и поправилась: — Вы уехали, Нируин не находил места. Все спрашивал, нет ли вестей. Я пыталась найти ему дело, но он и слышать не хотел. На третий день я наконец-то получила письмо. То, где ты писал, что вам даже не дали взглянуть на тела и что вы собираетесь искать Лору. Нируина это разволновало еще больше. На следующий день он отправился в Вайтран. Сказал, попробует что-нибудь узнать: как произошло убийство, что говорят в городе и вообще, — Карлия вздохнула и потерла переносицу. — Он уехал после полудня, а ночью лошадь принесла его обратно, мертвого. Никто не проронил ни звука и данмерка продолжила: — Стражники говорят, лошадь вернулась на конюшню. Просто стояла и ждала: так тихо, что не сразу и заметили. Они решили, что всадник надрался и не может слезть. Подошли проверить и увидели кровь, — эльфийка замялась, подбирая слова. — Они хотели его снять, но Нируин был крепко привязан. Бриньольф так сжал кружку, что побелели костяшки пальцев. — Что значит привязан? — Поводьями. Я не видела, но на следующий день ходила в конюшню и осмотрела уздечку — поводья можно было отвязать, но кто-то очень торопился и просто перерезал, а потом использовал как веревку. Вор сжал зубы, плечи напряглись. Он злился и сдерживался из последних сил. Карлия заметила и тут же продолжила: — Я думаю, это сделал сам Нируин. Он был сильно ранен. Наверное, начал терять сознание и привязал себя к лошади, чтобы не упасть. Думаю, он надеялся, что дотянет до Рифтена, что его найдут и помогут. Она хотела успокоить, убедить, что мертвый, привязанный к коню, Нируин не был знаком от убийцы: безжалостной насмешкой и обещанием новых жертв. Но вопреки желанию, ее слова прозвучали не менее страшно. Бриньольф издал тихий, похожий на рык звук, и с силой пнул торчавший из-под стола сундук. Бутылочки и склянки опасно звякнули. Я поразилась собственному равнодушию. Еще недавно меня бросало из страха в гнев и казалось, будто эмоции возвращаются, но смерть Нируина снова загнала их глубоко в душу. — Значит, Нируина нашли стражники? — спросила я. — Да, — глядя на Бриньольфа, откликнулась Карлия, — сначала перенесли в Храм, потом в Зал Мертвых. Я знаю, потому что один из стражников оказался приятелем Синрика. — Ормульв? Эльфийка кивнула. Иногда за щедрую плату стражник делился с Гильдией полезными сведениями. — Если бы не он, мы узнали бы о Нируине слишком поздно, — продолжала данмерка и на этот раз ее внимание было полностью приковано ко мне. — Его бы похоронили. Но мы еще до рассвета забрались в Зал и украли тело. Я поджала губы. Похоже, кража мертвецов становится нашей основной работой. — От чего он умер? Лоб Карлии прочертили тонкие морщины. В свете жаровни ее кожа казалась коричневой, а пряди, обрамляющие лицо, рыжими. Только глаза оставались лиловыми. Уже давно меня мучил вопрос, от кого она унаследовала этот редкий цвет. Эльфийка была удивительно откровенной, но обо всем, что касалось семьи, предпочитала молчать. — От кровопотери. Нируина ранили в поясницу, один раз, ножом, — Карлия повернулась спиной и показала на себе место удара. — Нож мы не нашли, но, судя по ране, лезвие обоюдоострое, не больше тринадцати сантиметров. Нож пробил аорту. Смерть быстрая, но Нируину повезло. Если, конечно, так можно сказать, — голос данмерки стал бесцветным. — Кровь заполнила полости между органами, из-за чего в ране образовалась пробка. Поэтому Нируин не умер сразу, даже привязал себя к коню. А потом что-то случилось, возможно, конь оступился, а может, тряска была слишком сильной, не знаю. Пробка оторвалась и кровь потекла наружу. Ставя кружку на стол, Бриньольф едва не промахнулся. Он смотрел на Карлию со смесью восхищения и ужаса. Да, эльфийка отлично разбиралась в анатомии. В Сумеречной гробнице сохранилось немало нордских захоронений: не только Соловьев, но и простых воров. Карлия много лет изучала их тела и по крупицам собирала знания об обрядах. Она хотела, чтобы похороны в Гильдии проходили по всем правилам и традициям, и если Мерсеру эта идея никогда не нравилась, мне показалась уместной. Вот только расположение Сумеречной гробницы должно было оставаться тайным и нам пришлось искать другое место. Остановились на Крысиной Норе, превратив в погребальные катакомбы два отдаленных коридора и маленькую комнату. За полтора года мы похоронили там двоих, и оба раза всем руководила Карлия: бальзамировала тела, проводила ритуальные обряды и читала молитвы Ноктюрнал. То же самое данмерка проделает с Делвином и Векс. При мысли об этом стало трудно дышать. — Значит, — я запнулась и, тяжело сглотнув, договорила: — ты уже все сделала с Нируином? Все, что нужно? — Да, мы ждали только вас. Я спрятала лицо в ладони и несколько секунд молчала. Потом подняла глаза на Бриньольфа. — Думаю, похороны стоит объединить. Он коротко, почти незаметно, кивнул и подошел к невысокому шкафу в противоположном конце комнаты. В самом холодном месте, куда почти не доходило тепло от жаровни, Бриньольф хранил дорогое вино, сиродильский бренди и немного можжевеловой настойки. Открыв дверцы, вор уставился на поблескивающие донышки. — Я буду красное, — усмехнулась Сапфир. Я уже и забыла о ее существовании. Нордка по-прежнему сидела среди подушек и одну прижимала к груди: на оранжевом фоне были вышиты тонкие, похожие на прутики, деревья с длинными зелеными листьями. Я никогда не была в Эльсвейре, но знала, что так выглядит сахарный тростник. Бриньольф не ответил, даже не оглянулся. Постоял еще немного и закрыл дверцы, так ничего и не взяв. — У меня есть просьба, — я обратилась к Карлии, тщательно выбирая слова. — Когда ты будешь обрабатывать тела, проследи, чтобы никто их не видел. — Почему? Эльфийка сдвинула брови. Я заерзала. Уютное кресло Бриньольфа вдруг показалось очень жестким. Сказать про рассеченное горло, вспоротый живот и вырезанные глаза… — Убийство зверское, — прошептала я. — Боюсь, это поднимет панику. Несколько мгновений Карлия вглядывалась в мое лицо. — Хорошо, — она кивнула и, пододвинув табурет, села напротив. — Думаешь, убийства связаны? Я ждала этого вопроса, но не была готова. Нируин спешил в Вайтран, но, судя по всему, даже не выехал за границы холда. Кто на него напал? Братья Бури, Дозорные Лайлы? Или убийца Делвина и Векс выследил новую жертву? Но почему тогда он позволил Нируину скрыться? — Не знаю, — откликнулась я, — но не связывать их было бы глупо. — Вы кого-то подозреваете? Я вздохнула и посмотрела на Бриньольфа. Вор ходил взад и вперед, словно не находил места в собственной комнате. Поймав мой взгляд, он пожал плечами и зыркнул на Сапфир. Не доверял? Или опасался, что нордка не сумеет держать язык за зубами? Скорее второе. А я доверяю Сапфир? Я рассказала ей, как пыталась обокрасть Темное Братство и влипла в неприятности. Да, Цицерон запретил говорить, что Мать Ночи выбрала меня Слышащей, но даже несмотря на это рассказ был слишком откровенным. Жалела ли я? Нет. Молчание или ложь настроили бы Сапфир против меня, а я хотела видеть ее другом. Сейчас мне, как никогда, нужны поддержка и помощь. Со смертью Делвина многие связи оборвутся: некоторые навсегда, некоторые удастся сохранить. И кое-какие сможет восстановить только Сапфир. Вопрос лишь в том, готова ли она к такой ответственности. — Все, что здесь прозвучит, не должен узнать никто, — сказала я и поглядела на нордку. — По крайней мере, пока. — Чем поклясться на этот раз? Троюродной бабушкой? Всем золотом мира? Императором? Сапфир скривила губы. Недавно я бы вспылила, а сейчас ответила спокойно, почти равнодушно: — Не дерзи. Наверное, она рассчитывала хотя бы немного меня задеть, напомнив о разговоре в таверне. Том, где я призналась, что провалила заказ и поссорилась с Темным Братством. Ответное безразличие остудило воровку: ухмылка сползла с лица, но взгляд остался колючим. — Мы друг друга поняли? — спросила я. Она крепче сжала подушку и нехотя кивнула. Я взяла со стола кружку и, сделав глоток, обратилась к Карлии: — Подозреваемых слишком много. По Гильдии плачет плаха, поэтому первое, что нужно проверить, не открыли ли на нас охоту. И начать с Лайлы. Данмерка уперлась локтями в колени и, сцепив ладони, положила на них подбородок. — У нас много старых врагов. Например, Серебряная кровь. Клан уже посылал головореза, помнишь? Может, на этот раз они нашли хорошего. Другая версия — Мавен. Мы много лет на нее работаем, но чести у этой женщины поменьше нашего. Ради власти она пойдет на все. Ты ведь знаешь, что Мавен метит в ярлы? Золото и связи до сих пор не помогли. Единственный способ: отличиться перед Империей, доказать, что она лучше Лайлы. А что не сумела Лайла? — Уничтожить Гильдию, — закончила мою мысль Карлия и, прежде чем я продолжила, сказала: — Мавен отказывается платить. — В смысле? — Ни Випир, ни Тринн, ни еще десяток наших на этой неделе не получили от нее своих денег. Я назначила встречу, но Мавен сказала, что будет говорить только с тобой, а до тех пор не отдаст ни септима. — Какого даэдра? Бриньольф пересек комнату и уставился на Карлию, словно это она отказывалась платить. Эльфийка дернула плечом. — Мавен знает, что у нас творится. — С чего ты взяла? — Когда я уходила, она сказала, что сочувствует нашим утратам. Звучало как злая насмешка. — Откуда она узнала? — удивилась я. Бриньольф прищурился. — Макий, дремору ему в жопу. Конечно! Как я не догадалась? Маллий Макий не только скупщик краденого и искусный медовар, но и верный слуга Мавен. Возможно, она узнала о смерти Делвина и Векс даже раньше Бриньольфа. Если не подстроила ее сама. Карлия дернула меня за рукав, привлекая внимание. — Парни очень недовольны. Никто не любит работать задаром. Я поняла, на что она намекает: деньги не платит Мавен, а злятся все на меня. За то, что пропала и не могу уладить проблему. Случайность или Мавен намеренно настраивает Гильдию против меня? — Встречусь с ней завтра. — Не получится, — данмерка покачала головой. — Она уезжает рано утром и вернется только в Лордас. — А что у нас сегодня? — Сандас. — Почти неделя, — вздохнула я и откинулась затылком на спинку кресла. — Куда она собирается? — Кажется, в столицу. Я подняла глаза на Бриньольфа. — Нужно, чтобы кто-то проследил за ней, кто-то, кому мы доверяем. — Я разберусь, — ответил вор. Большая стальная пряжка на его броне поблескивала в свете жаровни. — А кому вы не доверяете? — данмерка сделала упор на «не», нахмурилась и сложила руки на груди. После истории с Фреем тема доверия в Гильдии для всех нас была болезненной, и для Карлии особенно. Много лет назад Мерсер Фрей был ее другом и входил в триаду Соловьев. Он поклялся служить Ноктюрнал, но нарушил клятву, украв из Сумеречной Гробницы Скелетный Ключ — отмычку, которая никогда не ломается и открывает почти любую дверь. Надо ли говорить, как это разозлило Дочь Сумрака? Ноктюрнал отвернулась от Гильдии и на долгие годы лишила удачи. Но не это было самым страшным. Галл Дезидений, возглавляющий в то время Гильдию, узнал о предательстве, и Фрей его убил. Убил и обвинил Карлию. Ей понадобилось двадцать пять лет, чтобы очистить собственное имя и отомстить за Галла. Мы редко говорили об этом, но я знала, что Карлия по-настоящему его любила. Несмотря на утраты и жизнь в изгнании, данмерка не зачерствела, не стала циничной и не отталкивала людей. По возвращении в Гильдию она многим стала другом и наставником, и все же прошлое оставило след. Я никогда не видела, чтобы Карлия проявляла к мужчинам интерес больший, чем дружеский. Единственный, кто хотя бы иногда заставлял ее глаза блестеть, был Бриньольф. Но я не решалась судить, какие чувства испытывала к нему эльфийка. — Ты ведь уже знаешь, что второе письмо Делвину написала не я? — Брин рассказал. Про это и про вашу поездку в Вайтран. Я кивнула и, лишь мгновение поколебавшись, вытащила из кармана сложенный втрое листок бумаги. Приходилось постоянно перекладывать его, чтобы не замочил дождь. Карлия взяла листок и осторожно развернула. — Не может быть! На фоне ее темно-серой кожи бумага казалась почти белоснежной. Бриньольф тотчас навис над Карлией, взгляд заскользил по строчкам. Даже Сапфир подошла посмотреть. — Записка была у Делвина, — прошептала я, — мне отдал ее Провентус. Некоторое время все молчали. — Да, письмо то самое, — сказал Бриньольф и выпрямился. На лице застыло странное выражение. — Почерк так похож, у меня и мысли не было… Он не договорил, руки сжались в кулаки. — Это не твоя вина, — проговорила Карлия. — Кто угодно бы купился. Сложив листок, она вернула мне и сказала: — Спрячь. Спрячь как можно лучше, пока это письмо не использовали против тебя. — А лучше сожги, — выдавил Бриньольф. — Нет, оно еще может пригодиться, — возразила эльфийка. — Как? — Пока не знаю. Вор вздохнул и не ответил. Пользуясь тем, что Сапфир освободила место, он лег среди подушек, подложив несколько под голову и плечи, и закрыл глаза. Я не знала, когда последний раз он спал дольше четырех часов. — Тот, кто это сделал, — сказала я, пряча записку, — знал не только мой почерк, но и как отправить письмо, чтобы Делвин его получил. — И ты думаешь, это кто-то из своих? — заключила Карлия. — Да. — Кто? Я посмотрела на Бриньольфа, но он не спешил озвучивать версии, которыми поделился со мной пару дней назад. Либо не хотел, либо уже задремал. Для сна не лучшее время, но я не могла его винить. — Брин, — позвала я, а когда он приоткрыл глаза, сказала: — Ты говорил, что хотел отправить Нируина на какое-то любопытное задание, а он отпросился на чес в Фолкрит. Что это было за задание? Вор дернул уголком рта. — Грабануть бордель. — Что? Это было так неожиданно, что я и в самом деле засомневалась, не ослышалась ли. Бриньольф снова закрыл глаза и сцепил на животе ладони. — В столичном борделе работает бретонка по имени Арабель. Где-то там она прятала не слишком дорогой, но крайне важный перстень. Один влиятельный муж готов был заплатить за его возвращение очень и очень хорошие деньги, — вор помолчал и добавил: — Ты же понимаешь, что я не мог поручить этот заказ никому, кроме Нируина. — Да уж, — усмехнулась я. Сапфир хмыкнула и даже Карлия едва заметно улыбнулась. Каждый из нас хоть раз да слышал, как босмер мечтал разбогатеть и открыть бордель. Это было неиссякаемой темой для шуток и подколов. Нируин никогда не обижался и частенько сам нас подзуживал. Очень странно, что он променял такую многообещающую кражу на обыкновенный чес. — И он отказался? — словно подтверждая мои мысли, удивилась Сапфир. Она отступила на несколько шагов и прислонилась к полкам. Они предназначались для книг, но Бриньольф хранил там краденое: редкие интересные вещицы и сущую безделицу. Серебряные чарки, украшенные головами диких животных; большую золотую фибулу, покрытую рунами; бесполезный в бою, но очень красивый декоративный кинжал; старинную бронзовую курильницу в виде дракона, из пасти которого должен был струиться дым — чтобы перечислить все, потребовался бы целый вечер. Мысль, что Бриньольф собрал целую коллекцию краденого странным образом успокаивала. Но стоило пробежать по полкам взглядом, как у меня начинали зудеть ладони. Порой так невыносимо, что с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не начать набивать карманы. Но сейчас желание было слабым, почти неощутимым. — Ага, — откликнулся Бриньольф. — Хотя расстроился и просил приберечь заказ. Но дело было срочное и я отправил Этьена. Я потерла висок. — Много Нируин наворовал? В Фолкрите. Вор махнул рукой. — Мелочевка. Пару кошельков и жемчужное ожерелье. Я качнула головой. — Почему ты вообще об этом вспомнила? — спросила Карлия. — Как это связано с убийством? — Пока не знаю, — призналась я. — Не верю, что Нируин нас предал, но накануне убийства он отказался от дела, которое, казалось, было для него создано, и уехал без объяснений. Брин, когда он вернулся? — В тот же вечер, когда мы получили от Макия письмо, — тихо ответил вор. — Как он себя вел? — Как и все мы, — Сапфир сверкнула глазами. — Был подавлен и надеялся, что Макий ошибся. Она считала, что я преувеличиваю и ищу то, чего нет. Мне и самой начало так казаться, когда Карлия вдруг заговорила: — Все переживали, но Нируин особенно. Он выглядел не просто подавленным, а по-настоящему несчастным и каким-то, — она сдвинула брови, — испуганным что ли. Мы пытались его успокоить, но делали только хуже. — Это ничего не доказывает, — отрезала Сапфир. — Не доказывает. Но он так сходил с ума, что не выдержал и уехал в Вайтран, чтобы хоть что-нибудь узнать об убийстве. А по дороге его убили самого. Думаешь, это совпадение? Мы замолчали: Карлия вопросительно, Сапфир негодующе, а я задумчиво. Узнать, был ли Нируин в Вайтране в день убийства Делвина и Векс тяжело, почти невозможно. Если опросить конюха, слуг и хозяйку таверны, случайных жителей, вспомнят ли они, что было десять дней назад? И даже Маллий Макий не поможет — Нируин никогда не сбывал у него товар. Я вцепилась в подлокотники. В памяти всплыла последняя встреча с медоваром: я просила у него денег, а он утверждал, что сделка с кем-то из моих ребят опустошила его карманы. Про деньги он соврал, но что, если остальное правда? — За день до убийства Делвина и Векс к Макию приезжал кто-то из наших. Макий не назвал имени, сказал «этот твой невысокий эльф» или как-то так. Это мог быть только Нируин. Не считая Карлии, он был единственным эльфом в Гильдии. Когда-то у нас состоял еще один босмер, но в прошлом году погиб. Помогал расчищать южные коридоры и плохо закрепил балку: она не выдержала и несчастный умер под завалом. Бриньольф открыл глаза и приподнялся на локте. — Не мог. Накануне он был в Гильдии и уехал около полуночи. — Тогда о ком говорил Макий? Я закусила губу. Похоже, медовар мне все-таки наврал. Вор поскреб щетину. — Рейвин. Я вскинула брови. Конечно! Как я могла забыть? Данмер, которого Бриньольф принял в Гильдию в мое отсутствие. Мы так толком и не познакомились: весь месяц Первого Зерна я провела в разъездах, а отправившись на кражу Матери Ночи, пропала совсем. Впрочем, я все-таки видела Рейвина — нас познакомил Нируин в день моего отъезда. Я попыталась вспомнить что-нибудь о данмере, но мысли то и дело возвращались к Нируину. Это был последний раз, когда я видела его живым. Нет. Нет, нет, нет. Лучше об этом не думать. — Разве он невысокий? — По сравнению с Макием — да, — Бриньольф пожал плечом и снова опустился на подушки. — Рейвин, — я пробовала имя на вкус, как это делал Цицерон. — Я видела его перед отъездом, мы обменялись парой фраз. Мне он не слишком понравился. — Почему? — Вел себя высокомерно. Правда, Нируин им восхищался. — Да, они явно сошлись, — подтвердила Карлия. — Я часто видела их вместе. Нируин? Сошелся? Я уперлась в подлокотники и сцепила пальцы в замок. Все время, что мы были знакомы, босмер оставался одиночкой. Наш брат вообще не рвется открывать друг другу душу, но Нируин особенно. Да и ответное дружелюбие он встречал нечасто: слишком многих отпугивали скрывающиеся за веселостью прямота и резкость. Слишком многих, но не Рейвина. — А что мы знаем об этом данмере? Бриньольф шумно выдохнул и потер веки. — Что знаем, — повторил он и начал вспоминать: — Жил на Солстхейме, работал на какую-то знатную семью: Серевин или Сервен, не помню. Выполнял для них грязную работенку: там надавить или подкупить, тут украсть или подставить, ну знаешь. Не жаловался, короче. Пока тип, на которого он работал, не захотел, чтобы Рейвин убил какого-то важного хрена. Рейвин отказался и за это чуть сам не протянул ноги. Пришлось бежать в Скайрим. Да и что на Солстхейме делать? Шахта закрыта, работы нет. Вор замолчал, и я была почти уверена, что он тоже подумал о Гловере, брате Делвина. Бретонец оставил воровскую жизнь и много лет работал на Солстхейме кузнецом. Где найти слова, чтобы написать, что его брат погиб? — А где был Рейвин, когда убили Делвина и Векс? — В Гильдии. Лечился. — Лечился? — Его конь сбросил. Испугался чего-то, не то зайца, не то лису, встал на дыбы. Рейвин не удержался, упал неудачно. Повредил колено и ребро. — Понятно, — проронила я и ощутила бледную тень разочарования. Какой соблазн обвинить новичка! До последнего не верить, что предатель — свой. Тот, кого знаешь не первый год, кому доверяешь, с кем напиваешься и к кому не боишься повернуться спиной. — Ты знала, что Синрик работал на Темное Братство? — спросил Бриньольф. Вопрос, прозвучавший так спокойно, на мгновение лишил дара речи. — А я считала, что из Темного Братства уходят только ногами вперед, — усмехнулась Сапфир. В отличие от вора она глядела прямо на меня. — Он не состоял в Братстве, а только на них работал, — в голосе Бриньольфа прорезалось раздражение. — Не понимаю, — Карлия не на шутку встревожилась, повернулась на табурете и подалась поближе к вору. — Думаешь, здесь замешано Братство? Бриньольф чуть приоткрыл веки. Я уже знала, что он скажет. — Спроси у Лоры. По спине побежали мурашки, а ноги похолодели, хотя я уже давно обулась в свои теплые гильдейские сапоги. Эльфийка нахмурилась и поглядела на меня через плечо. Сглотнув, я проговорила: — Поклянись, что сохранишь в секрете то, что здесь прозвучит. Я рассказала Карлии то же, что Бриньольфу и Сапфир: историю, которая отличалась от действительности всего одной деталью. Одной, но самой важной. В моем рассказе Слышащим был Цицерон. Ложь угнетала. Я чувствовала себя предательницей, но не могла открыть правду. Это подорвало бы и без того хрупкое доверие Хранителя, которое с таким трудом удалось завоевать. Но не это было основной причиной. Что бы сказали друзья, узнав, что Слышащая — я? Что поклялась до конца жизни приезжать в Братство и слушать Мать Ночи? Я не знала, чего ждать от Карлии. В Гильдии она была самой старшей. Годы не прибавили ей морщин, но я остро чувствовала разделяющий нас возраст. Карлия была умней, мудрей и опытней. Рассказывая, я ловила каждый ее взгляд, движение и эмоцию. Эльфийка ни разу не перебила, не задала ни одного вопроса, но язык тела был выразительней слов. Когда я рассказала о Мартине и таинственном заказе, Карлия округлила глаза и покачала головой. Узнав, что я согласилась, поджала губы и уставилась в пол. И сидела так больше десяти минут, пока я не дошла до погони под Фолкритом. Услышав, что Мать Ночи запретила Цицерону меня убивать, Карлия подняла взгляд и довольно долго всматривалась в мое лицо. Она была очень проницательной, поэтому я даже не пыталась врать, а выбирала формулировки, которые не были ложью, но и не говорили всей правды. Наверное, это помогло, потому что эльфийка ничем не показала сомнений. Когда я поведала о плане с подменой Матери Ночи, Карлия вздохнула и снова покачала головой. А узнав, что мы нашли не одну, а три данмерские мумии искренне удивилась. Эта часть истории была самой трудной. Я не знала, насколько трепетно эльфийка относится к традициям своего народа, поэтому очень осторожно рассказывала о схватке в гробнице. Карлия слушала. Удивление сменилось задумчивостью, сначала мрачной, потом — почти враждебной. С каждой минутой становилось все неуютней. Я опускала подробности, пока предложения не превратились в короткие, рубленые фразы. На том, как Бриньольф и Сапфир меня нашли, рассказ закончился. Тишина оглушила. Я чувствовала себя опустошенной и невероятно усталой. В горле пересохло. Закашлявшись, я потянулась за кружкой, как вдруг Карлия проронила: — Как ты могла? Я замерла. — О чем ты только думала? Эльфийка спрятала лицо в ладони, отрывисто вздохнула, а когда снова на меня посмотрела, в глазах читались боль и первые искры гнева. Мысли заметались. Неужели осквернение гробницы так ее задело? — Темное Братство! — она стиснула кулаки. — Во имя Ноктюрнал! Как ты могла согласиться? Я уже говорила, что не знала, на что соглашаюсь, но повторять это было глупо. Да, я обещала Мартину выполнить заказ, но никто не заставлял меня держать слово. Можно выкрутиться почти из любой переделки. При желании я нашла бы способ отказаться от опасной работы и сохранить честь Гильдии. Но желания не было. Правда в том, что мне хотелось украсть Мать Ночи. Хотелось, потому что я заскучала по риску и настоящим приключениям. — Двадцать тысяч… — начала я, уже понимая как жалко это звучит. — Двадцать тысяч! — Карлия вскочила так резко, что табурет с грохотом упал. — Так вот сколько стоят наши жизни? Слова резанули по сердцу. Ударили, словно вода, готовая прорвать плотину. Я вцепилась в ручки кресла, а Карлия нависла надо мной и не могла остановиться: слова слетали с ее губ, словно крошечные жала. — Мы сидим здесь как идиоты и гадаем, кто убил наших друзей! Ищем предателя среди своих, а в конце выясняется, что ты обворовала Темное Братство! И украла не ножик, не пару кошельков, не редкий яд! Мать Ночи! — Тише, детка, прошу тебя, — попытался успокоить Бриньольф, но Карлия не обратила на него ни малейшего внимания. — Более того! Ты шаталась по Скайриму, веселилась и воровала мумии и среди всех этих невероятно важных дел не нашла ни минуты, чтобы написать нам письмо! Короткую жалкую весточку! Мол, обокрала Темное Братство, берегитесь, вернусь нескоро! Она театрально всплеснула руками, но ирония тут же сменилась серьезностью, пугающей, почти убийственной. — Ты думала о последствиях? Хоть немного? Я так сжала подлокотники, что не чувствовала пальцев. Нужно было ответить, сказать хоть что-то, но язык как будто онемел. — Я знала, что ты сорвиголова, но считала, что здравого смысла в тебе больше, чем самолюбия и глупости. Видимо, я ошибалась. Карлия покачала головой — в который раз за час — отвернулась и, пнув табурет, ушла. Словно в кошмаре, жутком и нелепом, я смотрела, как медленно закрывается дверь. Упреки горели как клейма. Карлия сказала то, что в глубине души я знала и сама. Знала и боялась признаться. Когда Цицерон меня поймал, я переживала лишь о двух вещах: утраченной свободе и раненом самолюбии. Мне выпадала не одна возможность отправить в Гильдию весточку, но это значило признать провал. Я оттягивала признание и не подозревала, что пара строчек может спасти жизнь. Не Делвину и Векс — даже сейчас я сознавала, что получить письмо они бы не успели — но Нируину. Тихий шорох: Сапфир переступила с ноги на ногу. Она по-прежнему стояла у полок с коллекцией краденых вещиц и обнимала себя за плечи. Я ожидала насмешки или вызова, но в единственном ответном взгляде читалась лишь усталость и бледная тень сочувствия. — Лора? — тихо окликнул Бриньольф. Я не заметила, когда он поднялся с подушек. Волосы взъерошены, на лице тревога и смятение. Он сам подвел меня к этому разговору, но даже не подозревал, как разозлится Карлия. — Можешь кое-что сделать? — спросила я так же тихо. — Конечно. Он шагнул ближе, и я ощутила на плече его большую теплую ладонь. — Назначь мне вечером встречу с Мавен.