Воруй. Убивай. Люби.

Телега налетела на очередную выбоину и подпрыгнула так резко, что я вырвалась из липкой дремы. Моросил дождь. Крошечные капли холодили кожу и оседали на ресницах. Проморгавшись, я приподняла голову и поглядела на убегающую вдаль дорогу, пытаясь понять, где мы. Давно рассвело, но небо заволокли тяжелые хмурые тучи, и казалось, будто приближается ночь. Над трактом высились могучие сосны с изогнутыми узловатыми корнями, которые цеплялись за землю, словно когти. Тут и там выступали растрескавшиеся от времени, покрытые бледно-зеленым лишайником камни. Где-то шумела река. Кажется, слева. «Значит, мы еще не проехали Ривервуд», — подумала я и, приподнявшись на локте, посмотрела на Бриньольфа. Он сгорбился на облучке и низко натянул капюшон, пытаясь спрятаться от мерзкой мороси. Мы ехали уже часов семь, не меньше, и ни разу не остановились. Бриньольф должен был меня разбудить, чтобы я его сменила. Но вор не спешил. Возможно, жалел меня, но вероятней оттягивал минуту, когда придется поменяться местами и перелезть в повозку. Мы возвращались в Рифтен, но везли не награбленное добро. Не позолоченные вазы, гобелены и ковры, не редкие алхимические компоненты и зелья, не шелк и даже не роскошные меха. Мы везли тела наших самых близких друзей. Укрытые шкурами, они лежали у правого бортика. У левого ютились мы с Сапфир. Воровка была слишком слаба, чтобы сидеть на облучке, а лечь в кузове, рядом с телами, сперва отказалась. Я не могла ее винить. Оставить в Вайтране — тоже. Пришлось уговаривать: тихо и терпеливо. В конце концов Сапфир согласилась, но при условии, что кто-нибудь — я или Бриньольф — поедет с ней. Вор не слишком обрадовался, поэтому первой вызвалась я. Все это время Сапфир спала у самого бортика, а я лежала рядом, между ней и телами. Словно защищала от ужаса и смерти, которые они воплощали. Было так тесно, что мне приходилось прижиматься к ним спиной. Еще недавно это вызвало бы смятение, напряжение и даже страх, но я ничего не чувствовала. Что-то случилось со мной в Зале Мертвых. Разом отрубило все эмоции. О них остались лишь смутные воспоминания, и только мысли мелькали как раньше. Казалось даже, что утратив цвет, они стали яснее и четче. — Холодно, — чуть слышно прошептала Сапфир. Ночь была по-зимнему холодной, а утро выдалось промозглым. Пытаясь согреться, мы укрывались моей меховой накидкой. Когда я приподнялась, тепло начало ускользать. — Сейчас, — ответила я и громко позвала: — Брин! Вор вздрогнул и резко обернулся. Пальцы застыли на полдороге к поясу. Я нахмурилась. Бриньольф не из тех, кто чуть что хватается за меч. — Тебя сменить? Он опустил руку и покачал головой. В отросшей бороде блеснули капельки дождя. — Позже, — прохрипел вор и, заперхав в кулак, отвернулся. Несколько секунд я глядела ему в спину, потом легла и обняла Сапфир. Нордка поворочалась, зарываясь в накидку, и затихла. Я прислушивалась к ее дыханию, скрипу песка под колесами, звонкому чириканью птиц и не заметила, как провалилась в сон. Жуткий и странный, он больше напоминал горячечный бред. Несколько раз я приходила в сознание, но, засыпая, снова и снова оказывалась в Зале Мертвых. Два аккуратных камешка, каждый чуть больше монеты. Один — обсидиан, смолянисто-черный и блестящий. Свет факелов отражается в нем, словно в зеркале. Я даже вижу наши с Бриньольфом тени. Второй — агат, мутный и белоснежный. «Морозный камень», — судорожно подсказывает память. Именно так называют его норды. На гладкой поверхности засохшая кровь. Бордовые отпечатки пальцев, говорящие больше, чем хочется знать: камень не лез в глазницу и убийца вдавил его силой. Хотелось кричать. Во все горло, истошно и отчаянно. Чтобы не сойти с ума. Поэтому когда тишину разрезал вопль, на секунду почудилось, что кричу я. Но в следующий миг вопль сменился протяжным всхлипом, перемежавшимся невнятным бормотанием, и я узнала голос Сапфир. Она стояла в нескольких шагах от нас. Лицо искажала гримаса боли, взгляд метался от тела к телу, замирая на ужасной ране в животе Делвина, плечи тряслись от новых и новых рыданий. — Я же сказала ждать за дверью! — голос предательски сорвался. Сапфир не слышала. Она попятилась, пока не уперлась спиной в каменный стеллаж, вскрикнула и, захлебываясь слезами, начала медленно сползать на пол. — Злокрысье дерьмо! — выругалась я и повернулась к Бриньольфу. — Доставай ткань и веревки! Быстро! Вор вышел из оцепенения, резко кивнул и завозился с заплечным мешком. Я подошла к Сапфир и, подобрав накидку, опустилась на колени. — Лисбет… Она не откликнулась, даже не взглянула. Спрятала лицо в ладони и рыдала, покачиваясь из стороны в сторону. — Лис, — я осторожно прикоснулась к ее плечу. Воровка вздрогнула и отдернулась, словно от удара. — Это ты во всем виновата, — простонала она, заикаясь от слез. — Ты! Ты взяла этот проклятый заказ и связалась с убийцами… Слова должны были ранить, но я ничего не почувствовала. Только напряглась, что Сапфир сболтнет лишнего при волшебнике. Все это время он стоял в стороне, небрежно прислонившись к заваленному инструментами и свертками столу. Нюхал свой ароматический мешочек, привязанный к запястью, и не сводил с нас глаз. Будто наблюдал за представлением. — Пожалуйста, — я снова обратилась к Сапфир, но уже не касалась ее, — послушай меня. Мы уйдем отсюда и ты скажешь все, что обо мне думаешь. Но только не сейчас, — я выдержала секунду и добавила: — не здесь. Некоторое время воровка продолжала раскачиваться и громко всхлипывать. Потом остановилась и медленно подняла глаза, огромные, покрасневшие от слез. Поглядела на каменный постамент, где лежал Делвин. Так же медленно, судорожно перевела взгляд на Бриньольфа, разворачивающего на полу ткань. — Я не смогу, — прошептала она одними губами. Я нахмурилась, решив, что нордка отвечает на мою просьбу. Но через миг поняла: она имеет в виду другое. — Тебе и не нужно, — так же тихо ответила я. — Мы все сделаем. Воровка зажмурилась и, закрыв ладонями лицо, прерывисто вздохнула. — Давай, — я осмелилась взять ее за локоть. — Вставай, пойдем. Подождешь нас в коридоре. Сапфир не уступила, но руку не оттолкнула. Снова посмотрела на постамент. Губы задрожали. Я испугалась, что она опять заплачет, но воровка сжала зубы и медленно, позволяя мне помочь, поднялась на ноги. — Пойдем, — повторила я и повела ее в коридор. После ярко освещенной комнаты он казался очень темным. Не спасал даже факел в руках стражника. Тот невозмутимо стоял возле двери, ожидая распоряжений от мага. Мы прошли мимо и остановились недалеко от пустой погребальной ниши. — Подождешь здесь? — спросила я Сапфир. Воровка прислонилась к стене и, обхватив себя за плечи, сдавленно кивнула. Я заколебалась, не зная, верить или нет: ведь в прошлый раз она ослушалась. Впрочем, ничего другого все равно не оставалось и, словно в страшном сне, я вернулась в комнату. — С кого начнем? — тихо спросил Бриньольф. Он был таким бледным, что шрам на щеке выделялся сильнее обычного. — Векс, — прошептала я. Вор не ответил: подошел к постаменту и некоторое время молча смотрел на тело. Потом наклонился и, просунув руки под плечи и колени, осторожно приподнял. Но в следующую секунду замер и резко, со смесью бессилия и ужаса, выкрикнул: — Придержи голову! Она запрокинулась слишком сильно и из раны на шее потекло что-то темное и густое. Чувствуя, как в душе разрастается пустота, я обошла постамент и подхватила Векс под голову. Свалявшиеся, слипшиеся от крови волосы неприятно захрустели под пальцами. Я тяжело сглотнула и кивнула Бриньольфу: он поднял тело, и мы переложили его на расстеленную на полу ткань. Векс всегда была жилистой и крепкой, но завернутая в полотно казалась маленькой и хрупкой. Я завязала ткань: над головой и под ногами. Именно так делал Цицерон с мумией темной эльфийки в доме Хлаалу. Потом мы с Бриньольфом обернули тело выделанной кожей и стянули веревками. Вор перенес его на постамент, а я принялась расстилать на полу новый сверток. Он был длиннее прошлого, и магу пришлось посторониться. Несколько минут назад я с нездоровым, жгучим предвкушением ждала, что волшебник что-нибудь скажет. Любое замечание или упрек, за которые можно зацепиться и завязать перебранку. А сейчас мне было все равно. Не злило даже то, что он, отступив в сторону, продолжал откровенно на нас таращиться. Бриньольфу хватило бы физической силы, чтобы поднять Делвина, но я сомневалась, что хватит душевной. Живот бретонца был сплошной рваной раной. От одного взгляда пробирал озноб, а к горлу подступала тошнота. Прогнившие внутренности смердели и свисали наружу бесформенной темной грудой. Если бы Бриньольф поднял тело, то невольно коснулся бы их. Наверное, мы подумали об этом одновременно. Я заметила, как у вора судорожно сжались кулаки. Он застыл над телом, не в силах пошевелиться. — Я возьму за ноги, — проговорила я и шагнула к изножью. Бриньольф перевел на меня глаза. Зрачки расширились и снова сузились. Казалось, он хотел возразить, но не находил мужества. Во рту так пересохло, что болело горло. — Давай, — выдавила я и взяла Делвина за сапоги. Вздрогнула и едва не отпрянула. Тело пролежало слишком долго, и даже магия Фаренгара не спасла его от разложения. Сквозь тонкую кожу сапог я почувствовала неестественно мягкую плоть. В тот же миг Бриньольф подхватил Делвина под мышки и кивнул. Мне ничего не оставалось, как крепче сжать пальцы. Мы приподняли тело и медленно, без резких движений, перенесли на полотно. Начали заворачивать, делая вид, что не замечаем расплывающихся на ткани темных пятен. От них шла такая вонь, что к горлу подступала тошнота. Я старалась дышать неглубоко, но это особо не помогало. Хотелось одного: скорее отсюда убраться. Но я знала, что по-быстрому уйти не получится. Каким бы сильным ни был Бриньольф, он не мог унести два тела сразу, и нам предстояло вернуться. Вор начал с Делвина: бережно поднял и понес к двери. Я сняла со стены факел и собиралась шагнуть следом, как вдруг вмешался маг. — Похоже, я застрял здесь на всю ночь, — проворчал он мрачно и позвал: — Рунвид! Стражник вошел быстрей, чем отзвучало эхо. Фаренгар кивнул на тело Векс. — Унеси это отсюда. Встречный ветер дул в лицо, забирался под одежду и раздувал факел. Я с жадностью вдыхала морозную свежесть, но не могла избавиться от смрада. Казалось, вонью пропиталось все: накидка, платье и даже волосы. Словно не желая отпускать, Зал Мертвых отметил нас печатью смерти. Дорога извивалась между домами и плавно спускалась к главным городским воротам. Я освещала путь и почти бежала, пытаясь подстроиться под размашистый шаг Бриньольфа. Вор раскраснелся и отрывисто дышал, на лбу блестела испарина. Бессонные ночи вымотали норда, но он не жаловался и крепко держал свою страшную ношу. Рядом, мерно позвякивая кольчугой, шел стражник. Глядя, как он несет тело, я не могла избавиться от жестокой, полной безысходности мысли. Векс всегда была самой осторожной и ответственной в Гильдии и больше всех боялась попасть в руки стражникам. И вот это случилось, но совсем не так, как она предполагала. Неожиданно откуда-то сзади послышались шаги, гулкие и торопливые. Я обернулась, но увидела только едва поспевающую за нами Сапфир и неясный силуэт Фаренгара. В длинной черной робе он походил на тень из царства Ноктюрнал и почти сливался с ночным сумраком. Вдруг, словно в противовес, во мраке улицы мелькнуло светлое пятно. Засмотревшись, я чуть не споткнулась, а когда оглянулась снова, узнала Провентуса. Он шел к нам, и полы его длинного желтого плаща развевались на ветру как крылья. Я ожидала, что Авениччи догонит меня, но он поравнялся с магом и начал что-то тихо обсуждать. В душу закралось дурное, уже привычное за последние дни, предчувствие. Главные ворота охраняли стражники, и я вдруг засомневалась, что они нас выпустят. Но Провентус, не прерывая разговора, лишь махнул рукой, и ворота отворились. Вскоре мы оказались на конюшне, и стало не до подозрений. Сначала я помогала укладывать тела в повозку, потом уговаривала Сапфир ехать в кузове. Когда воровка наконец согласилась, Авениччи поймал мой взгляд и поманил к себе. Он стоял у покосившегося столба, на котором покачивались ржавый фонарь и вывеска с рисунком лошади. Мага не было. Я подошла и скрестила руки на груди. — Как ты? — спросил Провентус. Забота выглядела искренней. — Почему вы не сказали про… — я запнулась, и с ужасом поняла, что не могу спросить про камни в глазницах. Слова будто застряли в горле, и от попытки их произнести по телу разливался холод. Понимая, что выгляжу странно, я глубоко вздохнула и кое-как проговорила: — про то, как их убили. Имперец вытянул губы трубочкой и некоторое время молчал. — Хотел проверить, знала ли ты. Я приподняла голову и вскинула бровь. — То есть? Очередной порыв ветра толкнул меня в спину. Провентус вздохнул и откинул полу плаща. На поясе висела все та же кожаная сумка, к которой прибавился небольшой, но туго набитый кошель. Сразу захотелось его забрать: срезать и сунуть за пазуху. Я нахмурилась. В желании не было привычной страсти. Не влек звон септимов, не тянуло взвесить кошель на ладони. Я просто хотела его забрать. Авениччи расстегнул сумку и вытащил маленький, сложенный в несколько раз листок. Помедлил и протянул. Я взяла, не зная чего ожидать, и повернулась к свету фонаря. Бумага зашуршала под пальцами, взгляд побежал по строчкам: «Планы поменялись. Срочно нужна твоя помощь. Встретимся в Вайтране. Дом теплых ветров, Миддас, за час до полуночи». Я должна была удивиться или испугаться, но подумала только, что почерк и правда похож на мой. Даже слишком. Мой Тамриэлик угловатый и вычурный, словно Даэдрик. Не знаю, сложно ли его подделать: главное, кому-то удалось. — Я не писала этого. — Я и не думал так, — проговорил Провентус и прищурился, — до сегодняшней ночи. Собирался в Зал Мертвых и отыскал записку, чтобы тебе передать. Ее нашли у твоего бретонца. Отыскал и еще раз прочел. И тут меня осенило: ее написала ты. Он замолчал и стало слышно как вдалеке, над ночной равниной, завывает ветер. Когда-то давно Провентус учил нас с Адрианной истории Скайрима. От Ночи слез и образования Первой Империи нордов до Великого Обвала и отделения Предела. Как и всякий имперец, Авениччи был великолепным рассказчиком. Его истории отпечатывались в памяти и волновали сердце. А еще он был хорошим учителем и постоянно проверял наши знания, заставляя исписывать страницу за страницей. С тех пор изменилась вся моя жизнь, но не почерк. — Нет, — ответила я. — Кто-то подделал ее и заманил моих друзей в ловушку. Провентус поджал губы и довольно долго смотрел на меня, словно обдумывал, верить или нет. — Послушай, Лора, — сказал он наконец, и тон мне не понравился, — я не знаю, с кем ты связалась и кого разозлила. Мне все это очень — слышишь? — очень не нравится. Но я не стану читать нравоучения. Если ты путаешься с жуликами или, не дай Акатош, воруешь сама — я, так и быть, закрою на это глаза. Ты уже взрослая и разберешься сама. Но даже у моего терпения есть рамки. Если выяснится, что ты или твои друзья причастны к этому убийству, я немедленно сообщу страже. Язык прилип к горлу. Осознанно или нет, Авениччи провел черту. Тонкую грань дозволенного. Нет, он не одобрил мое ремесло, но дал понять, что готов смотреть на него сквозь пальцы. И только в одном случае я потеряю его расположение раз и навсегда: пролив кровь. — Можете не беспокоить стражу, — выдавила я. — Мы не убийцы. Провентус задумчиво кивнул. — Фаренгар тоже так считает. — Фаренгар? — Он следил за вами в Зале Мертвых. Я хотел сам, но побоялся, что не смогу быть беспристрастным. Я сдвинула брови. Вот почему волшебник так на нас пялился. — И что он сказал? Провентус снова поджал губы. Потом вздохнул и ответил: — Что потрясение было искренним. Навалилась усталость. Словно меховая накидка потяжелела и начала тянуть к земле. Я опустила голову и поняла, что все еще сжимаю записку. — Можно ее забрать? Имперец колебался лишь мгновение. — Да. Сложив листок, я спрятала его под отворот рукава и подняла глаза. — Где остальные вещи? — Прости? — Мои друзья. Даже если они приехали налегке, у них были сумки и оружие. Не говоря про деньги. Провентус потер переносицу и бросил на меня почти виноватый взгляд. — Боюсь, что деньги, как и вещи, разошлись по рукам. Осталось только оружие — два кинжала и нож — но я не думал, что ты захочешь их забрать. — Хочу. Сохраните их. — Хорошо, — имперец и не думал спорить. — Значит, убийство не случайное? Глупо отрицать очевидное. — Нет. Авениччи не сводил с меня глаз, и я не могла понять, о чем он думает. — Кому ты переступила дорогу? Я вздохнула. — Не знаю. — Лора. — Правда. Он покачал головой, и свет фонаря сверкнул на лысине. — То, как убили моего друга… — голос снова подвел. Запинаясь и судорожно подбирая слова, я прошептала: — я о том, что сделали с глазами… Что это может значить? Провентус поморщился и переступил с ноги на ногу. — Я думал, ты мне скажешь, — он усмехнулся и снова стал серьезным. — Фаренгар считает, это часть какого-то некромантского ритуала. Он пытался разузнать, но не преуспел. С этими драконами и так хватает забот. — Понятно, — я кивнула и краем глаза заметила движение: Бриньольф залез на облучок и подобрал вожжи. Авениччи проследил мой взгляд и что-то в его лице едва уловимо изменилось. — Подумай над моим предложением, — проговорил он тихо. — Быть моим писарем не слишком интересно, но это честная, достойная работа. — Спасибо, Провентус. Вы и так сделали для меня больше, чем я смела просить. — Это означает нет? — Боюсь, что так. Он не ответил, а я пошла к телеге, пытаясь вспомнить хоть одного некроманта, которому испортила жизнь. Когда начался ливень, мы проехали Айварстед и до Рифтена оставалось не больше пяти часов. Сильнее всего на свете хотелось оказаться под сводами Гильдии, но дождь разошелся не на шутку. Словно кто-то из Принцев Даэдра порвал небо, открывая врата в Нирн. Мы нашли укрытие под выступом в скале и долго не могли развести костер. Его попросту не из чего было разжечь. Когда дождь слегка поутих, я собрала отсыревший хворост, а Бриньольф ободрал ближайшие березы и принес сухой бересты. После нескольких тщетных попыток пламя наконец занялось, а через четверть часа мы уже грелись у костра. Стемнело, а дождь так и не прекратился. Мы доели хлеб и вяленое мясо, которые взяли в дорогу в таверне. Потом наломали лапника и, бросив у огня, застелили плащом. Первыми спали Бриньольф и Сапфир, а я сидела рядом и, вглядываясь во мрак, караулила их сон. Мы расположились слишком близко к тракту: костер мог привлечь не только случайного путника, но и разбойников. Хотя Гильдия Воров контролировала Рифт от Истмарка до гор Джерол, на границах то и дело проливалась кровь. Далеко не всегда причиной были деньги. Вампиры выходили на охоту, солдаты Талмора ловили ярых приверженцев Талоса, а Братья Бури нападали на имперских легионеров и простых путников, не щадя никого, кто отличался расой или верой. И хотя в такую погоду вряд ли кто-то искал жертву, я пристально всматривалась во тьму и вслушивалась в шум дождя. Талморцы, мятежники и упыри — совсем не их следовало опасаться. Возможно, по нашим следам уже шел убийца Делвина и Векс. После полуночи меня сменила Сапфир, а я заняла ее место рядом с Бриньольфом. Вор притянул меня к себе и обнял, пытаясь сохранить тепло. Я не заметила, как провалилась в забытье, а проснулась оттого, что кто-то тряс за плечо. Рука рванулась к висящему на поясе кинжалу, но никто не пытался меня убить. Надо мной навис встревоженный Бриньольф, а рядом сидела хмурая и бледная как полотно Сапфир. Они сказали, я металась во сне и что-то бормотала. До рассвета это повторилось еще два раза. Меня мучили кошмары. Снова и снова я оказывалась в Зале Мертвых, бежала по темным катакомбам, пытаясь спастись от убийцы. Каждый раз он догонял меня и перед смертью я видела его лицо, всегда разное: голубоглазого норда со свирепым оскалом, смуглой имперки с ледяным взглядом и старого хладнокровного данмера. Затуманенное сознание делало их до боли реальными. Такие сны напоминали горячечный бред и приходили не впервые. Сбежав от разбойников, я долго залечивала раны: не только физические, но и душевные. Почти полгода меня терзали кошмары. Совсем другие, но главное не изменилось: ощущение полной беспомощности. Утром дождь перестал, и мы сразу продолжили путь. Дорогу размыло, и чтобы повозка не завязла, я то и дело подгоняла лошадей. Они шлепали по раскисшей земле и из-под копыт во все стороны летела грязь. Вскоре тракт свернул в густой холмистый лес. Раскидистые узловатые сосны редели, сменяясь стройными высокими березами. Пахло сыростью и прелой прошлогодней листвой. Я погрузилась в мысли и не заметила, как вдалеке показалась телега. Запряженная парой гнедых, она неслась так быстро, словно возница удирал от тролля. Тракт был достаточно широким, чтобы мы разъехались, и все-таки я придержала коней. В кузове беспокойно зашевелились Сапфир и Бриньольф. Сейчас нам меньше всего хотелось неприятностей. Но телега пронеслась мимо, а в вознице я узнала Сигара, одного из рифтенских извозчиков. Он вез куда-то двух путников и, видимо, торопился успеть до дождя. Гуляющие по небу темно-синие тучи грозили в любую минуту разразиться новым ливнем. Воздав молитву Ноктюрнал, я подстегнула лошадей, но не прошло и получаса, как впереди раздался стук копыт. За холмом я увидела четырех всадников в броне стражи Рифта. Заметив нашу повозку, они переглянулись и пустили коней шагом. Ехавший впереди стражник поймал мой взгляд и вскинул руку, приказывая остановиться. Вот дерьмо! Я сжала зубы и выдавила приветливую улыбку. Издав протяжный скрип, повозка встала. С нарочитой неспешностью подъехали стражники. — Куда это мы направляемся? — поинтересовался тот, что велел остановиться. Наверное, главный. У него оказался низкий зычный голос, и от прозвучавших в нем ноток по спине побежали мурашки. Стражники не заметили Бриньольфа и Сапфир, а что лучше одинокой путницы на безлюдном тракте? — В Рифтен. Главный намотал поводья на кулак и как бы невзначай заметил: — На дорогах-то нынче опасно, тем паче имперской девке. Не боишься? В прорези забрала блеснули глаза: холодные и темные, как плывущие над нами тучи. — Пчел бояться, меда не пить, — откликнулась я. — Да и чего бояться, раз вы начеку? Среди стражников пронесся дружный смешок. Главный хотел что-то сказать, но вдруг замер и уставился мне за спину. — А ну слазьте с телеги! — рявкнул он и я невольно вздрогнула. В повозке стоял мрачный Бриньольф, а из-за бортика испуганно выглядывала Сапфир. Конечно, они совсем не походили на мирных селян, но и на отъявленных бандитов не тянули. Похоже, стражника крайне раздосадовала собственная неосторожность. — В чем дело? — спросила я как можно спокойней. Он полоснул меня взглядом. — Приказ ярла! Ловим мятежников! Ну-ну. В Рифтене каждая крыса знает, что Лайла на стороне Ульфрика. Слишком боится Империи, чтобы поддержать открыто, но и не мешает. Все эти дозоры, прочесывающие Рифт — дешевый балаган. Никто не выслеживает Братьев Бури. Стража шатается по холду без дела и со скуки цепляется к мирным жителям. — Мы не мятежники. Я… — Хватит болтать! — гаркнул главный. — Слезай с телеги! Все слезайте! — Но… — Ты на ухо туговата? Так я по-другому втолкую. Он положил ладонь на рукоять меча. Скверно, очень скверно. Я сжала зубы и медленно, придерживая накидку, чтобы не обнажился висящий на поясе кинжал, спустилась. Ноги завязли в грязи, и я почувствовала, как в сапоги просачивается ледяная вода. Следом, перебравшись через бортик, слезли друзья. Я обменялась с Бриньольфом взглядом и едва заметно подмигнула. У нас было много условных знаков, и этот означал «подыгрывай» — я еще надеялась уладить дело мирно. Вор сдвинул брови и отвел глаза: похоже, он не слишком в это верил. — Девки встали вон туда, к камню, — скомандовал главный и указал на большой придорожный валун. Дождался, пока мы выполним приказ и посмотрел на Бриньольфа: — А ты стой, где стоишь. Торвид, забери у него меч. Последнее предназначалось одному из стражников. Тот неохотно слез с коня и, шлепая по грязи, направился к вору. — Хед, — продолжал главный, — обыщи телегу. Казалось, вокруг шеи затягивается удавка. Сапфир сильнее побледнела, а Бриньольф замер, словно змея перед броском. Он никогда не лез в бой первым, но последние события оставили отпечаток, и я опасалась, что вор сорвется. — Давай меч, — потребовал стражник, которого звали Торвид. Сбитый и широкоплечий, он выглядел крайне внушительно, но Бриньольф не уступал, даже превосходил в росте и стражника это явно нервировало. — Ну? — он начал раздражаться. Вор колебался, и я могла его понять: осыпая ночной ливень проклятьями, Хед пробирался к телеге. Качнув головой, словно что-то отвергая, Бриньольф вытащил из ножен клинок и протянул рукоятью вперед. На лезвии блеснуло пробивающееся сквозь тяжелые тучи солнце. — Брось на землю. Похоже, стражник и вправду опасался Бриньольфа. Вор поглядел под ноги и поморщился. Меч булькнул в грязь. — А я тебя знаю, — вдруг заметил главный, перебирая пальцами поводья. — Все думаю: харя знакомая. Ты тот пройдоха из Рифтена, который торгует чудодейственными зельями. Я затаила дыхание, а Бриньольф словно вышел из оцепенения. Губы чуть заметно сжались, а в глазах заплескалась насмешка, тут же сменившаяся презрением. — Ну точно! — продолжал главный, чуть наклонившись в седле. — Друг мой лысину вылечить хотел. Купил у тебя какую-то бурду, выпил, и что? Пять дней не мог просраться! А плешь не то что не заросла, последние волосы от натуги повылезали! Над дорогой загремел дружный хохот стражников, но веселье длилось недолго. — Шоровы кости! Да здесь мертвецы! — раздалось из-за телеги. Я похолодела. Главный выпрямился в седле, и в наступившей тишине тихонько звякнула кольчуга. — Что ты несешь, Хед? Какие мертвецы? — крикнул он, но потеха в голосе была притворной. Холодные глаза неотрывно наблюдали за Бриньольфом. — Марой клянусь! — из-за повозки показался стражник. — Два мертвеца, завернутые в шкуры! Вонь такая, что глаза слезятся! Одно мгновение и из путников, над которыми можно вволю позабавиться, мы превратились в опасных бандитов. Торвид обнажил меч и направил на Бриньольфа. Остальные смотрели так, словно мы вот-вот обернемся волками. — О, вы наконец-то готовы слушать! — воскликнула я и скрестила руки на груди. — Я Лора Имиральд, тан ярла Рифтена, а это — мои люди: оценщица драгоценных камней, — я кивнула на Сапфир и перевела взгляд на Бриньольфа, — наш охранник. Еще двое лежат в телеге. Совсем недавно они были живы и защищали нас по пути в Маркарт, где я покупала бриллианты для последнего заказа. Мавен Черный Вереск — слыхали о такой? — заказала серьги на совершеннолетие дочери. Стражники слушали и поочередно косились на главного, но он не сводил с меня глаз. Любимая игра давалась как никогда тяжело. Чтобы ложь убедила других, я должна была поверить сама. Прожить и прочувствовать. Но сейчас меня пронизывала пустота и единственной эмоцией, способной ее заполнить, был страх. Я ощутила его всем телом и попыталась превратить в злость. — На обратном пути на нас напали разбойники. Украли бриллианты и убили моих людей. Что я должна была сделать? Бросить тела на дороге? Мы взяли их с собой и из-за этих скамповых дождей едем в Рифтен уже три дня! И вот когда до города рукой подать, нас останавливаете вы и устраиваете этот дешевый балаган! Я перевела дыхание и, сделав вид, что стараюсь совладать с собой, закончила: — Отпустите нас и я ничего не скажу ярлу. Даю слово. Главный ухмыльнулся и медленно оглядел меня с головы до ног. — Значит, Лора Имиральд? Он рассмеялся, а я поджала губы. Путешествовать в платье не слишком удобно и мне пришлось переодеться: в рубаху Цицерона и вытянутые штаны. Неудивительно, что стражник не спешил мне верить. — Эта баба хороша как кружка пива с похмела, а ты просто жалкая замухрышка. Ну отлично. — Я оделась так, чтобы на нас больше не напали, — откликнулась я и усмехнулась: — но явно просчиталась. Главный покачал головой. — Расскажешь свои небылицы в Рифтене. Торвид, Хед, свяжите их. Сердце упало. Разойтись миром не вышло. Что ж, я сделала все, что могла, и в любой другой день даже позволила бы себя схватить. Было бы забавно поучаствовать в этом спектакле и примерить образ мученицы. В городе меня многие любят и крайне огорчатся, узнав, в какую переделку я попала. Проблема в том, что взглянув на тела, никто не поверит в историю с разбойниками и выкрутиться будет очень сложно. Конечно, можно убежать. Мы знали этот лес как пазы на своих отмычках и сумели бы скрыться. Вот только ни за какие сокровища мира я не бросила бы Делвина и Векс. Это означало снова их подвести, в самый последний раз. Впрочем, бежать все равно нет смысла: Бриньольфа узнали, а я сама себя раскрыла. Теперь расклад предельно прост: либо стражники нас схватят, либо мы их убьем. Главный вытащил из седельной сумки веревку и кинул Торвиду. Он поймал и ткнул Бриньольфа в плечо острием клинка. — Повернись. Вор не шелохнулся. На долю секунды показалось, что он сорвется: выбьет у стражника меч или устроит что-нибудь еще. — Давай-давай, без глупостей. На этот раз острие ударило сильней. Бриньольф облизал губы и посмотрел на меня. Взгляд был тяжелым, почти диким. Я кивнула — так, будто просила его подчиниться — и как бы невзначай почесала левую бровь: это означало «готовься». Вор опустил глаза и неохотно повернулся, сложив руки за спиной. Я всегда думала, что нас поймают за кражу или подделку, в крайнем случае — подлог, но никак не за убийство. Удача ускользнула в самый неподходящий час, но настоящий мошенник никогда не играет честно, и время разыграть припрятанный козырь. Когда я, Карлия и Бриньольф стали Соловьями и поклялись вечно служить Ноктюрнал, она щедро нас одарила. Не золотом, шелками или изумрудами, а властью над тенями: тремя талантами, которые мы разделили сами. Бриньольф был сильнее и меньше нуждался в тайном оружии, поэтому выбрал самую безвредную способность: в лунную ночь или в полутемной комнате он мог стать совершенно невидимым. Карлия отменно стреляла из лука, но в ближнем бою была слабей и, не раздумывая, приняла второй талант. Тень в ее руках кружилась в смертоносном вихре и, проникая в сердце врагу, причиняла нестерпимую боль. Иногда я жалела, что упустила это оружие: оно бы пригодилось много раз и в роковую минуту позволило сбежать от Цицерона. И все же я выбрала единственно верный вариант. Дар Ноктюрнал поборол мой главный страх: снова очутиться в плену у какой-нибудь шайки. Испив из Черного Озера, я научилась пробуждать в людях самую черную тьму и отравлять сознание. Верные союзники, близкие друзья и даже любовники вмиг становились злейшими врагами и пытались друг друга убить. Слишком грозная сила, и я использовала ее крайне редко, но сейчас был тот самый случай. Вот только вдруг появились сомнения. А не забрала ли Ноктюрнал свой дар? Ведь я ее больше не чувствую. Что если Ситис присвоил право на мою душу? Я глубоко вздохнула. Есть только один способ проверить. Сжимая в кулаке веревку, к нам с Сапфир шел Хед. Прикрыв веки, я потянулась к его сознанию, пытаясь отыскать самые темные мысли и желания. Разгадать их было невозможно, только почувствовать: словно опухоль под кожей или гниль на спелом яблоке. Казалось, по венам заструилась ледяная вода. Тьма из Черного Озера пробудилась, проросла во мне, словно тонкое раскидистое дерево. Сотни невидимых ветвей метнулись к жертве и оплели. В этот миг я сама стала тьмой и могла ощутить ее в стражнике. Липкая, вязкая, она сгустилась у самой поверхности его души. Достаточно лишь надавить… — Стойте. Видение рассыпалось, разлетелось стаей потревоженного воронья, и меня мгновенно вернуло в тело. Заныли на руке царапины, снова захлюпало в сапогах, а дневной свет вдруг показался болезненно ярким и я прищурилась. Все смотрели на стражника, до этой минуты безучастно наблюдавшего за представлением. У него была перевязана правая рука, и я решила, что именно поэтому главный не отдает ему приказов. — Думаю, это и правда тан Имиральд, — сказал он. Я моргнула. Голос был смутно знакомым и тут же захотелось увидеть скрывающееся под шлемом лицо. — Да ты погляди на нее, — откликнулся главный после секундного замешательства. — Оборванцы на рынке и то краше. Хед презрительно фыркнул и грубо схватил меня за руки, собираясь связать. — Осенью я защищал тана в такой же поездке, — как ни в чем не бывало продолжал стражник, — Имиральд часто сидела с нами у костра, я хорошо ее запомнил. Для поддержания легенды я несколько раз в год покупала драгоценные камни у порядочных людей. В таких путешествиях меня сопровождала стража — как тан ярла я имела на это право и старалась извлечь всю возможную выгоду. Двойная жизнь делала меня уязвимой, поэтому мой образ — поведение, манеры и привычки — подчинялись единственной цели. Мысль о том, что Лора Имиральд и глава Гильдии Воров — одно лицо, должна была вызвать у стражников смех или как минимум недоумение. Я делала вид, что ничего не понимаю в драгоценных камнях и совершенно не умею торговаться, позволяя купцам и лавочникам нагло себя обворовывать. Носила платья таких кричащих расцветок, что никакая тень не сумела бы спрятать. Держалась, как благородная леди, не привыкшая к грубым выражениям и крепким словцам, но лишенная заносчивости и гордыни. Желая завоевать расположение, я приходила к общему костру и делила со стражниками еду, слушала их байки и непристойные песни. Давала лишний раз отдохнуть и щедро платила, хотя по долгу службы они охраняли меня совершенно бесплатно. Не скажу, что мне нравились эти поездки, но они были важной частью моей фальшивой жизни. Я надеялась, что рано или поздно они сыграют мне на руку и, кажется, это наконец-то случилось. В наступившей тишине оглушительно громко прогудел шмель. Главный смачно харкнул и, приподняв забрало, сплюнул на дорогу. — Ручаешься? — процедил он, и я не без удовольствия отметила, как разозлил его этот неожиданный поворот. — Ручаюсь, — откликнулся стражник и посмотрел на меня. Казалось, его взгляд, спокойный и уверенный, обладал почти физической силой. Всего мгновение, и чаша незримых весов склонилась в нашу сторону. Я вырвалась из ослабевшей хватки Хеда и выдохнула: — Спасибо. Наш спаситель приложил здоровую руку к груди и чуть поклонился. В седле это выглядело особенно забавно. — Вы не представляете, — продолжала я, — чего мы натерпелись за последние дни… — Вас ранили? Сама не сознавая, я потерла висок в том месте, куда меня ударил Цицерон. Там проступал тонкий, почти неощутимый рубец. — Я вовремя выпила зелье. Стражник задумчиво кивнул. — Слава Цуну. Остальные молчали и мрачно переглядывались. Происходящее им явно не нравилось, но никто не осмелился возразить. Я поняла, что неправильно оценила, кто на самом деле главный и что, возможно, в этот самый миг делилась власть. — Не стоило наемников брать, — заметил наш спаситель. — У них одна честь — монета, и школы никакой. Мечом махать и жизнь защищать — не одно и то же. Он поскреб шею и, не дожидаясь ответа, добавил: — Вот что! Забирайтесь в телегу. Мы проводим вас до города. Стражника звали Варг. Он охранял меня в двух или трех последних поездках. Русоволосый норд с очень светлыми глазами, один из самых спокойных и рассудительных людей, которых я встречала. Но в случае опасности он менялся до неузнаваемости, будто в него вселялся зверь. Однажды по пути в Фолкрит, у подножия Джерол, на нас напал саблезуб: выскочил из подлеска и бросился на лошадь. Это случилось так неожиданно, что в первую минуту все опешили и не знали, что делать. Все, кроме Варга. Спрыгнув с коня, он вытащил секиру и, подбежав к саблезубу, нанес удар такой нечеловеческой силы, что переломил ему хребет. Я передернула плечами. Нужно будет отблагодарить стражника: сотней–другой септимов или замолвить словечко ярлу. Потребовалось все красноречие и изворотливость, чтобы отговорить Варга сопровождать нас до Рифтена. Не знаю, что его убедило: разумный довод, что до города рукой подать и с нами ничего не случится, или настойчивые заверения, что я не держу на его товарищей зла. В конце концов мы отделались от стражников и продолжили путь, но победе никто не радовался. Сапфир совсем замкнулась и перестала отвечать на вопросы, а Бриньольф еле сдерживал злость. Он не стал возвращаться в кузов и остаток дороги провел со мной на облучке, старательно очищая меч от грязи. Когда я осторожно позвала его по имени, вор на мгновение замер, крепко сжав в руке заляпанный платок. Отрывисто вздохнул и выдавил: — Ты доиграешься, Лора. Этот разговор повторялся много раз. Бриньольф считал, что двойная жизнь — роскошь, опасная забава, которая рано или поздно меня погубит. Когда я замечала, что сам он не боится искушать судьбу и не бросает лавку, более того — открыто дурит народ — вор возражал, что мелкий жуликоватый торговец и тан ярла — не одно и то же. По мнению Бриньольфа, служба Лайле чересчур привлекала ко мне внимание. «Один промах, детка, — говаривал он, стуча указательным пальцем по столу, — и вся твоя легенда рассыпется, как карточный домик». Конечно, в его словах был здравый смысл, но должность тана приносила слишком много пользы, чтобы от нее отказаться. Я клятвенно обещала, что в один прекрасный день залягу на дно, но время шло и ничего не менялось. Если мы снова поднимем эту тему, то непременно поссоримся, поэтому я промолчала. Когда далеко впереди темным пятном замаячили стены Рифтена, мы свернули с тракта и некоторое время тряслись по каменистой поляне. От каждого особенно сильного толчка в затылке разливалась боль, но не такая мучительная, как раньше. Сейчас, когда до Рифтена осталось совсем немного, я чувствовала себя лучше. Этот город, пропахший рыбой и дегтем, был моим убежищем: местом, которое я, не кривя душой, называла домом. С тех пор как я уехала, минула всего пара недель, но чудилось, будто пролетела вечность. Прошлая жизнь казалась сном, посмертным слепком на задворках памяти. Но едва взглянув на серебристый силуэт Рифтена, я словно ощутила под ногами опору. Пока в моем мире творился полный кавардак, в городе текла размеренная жизнь, простая и понятная, и при мысли об этом стало немного легче. — Как поступим? — спросил Бриньольф и в который раз оглянулся, проверяя нет ли за нами хвоста. Мы остановились у густой березовой рощи. В глубине находился тайный проход в Гильдию, но проехать к нему было невозможно. — Я приведу помощь. — Валяй, — тихо откликнулся Бриньольф. Я отдала ему поводья и поглядела в повозку. Сапфир сидела у самого бортика, прижав к груди колени и опустив голову. — Сапфир? Я была уверена, что воровка пойдет со мной, но она не отозвалась, даже не шелохнулась. Мы переглянулись с Бриньольфом. Он вздохнул и сделал знак: мол, иди, я за ней присмотрю. Меня не пришлось уговаривать. Меньше всего мне хотелось разбираться с Сапфир. Сняв накидку, я спустилась на поляну и скрылась в роще. Здесь пахло мокрой от дождя корой и сырой землей. Под ногами чавкало, а следы мгновенно наполнялись жидкой грязью. На березах зеленели почки и кое-где распустились первые крошечные листочки — единственное, что напоминало о весне. Небо было по-осеннему холодным, и даже солнечные лучи казались тусклыми и какими-то мутными. Посмотрев по сторонам, я нырнула в заросли багульника и сбежала по старым, заросшим желтым лишайником, ступеням. Внимательный путник заметил бы, что в середине они протерлись, словно по лестнице часто ходили. Спустившись, он бы увидел узкое подземелье, напоминающее коридор в гробнице. Но на месте двери была каменная стена, а рядом чернели остатки костра и валялась заплесневелая подстилка. Не слишком сообразительный путник решил бы, что здесь ночуют случайные бродяги или рифтенские попрошайки и, конечно, ошибся. Стена скрывала тайный проход в Гильдию Воров, а пустые бутылки, кочерыжки и рыбные кости мы разбросали сами и время от времени меняли на что-нибудь не менее живописное. А Рун и Гартар украсили стены непристойными надписями и картинками, главными героями которых выступали ярл Лайла, ее хускарл Унмид и Братья Бури. Присев у стены, я осторожно надавила на камень в предпоследнем ряду и, выждав несколько секунд, на соседний. Послышался короткий глухой щелчок. Отлично. Теперь нужно встать и нажать на самый маленький камень в середине. Вот так. Раздался еще один щелчок и с гулким скрежетом стена отъехала в сторону. Из темноты дохнуло холодом. Скользнув внутрь, я потянула за свисающую с потолка цепь, и стена снова сдвинулась с места. Бледный прямоугольник света на полу медленно превратился в тонкую полоску, а потом исчез и я очутилась в кромешной тьме. Неожиданно мной овладел настоящий животный страх. Я никогда не боялась темноты: она была мне другом, скрывала и спасала от опасности. Но сейчас будто ожил кошмар, терзающий меня две ночи подряд. Я снова оказалась в Зале Мертвых и пряталась в лабиринте катакомб от невидимого убийцы. Вот-вот послышится шорох — шаги по каменному полу — колыхнется воздух и острое лезвие вонзится в живот. Я прижалась спиной к холодной стене. Что за дерьмо? Даже после побега от разбойников со мной не случалось ничего подобного. Конечно, я боялась, что меня найдут и первое время вздрагивала даже от собственной тени, но ни разу не испытывала приступов ужаса. На лбу выступил пот. Я сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. Прошло минут пять, а то и все десять, прежде чем дыхание выровнялось, а сердце перестало бешено колотиться. Я выставила руку ладонью вверх, и на кончиках пальцев загорелись бледно-голубые искры. Маленький шарик взмыл ввысь и замер над головой. Слишком тусклый и мерцающий, и все же сияния хватало, чтобы осветить путь. Еще раз глубоко вздохнув, я пошла по коридору. Он был частью древних нордских катакомб под Рифтеном, которые мы расчистили два года назад. После смерти Фрея дела у Гильдии Воров пошли в гору. Наши ряды росли и вскоре в Крысиной норе стало тесно: тогда-то мы и принялись ее расширять. На это ушло почти два года — ничтожный срок для такого грандиозного замысла. Все потому что работой руководил Делвин. При мысли о нем внутри похолодело. Я сразу отогнала жуткие воспоминания. Большую часть молодости Делвин провел в двемерских руинах, охотясь за редкими сокровищами. Сперва искал лишь легкой наживы, но не заметил, как удивительная культура захватила с головой. Делвин крал, но не столько вещи, сколько знания. Как делать хитроумные ловушки и замки, прокладывать секретные ходы и ставить ложные двери. Многому научился сам. Например, укреплять стены и расчищать завалы, чтобы не случилось новых. Я замедлила шаг, рассматривая пол. Ага, вот. Если наступить на этот камень, сзади и спереди поднимутся стены, и ты окажешься в ловушке, открыть которую можно только снаружи. Не так уж и страшно, рано или поздно тебя найдут, но при мысли о тесном замкнутом пространстве стыла кровь. А если задеть вот эту нитку, в тебя вонзятся четыре крошечные стрелы. Интересно, Эрлан не забыл намазать их парализующим зельем? Проверять не хотелось. Я переступила через нить и ускорила шаг: больше никаких ловушек, за поворотом — вожделенная дверь. Интересно, кто сейчас в Гильдии? И как меня встретят? Но не успела я об этом подумать, как из-за поворота вылетела тень. Тело откликнулось быстрее, чем разум. Уворачиваясь, я бросилась в сторону и со всей силы врезалась в стену. Плечо пронзила ослепительная боль и в следующую секунду во мне не осталось ничего, кроме этой боли и безумного ужаса. Бежать! Бежать! Шарик погас. В полной темноте, не разбирая дороги, я метнулась к двери. Уже нащупала ручку, почувствовала ее металлический холод, когда кто-то схватил меня сзади и, обхватив за талию, оторвал от земли. Яростно сопротивляясь, я со всего размаха ударила каблуками назад, пытаясь попасть по коленям. Незнакомец выругался, хватка ослабла. Я вырвалась и бросилась вглубь коридора, но в тот же миг кто-то другой сбил меня с ног.