Воруй. Убивай. Люби.

Время остановилось. Мир поплыл, поблек и начал таять, а с ним и я. Мучительно долгий миг оборвался с ударом сердца, и реальность захлестнула. Собственное дыхание показалось оглушительным, тени почернели, а свет от факелов стал ярче. Цицерон медленно опустил клинок, блики скользнули по лезвию ослепительными искрами. Они еще мерцали перед глазами, когда я спросила: — Что ты сделала с нордом, который охранял вход? Астрид вздохнула, словно вопрос ее разочаровал. Оранжевые отсветы играли на белокурых волосах, сияли на нагрудных пряжках и заклепках. — Ничего страшного, скоро очнется. — Карлия, проверь. Зашуршали шаги. Астрид проводила эльфийку взглядом, снова посмотрела на меня: на этот раз с интересом. — А я тебя представляла иначе. — Что тебе нужно? Нордка вскинула подбородок, интерес сменился злобой. — Имя. — Чье? — Глупца, который осмелился украсть у Братства. По спине скатилась капля пота. Неужели Астрид знает? Неужели Цицерон соврал? — Что у вас украли? Нордка сверкнула глазами. — Главную ценность, — в тихом голосе звучала неприкрытая угроза. Собственное лицо напоминало маску. — Что именно? Хранитель вздрогнул, словно хотел обернуться, но передумал. Астрид обожгла его взглядом, снова посмотрела на меня. — Древний клинок. Я моргнула. — Клинок? Нордка кивнула и погладила рукоять в ножнах. — Вот этот. Я его вернула, но это неважно. Мне нужно имя. — Почему ты думаешь, что это кто-то из наших? Астрид скрестила руки на груди, полные губы изогнулись в усмешке. — Он сказал, — она кивнула на Макия. Имперец лежал на каменном полу у самого озера, всхлипывал и всем телом трясся. — Паршивый скумщик купил клинок у какого-то босмера из Гильдии. Снова почудилось будто время встало, а потом побежало, помчалось, разгоняя по венам кровь. Какой-то босмер. Нируин. — Положим, я назову имя. Что ты сделаешь? Астрид поджала губы. — Найду паскуду и заставлю извиниться. В глазах плескался ледяной огонь. Вновь послышались шаги, быстрые и тихие. В зал скользнула Карлия и остановилась невдалеке от Астрид, волосы разметались, грудь часто поднималась и опускалась. — Гартар, — выдохнула она, — жив, но в себя не приходит. — Тварь, — прошептал, почти прошипел Бриньольф и сорвался с места. Нет! Я перегородила дорогу, принимая удар на левое плечо. На мгновение вышибло дух, я услышала брань Бриньольфа, а потом по залу прокатился пронзительно громкий голос Цицерона: — Давайте не будем горячиться! Мы всегда успеем пустить кровь! Правда, верзила? Вор схватил меня за плечо: с силой, до боли. Словно Бриньольфа затягивало в пучину, а я была торчащей из воды корягой. — Слышащий защищает Астрид! Ну кто бы мог подумать? Я похолодела. На барную стойку, словно не держали ноги, навалилась Сапфир. В мутных глазах плескалась насмешка. Цицерон и правда заслонял Астрид, но рослая жилистая нордка не нуждалась в защите маленького имперца. Даже не достала клинок: прочно уперлась ногами в пол и сжала кулаки. 
Прищурилась, будто ослышалась. — Слышащий? Сапфир икнула и указала на Цицерона. Астрид засмеялась: смех был мягкий и мелодичный, но от всхлипов Макия, почему-то ставших громче, казался жутким. — Все верно, — Хранитель убрал клинок и повернулся к Астрид, голос звучал на удивление спокойно, — Я Цицерон, слуга Матери Ночи. Очень жаль, что мы встретились так. Он развел руками. Свет факелов окружал алую рубаху и рыжие волосы сияющим ореолом. Астрид перестала смеяться, но едкая улыбка по-прежнему кривила губы. — И я должна поверить? Хранитель чуть склонил голову. — Как здоровье Халлы? Мне это имя ничего не говорило, но с лица Астрид вмиг пропали следы веселья. Она разжала кулаки, но боевую стойку не сменила. Несколько долгих секунд разглядывала Цицерона. — Что ты здесь делаешь? — Это долгая история и я хотел бы рассказать ее с глазу на глаз. Астрид снова прищурилась, окинула нас взглядом и издала звук, похожий на смешок. — А я хочу получить ответ. И как можно быстрей. Хранитель переступил с ноги на ногу. Наверное, собирался возразить, но Астрид приказала: — Говори. — В последнем письме я просил прощения, что вынужден задержаться… — Я помню, — отрезала она, но Цицерон как будто не заметил. — Это произошло, — он повернулся вполоборота и кончик указательного пальца ткнул в мою сторону, — из-за нее. Грудь пронзила боль. За спиной раздался шорох. Не глядя, я схватила Бриньольфа за руку. — Я вез Мать Ночи в семью, но по пути у меня сломалась телега, — продолжал Хранитель. Я поймала взгляд Карлии и скользнувшее в нем сочувствие подействовало словно оплеуха. Данмерка коснулась груди. Сначала я подумала, что она видит меня насквозь, жалеет и тут же устыдилась собственной глупости. Карлия давала понять, что в любую минуту готова использовать дар Ноктюрнал и призвать тени. — Местный фермер отказался помочь, помогла проезжающая мимо девушка. Я чувствовал, с ней что-то не так, но и представить не мог, что она главная в Скайриме воровка. В голосе не было ехидства, ни капли злорадства, даже сожаления. Только едва заметная, почти неуловимая обреченность. Цицерон замолчал, глядя куда-то в пустоту, потом перевел глаза на Астрид и закончил: — Она сама призналась, что ей поручили украсть Мать Ночи. Я не поверила ушам. — Что? — Астрид перевела на меня пропитанный недоверием взгляд. Мысли рассыпались, словно по полу горох. Усилием воли я схватилась за одну и слова потекли: — Я встретилась с заказчиком две недели назад, раньше его не видела, сам на меня вышел. Сразу перешел к делу, рассказал про Темное Братство. Знал, что Цицерон привез Мать Ночи. Знал, когда он отправится в Фолкрит и где его перехватить. Я говорила, а Астрид менялась в лице. Оно словно разом осунулось, стало жестким, а к недоверию прибавилось едва заметное недоумение и уже знакомая злость. — Как он выглядел? Простой, понятный вопрос. — Имперец, на полголовы ниже тебя, блондин. Сколько лет — не знаю, может, тридцать, а может, и сорок. Одет был неброско, но дорого. На шее жуткий шрам. Астрид сдвинула брови. — Знаешь его? Она покачала головой, морщина на переносице стала глубже. — Почему ты не связалась со мной? — Не было времени, — я пожала плечами. Новая ложь обвивалась вокруг горла. — Тебя непросто найти, а я едва успевала догнать Цицерона. Астрид облизала губы, посмотрела на Хранителя. — Это не отвечает на вопрос, почему ты не приехал в Братство. — Из-за Матери Ночи, — он говорил так же ровно, но чудилось, будто слова даются с трудом. — Она молчала тринадцать лет и выбрала странный момент, чтобы заговорить. Он на мгновение умолк, избегая на кого-либо смотреть. — После рассказа Лоры я услышал голос. Это была Мать Ночи. Она сказала, кто-то хочет уничтожить Братство, велела выяснить кто и убить. Я поняла, что не дышу и судорожно вдохнула. — Ты? Слышащий? — Астрид выглядела так, будто очутилась в безумном сне. Цицерон чуть согнул и расслабил пальцы. — Да. Помедлив, достал из-за пазухи что-то маленькое — приглядевшись, я увидела сложенный в несколько раз лист бумаги — и протянул Астрид. — Что это? — Подарок от Матери. Астрид взяла его с таким видом, будто ожидала, что бумага вспыхнет или ударит молнией. Развернула — листов оказалось несколько — и принялась читать. Губы тут же изогнулись в ухмылке, чтобы в следующую секунду удивленно приоткрыться. Взгляд зацепился за какую-то строчку, потом за другую. — Не может быть, — проронила она и посмотрела на Цицерона. Впервые между ними проскользнуло что-то общее, какое-то понимание, другим недоступное. — Каждый месяц будут новые, — проговорил он еле слышно. Я закусила губу. Зашуршала бумага. Астрид сложила листы все так же осторожно, но теперь как будто боялась, что они рассыпятся. Расстегнула верхний ремешок на броне и спрятала в тайный карман. — Это все равно не объясняет, как ты тут очутился. И где пропадал две недели. — Я выполнял приказ Матери, Лора мне помогала. Несколько дней назад нас разыскали ее друзья, — он указал на Бриньольфа, затем на Сапфир, — и принесли плохие вести. — Делвина убили, — сказала я, наблюдая за Астрид. Глаза округлились, тут же сощурились. Убийца огляделась, словно надеялась найти на наших лицах следы насмешки или лжи. — Кто-то заманил его в ловушку, — продолжала я, — вспорол живот и вырезал глаза, а в глазницы вставил камушки, черный и белый. Астрид пронзила Цицерона взглядом. — Какого даэдра? Я не дала ответить. — А на днях убили Нируина. Он был единственным в Гильдии босмером. На минуту повисла тишина, а потом Астрид заполнила ее смехом. Его мягкая мелодичность совершенно не вязалась с ледяным оскалом. — Погоди-ка, — нордка замолчала, приложила к губам указательный палец. — Ты обвиняешь меня? Скрестила руки на груди. — Я убила твоего босмера, а потом приперлась требовать имя? Серьезно? А может быть, и Делвина убила я? — она сплюнула на пол. — Шорова срань! Вы все здесь спятили! — Спятили? — вмешался Бриньольф. Голос звенел от гнева. — Спятили?! Наши люди мрут как мухи, а все ниточки ведут к вашей кодле! Астрид изогнула бровь, провела языком по верхней губе. — Похоже, что вы сами облажались. Не пирожками торгуете, мало ли кто на вас зуб точит. — Знаешь, щелкуха, я всякого повидал. Спины перебитые, глотки порванные, отрубленные руки… А вот камни в глазницах — впервые. И не какие-нибудь, метки вашей Старухи! Лицо Бриньольфа налилось кровью. — За фуфелов нас держишь? Сколько вам отвалили за наши шкуры? Я сжала его запястье, но вор выдернул руку и огрызнулся: — Какого хера ты их защищаешь? Этот пройдоха совсем тебе голову заморочил? Вдох-выдох. — Я никого не защищаю. Я хочу, чтобы все увидели очевидное. Вор уставился на меня с высоты своего роста. — Увидели что? Стало слышно как из-под свода в озеро мерно капает вода, а потом послышался тихий голос Сапфир: — Что нас пытаются стравить. Макий захныкал, попытался отползти, не нашел опору и плюхнулся в озеро. Всплеск эхом пролетел под сводом. — Забери тебя Аркей, — процедил сквозь зубы Бриньольф и шагнул в воду. Схватил имперца за подмышки, выволок из озера и потащил к столу. Я пошла следом. Медовар извивался и так мучительно, отчаянно стонал, что по коже бежали мурашки. И как он провел Астрид в Крысиную нору? Наверняка убийца ему угрожала, била или выкручивала руки. А может, разок влепила пощечину, и этого хватило. Макий не отличался силой духа, да и синяков или пятен крови я не видела. Бриньольф попытался посадить медовара на стул, но имперец рухнул на пол, закрываясь руками от света. Тело сотрясала дрожь. Вор нагнулся, чтобы снова поднять Макия, но я попросила: — Погоди. Бриньольф вскинул брови. — Ты же видишь, он и пары слов связать не может. — И что ты предлагаешь? Я почесала кончик носа. — У нас ведь осталось немного Балморской сини? Вор на мгновение задумался. — Ты серьезно? Я пожала плечами. — Ты хотел его допросить? Это единственный способ. Можем подождать неделю, но ты и сам прекрасно знаешь, что без дозы он, скорее всего, загнется. — Я могу помочь, — предложила Астрид. Она сидела за тем же столом, куда Бриньольф пытался посадить Макия. Откинулась на спинку стула, сложив ладони на коленях, и не сводила с нас глаз. Казалось, даже не дышала. Не от волнения и уж, конечно, не от страха пропустить хоть слово. Ее неподвижность была неподвижностью кошки, спокойной, невозмутимой, но готовой в любую секунду сорваться с места. — Обойдемся, — огрызнулся Бриньольф и ушел за скумой. Когда он вернулся, мы с Цицероном приволокли мешки с мукой, на которых еще недавно спала Сапфир, и уложили на них медовара. От Макия смердело потом и рвотой, с грязных спутанных волос и с одежды струилась вода, на пол натекла целая лужа. Бриньольф схватил медовара за подбородок и силой открыл рот. Макий завопил, пытаясь вырваться, но вор лишь крепче сжал пальцы. Другой рукой опрокинул флакончик и несколько вязких синевато-серых капель упали имперцу на язык. Макий дернулся и замолчал, широко распахнулись глаза. Медленно обмяк, а потом подскочил и с неожиданной силой вцепился в пузырек. — Скотина! — воскликнул Бриньольф. Длинные ногти царапали ему кожу. Вор сдался, и Макий повалился на мешки с вожделенным флакончиком. — Брин! — упрекнула я. Тот ухмыльнулся и кивнул на имперца. Маллий припал губами к бутылочке, потряс, сунул в горлышко кончик языка, разочарованно взвыл и швырнул флакончик в сторону. Зазвенели осколки. Наверное, Бриньольф ожидал чего-то такого и поостерегся приносить целый пузырек. От большой дозы Макий отправился бы прямиком в Очаги Наслаждения Сангвина и мы бы не сумели выбить ни слова. — Будьте вы прокляты! — прошипел Маллий. Тело изогнула судорога, он снова застонал, на этот раз тише. Жадно втянул губами воздух, медленно обмяк и закрыл глаза. Бриньольф нагнулся и ударил медовара по щеке. — Добро пожаловать в серые пески Балморы! Макий вскрикнул, заслоняясь руками. — На меня смотри! — рявкнул вор. — Кто тебе продал клинок? — Клинок, — растягивая слово, повторил имперец, захныкал: — Сраный кинжал… Зачем, зачем я влез в эту сделку? Олух! Болван! Безмозглый тупица! — Отвечай на вопрос, — Бриньольф отвесил еще одну пощечину. На этот раз медовар не проронил ни слова, огляделся, но Астрид не увидел — я нарочно так встала. — Дурацкое имя! — неожиданно разозлился и тут же захныкал. — Не могу его вспомнить! Проклятый босмер! — Когда это было? — перебил вор. Макий зажмурился, словно вопрос был слишком сложным. Открыл глаза, покосился на меня, потом на Цицерона. — Не знаю, — выдохнул и принялся тереть веки. — Дней десять или около того. Тем утром знакомая с дружком приперлась и забрала все деньги. Пришлось тащиться в город и занимать, чтобы за кинжал расплатиться. Думал, не успею. Не так-то просто собрать столько, да еще и до заката. Бриньольф бросил на меня быстрый взгляд. Той же ночью убили Делвина и Векс, но совпадений и без того было слишком много. Полчаса назад Астрид поведала где и как исчез клинок. Не где-нибудь, а в вайтранском трактире. Убийца встречалась там с заказчиком, собиралась в дорогу, когда у дверей на нее налетел какой-то коротышка. Рассыпался в извинениях и предложил загладить вину кружкой медовухи. Астрид послала его в пекло и только в конюшне заметила пропажу клинка. Недомерок — нордка не скупилась на едкие слова — подменил кинжал. Она вернулась в таверну, но ловкача и след простыл. Хозяйка сказала, что маленький эльф снял комнату на неделю и наверняка придет. Астрид пошла на конюшню, но ни конюх, ни дозорные босмера не видели. Прочесала улицы и бандитские притоны, даже заглянула в бордель: эльф будто в Обливион провалился. Ей ничего не оставалось, как вернуться в трактир. Со слов Астрид, она пробралась в комнату и всю ночь поджидала воришку, но он так и не пришел. Стараясь не выдать волнения, я спросила: «Когда это случилось?» «Почти две недели назад, — ответила нордка, — Седьмого дня». Под сводами повисла гробовая тишина. Я решила, что Астрид издевается, смеется над нами, но в серых глазах читалось только раздражение. Когда я открыла, где и когда произошло убийство, в них вспыхнула ярость. Убийца сжала рукоять и несколько секунд молчала, буравя взглядом темноту. Согласилась, что нас хотят стравить, хотя, казалось, думала вовсе не об этом. На вопрос «Кто?» усмехнулась. Сказала, что еще недавно, не задумываясь, ответила бы: «Легион», но у Туллия хватает забот с драконами и Братьями Бури. Бриньольф сыпал и сыпал вопросами, а Астрид ловко уворачивалась. Рассказала только как вернула клинок. Знакомый коллекционер закинул удочку: разыскивает, мол, ритуальный кинжал конца Третьей эры. Клюнули многие торгаши, и убийца встретилась с каждым, пока не нашла нужного. Он оказался мелким барыгой из Картвастена, кинжал купил в Солитьюде. Так, звено за звеном, Астрид добралась до медовара. — Босмер сам пришел или вы договаривались? — спросил вор. Макий почти перестал дрожать, в уголках рта застыла улыбка. — Договорились, — ответил он тихо, — но не с ним, с твоим учеником. Бриньольф сдвинул брови. — Что ты мелешь? — Он сам сказал: новенький, ученик Бриньольфа… Вор поглядел на меня, и догадка поразила нас одновременно. — Это был данмер? — выпалила я. Рейвин Имиан. Эльф, которого Бриньольф в прошлом месяце привел в Гильдию. Эльф, который так легко сдружился с Нируином. Эльф, о котором ничего не слышно уже целую неделю. — Нет, — медовар поморщился. — Норд. Я посмотрела на Бриньольфа в надежде, что он хоть что-то понимает, как вдруг вмешалась Астрид: — Паршивый скумщик ничего не говорил про норда. Макий распахнул глаза, зашарил взглядом. — Но ты же спрашивала, кто купил клинок… — Как он выглядел? — перебила я и нависла над медоваром. — Кто? Маллий снова вжался в мешок. — Норд. — Не знаю! — в голосе опять звучали жалобливые нотки. — Обычный норд! Здоровый, бородатый и вонючий! — Как вы познакомились? — На медоварне! — Когда? Он поморщился, словно глотнул уксуса, обхватил себя за плечи. — В начале прошлого месяца. Притащился под вечер, тип этот, сказал из Гильдии, новенький. Мол, Бриньольф его привел, учит что да как, где товар сбывать. Показал колье, старинное, не дешевка. Я купил. Макий покачал головой, будто пытался прогнать наваждение, сдавленно вздохнул. — Через неделю приехал опять, статуэтку загнал, чистое золото. Сказал, скоро привезет клинок, дал рисунок, просил прикинуть цену. Сердце стукнулось о ребра. — Рисунок сохранился? Что, если его нарисовал тот же художник, что изобразил Цицерона и саркофаг? Макий заворочался, потер уши. — Нет. Я его приятелям в столице отдал — оценить помогали. Сказали, редчайший кинжал, целое состояние, вот только слава дурная. Отговаривали. Он закрыл глаза. — Что дальше? — спросила я. — Норд снова приехал, месяц назад это было. Сказал ему сумму, поторговались. Договорились, напишет, когда кинжал у него будет. Ну, чтобы я деньги собрал — сумма-то приличная, — Макий приоткрыл веки и поглядел на меня. — Через неделю написал, готовься мол. Назвал день, но предупредил, что кинжал привезет не он, а подельник его, из Гильдии. Босмер, мол, ни с кем не спутаю. Я облизала пересохшие губы. — Что дальше? — спросила снова. Медовар вздохнул. — Дальше вы знаете. Босмер принес клинок, забрал деньги и уехал. Я на мгновение задумалась. — Тот норд… Может, у него было хоть что-нибудь приметное? Шрамы, цацки какие? Макий снова вздохнул. — Я его не разглядывал. Говорю же, обычный норд откуда-нибудь из Фолкрита. — Почему из Фолкрита? — Тараторил временами да словечки вставлял мудреные. В Скайриме говорили по-разному: на западе Тамриэлик был более мелодичный и плавный, на востоке, на границе с Морровиндом, больше внимания уделяли интонациям. На юге речь звучала быстрее и выразительней. Кто в Гильдии родом из Фолкрита или Хелгена? Тринн, Векел и, по-моему, Гартар. А еще под Фолкритом убежище Темного Братства. Я обернулась к Астрид. — Ты же не собираешься опять обвинять меня? — спросила она. Но вдруг раздался стук: в дверь рядом с барной стойкой. На пороге стояла Карлия. Она уходила, чтобы привести к Гартару помощь. — Очнулся, — шепнула данмерка и встревоженно глянула мне через плечо. Я ожидала, что она вернется в зал, но Карлия переступила порог и остановилась. — Ничего не помнит. Велела оставаться у Эрлана и ждать тебя. — Спасибо. — Как вы? Лиловые глаза переполняло беспокойство и что-то еще, похожее на досаду. Я покачала головой, словно говорила «более или менее». Карлия поджала губы. — В чем дело? Она вздохнула, проговорила еле слышно: — Всех пугает запах. Потребовалось несколько секунд, чтобы я поняла. Невольно ссутулилась. — Мы справимся, иди. — Уверена? Я кивнула. — Прислать кого-нибудь? — Уже не нужно. Я возвратилась в зал и встала напротив Астрид. — Кто назначил встречу в таверне? Ты или твой заказчик? Нордка сдвинула брови, от чего стала выглядеть старше, сложила руки на столе. — Он. Правда или ложь? — Как он выглядел? Астрид скривила губы. — Может, и имя его назвать? Я с трудом не выругалась, уперлась ладонями в столешницу. — Это не совпадение, ты же понимаешь. Убийца молча глядела на меня. В правом ухе болталась сережка: острый, изогнутый клык, похожий на волчий. Я почти ощущала, какой он наощупь. — Мы должны работать вместе. — Правда? — она изогнула бровь. — Расскажешь, чем занималась с моим человеком последние пару недель? Открыть план с подменой Матери Ночи? Я и так посвятила в него слишком многих, а Астрид не доверяю. Но если честность — единственный способ докопаться до правды и избежать войны, я готова рискнуть. Вот только решение принимать не мне одной. Я посмотрела на Цицерона. Он стоял от нас в двух шагах и казался погруженным в мысли, но ответил без промедления: — Мы выполняем приказ Матери. Она велела держать все в тайне, пока мы не будем уверены, что идем по верному пути. — Как удобно, — усмехнулась Астрид. Хотела что-то добавить, но промолчала, перевела глаза на меня. — А тебе какая выгода? Я выпрямилась. — Деньги. Нордка вопросительно прищурилась. — Этот Мартин предложил за Мать Ночи двадцать тысяч. Думаю, он работает на очень состоятельного человека. — Двадцать тысяч? — Астрид не скрывала удивления. — И ты отказалась? — А ты бы отказалась? На минуту повисла тишина. Убийца откинулась на спинку стула и провела языком по зубам. — Значит, Мартин уверен, что ты привезешь ему Мать Ночи? Настал мой черед молчать. Убийца стрельнула в Цицерона взглядом. — Где она? — В безопасности, но я могу тебя к ней проводить. Астрид не ответила. Встала так ловко и проворно, что старый расшатанный стул ни разу не скрипнул. — Мне нужно все обдумать. Снова посмотрела на Цицерона, словно чего-то ждала. Он не проронил ни слова, а в позе ощущалась напряженность, будто разом онемели мышцы. Нордка снова усмехнулась и пошла к двери. — Я свяжусь с вами сама. Мы с Бриньольфом проводили ее до самого выхода. Когда убийца скользнула во мрак улицы и каменная стена затворилась, вор сломал отпирающий механизм. Тайный проход перестал быть тайным, в ближайшее время предстояло заложить его камнями. — Что будем делать с Макием? — спросила я, когда мы шли обратно. — Он слишком много слышал. Бриньольф передернул плечами. — Законы наши не забыла? — В смысле? — Мы воры, а не убийцы. Я остановилась. От вспыхнувшей злости сердце заколотилось быстрей. — Хочешь поговорить про убийства? Ты только что едва нас не угробил! Бриньольф обернулся, замер. — Какого даэдра ты кинулся на Астрид? Она бы тебя убила! Вор опустил голову и сжал кулаки. — Эта сука приперлась к нам домой и напала на Гартара, но мы не можем развязать войну! Мы уже потеряли троих! Кто-то только этого и ждет, понимаешь? Ждет, что мы друг друга перережем! Я перевела дыхание, заговорила тише: — И начнем со своих. Нас хотят поссорить… — Ты и сама неплохо справляешься, — перебил Бриньольф. — Мы не идиоты, Лора. Ты что-то скрываешь. Я сжала губы. — И можешь не зачесывать шрам, его все равно видно. Екнуло сердце. Я моргнула, отвела глаза. — Это он, твой дружок? Или будешь отнекиваться? — Я украла Мать Ночи, он был в ярости. — И что? Я вздохнула. — Разбил висок. Потом раздобыл зелье. Бриньольф отвернулся, провел по волосам руками, сцепил на затылке пальцы. — Сейчас я в большей безопасности с Цицероном, чем без. — Что изменилось? — голос звучал бесцветно. — Моя значимость. Вор рассмеялся, я молчала. Он обернулся. — Как? — Что как? — Изменилась значимость. — Я выполняю волю Матери. Бриньольф упер руки в боки. — А если перестанешь? — Кажется, у нас с ней общий враг. — А если нет? — Тогда и будем думать. Вор покачал головой, и я добавила: — Цицерон только что нас спас. Астрид разозлилась из-за какого-то клинка. Если бы узнала про Мать Ночи, все бы закончилось очень плохо. Бриньольф прошел по коридору, пнул мелкий камушек. Тот прокатился по полу, отскочил от стенки и глухо булькнул в сточную лужу. — Он ей что-то передал, листочек какой-то. Что там было? — Имена. Всех, кто за последние десять лет проводил Черное Таинство. Вор остановился. — Злокрысье дерьмо! Ты хоть понимаешь, что это значит? — Братство возвращает влияние. Он поджал губы и кивнул, словно говорил: «Вот именно!» — Ты правда думаешь, что мы можем на это повлиять и не вляпаться еще сильней? Бриньольф снова покачал головой и молчал так долго, что я засомневалась, скажет ли он хоть что-нибудь. — Мы так и не придумали, что делать с Макием, — проговорил он наконец. Я вытерла лоб. Будь в Крысиной норе темница, мы бы все равно не могли заточить туда Маллия. Скупщика краденого и управляющего медоварней Черный Вереск не знал только дурак. Макий разболтал бы все, что ему известно или попытался шантажировать. А что бы устроила Мавен, узнав, что медовар у нас, я и вовсе не хотела думать. — Рифтвельд? — предложил Бриньольф. Я просияла. Усадьба «Рифтвельд» принадлежала Мерсеру Фрею. Четыре года назад я написала управительнице от его имени письмо: «Уехал домой, в далекий Даггерфол, когда вернусь — не знаю, но прошу присматривать за усадьбой». Раз в полгода отправляла подати и редкие указания, а бумаги скрепляла именной печатью, которую сняла когда-то с пальца Фрея. Рассчитывала, что когда-нибудь присвою дом, но сделать это, не вызвав подозрений, было крайне трудно. Все эти годы усадьба пустовала, и все же прятать Макия в одной из комнат было бы слишком опасно. К счастью, главная ценность дома была не в просторных комнатах и прекрасном расположении, а в тайных коридорах и каморках. — Запрем его в старом логове Мерсера, — озвучил мои мысли Бриньольф. Когда мы вернулись во Флягу, медовар лежал на полу, прижавшись щекой к холодным камням и тихо всхлипывал. Из носа тонкой струйкой сочилась кровь. — Пытался сбежать, — объяснил Цицерон. Он стоял в нескольких шагах от медовара и задумчиво глядел на темную поверхность озера. — Это правда, — послышался голос Сапфир. Последний час воровка провела на деревянном помосте среди пивных бочек: сидела на самой большой, к другой, поменьше, прижалась спиной. Бриньольф поставил перед Макием флакончик, на этот раз полный. Имперец обжег нас взглядом. На миг я даже подумала: сейчас отшвырнет его прочь. Но тощие окровавленные пальцы схватили бутылочку с жадностью. С такой же жадностью я ворую кошельки и залезаю в дома. Едва флакончик опустел, Бриньольф поднял Макия за воротник и потащил прочь. Я шагнула на помост. — Для тебя есть работа. Сапфир скривила губы. — Избавиться хочешь? Чтобы не вертелась под ногами, как собачонка непослушная? Я чуть прищурилась, пожала плечами и спрыгнула обратно. — Стой! — крикнула она, но я уже шла к Цицерону. В лицо дул сквозняк, стылый и сырой. Чудилось, будто мы пробираемся сквозь невидимый поток, бездонную черную реку. Бил легкий озноб. Прохлада катакомб смешалась с зябкими объятиями теней, которые укрывали, оберегали от случайной встречи. В темных, непроглядных коридорах это было почти бессмысленно, но почему-то так я чувствовала себя спокойней. Цицерон шел бесшумно, присутствие выдавала только теплая ладонь в моей руке. На языке вертелись десятки слов, почти все казались глупыми. К счастью, нужно было молчать. С каждым поворотом смердело сильней. Когда мы добрались до дверей гробницы, я с трудом боролась с тошнотой. Карлия открыла не сразу и не увидела нас, хотя на стене горел факел. — Это мы, — шепнула я, стараясь не смотреть на грязный кожаный фартук, и попросилась войти, хотя хотела этого меньше всего на свете. Бледная и суровая, Карлия сказала, что сейчас не сможет отвести Цицерона в город. В гробнице смердело так, что слезились глаза. Я устыдилась, что пришла с такой глупостью. Ничего не случится, если Гартар подождет еще час. Собиралась сказать, что справляюсь, когда Цицерон поглядел в склеп и сказал: — Я могу помочь. — Что за работа? Сапфир подстерегала в одном из коридоров. Она шла за нами в гробницу, но едва запахло гнилью, повернула назад. Я остановилась. Воровка стояла, прижавшись плечом к стене, пыталась выглядеть суровой, но напоминала вздорную девчонку, не привыкшую о чем-то просить. — Нужно выяснить, кто такой Мартин, — ответила я. — Раньше я бы обратилась к Делвину, но теперь его нет. Сапфир еще сильнее сдвинула брови. — И что ты хочешь от меня? — Чтобы ты восстановила его сети. Морщина на переносице разгладилась, чтобы появиться снова. Я продолжала: — Езжай в столицу, найди Ерша и попробуй договориться. Он любил и уважал Делвина, но это не помешает ему задрать цены. В полтора раза — наш потолок. Договоришься с Ершом, с остальными будет проще. Делвин обладал обширной сетью осведомителей по всему Скайриму и даже за пределами. Находил редчайшие вещицы и покупателей на самый диковинный товар, добывал бесценные сведения, одним из первых узнавал важнейшие новости. Все это — связи и влияние — он накопил за тридцать с лишним лет. Я не питала иллюзий, что удастся сохранить хотя бы треть, но попытаться стоило. Сапфир так закусила губу, что она побелела. — Я могу отправить Этьена, — продолжала я. — Или Руна, когда он немного поправится, но у тебя получится лучше. В последние годы Делвин часто брал с собой Сапфир. Она лучше других знала его подельников, видела, как он торгуется, как себя ведет и что говорит. — Или снова напьешься и будешь себя жалеть? Воровка полоснула взглядом. Разом подобралась, будто не знала, ударить меня или уйти. Смачно сплюнула на пол и спросила: — Когда ехать? — На Гартара напала глава Темного Братства, — сказала я, когда в каморке алхимика собрались немногие, кто был в Гильдии. Я не могла врать, как и открыть всей правды. Рассказала, как Астрид проникла в Крысиную нору и требовала имя босмера, который украл у нее ритуальный клинок и продал Макию. Воры сразу смекнули, что речь о Нируине и подняли шум. Гартар заявил, что Нируина убила Астрид — из мести, желая проучить. Рун спросил, почему тогда она приехала и пыталась узнать имя. Звучали версии: неожиданные, интересные, но в большинстве спорные. Лишь в одном никто не сомневался: что кинжал украл Нируин и сделал это по собственной воле. Когда я спросила «Почему?», Рун ответил: «Потому что считал себя умнее всех». Когда очередной спор зашел в тупик, я предположила, что кто-то хочет поссорить Гильдию с Братством, а Нируин был лишь марионеткой. Гартар хмыкнул: «А за ниточки дергал Рейвин». Это была какая-то шутка — по каморке пробежали смешки — а потом повисла тишина. Никто не видел Рейвина почти неделю. Эрлан сказал, у данмера не заживало колено и он отправился к целителю. Это я знала. Но не знала, что уехал Рейвин тем же утром, что и Нируин. Я выписала это на клочок бумаги и протянула Бриньольфу, когда час спустя мы сидели в его комнате и пытались выстроить события в последовательную цепочку. Сложнее всего было вспомнить числа. Некоторые мы и вовсе не знали, с некоторыми помогла Сапфир: собиралась в дорогу и зашла за деньгами, но задержалась почти на час. А потом я потеряла счет времени. Пальцы перепачкались в чернилах, а пол, будто чешуей, покрылся бумажками. Лишние мы сожгли, какие-то переставили местами и вот что получилось: Месяц первого зерна Южанин (так мы назвали неизвестного норда) приехал к Макию и предложил купить клинок. Мартин встретился с Мавен и рассказал, что Лайла помогает Братьям Бури оружием. 1 день месяца Руки дождя Лора встретилась с Мартином и взяла заказ на Мать Ночи. 4 день месяца Руки дождя Лора украла у Цицерона саркофаг. Мать Ночи заключила с Лорой договор. В Гильдию вернулся Рейвин, после падения с лошади повредил колено и ребро. 6 день месяца Руки дождя Делвин получил от Лоры первое письмо. Бриньольф дал Нируину заказ украсть из борделя кольцо, но Нируин отказался и уехал на чес в Фолкрит. Вероятно, соврал и на самом деле уехал в Вайтран. 7 день месяца Руки дождя Утро: Делвин получил от Лоры второе письмо (поддельное), отправился с Векс в Вайтран. Лора и Цицерон приехали за деньгами к Макию. Рун с ночи спаивал жертву в «Пьяном охотнике». День: Лора и Цицерон отправились в Данстар. Эрлан купил на ферме Пелагио первые весенние горноцветы и поехал в Рифтен. Вечер: Астрид встретилась с заказчиком в вайтранской таверне. Нируин (вероятно) украл у Астрид клинок и продал Макию. Астрид не нашла вора и вернулась в таверну, ждала в комнате всю ночь. Делвин и Векс приехали в таверну, убиты ночью в Доме теплых ветров. 8 день месяца Руки дождя Утром в Гильдию вернулся Рун, чуть позже — Нируин и Эрлан. Днем приехала Карлия. Поздно вечером Бриньольф получил от Макия письмо о смерти Делвина и Векс. 9 день месяца Руки дождя Бриньольф и Сапфир уехали в Вайтран, чтобы проверить слова Макия. 10 день месяца Руки дождя Бриньольф и Сапфир встретились с управляющим ярла. Отправились на поиски Лоры. Мавен задолжала деньги, не приняла Карлию. 12 день месяца Руки дождя Карлия получила письмо от Бриньольфа. 13 день месяца Руки дождя Лора и Цицерон провели весь день в Виндхельме. После полудня Нируин отправился в Вайтран, чтобы разузнать что-нибудь о смерти Делвина и Векс. Следом выехал Рейвин. Предположительно в Айварстед. Ночью мертвого Нируина нашли на конюшне. 14 день месяца Руки дождя Бриньольф и Сапфир разыскали Лору. 17 день месяца Руки дождя Бриньольф и Лора встретились с Мавен. Мавен хочет вывести Лайлу на чистую воду и стать ярлом Рифтена. 18 день месяца Руки дождя В Гильдию приехала Астрид. Картина слегка прояснилась, но породила больше вопросов, чем ответов. Зачем Мартин помог Мавен? Зачем ему Мать Ночи? Задумывал ли он, что кража развяжет между Братством и Гильдией войну? Кто такой южанин? Откуда знает Нируина? Замешан ли Рейвин? Но больше всего вопросов вызывал седьмой день, когда в Вайтране пересеклось слишком много путей. Рун, Эрлан, Нируин, Астрид, Делвин и Векс — все побывали в городе или окрестностях. Неужели Эрлан не заходил в таверну, чтобы подкрепиться и отдохнуть перед дорогой? Неужели Рун ни разу не вышел из «Пьяного охотника», а Астрид не спускалась в главный зал таверны? Я чувствовала, что что-то упускаю, но усталость и желание воровать мешали собраться с мыслями. Маленькая серебряная чарка и несколько монет, которые я нашла на столе и сунула в карман, не слишком усмирили демона. Время играло против нас. Если Сапфир справится, мы получим сведения о Мартине не раньше следующего месяца. Возможно, что-то интересное расскажет соглядатай за Мавен, но в лучшем случае через неделю. Единственное, что мы могли выяснить за пару дней — приезжал ли Рейвин в Айварстед. Карлия не вспомнила ничего важного. Она так устала, что сразу устроилась среди разноцветных подушек и подушечек и закрыла глаза. Одежда была чистой, а волосы темнели от воды. Тихо, едва слышно эльфийка рассказала, что благодаря Цицерону управилась быстрей и уже завтра, ближе к вечеру, мы сможем проводить друзей в мир теней. Бриньольф разозлился, что Карлия разрешила ассасину прикасаться к телам, но злость была лишь отголоском прежней и быстро угасла. Когда Карлия уснула, мы собрали все бумажки и сожгли. Хотя стояла глубокая ночь, в «Пчеле и жале» было людно. Снова пришлось рассказывать, как на меня напали разбойники. Меня спасла Кирава: увела на кухню и налила горячей похлебки взамен остывшей. Пока я ела, аргонианка делилась последними слухами и новостями. Смерть жреца Талоса в Виндхельме не слишком меня расстроила, а нападение дракона на Маркарт заставило сердце сжаться. Со слов Киравы каменный город с легкостью выдержал пламя и никто не погиб, но на душе поселилось беспокойство. Где в это время была Адрианна? Не пострадал ли Мирон? Когда Кирава заворачивала еду, я спросила, не приезжал ли мой друг, блондин по имени Мартин. Аргонианка обнажила в улыбке мелкие острые зубы и покачала головой. Отдавая мне свертки, она лукаво подмигнула и пожелала моему другу приятного аппетита. Я думала об этом всю дорогу до Медовика и, кажется, поняла. Наверняка перед отъездом Иона заглянула в таверну и растрепала, что я жду мужчину. Неужели ящерица подумала, что я жду Мартина? Огонь в очаге не горел. Изгибая тени под неестественными углами, на столе колыхалась свеча. Я положила рядом свертки и переобулась. У порога стояли сапоги Цицерона и это единственное, что выдавало его присутствие в доме. Ни дорожной сумки, ни сушившейся над очагом одежды. В спальне царил полумрак, скудный оранжевый свет струился по ступеням с чердака. Я медленно поднялась и увидела Цицерона за моим рабочим столом. Рядом в жаровне сияли угольки, наполняя комнату теплом. Хранитель обернулся, в руке застыло перо. Крупная капля чернил сорвалась на пол. — Я принесла поесть. Цицерон рассеянно кивнул, отложил перо и зашелестел бумагой. Я взяла железную корзинку, бросила несколько угольков и, спустившись на кухню, принялась разводить огонь в очаге. Через минуту услышала шаги ассасина, сказала: — Там жареная рыба, пшеничные лепешки и немного сыра. Ассасин стоял в дверном проеме, сжимая в ладони несколько исписанных страниц. — Мне нужно тебе кое-что показать. В груди заворочалась тревога. Когда пламя затрещало, я убрала кочергу и села за стол рядом с Цицероном. Он придвинул свечку, положил передо мной страницы и разгладил уголки, хотя они и так были гладкими. — Что это? Четкий аккуратный почерк, текст в два столбика. Левый на неизвестном языке, правый на тамриэлике, но ни одного слова я не узнала. — Это заклинания, — пояснил Цицерон, ткнул пальцем в правый столбик. — Вот тут я написал как их произносить, а здесь проставил ударения. Произносить нужно в строгой последовательности, начинаешь с этих, повторяешь три раза, переходишь к следующим. Цицерон перелистнул несколько страниц. — Здесь рецепты масел. Этот главный. Расходуется быстрей всего, поэтому у тебя всегда должен быть запас. Ни в коем случае не втирай голыми руками, сожжешь себе кожу… — Стой-стой, погоди! — я накрыла бумаги ладонью. — Зачем ты мне это рассказываешь? Хранитель сжал губы, глядя как на подсвечник капает горячий воск. — Я нарушил Догматы. Я сдвинула брови, в первый миг не поняла. Осознание пронзило как нож, пробежало по коже ледяными иголками. — Какие? — только и сумела спросить. — Не предай Темное Братство и не опозорь Мать Ночи. Пальцы нащупали в кармане серебряную чарку, с силой сжали. — Потому что соврал Астрид? Ассасин кивнул. Пламя отражалось в глазах оранжевыми искрами. — Но ведь ты сделал это ради Братства. Если бы в Гильдии началась резня, Цицерону пришлось бы выбирать одну из сторон. Защищая меня, с точки зрения Астрид он бы предал Братство. Защищая Астрид, рисковал Слышащей. Редкий вор мог сравниться с ассасином в бою. У нас были дары Ноктюрнал и лабиринты Крысиной Норы, но я не питала иллюзий. Кого-нибудь бы убили, и если не меня, то Бриньольфа или Карлию. Не уверена, что сумела бы это пережить. Конечно, все могло сложиться иначе, но чем бы ни закончилась бойня, воля Матери была под угрозой. — Неважно, — проговорил Цицерон. — Почему? Он едва заметно пожал плечами. — Но это несправедливо, — проронила я. — Только идиоты верят в справедливость. Хранитель грустно улыбнулся, не отрывая взгляда от свечи. Я тяжело сглотнула. Спросила, страшась ответа: — Что с тобой будет? Цицерон молчал почти минуту. — Как только я усну, ко мне придет Ярость Ситиса, — слегка нахмурился, задумчиво глядя куда-то в пустоту, закончил: — Я умру. Откуда-то из живота поднялось, охватило тупое оцепенение. — Ярость Ситиса, что… — я запнулась. — Что это? — Воля Отца, порождение Хаоса, палач из Бездны. — Откуда ты знаешь, что он придет? — Видел когда-то, — Хранитель откинулся на спинку стула, катая между пальцев шарик воска. — Ситис наказывал и за меньшее. — Например? — Был у нас алхимик. Старый, ошибался по мелочам, а однажды перепутал, дал брату не то зелье. Он чудом не погиб, к счастью, обошлось, — ассасин отщелкнул шарик в темноту, провел языком по губам. — Следующей ночью мы проснулись от крика, нашли алхимика мертвым. В груди страшно и беспорядочно стучало. — Может, он выпил какой-нибудь яд? Цицерон покачал головой. — Смерть от Ярости ни с чем не спутаешь, у Пустоты своя метка. Она забирает душу и стирает лицо. Я встала, едва не опрокинув стул. Прошла по кухне, цепляясь взглядом за кружки на полке, за старое полотенце с петухами, за потрепанную метлу в углу, будто надеялась, что простые привычные вещи помогут проснуться, вырваться из кошмара. — Неужели никому не удавалось выжить? — услышала собственный голос. Хранитель ответил не сразу. — Я знаю про двоих. Один ослеп, второй с той ночи ни разу не уснул. Протянул почти год. Я пересекла кухню и почти вбежала в спальню, с третьей попытки сколдовала свет и вытащила из-под кровати сумку. Бросила туда огниво, пузырек с отваром и ткань для перевязки. Распахнула шкаф. — Что ты делаешь? В спальню вошел Цицерон. В мерцающем голубом свете он напоминал стража-призрака из Убежища. Я положила в сумку дублет и гамаши, снова метнулась к шкафу. — Поеду в Данстар и поговорю с Матерью. Хранитель захлопнул дверцу. — Не надо. Я застыла. Несколько мгновений мы глядели друг на друга. — Пожалуйста, — добавил он чуть мягче. — Я должен принять свою судьбу. Какой бы она ни была. Неожиданно я поняла: Цицерон совершенно не боится смерти, даже такой ужасной. Его пугало, даже не пугало — расстраивало — лишь одно: что он не справился, подвел Мать Ночи и Братство. Я сжала зубы: так крепко, что заболели десны. Свет над головой мерцал как сумасшедший, погас. Я вернулась на кухню, взяла со стола страницы. — Здесь в одном слове два ударения. Как это произносить? Цицерон рассказал. Как и когда читать заклинания, как смешивать масла и наносить на тело, как ухаживать за саркофагом и управлять стражами. Взял обещание, что я отвезу Мать Ночи Братству и передам знания новому хранителю. Снял с шеи и отдал ключ от саркофага. Кажется, что-то говорил про Мартина и наш план, про осторожность и недоверие. Я вышла из оцепенения, только когда Цицерон уселся на табурет, снял домашние туфли и принялся натягивать сапоги. — Куда ты? — В лес. — Оставайся. Он уже надел один сапог и держал в руках второй. — Скорее всего, это будет… Жутко. — Я понимаю. Хранитель прищурился. — Уверена? — Да. Он пожевал губами, разулся. Уперся локтями в колени и несколько минут сидел неподвижно, глядя перед собой. Встал и, не говоря ни слова, пошел в спальню. Медленно, словно во сне, я последовала за ним и остановилась на пороге. В полутьме различила, как Цицерон взял покрывало. Как оно волочилось по полу, когда убийца обходил кровать. Потом его укрыла тень. Рядом скрипнула половица и колыхнулся воздух. Легкое касание губ — всего мгновение — заставило вздрогнуть. Будто целовала сама Пустота. Снова скрипнула половица, на этот раз вдалеке. Несколько шорохов донеслось с чердака, и дом утонул в тишине.