Воруй. Убивай. Люби.

Из серой воды торчали скалы, обломки стен и синий купол, треснувший пополам, словно яичная скорлупа. Я подтолкнула носком сапога несколько камешков к краю обрыва. Подхваченные ветром, они полетели в сторону и исчезли из видимости. Если бы я решила покончить с собой, то никогда не бросилась с высоты. Такая смерть требовала мужества, у меня его не было. Как хотела умереть Элисиф? Когда рухнул Синий дворец, она была внутри со слугами и свитой. Весь вчерашний день солдаты и простые солитьюдцы ныряли в море и искали среди обломков тела, но нашли лишь кухарку и одного из хускарлов. Королева осталась погребённой под скалами, а может, её унесло в море. Усадьба моего отца не пострадала, но жить в ней стало опасно. Она стояла недалеко от обрыва на неровном выступе, оставшемся от каменной арки. Насколько крепко он держался, знал один лишь Талос. Я сняла отцу маленький дом на западе города и с помощью Ионы перевезла всё необходимое. Когда началась война, сиделка дала отцу сильную успокоительную настойку. Большую часть времени он спал, поэтому не заметил ни взрыва, ни сражений. Это была лучшая новость за последние дни. Конечно, не считая, победы Империи. Я узнала об этом на следующее утро после того, как Кристоф забрал Цицерона на Солстхейм, и сразу поехала в Солитьюд. Пришлось оставить Ржавку в Драконьем мосту и идти до города пешком. Тракт был избит колёсами, вытоптан копытами и тысячами сапог. Путь преграждали сломанные телеги и части осадных машин. Всюду лежали мёртвые. Дорога оказалась одной из самых длинных в моей жизни. Когда я добралась до Солитьюда, уже стемнело. Ворот не было, словно кто-то вырвал их из стены. Солдаты освобождали улицы и складывали мёртвых вдоль домов. Мостовая была чёрной от крови. Пробираясь по городу как в кошмаре, я готовилась увидеть на месте отцовского дома пустоту, но усадьба стояла на месте. Внутри никого не было. Случайный солдат подсказал, что лишившиеся крова живут в храме. Там, среди раненых и обездоленных, я отыскала Флавия Майрона. Он отдыхал в одной из келий под присмотром сиделки и Ионы. Нордка добралась до Солитьюда, когда подкрепления со всей провинции уже окружили Братьев Бури. Битва кипела на улицах, за стенами и в порту. Когда Синий дворец рухнул в море, «медведи» спустили рычаги камнемётов. Вместо камней они использовали огненную пыль, поэтому хватило пары выстрелов, чтобы разрушить ворота. Братья Бури прорвались в город, но в ту же минуту волшебники во главе с Сибиллой Стентор возвели перед рыночной площадью парализующий щит. Какое-то время он сдерживал Братьев Бури, и бой вели лучники. Вунферт смекнул, что волшебный барьер сдерживает живых, но не мёртвых и начал превращать павших в зомби. Они без труда проходили сквозь заслон. Легионеры рубили нечисть мечами и жгли огнём, но мертвецов становилось всё больше. Вся сила гарнизонных магов уходила на поддержание щита. Несколько раз он падал, и волшебники возводили новый, чуть дальше и чуть тоньше. Час за часом, Братья Бури пробирались всё глубже в город и уже подходили к Мрачному замку, когда подоспела подмога. Легаты приказали никого не щадить, и разъярённая армия разгромила Братьев Бури за считанные часы. Забрав из тайника в отцовской усадьбе кошель, я пошла в алхимическую лавку. Хотелось сделать хоть что-нибудь полезное. В храме было много раненых, а хорошие зелья по-прежнему стоили очень дорого, и торговцы не желали расставаться с ними задаром. Над городом сгущался смог. С утра до ночи за стенами собирали огромные костры и жгли мёртвых. Всюду царила суета, и только дети радовались в жизни, словно ничего не произошло. Нордка и имперец лет семи бегали вокруг обугленных балок, оставшихся от мельницы, и заливисто смеялись. — Лора! Ко мне кто-то бежал. Я оглянулась и увидела Бриньольфа. Сердце сжалось, и к горлу подступили слёзы. Я побежала навстречу и оказалась в объятиях вора. От него пахло смолой и потом. Грязная шершавая стёганка колола мне щёку. — Ты была здесь? Всё время? — спросил он, заглядывая мне в лицо. — Приехала, когда узнала о победе. Краем глаза я заметила, что его рука перевязана. Вор показал её и грустно улыбнулся: трёх пальцев не хватало. — Бриньольф… — С замками теперь придётся повозиться, — он усмехнулся. — Зато живой. Сказал и тут же помрачнел. Сердце ударило невпопад. — Кто? — спросила я. — Могильщик и Векел. Я опустила глаза. — Как Тонилла? — Держится. Пойдём, она тут, ещё Гартар и Синрик. Вор приобнял меня здоровой рукой и повёл вдоль улицы. — Как отец? — Всё хорошо, насколько это вообще возможно. У таверны собрались горожане и солдаты. — Что там ещё… — пробормотал Бриньольф. Мы подошли ближе. Толпа окружила кого-то и слушала, опасаясь пропустить хоть слово. — Красавица, позволь пройти. Сударь, благодарю. Делая вид, что идёт в таверну, Бриньольф протолкался в первые ряды, а я следом. — …Мне придётся уехать, к сожалению, — раздался знакомый голос, тихий и хриплый, — иначе прилетят драконы. — Ну и пусть летят, нам не страшно! — ответил кто-то, другие поддержали. Я привстала на носочки и увидела Герсея. На нём была белоснежная, оттеняющая загорелую кожу рубаха. Светлые волосы слегка отрасли и торчали во все стороны. Бретонец выглядел усталым, даже немного больным, но лучился какой-то удивительной силой. — Ты бы видела, что он вытворял, — шепнул Бриньольф. Он смотрел на Герсея, как на живое воплощения чуда. — Спасибо вам, — прошептал довакин и закашлялся. — Я ещё побуду немного, но уехать всё-таки придётся. А сейчас меня ждут в замке... Толпа мгновенно расступилась. Герсей пошёл мимо нас, и я невольно спряталась за Бриньольфа. На пьедестале рядом с гробом Матери Ночи стоял фальшивый саркофаг: такой похожий, но совсем другой. Линии были столь же плавными и искусными, но складываясь в узоры, выглядели пародией. Венчающая гроб голова также скалила зубы, но казалась скорее забавной, чем жуткой. В целом саркофаг был немного ниже и шире, а камень, из которого Мирон его вырезал, выглядел светлее. Скульптор неплохо его состарил, но этого явно было недостаточно. Я покачала головой и оглянулась. В убежище больше не воняло, подсохли стены. Огромный зал за решёткой по-прежнему утопал во тьме. Вытащив из кармана септим, я просунула руку между прутьями и бросила монетку в темноту. Она звякнула об пол и отлетела. Я присвистнула. Кажется, Цицерон знал тайные заклятья, заставляющие стражей прибираться. С тех пор как Кристоф перенёс Хранителя на Солстхейм, прошло уже больше недели. Вампир обещал вернуть его через пару дней и, судя по всему, не обманул. Пройдя по подвесному мосту, я вышла к винтовой лестнице и, спустившись на один виток, увидела свет из-за выступа в стене. Там прятался извилистый коридор с четырьмя дверьми. Свет горел за дальней. Она была распахнута настежь и открывала вид в комнату. Поджав по-каджитски ноги, на полу сидел Цицерон и за чем-то внимательно наблюдал. Поколебавшись секунду, я пошла к нему. — Ты приехала! Какая молодец! Хранитель вскочил и вышел навстречу. Глаза сияли. — Ты должна это увидеть! Он взял меня за руку и завёл в комнату, просторную и чистую. В прошлый раз я видела здесь прогнившие скамьи, теперь их не было. Комната оказалась пустой, лишь у дальней стены стояла стремянка, а на ней — незнакомец в длинном сером дублете, подпоясанным ремнём. — Это Каликсто! Некромант опустил на меня тяжёлый взгляд. Это был сутулый коловианец с тёмно-русыми, тронутыми сединой волосами и короткой аккуратной бородой. В одной руке он держал глиняную миску, в другой — кисточку. Вся нижняя часть стены была исписана чёрными рунами. — А это Лора, наша Слышащая. Некромант спустился и, положив миску с кисточкой на стремянку, протянул мне руку. — Рад знакомству. Голос был сухой и бесцветный, а ладонь жёсткая. — Я тоже. — Каликсто создаёт нетленную ауру, — сказал Цицерон. — Такую же, что была когда-то в склепе Матери Ночи в Бравиле. Я вскинула брови и снова посмотрела на руны. — Ты хочешь перенести сюда Мать Ночи? — Не сюда. Это комната Каликсто. — И остальные три, — заметил некромант. — Это было одним из условий. Он поглядел на меня, ожидая ответ. — Конечно, — согласилась я. — Кроме того, мы договорились, что я буду выполнять только те контракты, которые захочу, — добавил Каликсто. Я посмотрела на Цицерона, он кивнул. — Не вопрос. Некромант улыбнулся. — Вы уже знаете, что мне нужно сделать? Интересно, Цицерон рассказал все подробности? — Мать Ночи ещё не сказала. — Разузнайте как можно лучше. Я потратил пол жизни и целое состояние, чтобы оживить сестру, и пока что у меня не получилось, — Каликсто потёр переносицу и добавил: — Если понадобятся какие-то ингредиенты, лучше знать заранее. Кое-что достать непросто, может уйти несколько месяцев. Я нахмурилась. Неужели придётся ждать так долго? — Конечно, я всё узнаю. Некромант кивнул и бросил взгляд на стремянку. — Не будем мешать, — сказал Цицерон и потянул меня в коридор. — Если что, мы наверху. — Нужно принять его в Братство. Есть какой-то ритуал? — спросила я, когда мы начали подниматься по винтовой лестнице. Цицерон как-то странно на меня посмотрел. — Что? — Я уже провёл обряд. Я остановилась. — Ты сказала, что Мать Ночи велела спешить, а он и правда нам подходит. Что не так? Он стоял на ступеньку выше и глядел на меня сверху вниз. — Просто не ожидала, что всё будет так быстро. Цицерон пожал плечом. — Чего тянуть? Я кивнула, мы пошли дальше. — Значит, на Солстхейме всё прошло хорошо? — Да, я видел настоящего силт-страйдера! И гигантские грибы, в которых живут данмеры. А ещё Красную гору! Она всё ещё дымит, представляешь? Столько лет прошло, — Хранитель покачал головой. — Жаль, тебя не было рядом. — А как тебе переход? Я имею в виду путешествие с Кристофом. Цицерон поморщился. — Странные ощущения, не знаю, как описать. Словно засыпаешь в одном месте и просыпаешься в другом. Впечатляет. Вампир с такими способностями нам бы очень пригодился. — Ты ему не предлагал? — Это пусть решает Мать. Мы остановились возле саркофагов. Цицерон посмотрел на фальшивый и нарочито громко вздохнул. — Полный провал, да? — спросила я. — Может, и нет, если Мартин никогда не видел настоящий. — Вот какой у вас план, — раздалось из-за спины. Я вздрогнула. В нескольких шагах стояла Астрид. Броня из тонкой кожи обтягивала стройное тело, а белокурые волосы, раскинувшиеся по плечам, будто бы светились в полумраке. — Привезёте Мартину липу? — то ли утверждая, то ли спрашивая, сказала нордка и подошла к пьедесталу, рассматривая саркофаги. Я и забыла, какая она высокая. — Мумию тоже подделали? Астрид поднялась к фальшивому гробу и стала ощупывать створки, пытаясь понять, как их открыть. Я посмотрела на Цицерона. Дав знак стоять на месте, он сделал пару шагов к пьедесталу, отгородив меня от нордки. Она вложила пальцы в углубления на дверцах и с усилием открыла гроб. Внутри ничего не было. — Не успели? Астрид повернулась. В глазах плескался ледяной огонь. — Не успели, — ответил Хранитель. Нордка усмехнулась. — Как поделите деньги? Она медленно спустилась и подошла ко мне. — Сколько ты говорила, двадцать тысяч? Казалось, воздух вот-вот заискрит. — Деньги — Гильдии, нам — заказчик Матери Ночи, — сказал Хранитель. Астрид расхохоталась. — Неудивительно, что от вашего Братства ничего не осталось. Она покачала головой и посмотрела на Цицерона. — Когда ты собирался рассказать? Он пожал плечами. — Когда разрешила бы Мать Ночи. Астрид сверкнула глазами и сплюнула в сторону гроба. — А я думаю, это полная херня! Нет никакой Матери Ночи! — Правда? — тихо спросил Цицерон. — И нет никакого Слыщащего! — продолжала Астрид. — Это байки, которые когда-то помогали держать под контролем свору головорезов. Но здесь, в Скайриме, мы живём по-другому. Мы делаем свою работу и не боимся, что кто-то накажет за нарушение каких-то дурацких правил. — Кое в чём ты действительно права, — так же тихо сказал Цицерон и, заставив меня попятиться, снова встал между мной и Астрид. — Слышащего действительно нет. Мне пришлось соврать, чтобы сохранить мир между Братством и ворами. Нордка сдвинула брови. — Слышащего нет, — повторил Хранитель, — но есть Слышащая. Именно она возглавит Братство после того, как сегодня ночью за тобой придёт Ярость Ситиса. Цицерон! Что ты делаешь! Астрид посмотрела на него как на безумца. Хотела было рассмеяться, но встретилась со мной глазами и поняла, что он не врёт. Лицо исказила ярость. Из коридора донеслись шаги. Из полумрака, слегка прихрамывая, вышел Каликсто и остановился, глядя то на нас с Цицероном, то на Астрид. — Всё в порядке? Воздух стал таким тяжёлым, что, казалось, давил на плечи. Нордка медленно попятилась, развернулась и побежала прочь. — Вы должны её остановить, — раздался в голове голос Матери. — Мать говорит, мы должны её остановить, — выпалила я. — А убивать можно? Цицерон сверкнул глазами. — Я сама с ней разберусь, — ответила Мать. — Она сказала, что разберётся сама, — снова выпалила я, и в следующий миг Хранитель сорвался с места. — В тень! Оба! — крикнул нам с Каликсто и, растворяясь в воздухе, юркнул за дверь. Я подняла лежащую под ногами тень и укрылась, словно плащом. Некромант исчез. Из-за двери послышалась возня. Я скользнула к ближней створке и осторожно заглянула в комнату. В одной из старинных чаш в нише горел огонь, окрашивая ярко оранжевым светом каменные опоры и ступени к выходу. Откуда-то сверху, судя по всему, с лестницы, доносились шорохи и звуки ударов. Кто-то грохнулся вниз. На секунду возле ступеней я увидела Цицерона. Он резко повернулся на бок и пропал, а на место, где он только что лежал, прилетел маленький кинжал, ударился о каменный пол и со звоном отскочил. Вновь послышалась возня, гораздо ближе. Пламя заметалось, затанцевали тени. Разносились гулкие, быстро чередующиеся звуки ударов. Воздух рассекло лезвие, кто-то зашипел. Кажется, Цицерон. Короткий удар, какой-то шорох, и тишина, мучительно долгая. Всколыхнулся воздух, треснула дверная створка. На пол рухнула Астрид. Дёрнулась голова, а на лбу у виска остался тёмный кровоподтёк. Нордка обмякла и свесила голову на грудь. Клинок пропал, а через секунду появился в руке сбросившего тень Цицерона. На груди болталась рваная рубаха в пятнах крови, на скуле набухал синяк. Пощупав пальцами щёку, Хранитель сплюнул зуб, вытер ладонью окровавленные губы и крикнул: — Лора! Тащи оковы! Кандалы и поножи лежали в комнате напротив той, где жил Цицерон. Старые, покрытые ржавчиной, они не вызывали доверия, но замки работали исправно. Пока меня не было, Хранитель и Каликсто перетащили Астрид в коридор и уложили вдоль решётки. Белокурые волосы разметались по полу, кровоподтёк на лбу темнел и распухал. Если были и другие раны, броня их скрывала. Цицерон забрал поножи и, продев цепь между прутьями решётки, защёлкнул браслеты на длинных ногах нордки. — Может мне её придержать? — предложил Каликсто. — Магией. Он стоял у Цицерона за спиной и внимательно рассматривал Астрид. Наверное, Хранитель уже рассказал, кто она и что произошло. — Не трать силы, она в отключке. Цицерон забрал у меня кандалы, зацепил за решётку и застегнул на запястьях Астрид. — Пригодится, когда будем переносить её в пыточную или куда-нибудь подальше. В любом случае придётся спрятать её до возвращения Матери. Некромант почесал переносицу. — Это когда будет-то? Цицерон поглядел на меня. Правый глаз уже начал заплывать, а на груди виднелся порез, длинный и ровный. Я пожала плечами, спросила: — Ты как? — Пустяки. Он поднял с пола длинный, с изогнутым клинком кинжал Астрид. Тот самый, что по наводке неизвестного норда украл Нируин. Цицерон понюхал лезвие, посмотрел на свет. — Яд? — спросил Каликсто. — Вроде нет, но боль как от яда. Некромант протянул руку, и Хранитель отдал клинок. Каликсто осмотрел его, что-то прошептал — на рукоятке замерцали зелёные руны. — Зачарован. Волшебник вернул кинжал. — Лучше спрятать. И её. Он взглянул на Астрид. Цицерон вздохнул. — Есть неплохое место, но нужно всё подготовить. Я покажу. Он сделал знак, чтобы мы шли следом. — В убежище было кладбище, я совсем недавно на него наткнулся, — продолжал Хранитель, уводя нас к подвесному мосту. — Лора, — голос Матери раздался словно колокол. Я застыла. — Ты готова записывать? Снова имена? — Нужно сходить за пером и бумагой, — мысленно откликнулась я. — Придётся много писать. Цицерон и Каликсто принесли из комнаты Хранителя письменный стол и стул и поставили к стене рядом с пьедесталом. Я разожгла свечи и чистила перо, пока Цицерон ходил за бумагой и чернилами. — Что нужно записать? — спросила я, когда всё было готово. Тотчас раздался голос Матери: — Ты знаешь Даэдрик? — Нет. — Тогда пиши, как слышишь. И она начала диктовать. Первые строки были на Тамриэлике и предназначались Каликсто — простые и понятные правила: не задавай вопросов и делай, что говорят. Дальше Мать перечисляла названия каких-то заклинаний или ритуалов, много раз подчеркивая, что некроманта не должно ничего отвлекать, и его единственная задача — держать концентрацию. Потом начался Даэдрик. Незнакомые звуки сливались на бумаге в странные громоздкие слова. Мать Ночи проговаривала каждое, медленно и терпеливо, и разрешала записать только после того, как её полностью устраивало моё произношение. Каликсто — я и не заметила, когда он подошёл — бережно брал каждый исписанный лист, внимательно читал и делал пометки. Хотя страниц получилось немного, ушло не меньше часа, чтобы всё записать. Это было не трудно, но почему-то я очень устала, а Каликсто наоборот переполняли силы. Он проговорил весь текст не меньше пяти раз, пока Мать Ночи не подтвердила, что всё верно. — Он готов? — спросила она. — К чему? Я давно потеряла нить рассуждения. — К обряду. Я приподняла брови. Решила, что не поняла, но уточнять не стала. — Ты готов к обряду? Некромант отразил моё удивление. Присел на край стола и скрестил на груди руки. — Я думал, это только начало. Не может быть всё так просто. Да и самого главного не хватает… — Скажи ему, что ничего не нужно. Если он готов, начнём. — Мать говорит, что ничего не нужно, и если ты готов — начнём. Повисла тишина. Каликсто потёр переносицу и поглядел на Цицерона. Всё это время, не проронив ни слова, Хранитель сидел на лавке недалеко от Астрид. — Ты справишься? — спросил он тихо, и голос едва заметно дрогнул. Некромант пожал плечами и усмехнулся. — Да. Встав на колени, Каликсто макнул кисть в краску и начал рисовать на полу у пьедестала какую-то фигуру. Я ожидала увидеть гептаграмму или что-то в этом духе, но это был обычный круг. Убедившись, что он достаточно ровный, некромант принялся выводить по краю аккуратные руны. Я встала и прошла из стороны в сторону. Стало холоднее. Где-то тихо капала вода, а в воздухе висел не то пар, не то туман, дрожащий в свете свечей. Я поёжилась и посмотрела на Цицерона. Он по-прежнему сидел на лавке, неподвижный, как изваяние, и следил за Каликсто. Закончив рисунок, некромант отложил кисть и краску, взял со стола исписанные листы и по-каджитски сел в круг. Пробежал глазами по первым строчкам, сделал глубокий вдох и заговорил. Это были всё те же слова, что и полчаса назад, но сейчас они звучали совсем иначе и напоминали странную жутковатую песню. Несколько минут Каликсто повторял одно и то же, потом взял следующую страницу и, не замолкая, продолжил заклинать. Звук его голоса разносился по убежищу и, отражаясь от пыльных неживых стен, возвращался всё дольше. Казалось, что убежище растёт. Что скрытые во мраке стены отодвигаются всё дальше, а потолок превращается в огромный бездонный купол. Неожиданно Каликсто задвигал руками. Хватая невидимые верёвки где-то над головой, он тянул их вниз, снова и снова. Некоторое время ничего не менялось, а потом в воздухе проступили тёмные полосы. Я огляделась и по телу пробежала дрожь. Без того не слишком красочное убежище теряло цвет. Ярко-красный флаг Братства на одной из стен стал серым, выцвел коричневый стол, а свечи горели белым огнём. Вокруг проступили и замелькали какие-то неясные очертания, послышался шёпот. По коже побежали мурашки. Взволнованно озираясь, Цицерон встал и подошёл ко мне. Как и я, он утратил цвет. Глаза казались совершенно чёрными и лихорадочно блестели. — Это Пустота? — спросила я, и голос тройным эхом пронёсся по убежищу. Он неопределённо кивнул и взял меня за руку. Очертания медленно превращались в человеческие фигуры, лишённые лиц. Они появились и исчезали, а шёпот становился громче. Кто-то засмеялся. Меня обдала волна ужаса. Смех был до боли знакомый, я слышала его в комнате Хранителя и в саркофаге Матери Ночи. Он нарастал и раздавался то справа, то слева, то вдалеке, то очень близко. Цицерон вертел головой, вглядываясь во тьму. Он тоже его слышал, а в глазах читалось удивление, смешанное с испугом. Неожиданно смех оборвался, и мы услышали высокий голос: — Тебе повезло! О, как тебе повезло! Из темноты выступило белое, напоминающее театральную маску лицо: чёрные губы с дорисованной до самых скул улыбкой и обведённые чёрным глаза, светлые, почти белые. Я сжала руку Цицерона. Он не шелохнулся, глядя на шута в немом изумлении. Тот высунул язык и, расхохотавшись, исчез, а откуда-то снизу послышался стон. Астрид дёрнулась, заскрежетали цепи. — Такая весёлая шутка! Снова появился шут. На этот раз в полный рост, в чёрно-белом фиглярском наряде и колпаке с бубенцами. Проскакав вокруг нас, он остановился напротив Цицерона, взял его за подборок и воскликнул прямо в лицо: — Тебе бы она понравилась, дружок! Весело хохоча и пританцовывая, он закружил вокруг нас. Страшно, пронзительно закричала Астрид. Зазвенели оковы, выгнулось в судороге тело. — Угадай! Угадай! Угадай! Шут подскочил ко мне и обнял за плечо. Прикосновение обожгло. — Угадай, с кем она хотела это сделать? Он подмигнул, ткнул меня пальцем в нос и подскочил к извивающейся Астрид. — Вечно ты приходишь не вовремя! Неожиданно я поняла. Поняла всё. К горлу подкатила тошнота, я вырвала ладонь из руки Цицерона, попятилась и посмотрела на Каликсто. Он по-прежнему сидел на полу и, опустив голову, читал заклятье. Я бросилась к нему, но ударилась о невидимую стену. Кто-то схватил меня и оттащил в сторону. — Не надо, Лора! Это был Цицерон. — Ты слышал, что он сказал? — голос сорвался. Хранитель с силой прижал меня к себе, не давая пошевелиться. Астрид оглушительно кричала. Я снова дёрнулась, и Цицерон сжал меня ещё крепче. — Не надо, — повторил он тихо. Я зажмурилась и уткнулась носом ему в плечо. Меня била дрожь, а Астрид всё кричала, корчилась и извивалась. Казалось, это длилось целую вечность, но стало тихо, и тишина, тяжёлая и глухая, напугала ещё сильнее. Я приоткрыла веки. Мир снова наполнился цветом. На полу среди исписанных страниц лежал Каликсто. Медленно, замирая от страха, я повернула голову и посмотрела на Астрид. Казалось, она спала. Закованное кандалами тело обмякло, медленно и ровно поднималась грудь. Хранитель отпустил меня, сделал к нордке шаг и замер. Она пошевелилась, вдохнула глубоко и открыла глаза. Повела вокруг взглядом и, увидев Цицерона, улыбнулась. — Теперь ты меня слышишь?