Воруй. Убивай. Люби.

Ржавка оступилась и заскользила копытом в грязи, едва не скинув в бурьян. Я натянула поводья, и кобыла остановилась, взмахивая головой и раздувая ноздри. — Тише-тише. Я погладила её по шее и оглянулась. Дорога спускалась по глинистому косогору и, извиваясь у подножия гор, скрывалась за поворотом ущелья. Влажный воздух дрожал в вечернем солнце. Горько пахло полынью. За шелестом ветра и жужжанием слепней мерещился цокот копыт. Умом я понимала, что Цицерон за мной не погонится, но сердцем боялась. Боялась, что он найдёт меня и заставит вернуться в убежище. Как только Мать открыла глаза и заговорила, я сбежала. Рванула в Данстар, забрала Ржавку и дала дёру. Прошло уже полдня, а в голове по-прежнему звучали крики Астрид и слова шута. «Угадай, с кем она хотела это сделать?» Какая я дура! Конечно, Матери нужно было тело! Как иначе она могла вернуться? Неужели я и в самом деле думала, что Каликсто обернёт время вспять и древняя мумия станет живой эльфийкой? В груди неприятно заныло. Может, это чары? Может, Мать хотела, чтобы я так думала? Я сплюнула на дорогу. Всегда приятней обвинить кого-то в хитрости, чем признать собственную глупость. Тронув поводья, я пустила Ржавку шагом. Мать Ночи хотела забрать моё тело, но подвернулась Астрид. Слова шута могли быть подстрекательством, но откуда-то я знала, что он говорил правду. Что чувствовала Астрид? Знала ли, что происходит? Я не любила её, но теперь, когда она, сама того не желая, спасла мне жизнь, прониклась странным чувством, в котором сожаление и угрызения совести уживались с благодарностью. Ненавижу! Ненавижу Тёмное Братство! За скалой по ложбине уходила к маленькому горному озеру узкая тропа. Я пустила по ней Ржавку, остановила на берегу и дала отдохнуть. Кобыла зашла в воду по самое брюхо и принялась жадно пить, а я легла на песок, пытаясь унять боль в спине от долгой дороги. Что теперь будет? Поймёт ли Братство, что произошло? Как Мать собирается спасать Нирн? И не сочтёт ли предательством мою попытку остановить Каликсто? Мимо пролетела какая-то птица и села на песок. Я повернула голову, ожидая, что птичка вспорхнёт, но она не шелохнулась. Щурясь на солнце, я всмотрелась в неё и от удивления села. Птичка была механической, из жёлтого металла, с крошечными аметистовыми глазками. Я видела такую в двемерской коллекции Делвина. Когда-то давно он нашёл её в одном из заброшенных городов глубинных эльфов. У птицы не хватало крыла. Долгие годы вор искал его у смельчаков, бывавших в двемерских подземельях. К сожалению, крыло нашлось лишь после смерти Делвина. Дальний родственник Мавен наткнулся на него на раскопках где-то в Пределе и передал в Гильдию. Неужели это та самая птица? Кто сумел её починить? Я оглянулась и, никого не заметив, протянула руку к птице. Она оказалась лёгкой. Нагретый на солнце металл приятно грел пальцы. Собранные из маленьких пластинок крылья выглядели почти как настоящие. Я осторожно расправила их, но птица, словно негодуя от моего нахальства, сразу сложила их обратно. — Откуда ты взялась? Я осмотрела птичку со всех сторон и заметила на брюшке углубление, в котором виднелась свёрнутая трубочкой бумажка. Подцепив ногтём, я осторожно вытащила её и, развернув, узнала почерк Карлии: «Приезжай в Аванчнзел».         Крутая горная тропа наконец-то вывела к пещере. Толстая перина мха покрывала невысокую арку словно капюшон. У входа на влажной после дождя земле виднелись следы грубых сапог и узконосых башмаков. Если Карлия вернулась в Аванчнзел, то не одна. Ещё недавно я надеялась, что двемерский город станет для Гильдии новым домом, но оказалось, что это место было для глубинных эльфов чем-то вроде тайника. Словно чувствуя, что однажды исчезнут, они оставили здесь зачарованный куб с какими-то важными знаниями под охраной целой механической армии. Ни я, ни Карлия не знали этого, когда забрались сюда несколько недель назад. Чем дальше мы заходили, тем больше усиливались чары куба. Он искушал, уговаривая скорее его отыскать и прикоснуться к сверкающим граням, чтобы овладеть древними знаниями. Я сломалась первой. Силы воли хватило лишь на то, чтобы не трогать куб голыми руками — слишком много я слышала историй, как двемерские артефакты убивали и сводили с ума. Как только куб оказался в моём мешке, весь город пришёл в движение, пытаясь меня уничтожить. И если бы не огненная пыль, мы с Карлией вряд ли выбрались живыми. Алхимическое пламя оказалось таким сильным, что уничтожило нескольких стражей и разворотило стену. Проход завалило, и только это спасло нас от погони. Зачем Карлия вернулась? Жить в Аванчнзеле опасно. Гильдия могла укрепить завал, отделиться от стражей стеной, но кто знает, какие секреты хранит город? Шагнув под невысокий свод, я разожгла волшебный свет. Сияющий шарик поднялся в воздух и запрыгал вокруг сталактитов, отбрасывающих на стены зловещие тени. Пахло сыростью. Я пошла вперёд, перешагивая торчащие из земли камни. Через какое-то время впереди показалась металлическая труба. В прошлый раз она преграждала путь, теперь лежала в стороне, разрезанная на несколько частей. Я подошла к одной и провела пальцами по сечению — не считая пары зазубрин, оно было удивительно ровным. Кто-то распилил трубу из двемерского металла, словно кругляк на лесопилке. Этим дело не ограничилось. Узкий лаз, через который мы ползли с Карлией, превратился в достаточно высокий коридор — я лишь слегка наклонилась, чтобы пройти, и вскоре очутилась в просторной комнате с гранитным полом и барельефами на стенах. Впереди высилась массивная дверь с суровыми лицами двемеров. Вспомнив про ловушки, я погасила волшебный свет и накинула тень. В прошлый раз она неплохо защищала меня от города. Может, спрячет и сейчас. Из-под двери пробивалась тонкая полоска света. По коже побежали мурашки. Что если это западня? Что если кто-то подделал почерк Карлии? Мой ведь подделали, когда назначили встречу Делвину в Вайтране. Некоторое время я раздумывала, глядя на полоску света, подошла к двери и постучала. Три коротких удара разнеслись по комнате эхом. Несколько секунд ничего не происходило. Лязгнул замок, протяжно заскрипела дверь, и на пороге в ореоле света показался женский силуэт. Сапфир. От сердца отлегло, и я сбросила тень. — Привет. Нордка вздрогнула. — Твою мать! Хочешь, чтобы я дубаря врезала? Она посторонилась, пропуская меня в комнату. Стеклянные светильники с яркой мерцающей жидкостью окутывали её таинственным зеленоватым сиянием. Кроме Сапфир здесь никого не было. На каменной скамье у дальней стены лежала медвежья шкура со свисающими на пол когтистыми лапами, в углу возвышалась башня из деревянных ящиков с метками Гильдии. Мы хранили в таких всё, что придётся: от угля до золотых слитков. — Значит, нашла тебя Ку? — спросила Сапфир, запирая дверь на большую, грубо сделанную щеколду. — Ку? — Пташка железная. — А, да, — растерялась я. — Как вам удалось её «оживить»? — Это Карлия. Нордка скрестила руки на груди. — Она много чего успела, пока ты где-то шлёндала. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Я кивнула. — Да, мне следовало приехать раньше. Что-то случилось? Сапфир пожевала губу. — Сама посмотри. Я всё равно не понимаю. Она кивнула на дверь в стене напротив. — Карлия с Брином в зале, иди по меткам, не пропустишь. От неприятного предчувствия, ставшего уже естественной частью моей жизни, похолодели руки. Метки — круг, вписанный в треугольник, обозначающий, что за дверью безопасно — привели к просторному залу с большими овальными светильниками, свисающими с потолка на толстых цепях. В прошлый раз зал был заставлен массивными столами со сломанными пауками-стражами. Теперь столы одни на других стояли у стены, и большая часть просторной комнаты была совершенно пустой. Я переступила порог и увидела Карлию и Бриньольфа. Они сидели друг напротив друга за длинным двемерским столом, заваленном свитками, тетрадями и книгами. Данмерка скрипела пером по бумаге, часто и со стуком макая его в чернильницу, а норд, прижимая перевязанной рукой какой-то небольшой механизм, ковырял внутри тонкой спицей. — Что случилось? — спросила я, подходя ближе. Карлия вздрогнула и, бросив на меня беглый взгляд, продолжила писать. Бриньольф отложил спицу и, скрипнув грубым деревянным табуретом, совершенно чужеродным в двемерском городе, встал. — Детка… Задел какой-то мешочек, и на пол посыпались крошечные шестерёнки. — Ах ты, даэдра! — вор с досадой посмотрел под ноги, махнул рукой и шагнул ко мне. — Пойдём. — Говорите тут, — сказала Карлия. Перо всё так же плясало по бумаге. Бриньольф вздохнул. — Брось, крошка, где мы тут сядем-то? Эльфийка остановилась и подняла глаза. По телу побежали мурашки. Брежу или у неё дрожат зрачки? Карлия задумчиво оглянулась, словно видела зал в первый раз. — Да, правда. Зрачки и в самом деле дёргались. Она посмотрела на тетрадь, в которой только что писала, зацепилась взглядом за какие-то слова и, макнув перо в чернила, продолжила строчить. Бриньольф коснулся моего плеча и кивнул на дверь. Мы возвратились в коридор, из которого я только что пришла и свернули в небольшую, тускло освещённую комнату. Вдоль правой стены тянулось широкое каменное возвышение с перинами, подушками и шкурами, у левой стояла статуя Ноктюрнал из Гильдии. Полуобнажённая даэдрическая принцесса задумчиво глядела куда-то в пустоту, а на раскинутых руках, расправив крылья, сидели вороны. — Что происходит? Что с Карлией? Бриньольф сел на край возвышения и, опустив голову, вздохнул. — Она использовала артефакт, который вы тут нашли. Словарь этот… Ну, куб. Сердце заколотилось часто-часто. — Я же его спрятала! Когда мы выбрались из Аванчнзела и шли в Айварстед, я притворилась, что отлучилась по нужде и спрятала мешок с треклятым кубом в трещине в скале. За пределами города чары рассеялись и расстаться с артефактом было не так уж и трудно. — Плохо спрятала, — откликнулся Бриньольф, упёрся локтями в колени и устало на меня поглядел. — Зачем она это сделала? Вор снова вздохнул и покачал головой, как человек, который много раз задавался тем же вопросом. — Хочет двемерские города захватить, — ответил Бриньольф и, увидев моё изумление, добавил: — Не скоро, конечно. — И поэтому она рискнула жизнью? — Чего ты от меня-то хочешь? Мы уставились друг на друга. — Зачем такая спешка? Почему сейчас? — Ты же помнишь про сделку с Мавен? Она платила громадные деньги за то, что Гильдия помогла ей сесть на трон. Кроме того, мы обещали несколько коридоров и комнат в Крысиной норе, чтобы рифтенцы могли спрятаться от драконов. Не то чтобы нас сильно беспокоила судьба горожан, скорее совпали обстоятельства. Мы всё равно собирались отделить от Гильдии ту часть, где побывала Астрид, и решили на этом подзаработать. — Да, и что? — Она торопит и, мать её, права. Война закончилась, улицы снова забиты. Представляешь, что начнётся, если нападёт дракон? Бриньольф поправил повязку на руке и почесал обрубки пальцев. — Гартар и Синрик уже замуровали Флягу. Почти всё готово, но Лора, это провал. Рано или поздно, Мавен нас найдёт. Мы собственными руками открыли ей двери! — Мы же знали на что идём, Брин. Поэтому и искали новое пристанище. Я не понимаю только, почему Карлия так спешила. — Она уверена, что ты недооцениваешь Мавен. Мавен стала ярлом и мутит с Цезеннием. Ради расположения Империи она сдаст нас с потрохами! Не когда-нибудь потом, сегодня! Бриньольф встал и прошёл по комнате из стороны в сторону. — Сама подумай, нахера ей Гильдия? Ну крышуем мы её медоварни, делишки тёмные воротим — почти всё это может делать стража и гораздо дешевле. Казалось, гора навались на плечи, давила и тянула куда-то на дно. — Думаешь, всё так плохо? — Не знаю, Лора, хочешь проверить? Он остановился и уставился на меня сверху вниз. Лицо раскраснелось, глаза горели. — Нет. Долгое мгновение мы смотрели друг на друга. Вор кивнул. — На следующей неделе мы сваливаем из Норы и отдаём Мавен Флягу. Аванчнзел — лучшее, что у нас есть. — А как же ловушки и стражи? — спросила я тихо. — Карлия всех обезвредила. — Обезвредила? Как? Бриньольф хмыкнул. — Тут есть место, где можно всем управлять: ловушками, стражами, светом… В каждом городе есть. — Шутишь? Я невольно оглянулась. — Сами мы бы не нашли. Никто бы не нашёл. — Это всё куб? Вор нахмурился и снова прошёл по комнате. — Сильно он на Карлию… Повлиял? — спросила я, когда молчание затянулось. — Она не спятила, если ты об этом. Бриньольф остановился возле статуи Ноктюрнал и подвинул носком сапога фарфоровую чашу с благовониями у её ног. Горка пепла развалилась и просыпалась через край. — Быстро устаёт, — продолжал вор, — и всё пишет-пишет. Говорит, знания разрывают, а если записывать — легче. Послышались какие-то шорохи, дверь открылась и, словно привидение, вошла Карлия. Только сейчас я заметила, как она отощала. Сиреневая блуза, которая всегда была ей немного велика, теперь болталась как мешок. Сильнее выпирали ключицы и заострилось лицо. — Ты чего? — в голосе Бриньольфа было столько заботы. Он быстро подошёл к эльфийке и подставил ей локоть. — Прилечь хочу. Она улыбнулась и взяла его под руку, бросила на меня взгляд: — Хорошо, что ты тут. Нам поговорить нужно. — Конечно, давай. Карлия села на возвышение, а Бриньольф снял её башмаки и помог лечь на подушки. — Оставишь нас? — прошептала она. Вор кивнул и, не сказав ни слова, ушёл. — Ты как? — спросила я и, сняв с плеча сумку, присела на край возвышения. Даже в полумраке было видно, как у Карлии дрожат зрачки. — Не смотри так и не жалей меня. Я знала, на что иду, — сказала она всё так же тихо. —Такие знания не должны пропадать и чем-то нужно жертвовать. — Собой? Карлия едва заметно улыбнулась и закрыла глаза. — Каждый день мне чуть-чуть лучше. Голова бессильно склонилась набок. Несколько раз эльфийка вздрогнула и затихла. Некоторое время я неподвижно сидела, опасаясь её разбудить. Что-то тяжёлое и неотвратимое висело в воздухе, надвигалось всё ближе и наступало на пятки. Разувшись, я забралась на возвышение и легла рядом с Карлией. Моя возня её не потревожила, дыхание было ровным и глубоким. Слушая его, будто колыбельную, я не заметила, как провалилась во тьму.     Разбудило какое-то бульканье. Я открыла глаза и вздрогнула, не понимая, где нахожусь. Тихо посапывала Карлия. Откинутая в сторону рука лежала у моего лица. Костлявые пальцы, заляпанные чернилами, едва заметно подёргивались. Снова что-то булькнуло. Я обернулась. Рядом, прислонившись затылком к стене и положив ногу на ногу, сидела Сапфир. — Будешь? Она потрясла глиняной бутылкой с рисунком диковинного фрукта, похожего на звезду. Сентинельское красное с запада Хаммерфелла. Значит, война не повлияла на контрабанду, да и с чего бы? Я села, поморщившись от боли в затёкшей шее, взяла бутылку и сделала большой глоток. Вино было сладким, как свежая малина. — Всё время спит, — прошептала Сапфир, глядя на Карлию. — Спит и пишет, пишет и спит. И ничего не говорит. По крайней мере, мне. Нордка перевела глаза на меня. — Ты тоже ничего не скажешь, да? — О чём? — Что происходит и как мы жить будем. Она хотела добавить что-то ещё, но не стала. — Я и сама не знаю, — ответила я и глотнула вина. — Шикарно. Нордка забрала бутылку. — А я ведь виделась с Ершом. Я вскинула брови. — Жив, значит? — Хрен знает, я до войны гоняла. — Узнала что? Сапфир блеснула глазами. — На Солстхейме слыхать не слыхивали о Рейвине. Помнишь, он говорил, что работал там на Северинов, а потом сбежал, потому что они заставили кого-то прирезать? Рейвин Имиан — данмер, которого в начале весны привёл в Гильдию Бриньольф. Когда Нируин отправился в Вайтран, чтобы разузнать что-то о смерти Делвина и Векс, Рейвин выехал следом. Говорил, что в Айварстед, чтобы вылечить колено, которое повредил, упав с лошади. По странному совпадению той же ночью Нируина нашли мёртвым, а Рейвин исчез. По словам лекаря, он и правда появлялся в Айварстеде, но больше его никто не видел. — Не было такого? — Было, но не так. Северины хотели правителя своего прирезать. Наняли девчонку из Камонны Тонг — это местные скуумоторговцы — да кто-то её сдал, а она — Северинов. Всех казнили. — Может, Рейвин у них под другим именем служил? Ныкался хорошо? — Может, но вряд ли. На Солстхейме народу мало: если долго живёшь, тяжело затеряться, если пропадёшь, заметят. Я потёрла лоб. Странная история, которая ничего не опровергала и не доказывала. — А вот с Мартином интересней. Сапфир лукаво прищурилась. — Мартинов пруд пруди, сама понимаешь, особенно в Сиродиле. Есть пара-тройка любопытных типчиков, но нас интересует племянник императора. Остатки сонливости мгновенно рассеялись. Довольная произведённым впечатлением Сапфир продолжила: — Не то двоюродный, не то троюродный, по матери. В юности служил в легионе, потом ушёл. Чем занимался все эти годы, никто не знает. Сейчас ему за сорок, в Имперском городе живёт. — Почему он нас интересует? — Потому что он блондин, и потому что последние несколько месяцев его никто не видел. Говорят, он уехал к родне в Бравил, но это чушь. Я облизала пересохшие губы. Действительно ли этот Мартин — тот самый? — А шрам у него есть? — Нет, но он мог получить его здесь. Помнишь, в Фолкрите видели чужака с перевязанной шеей? Тоже имперец, тоже блондин. — А когда это было? — Не то в середине зимы, не то в конце. — Фолкрит, — повторила я задумчиво. — Там ведь рядом Белый Проход. Перевал в горах Джерол был частью единственной сухопутной дорогой между Сиродилом и Скайримом, пока в прошлом году его не завалила снежная лавина. Сапфир изогнула бровь. — Думаешь, там как-то можно пройти? — Что вы хотите найти? — раздался голос Карлии. Она повернулась и, подложив ладони под щёку, поглядела из-под полуприкрытых век. — Я хочу узнать, кто такой Мартин, — ответила я. — Зачем? — Думаю, это он убил Делвина и Векс. Или нанял кого-то. — Допустим, это так. Что дальше? Я закусила губу, собираясь с мыслями. Если предположения верны, нужно отыскать имперца и узнать, что он задумал. — Найдём его и отомстим, — прошептала Сапфир. Я поймала её горящий взгляд и по шее побежали мурашки. Карлия вздохнула. — Сапфир, оставь, нас, пожалуйста. — С чего это? — вспыхнула нордка. — Хочу поговорить с Лорой. Сапфир открыла рот, чтобы ответить что-то едкое и злое, но осеклась. Несколько мгновений молчала, пронзая нас взглядом. — Да идите вы к даэдра, — бросила и, спустившись с возвышения, ушла. Карлия снова вздохнула и села, прислонившись спиной к стене. — Ноктюрнал вернулась. С тем же выражением данмерка могла бы сказать, что собираются тучи и к обеду будет дождь. — Вчера, говорила со мной прямо тут. Мы, не сговариваясь, посмотрели на статую напротив. Казалось, что каменные вороны вот-вот оживут и, хлопая крыльями, закружат по комнате. — Она сказала, что твою душу забрал у неё Ситис. Сердце ударило в горло. — Ты знала? — Да. Повисла тишина. Мы продолжали глядеть на статую. — Почему не сказала? — спросила наконец Карлия. — Не могла, — проговорила я тихо. — Вначале не могла. Цицерон бы меня убил, а потом… — я закрыла глаза. — Потом всё затянулось, запуталось. Я надеялась, что всё исправлю… — Исправишь? — воскликнула Карлия, и её голос прокатился по комнате с неожиданной силой. — Мать Ночи сказала, что отпустит меня, если я помогу найти того, кто её заказал. Как жалко это прозвучало! — Боги, Лора! — она сжала кулаки. — Ты хоть понимаешь, какой опасности нас подвергла? Ты должна была сказать! Внутри всё сжалось, но я нашла в себе силы открыть глаза и посмотреть на Карлию. — Должна была. — Ситис никогда тебя не отдаст! Что бы ни плела его зазноба! Ты навсегда останешься в Пустоте! Я похолодела, не в силах выдавить ни слова. «Неужели это правда? — стучало в висках. — Конечно, конечно, это правда! Ты всегда это знала, но боялась признаться!» — Есть ещё что-то, что мы должны знать? — спросила Карлия. Гнев, чистый гнев — всё, что было в её глазах. — Мать Ночи вернулась, — прошептала я одними губами. — Что? Что ты несёшь? — Она убила Астрид и вселилась в её тело. Вчера. Карлия побледнела. Казалось, в её голове сложились кусочки какой-то мозаики. — Зачем она вернулась? — спросила эльфийка, глядя куда-то перед собой. — Она сказала, что довакин не справится с Алдуином. Она хочет помочь, хочет спасти Нирн. Это звучало в сто раз глупее всего, что я говорила до этого. Зачем Ситису, бесконечному Хаосу, спасать нас? Богу, чьё имя связывают с мучениями и смертью? Некоторое время Карлия молчала, всё также глядя перед собой. — Ты должна уехать, Лора. И никогда сюда не возвращаться. Сердце сжалось от боли. Я сидела, боясь пошевелиться. Всё казалось страшным сном. — Если бы я могла вернуться в прошлое, то вернулась и справила. Но я не могу. — Именно поэтому ты должна уехать. Пока не привела к нам Мать Ночи и новую беду. Наблюдая за собой, словно со стороны, я подползла к краю возвышения и спустила ноги. Трясущимися пальцами натянула сапоги и встала. — Кто будет управлять Гильдией? — Тебе это уже неважно. — Но я должна кому-то передать дела. Эльфийка покачала головой. — Какие дела, Лора? Ты уже два месяца шатаешься непонятно где. Мы всё делаем за тебя. Слова обожгли. Но Карлия была права, как и всегда. Я подняла сумку, отыскала на дне маленькую металлическую птичку и положила на подушку. — Прости меня за всё, — сказала и, не дожидаясь ответа, ушла. — Сюда! Сюда бей! — голос стражника прокатился по улице, а следом раздался пронзительный удар металла о камень. Потом ещё один, ещё и ещё. День был по-настоящему жаркий. Нагретый летним солнцем Рифтен потрескивал от зноя. Мелкие облака, похожие на пушницу, неподвижно висели в небе и ничего не предвещало дождя. Я стояла под раскидистым деревом недалеко от канала и, кутаясь в тень, глядела, как на противоположной стороне набережной собираются новые и новые зрители. У перил в окружении свиты стояла Мавен и, переговариваясь с управителем, наблюдала, как внизу у самой воды стражники долбят кувалдами стену. С тех пор, как Карлия выгнала меня из Гильдии, прошло больше двух недель. Я потеряла счёт времени и не могла сказать точно. Пришлось уйти ни с кем не попрощавшись и ничего не объяснив, но вряд ли я бы сумела сделать это достойно. По пути в Айварстед безумно хотелось напиться: так, чтобы забыть своё имя и не отличать день от ночи. Наверное, я бы так и сделала, но слова Карлии отрезвляли лучше пощёчин. Она не сказала ничего, чего я не знала, лишь по-новому расставила акценты. Да, меня волновала только собственная шкура. Я не хотела провести в Братстве всю жизнь и любой ценой пыталась выбраться со дна, но, оказалось, падала всё глубже. Своими же руками я помогла Матери Ночи возвратиться в Нирн. Был ли у меня выбор? Верила ли я, что она действительно собирается спасти мир? Ответов не было. Я бездумно шагала по краю пропасти и тянула за собой остальных. Карлия обрубила связывающие нас верёвки, и у Гильдии появилась надежда на лучшее будущее. Оставался всего один человек, который зависел от меня и не мог себя защитить. Из Айварстеда я поехала в столицу и попросила Иону увезти отца в Сиродил. Я знала, что прошу слишком многого, но Иона единственная, кому можно было доверять. Она выросла на ферме рядом с Рифтом, и дорога в Солитьюд была самым длинным путешествием в её жизни. Она никогда не плавала на кораблях, не покупала дома и не вела хозяйство, а я просила её именно об этом. Я хотела, чтобы она уплыла в Имперский город, где легко затеряться, подыскала небольшую усадьбу или особняк и поселилась там с моим отцом. Это стоило целое состояние, и мне пришлось опустошить все свои тайники в Хаафингаре. Иона не могла отказать и просила поехать с ней. Не знаю, что её пугало больше — чужая страна или огромные деньги, которыми предстояло распоряжаться. Я врала, что приеду, когда закончу дела и продам дом в Рифтене. В трех старых сундуках мы сделали двойное дно и спрятали большую часть денег. Целую неделю по вечерам я объясняла Ионе, как разнюхивать сведения, кому и когда доверять, как торговаться и заключать сделки. Нордка не отличалась прозорливостью. Некоторые вещи давались ей так тяжело, что Мать Ночи уже не казалась такой опасной. Но выбора не было. Три дня назад, рано утром я проводила Иону и отца на купеческий корабль, идущий в Сиродил через Хай Рок и Валенвуд. Путь занимал два месяца, и оставалось только молиться, чтобы всё прошло хорошо. Возвращаясь на лодке в город, я видела, как корабль поднимает якорь и гадала, не совершила ли ошибку. В ту минуту Тёмное Братство не пугало так сильно, как штиль, пираты или случайный дракон, потерявшийся в море в поисках довакина. Затих очередной удар кувалды, и толпа радостно заревела. Несколько горожан протолкались к лестнице и побежали вниз. Даже издалека на лице Мавен угадывалась довольная улыбка. Ещё бы! Её люди отыскали тайное убежище Гильдии воров. Этой ненасытной своры, что разрослась, словно опухоль и сосала деньги со всего Скайрима. Вновь и вновь я всматривалась в лица горожан в надежде увидеть друзей. Никто не пропустил бы такое зрелище, особенно Бриньольф. — Ведут! — крикнул кто-то и толпа взволнованно загудела. Через несколько секунд, поблёскивая шлемами, на лестнице показались стражники. Волоча кого-то по ступеням, они поднялись на набережную и бросили к ногам Мавен два тощих хвостатых тела. Нордка нахмурилась и что-то спросила. Стражник ответил, донеслись слова: — …Больше никого. Повисла тишина и воздух, казалось, стал ещё жарче. Народ окружил двух каджитов, объятых скуумной негой. Когда-то они возили из Эльсвейра редкую контрабанду и неплохо зарабатывали, но подсели на лунный сахар и начали приворовывать у своих же. Долгое время мы не знали, как от них избавиться и вот представился случай. — Вздёрнуть их! — крикнул кто-то. — Вздёрнуть! — поддержал другой. Мавен со злостью оглядела толпу. Кажется, тоже искала Бриньольфа. Я усмехнулась и, придерживая тень, такую изворотливую на ярком солнце, пошла к Медовику. На пороге лежало письмо. Оглянувшись по сторонам, я подняла его и быстро зашла в дом. Здесь царила темнота и приятная прохлада — один из немногих плюсов жизни у воды. Я не хотела открывать ставни, чтобы кто-то заметил моё возвращение, поэтому разожгла свечи и развернула письмо. Почерк был незнакомый: «Здравствуйте, Лора! Это Констанция Мишель. Никак не могу вас застать, решила написать. После смерти госпожи Грелод приютом управляю я. Если вы по-прежнему хотите усыновить или удочерить кого-нибудь из детей, я не стану препятствовать». Я прочитала ещё раз и уставилась, как на стене пляшут тени.  В дверь постучали. Твою мать! Я ведь даже не заезжала на конюшню и оставила Ржавку в ближайшей деревне! Может, притвориться, что меня нет? Стук повторился: три удара, спокойных и ровных. Сунув письмо в карман, я открыла дверь и почувствовала в ногах слабость. Щурясь на солнце, сверху вниз на меня глядела Астрид. Вернее та, что украла её тело. Чуть позади стоял Цицерон. — Сложно тебя застать, — сказала Мать Ночи. Голос звучал неожиданно мягко. Язык прилип к нёбу. Я оглядела улицу и отошла в сторону, приглашая гостей в дом. Мать Ночи улыбнулась и вошла. От неё повеяло морем, солью и какой-то дурманящей свежестью. Цицерон вошёл следом и, проходя мимо, едва заметно кивнул. Я закрыла дверь и обернулась. Сердце колотилось, как безумное. Мать остановилась возле буфета и осмотрелась. На ней были свободные льняные штаны и белоснежная блуза с воротником-стойкой, украшенная камеей из хоркеровой кости. Гладко зачёсанные волосы были собраны на затылке в аккуратный пучок. Серьга с волчьим клыком, которую носила Астрид, исчезла. — Присаживайтесь, — проговорила я и посмотрела на Цицерона. Одетый во всё чёрное, растрёпанный и вспотевший, он казался противоположностью Матери. Верхние пуговицы на шёлковой рубахе были расстёгнуты, открывая белоснежную кожу, усыпанную веснушками. — Да, — пробормотал он и подвинул Матери стул. — Благодарю. Она села полубоком и положила ногу на ногу. — Может, вина? — спросила я, чувствуя себя до предельного странно. Мать покачала головой, а Цицерон кивнул и сел на соседний стул. Я развязала лежащую на столе сумку и достала пузатую бутылку из тёмного стекла. Имперское красное, восемьдесят восьмой год. Я привезла из Солитьюда три бутылки, чтобы наконец, накидаться. Похоже, опять не получится. — Я открою. Цицерон забрал бутылку, в руке блеснул перочинный нож. Я поставила перед ним глиняную кружку и села напротив, сложив на столе вспотевшие ладони. — Цицерон приносил тебе книгу, помнишь? — спросила Мать, глядя, как он отковыривает сургуч от горлышка. Я тяжело сглотнула. — Книгу? — Это было в саду у крепости, — сказал Цицерон и бросил на меня быстрый взгляд. — Перед днём Шута. Я вспомнила книгу в чёрном переплёте. На первых страницах были Догматы, какие-то рисунки и Тёмное таинство. Остальная книга оказалась совершенно пустой. Цицерон сказал хранить её и время от времени пересматривать, а я сунула её в тайник и с тех пор ни разу не открыла. — Помню.  — Далеко она? — спросила Мать Ночи, голос звучал всё так же мягко. Интересно, Астрид с кем-нибудь так говорила? — Нет. Принести? — Если несложно. Словно во сне я встала из-за стола, вышла в спальню и, на ходу разжигая волшебный огонёк, спустилась в подвал. Здесь стоял затхлый запах сырости, на стенах проступала плесень. С каждым днём дом всё больше напоминал заброшенный. Я прошла в дальний угол и дрожащей рукой нажала на один из верхних камней, потом на средний, носком сапога вдавила нижний. В следующий миг каменная стена отъехала в сторону, открывая небольшой чулан. Я прятала здесь деньги, украшения, оружие, отмычки и даже зелья. Книга лежала на верхней полке. Встав на цыпочки, я взяла её и почувствовала, как переплёт холодит пальцы. Ещё недавно меня бы одолело искушение открыть книгу и подсмотреть секреты Братства. Тем более что Цицерон развязал мне руки, но теперь чужие тайны пугали больше смерти. Сунув книгу подмышку, я закрыла чулан и возвратилась на кухню. — Это она? — спросила я и положила книгу перед Матерью. — Посмотрим. Изящные пальцы принялись листать страницы. Я устроилась напротив, и откинулась на спинку стула. Всё сильнее пахло морем и теперь ещё вином. Цицерон уже откупорил бутылку и потягивал его из кружки. Мать Ночи раскрыла книгу где-то на середине. Страницы казались совершенно пустыми, но она что-то видела. Взгляд скользил по невидимым строчкам, а на губах расцветала улыбка. — Спасибо, Лора. Кажется, я собственными руками принесла ей какое-то оружие. Мать закрыла книгу и скрестила сверху пальцы. — У тебя нет планов на ближайшие дни? Вопрос застал врасплох. — Нет. — Хорошо. Она посмотрела на Цицерона и положила ладонь ему на предплечье. Он едва заметно вздрогнул. — Достань, пожалуйста, карту. Убийца поставил кружку на стол и вынул из новенькой поясной сумы, на которой не было ни единой заплатки, маленький свиток. — Можешь сразу Лоре отдать, — сказала Мать и обратилась ко мне: — Проверь, что тебе всё понятно. Я развернула свиток и расслабила пальцы, чтобы не было заметно, как они дрожат. Передо мной была карта, нарисованная чернилами: линии-дороги, зигзаги-горы и какие-то странные символы. — Вот это — Ривервуд, — Цицерон пересел ко мне и ткнул пальцем в какую-то закорючку. — А тут мы спрятали саркофаг. Это небольшая пещера к северу от тракта. Вот тут я написал, как её найти. Он сжал мои пальцы и потянул вниз, сильнее разворачивая свиток. — Вот. Я увидела его чёткий аккуратный почерк: «После поворота на Рифт ехать четверть часа до большого камня, похожего на стёсанный жёрнов. Там повернуть налево и ехать по тропинке до кручи. Взять направо и ехать до ручья». — Пещера прямо там, — добавил он. — Найдёшь? — Да. Я высвободила руку, и карта мгновенно свернулась. — Прекрасно. Мать постучала пальцами по чёрному переплёту. — Саркофаг лежит в повозке, упряжь там есть. Возьми коня покрепче. Цицерон сказал, что ты договорилась встретиться с Мартином у какого-то грота… — «Серая вода», — подсказала я. — Я должна привести туда саркофаг и разжечь сигнальный костёр. — Отлично, действуй по плану. Отдашь саркофаг и свободна. Сердце болезненно сжалось. Я моргнула, не решаясь переспросить. Мать Ночи прищурилась. — Мы договаривались, что ты поможешь найти моего заказчика и отомстить. Так вот, с местью я как-нибудь справлюсь. Отдашь гроб и делай, что хочешь. Тёмное Братство больше тебя не потревожит. Если, конечно, сама не захочешь. Она усмехнулась, переводя глаза с меня на Цицерона. — Значит, ты будешь где-то рядом? Когда я передам гроб… — Возможно, — она снова улыбнулась. Я облизала губы. — Когда мне нужно ехать? — Когда ты можешь? Перед тем как идти в Рифтен, я как следует отдохнула в деревне, где бросила Ржавку, поэтому могла отправляться хоть сейчас. Оставалось взять в дорогу еды, но это следовало сделать где-нибудь в другом месте. Я не знала, предупредил ли Бриньольф Мавен, что я больше не при делах, но какое это имело значение? Если медовая королева увидит меня в городе, то обязательно спросит, какого даэдра я выставила её дурой, подсунув вместо разбойников двух сторчавшихся каджитов. — Через пару часов. Мать Ночи изогнула бровь и снова посмотрела на Цицерона. — А ты переживал. Она взяла книгу. — Тогда нам тоже стоит поспешить. Цицерон вскочил и отодвинул стул, помогая ей встать. — Если ты позволишь, — проговорил он тихо, — я бы хотел чуть-чуть задержаться. Мать Ночи улыбнулась, не сводя с меня глаз. — Конечно, не торопись. Я буду в храме. Она ласково коснулась его плеча и направилась к выходу. Я встала, чтобы её проводить, но она покачала головой. — Не надо, я закрою. Взявшись за ручку, она на мгновение обернулась: — Удачи, Лора. И ушла. С улицы повеяло жаром, но дышать стало легче. Я судорожно выдохнула и поймала взгляд Цицерона, в котором читалась неуверенность и что-то, смутно напоминающее угрызения совести. — Я… — начал он. — Спасибо тебе. Спасибо, что некроманта нашла и помогла. Мать вернулась только благодаря тебе. Я опустила глаза, с трудом сдержав проклятье. — Знаю, что ты не поверишь… Он обогнул стол и подошёл ко мне. Свечи задрожали и тени заметались, как безумные. — Слова шута там в Пустоте… Это провокация. Я просто хотел, чтобы ты знала. Я подняла глаза и встретила его взволнованный взгляд. Веснушки, рассыпанные по всему лицу, делали бывшего Хранителя обманчиво безобидным. — Конечно, я так и подумала. Что ещё я могла ответить? Цицерон расслабился. — Я знал, что ты поймёшь. Он взял меня за плечи. — Послушай, садись. Пододвинул стул и сел рядом, так что наши колени упёрлись друг в друга. — Когда приедешь к гроту и костёр разожжёшь, спрячься, а лучше держись в тенях. Найди какое-нибудь дерево или выступ в скале, что угодно, и когда Мартин приедет, стой там, не выходи. Если что-то не так пойдёт, если он нападёт, не вздумай сражаться, беги. Со всех ног беги. Поняла? Я кивнула. — Обещаешь? — Да. Он открыл поясную суму и вытащил маленький флакончик с красной жидкостью, похожей на кровь. — Если ранят, прими это. Самое сильное зелье в Сиродиле, с того света вытащит. Он раскрыл мою ладонь и положил флакончик. Я подняла его на свет. Жидкость пузырилась и переливалась, словно перламутр. Если она такая сильная, то стоит целое состояние. — Его нельзя ни с чем смешивать. Примешь — не пей ничего крепче воды. — Хорошо, — я кивнула и аккуратно положила флакончик на стол. — Спасибо, Цицерон. Он поднял руку и прикоснулся к моей щеке. — Я очень хочу тебя защитить, но мы не можем сорвать эту встречу. — Я справлюсь. Правда. Долгое мгновение он молча глядел на меня, подался вперёд и неожиданно поцеловал. Я отстранилась. На губах остался привкус вина. — Не надо. — Забудь, что я тогда говорил. В тёмных глазах читалось нетерпение, смешанное с раздражением. Цицерон встал и взял меня за плечи, заставляя подняться. — Забудь, — прошептал и прижал к себе. Горячее дыхание обожгло моё ухо, губы коснулись виска — в том месте, где остался шрам от рукоятки кинжала. — Хватит, — я упёрлась руками ему в грудь. — Да, я была в тебя влюблена, но больше не люблю. Он поглядел с удивлением и злостью, чуть прищурился, будто решил, что я блефую. Усмехнулся и отпустил. Я попятилась и скрестила руки на груди, сжав до боли пальцы. Цицерон прошёл по кухне, взъерошил волосы и обернулся. Несколько мгновений мы молча глядели друг на друга. Он снова усмехнулся и, отвесив шутовской поклон, ушёл.