15
6 марта 2017 г. в 16:57
Они перестают разговаривать. Ойкаве страшно.
Он чешет шею и пальцы в беспокойстве. Бёдра, щёки, макушка, губы, ступни зудят, превращая Тоору в сплошную расцарапанную нежно-красную полоску. Многие друзья, переходя из средней школы в старшую, перестают общаться, хотя раньше могли болтать о всяких пустяках часами, перебивая друг друга и задорно смеясь над мелочами жизни.
В классе Ойкавы слишком душно и шумно.
— Я думаю, что плановая экономика — хрень собачья, — говорит Тсунами.
— Да! — соглашается с ней Акума. Акума всегда с ней согласна.
— Ну уж нет, лучше центральное планирование, чем хаос рынка, — Акеми же греет поясницей учительский стол.
— Ну уж нет! — Тсунами только смешно пыжится. — А ты что думаешь, Ойкава?
Тоору болтает длинными ногами под партой, то и дело задевая бёдрами столешницу. Хочется сказать, что волейболист вообще в экономике не разбирается, да и не желает на самом деле. Зачем, когда в Японии и так всё в порядке?
Он открывает рот, но Ромео на том конце класса запрокидывает голову и смеётся так громко, что Ойкава легонько подскакивает. У Ромео красивое имя и вихрь русых кудрей. Красивый смех. Кадык Ромео двигается вверх и вниз. Раз-два. Ха-ха.
— Ойкава? — повторяет Тсунами.
И Ойкава вздыхает.
Дерьмо.
Акеми говорит, что Ромео классный, хотя Акеми мало кого считает классным, помимо Тоору. Девушек надо слушаться хотя бы потому, что у них свои стандарты крутости, а Ойкава целых два месяца думал, что изумительно выглядит с брекетами.
Просто во всём виноват Ива-чан! Это он сказал, что Тоору выглядит неплохо, а вот Мару — молодец. Честно сказала, что лучше вообще не улыбаться, чем улыбаться с цветными скобочками.
Ойкава проводит языком по ровному ряду зубов — по невыветрившейся привычке.
— Как будто у тебя во рту огромный червь, — хихикает Акеми.
А вот Ива-чан никогда бы так не сказал!
— Ну и вали к нему, — зло выдаёт девушка. И бьёт по плечам. Не как Ива-чан.
На тренировке Ойкава играет в команде с гордой буквой «Б». Балбесы, бараны, бедуины. Ну или как там их только не называет капитан. Когда Тоору получит заветную футболку с единичкой, то всё будет совершенно иначе.
— Как думаешь, из меня выйдет хороший капитан? — спрашивает он у Ива-чана.
Тот зашнуровывает кроссовку. Левую. Стоптанную немного вправо.
Ойкаве страшно. Он хочет крикнуть: «Ну скажи ты что-нибудь!» — но молчит.
— Откуда же я знаю? — всё-таки выдаёт Ива-чан.
Ну откуда же ты знаешь! Идиот! Мудак! Ничего умнее придумать не мог!
— Иваизуми! — в дверном проёме появляется лопоухий, худой и длинный, как щепка, паренёк. — Я жду, вообще-то!
Ойкава не чувствует пульса.
— Иду, Ханамаки, — говорит Ива-чан и улыбается, как в тот день рождения, когда папа Хаджиме купил большой торт и огромную машинку.
Они не разговаривают.
Тоору страшно.
Дома на ужин брокколи. Интересно, тётя Иваизуми тоже кормит своего сына такой дрянью? Да откуда же Ойкава знает! Он ведь бывает у Ива-чана только на днях рождения и по просьбе своей мамы. Тоору знает, родители Ива-чана его терпеть не могут, до сих пор считают сопливым и приставучим.
Надоедливым.
Прилипчивым.
Ужасным.
— Сынок, что с тобой?
Ойкава молчит в ответ.
Ива-чан теперь считает точно так же.
«Завтра будет тренировка?» — пишет ему Тоору. Вертится на кровати. Смотрит в потолок, отдирает уголок обоев. Моется в душе. Падает без сил на кровать.
Тишина.
«Завтра будет тренировка?» — пишет капитану.
«Для тебя ещё и дополнительная!»
Ива-чан в сети. Зелёный значок, как инопланетяне в ужасном фильме, светится рядом с его аватаркой.
Ойкава набирает: «Привет».
Ойкава набирает: «Как день?»
Ойкава набирает: «Привет».
Ойкава набирает: «Привет».
Ойкава набирает: «Привет».
Ойкава набирает: «Привет».
Ойкава стирает: «Ты не отвечаешь мне уже два месяца».
Ойкава стирает слёзы со щёк.
Ойкава набирает: «Привет».
Ромео отвечает: «Привет».
Ойкава набирает: «Как дела?»
Ромео отвечает: «Отлично. Твои?»
Ойкава улыбается.
Тсунами признаёт Ромео очень крутым и красивым. Акума ей привычно поддакивает. Тоору хочется поговорить об экономике, но он молчит, смотря, как одноклассник что-то пишет на доске.
Они гуляют по вечерним улицам, и Ойкаве хочется держаться с кем-то за руки. Но ему совсем не страшно.
— Волейбол? — переспрашивает Ромео. — Думаю, это круто. Могу прийти на тренировку?
— Да! — Тоору почти подпрыгивает и как-то слишком по-дурацки улыбается. Как в тот день рождения Ива-чана.
Капитан ворчит, когда Ойкава приводит новичка, а Ханамаки, которого тоже перевели в команду с гордой буквой «Б», здоровается с ним за руку. Тоору выдыхает через нос.
Учить Ромео подачам очень весело. Очень весело касаться его предплечий и слышать запах древесного парфюма вперемешку с арахисовым маслом. Ойкава влюблён, и скрываться вообще не выходит.
Ханамаки что-то шепчет Ива-чану, и Тоору осекается на полуслове. Когда невыносимо хочется что-то сказать, сеттер, никогда не думая, кричит во всё горло. А Макки не такой. Макки осторожный. Макки мыслящий. Неудивительно, что Ива-чан теперь дружит с ним.
— Ты в порядке? — спрашивает Ромео.
— Ага, — отвечает Тоору.
И влюблённость сходит на нет.
На завтрак овсяная каша.
На завтрак хлопья.
На завтрак чай и подгоревшие тосты.
На завтрак пюре из брокколи.
К завтраку всегда одна и та же специя — молчание. И Тоору страшно.
На выходных приезжает Мару и Такеру. Они смеются в соседней комнате.
Ойкава набирает: «Привет».
Иваизуми пишет: «Еблан».
Иваизуми пишет: «Не общайся с Ромео, он ебанутый».
Иваизуми пишет: «Привет».
Иваизуми пишет: «Как дела?»
Ойкава пишет: «Мне одиноко». Ойкава отправляет: «Это ты еблан».
Ойкава стирает слёзы со щёк.