Монстр сильнее человека?

Pov фон Кролок.       Скоро я заметил, что просматривая книги, ища те, что не читал, или хотя бы читал очень давно, я подсознательно ищу книги, которые могли бы понравиться Лауре. И, хоть я не видел девочку со дня рождения ее младшего брата или сестры, только дьявол знал, какого труда мне стоило не летать туда каждую ночь, не видеть ее.       Я вытерпел лишь 2 месяца, и, взяв с собой книгу, чтобы хоть как-то оправдать себя, обернулся нетопырем и полетел к Лауре. Обычная летучая мышь не смогла бы нести этот том, но я не испытывал никаких сложностей.       Лаура уже спала, но окно было чуть приоткрыто, так что я без труда проник в ее комнату. Кошки, окружившие ее на кровати, смерили меня свирепым взглядом, но, видя, что я не проявляю агрессии, успокоились, но были настороже.       Я, обратившись, положил книгу на стол, чтобы на утро Лаура сразу увидела ее, и посмотрел на девочку. Люди могли бы сказать, что за эти два месяца она совсем не изменилась, однако это было не так — Лаура чуть подросла, личико ее утратило детскую округлость, становясь немного угловатым, но все таким же миловидным, волосы обрели ярко-рыжий оттенок. Во сне девочка улыбалась. Я закрыл глаза, чувствуя, как голову поднимает змей-искуситель. Нет, нельзя, ведь что-то хорошее еще во мне должно было остаться, что-то человеческое… -Кто Вы? — тихий голосок оторвал меня от самобичевания. Лаура приподнялась на локтях, сонно потирая глаза и щурясь в темноту, но в ее голосе не было страха. Можно ли хоть чем-то испугать ее? И что ответить ей? -Я — дух ночи, — ответил я почти правду. Ну, не говорить же ей, что к ней посреди ночи явился вампир. -Правда? — еще больше оживилась Лаура, глаза ее заблестели и она заморгала чаще, чтобы глаза быстрее привыкли к темноте. Она села в кровати, спустив ноги на пол, но тут же подтянула и обратно на кровать, вздрогнув от холода, но взгляда она не отвела, — А родители говорили, что по ночам являются лишь злобные вампиры. -Они ошибаются, — я отошел к противоположной стене, чтобы казаться менее материальным. -Хорошо, что ты пришел, — заявила Лаура неожиданно. Вампиры редко слышат такие слова, или, если точнее, никогда не слышат — овечки редко говорят волку «Добро пожаловать», так что не удивительно, что мне не удалось сдержать вопрос: -Почему? -Родители говорят, что я наивная. И глупая. Может, они правы, — горько пробормотала Лаура, и во мне проснулась ярость — как они могут так говорить ей? — я верю в духов ночи, как ты, верю в магию луны и подлунных существ, поэтому часто оставляю окно на ночь открытым… Но теперь мне проще будет переносить их слова, потому что я знаю, что ты есть. Я ни слова не скажу им, но про себя буду улыбаться.       Это было решение не ребенка, но девушки-аристократки, гордой и свободной — не пытаться доказать, но самой знать, что они не правы. -Ты не глупая, — мягко проговорил я, желая сделать шаг вперед, но останавливая себя, — Ты умнее всех женщин в той глуши, поверь мне. -Правда? — Лаура подалась вперед, будто была готова подскочить ко мне, печаль исчезла из ее взгляда. -Я не лгу, — и я действительно не лгал… ей… почти. Только не договаривал, по-своему интерпретировал и называл своими именами, только и всего, — А в твоей наивности нет ничего плохого — она лишь доказывает, что ты добра и никогда не замышляла против кого-то зла, и, следовательно, тебе нечего бояться. -Вы так говорите, потому что хотите успокоить меня? -Нет, лишь потому, что это правда. И тебе нужно ее знать. Но скоро уже будет рассвет, и тебе пора спать, — нельзя дольше задерживаться рядом, но едва ли я смогу теперь сдерживать себя и не лететь каждый вечер к ней, к маленькому лучику света, не яркого, подобного луне. -А Вы будете приходить? — знала бы ты, дитя, какой приговор подписываешь себе, прося об этом… Если раньше могла существовать хоть тень надежды на победу благоразумия, то теперь, когда она сама попросила, я не смогу не прийти. -Да, я буду. А сейчас — спи.       Лаура скоро уснула, безмятежная и счастливая, и я снова задался вопросом что мне делать? С одной стороны, моя темная, демоническая сущность требовала ее, и не только крови — что может быть лучше, чем держать ее при себе, воспитывать под себя, лепить из нее, словно из мягкой глины лучшую подругу на века, а потом, дождавшись, когда ей исполнится лет 16-18, обратить, сделав своей от и до и окончательно победить одиночество. Но та крупица человечности, что еще во мне осталась, твердила, что нужно ее оставить, предоставив судьбе, возможно, оплатить ее обучение, но больше никогда к ней не приближаться. Пусть она будет ждать меня, пусть поплачет, но Лаура быстро смирится и забудет, ведь детская память так коротка. Но я не мог выкинуть из своей головы того сладостного ощущения, появляющегося у меня, когда она улыбается.       Я поспешил убраться восвояси, чтобы не наделать глупостей, не сделать поспешных выводов и не сгореть на солнце. Мне срочно нужно было чем-то отвлечь себя от мыслей о Лауре. Но проще было решить, чем сделать. Мысли о ней стали навязчивым видением, они не покидали меня даже во сне, являя мне картинки будущего, которое могло у нас быть — стоило только протянуть руку. Красивая графиня фон Кролок с такими знакомыми темно-карими глазами, ярко-рыжими волосами и едва заметной грустной задумчивостью при воспоминании о прошлом, но в настоящем она всегда улыбается. И я рядом с ней, я не одинок, и мое бессмертие больше не проклятие.       Весь день я ворочался в гробу, не в силах выкинуть эти образы из головы. Не хочу, не хочу, не хочу! Но только солнце скрылось за горизонтом — и вот я опять лечу туда, к маленькому окошку и комнатке на чердаке.       Лаура сидела за столом и читала принесенную мной книгу. Ее глаза быстро скользили по строчкам, сама она низко склонилась над книгой, будто физически желала поскорее достичь конца страницы и перейти на следующую, чтобы узнать, что же будет дальше. Она была одержима новой книгой, как я был одержим ей. Я был готов вечно наблюдать за ней. Да, я был одержим.       Я старался прилетать туда не каждый день, пытался последовать зову человечности и оставить ее. Пытался, пытался… но то была заведомо проигрышная ситуация. Окружающий мир сжался вокруг меня, мешая дышать, грозя раздавить… И я сдался. Да, она будет расти в моем доме, будет знать, что я — вампир и будет принимать это. Я заберу ее, но не сейчас, чуть позже.       Приняв это решение, я почувствовал покой, умиротворение и свободу. Мир снова раскинул просторы, став бесконечным. Что ж, никто не сможет сказать, что я не старался. Но желания сильнее нас, зло сильнее добра, монстр сильнее человека. -Отец, что с тобой? — спросил Герберт однажды, во время шахматной партии. После принятия «правильного» решения мне было легче не видеть ее еженощно, так что появилось время на что-то еще, помимо наблюдения за девочкой. -Ничего. Совершенно ничего, — ответил я, небрежно переставляя коня. Я пока не делился с Гербертом своими планами, но скоро придется. Он будет «против» или «за»? Мне уже все равно, однажды ему придется ее принять.       Сын не стал продолжать расспросы, вернувшись к игре. Да, всем обитателям этого замка придется ее принять и смерить свой аппетит, ведь если по чьей-либо вине хоть волос упадет с ее головы, когда она здесь окажется, я спущу шкуру со всех.       Монстр сильнее человека.       Я начал составлять план, получая от этого удовольствие. Как забрать ее у родителей, как объяснить самой Лауре, как убедить, что тут ей будет лучше, ведь ребенок, какие бы родители у него ни были, любит их… Думал, что нужно достать, чтобы пребывание Лауры здесь было более комфортным. Если уж решил идти до конца, то нужно хоть попытаться сделать этот путь как можно более приятным.       Монстр сильнее человека