Монстр сильнее человека?

Pov Лаура       Я пожалела профессора, а он жалел меня, хотя в жалости я не нуждалась —  глупо было жалеть о счастливой жизни. Профессор часто намекал мне, что рад был бы помочь мне вернуться в лоно родной семьи, о которой я уже давно не вспоминала. Эти попытки убеждения даже, казалось, омолодили и исцелили его… Удивительный человек. Граф следил за мной краем глаза, понимая, что я едва ли решусь на какую-либо авантюру. Скоро, правда, профессор перенес свою деятельность на графа, чему я была рада — мое терпение еще не может сравниться с вампирским (я понимала, что граф, хоть он не говорит об этом, обратит меня рано или поздно, так что свыклась с этой мыслью и даже находила плюсы в вампирском существовании), а вот граф был поистине невозмутим, аки каменный идол и вежливо отвечал на нескончаемые вопросы неугомонного профессора. А спрашивал он в основном обо мне: знаю ли я и осознаю ли в полной мере, кем является мой покровитель и его «семья», по какой причине я осталась с графом, кем были мои родители и чем вынудили меня совершить такой необдуманный поступок, правда ли я проявляю такие способности и такое рвение к наукам, как сложились мои отношения с остальными обитателями замка и прочее-прочее. Я находилась недалеко, уже привыкнув быть рядом с графом, с улыбкой наблюдая за этим испытанием силы воли.       Герберт виртуозно скрывался, избегая профессора, Магду лишь пару раз спросили о том, как протекает ее новая «жизнь» и оставили в покое. Альфреду уделялось столько же внимания, сколько и мне, можно сказать, мы были двумя подопытными, за которыми профессор был готов наблюдать круглосуточно. -Он успокоится, когда станет вампиром. Или, точнее, станет исследовать сам себя и оставит нас в покое… — успокаивал меня граф, когда я жаловалась ему, как устала от излишнего внимания. Поэтому я просила графа быстрее с этим разобраться. Но он медлил. Почему? Он мне не говорил, хотя я спрашивала не раз. Возможно, он и сам не понимал…       Только спустя год и неделю после приезда к нам профессора, это, наконец, свершилось…       Мне не дали на это смотреть. Наоборот, граф приказал Альфреду отвести меня в другой конец замка и держать там, пока он сам не придет за нами. Я подчинилась, но была не очень довольна сложившейся ситуацией и потому угрюмо ворчала… -Почему меня выгнали? Неужели я не заслуживаю его доверия? Почему меня принижают? Почему напоминают, что я еще не такая? -Его Светлость просто не хочет причинить тебе вред и не хочет напугать тебя, являя монстра. В твоем присутствии он пытается быть как можно человечнее, — постарался успокоить меня Альфред, запирая дверь.       Я устроилась на подоконнике с романом, который недавно подсунул мне Герберт. Зачем? На этот мой вопрос он лишь пожимал плечами, загадочно усмехаясь. Но книга меня заинтересовала — все эти путешествия, интриги, преступления и, самое главное, любовь. Настоящая и чистая, о которой я стала мечтать. Но так же начала замечать то, в чем боялась признаваться самой себе — мое отношение к графу удивительно напоминало эту пресловутую любовь… Я желала, чтобы он постоянно был рядом, в его присутствии чувствовала себя защищенной, боялась чем-то разочаровать его… Но если я признаю и приму, что люблю своего покровителя, то это поставит под удар наши нынешние отношения учителя и ученицы, наши отношения, в которых нет места стеснению, неуверенности, непониманию. Мы больше не сможем разговаривать просто и обо всем, как прежде… Ведь героини романа, как только встречали свою любовь, тут же начинали стесняться, краснеть, лепетать, заикаться… Могли говорить только о ночи и луне, о любви и весне… Я же при всем желании не могла представить такой разговор между мной и графом… Мало того, что я еще дитя. Как можно вообразить, что граф произнесет, например, такие слова: «О, твоя кожа нежна, словно лепестки робкого весеннего цветка. Стоит мне увидеть тебя, как мое замершее сердце оживает и начинает биться, и биться так громко, что, кажется, слышит весь мир… Я так люблю тебя, о, моя маленькая нежная Богиня…» Да, невозможно. И я едва ли смогу серьезно это слушать. И отвечать что-то вроде: «О, любимый, мой несравненный граф, твои слова заставляют мои щеки покрываться румянцем и гореть. Я люблю тебя…» Аж страшно становится! Но от каждой его похвалы мое сердце начинало трепетать, и я никак не могла это остановить… -Скажи, а граф любит меня? — спросила я у Альфреда, когда безуспешно перечитала страницу раз в 10, совсем не понимая смысла. Я никогда не осмелилась бы задать этот вопрос Герберту, по большей части из-за того, что он поднял бы меня на смех и еще долго угнетал бы меня своими шуточками. От Альфреда такого поведения можно было не ожидать — он был внимателен к чувствам других, вежлив и воспитан. Ему претило смеяться над проблемами других. -Конечно. Он бы просто так не привел бы тебя сюда, не окружил бы заботой и любовью, — Альфреду был совсем не понятен мотив моего вопроса. -Я не то имею в виду, — я нетерпеливо спрыгнула на пол, отложив книгу, — любит ли он меня иначе, чем ученицу? Сможет ли полюбить меня как девушку, когда я вырасту? Обратит ли меня в вампира для себя? -Обратит? — Альфред подавился и закашлялся, — с чего ты взяла, что он хочет тебя обратить? -Глупый вопрос, — я посмотрела на Альфреда, прищурив немного глаза, выражая все свои эмоции по поводу этого вопроса, — зачем еще я живу здесь? Просто обучить меня можно было отправить в школу. -Я не могу судить о чувствах графа, — немного помолчав, заговорил Альфред, — Он любит тебя сейчас. Как ученицу, как воспитанницу, как дочь; восхищается тобой, но… Он несомненно заинтересован в тебе, с тобой ему не скучно. Но кто знает, что будет дальше…       Вечный человеческий вопрос: «что будет дальше?». Он пугает, настораживает, мешает. Заставляет порой принимать неверные решения в попытке изменить свою судьбу. Что же будет дальше? Этот вопрос не волнует вампиров — их жизнь замерла однажды и навсегда… Но я еще человек, и мне немного страшно