Монстр сильнее человека?

Pov фон Кролок       Я думал, что следующим человеком, которого я обращу, будет Лаура. Даже представлял, как это будет, какие чувства будут греть меня… Но как же часто судьба меняет свои решения. Я ждал столько, сколько мог, позволяя профессору полностью дожить отпущенное ему время — это был шанс для него одуматься, передумать и повернуть назад, пока это представлялось возможным. Но профессор оказался удивительно упорным в своих решениях.       Теперь ему стало хуже, он мог прожить еще несколько месяцев, может даже год, а мог скончаться этой же ночью, а я дал обещание ему и, самое главное, Лауре, что он будет жить. Иногда меня начинала волновать моя готовность выполнять любой каприз моего котенка, однако каждая ее улыбка заставляла меня забыть беспокойство.       Лауре не понравился мой приказ увести ее в другой конец замка. Но в этом вопросе я остался непреклонным — она не видела монстра, которым я являлся на самом деле, кто знает, в какой ужас повергнет ее моя истинная сущность, клыки, острые и длинные, раны от которых навсегда остаются шрамы, кровь, которую я буду пить… Одно дело знать об этом, представлять, и совсем другое — увидеть воочию. Она обижено надулась, скрестила руки на груди и отвела взгляд, пряча слезы.Маленькая непоседа. Я погладил ее по волосам, обещая прийти за ней как можно скорее.       Альфред медленно увел ее за собой, пытаясь занять разговором. Я не боялся оставлять их один на один — Альфред относился к ней с братской заботой и любовью, он никогда не позволил бы себе причинить ей вред. Так, я и Герберт остались в комнате профессора, который сидел в кресле, нетерпеливо ожидая развязки своей жизни. Мой сын, я видел, не горел желанием находиться здесь, и я понимал его — ему вся эта ситуация напоминала о не самых счастливых событиях в его жизни…       Мне пришлось жениться на Маргарите, девушке, которую мне выбрал отец — суровый и волевой человек, стремящийся всеми силами не только укрепить родословную фон Кролоков, но и увеличить благосостояние семьи. Разумеется, девушка была из знатной семьи, за ней давали богатое приданное, и собой она была не дурна, только несколько ограничена, что, впрочем, было нормой — знатным дамам не полагалось много знать, даже читать умели единицы. Образованность девушки считалась постыдной — достаточно было знать, как управлять слугами, как вышивать шелковыми нитями и как казаться своему мужу милой и очаровательной. Ну и родить наследника.       Я не любил ее, даже привязанности не испытывал, она не смогла заинтересовать меня, мне было скучно в ее обществе. Однако, я относился к ней с уважением и свои внебрачные связи держал в тайне, так что о них не догадывалась не только она, но и мои друзья. Поэтому наша семья считалась идеальной в глазах общества, моей жене завидовали другие дамы, мужья которых весьма часто гуляли на стороне, совершенно не скрывая свои похождения даже от жен.       А потом на свет появился Герберт, мой сын и наследник. Все вокруг говорили, что он удивительно похож на мать — такой же светловолосый и миловидный. Но у мальчишки были мои серо-голубые глаза, в нем я с каждым днем все больше узнавал себя. Сын для меня стал всем, тогда я оборвал все свои связи с женщинами, не желая пропустить ни мига из жизни моего ребенка. Многие удивлялись такой привязанности, но мне было все равно. Я сам учил его читать и считать, ездить верхом, фехтовать… Герберт проводил со мной намного больше времени, чем с матерью, которая очень сильно болела, почти не вставала после его рождения. Врачи не давали никакой надежды, говорили, что она не сможет оправиться. И они оказались правы — жена моя скончалась, когда Герберту едва исполнилось 4 года. Мальчик легко перенес эту потерю, а мне было очень жаль ее — Маргарита могла еще жить и жить, но Бог распорядился иначе.       Я навсегда запомнил ее последние слова, которые она произнесла после того, как исповедовалась священнику и попросила оставить ее наедине со мной: -Позаботься о Герберте. Я вижу, что ты очень любишь его, несмотря на то, что никогда не любил меня. Не возражай, — попросила она слабо, когда я хотел соврать ей, успокоить, — я не слепая. И не глупая, чтобы надеяться на что-то. Я знала, что умру, и очень боялась, что ты не примешь сына, что он будет расти как сирота при живом отце. Но рада видеть, что все иначе. Я старалась как можно меньше видеться с ним, чтобы он не сильно привязался ко мне и не страдал, — она чуть улыбнулась, но это была очень печальная улыбка, которая скрывала боль — телесную и душевную, — Я всегда любила тебя (какое счастье признаться в этом, пусть и на смертном одре), и никогда не обижалась за то, что не любима тобой, — она в последнем порыве протянула ладонь, коснулась моей щеки, после чего рука ее безвольно упала на простыни.       За годы нашей совместной жизни я привязался к Маргарите, мне было тяжело поверить, что я больше не увижу ее улыбки за утренним столом, что больше не услышу ее тихого пения, когда она занимается рукоделием, не почувствую ее нежного прикосновения к моим плечам, когда буду заниматься счетами семьи… А последние слова женщины убедили меня в том, что я так и не смог узнать ее, но было уже поздно жалеть.       В ту ночь я впервые напился, напился до такой степени, что не смог дойти до кровати и заснул прямо в столовой, где меня нашел сын, проснувшийся ранним утром. Герберт разбудил меня и… Боже, я никогда не забуду страха на его лице, когда он спросил: -Папа, ты тоже заболел, как и мама, и скоро уйдешь? -Нет, Герберт, никогда, — я обнял сына, обещая, что никогда больше не проявлю слабости, что буду сильным ради сына.       Шли годы. Я старался вырастить сына по образу и подобию своему. Однако, наклонности Герберта испугали меня слишком поздно, точнее, я заметил их слишком поздно, а когда заметил, наивно решил, что все можно исправить — нужно только женить его. Ведь Герберту было уже 19 лет. У меня была на примете девушка, которая бы подошла ему, и ее отец был серьезно настроен выдать ее замуж за виконта фон Кролока.       Дело шло к свадьбе, даже Герберт не возражал, часто встречался со своей невестой. А потом, во время одной охоты, он свалился с лошади. Казалось бы — небольшое сотрясение, да вывихнутая нога — мелочи, но проходили недели, а лучше Герберту не становилось, только хуже. Врачи, смотря на его состояние, разводили руками — они не понимали причины. Герберт не вставал с кровати, часто у него начинался жар, иногда он бредил, потом вдруг он бледнел от внезапной острой боли, как ему казалось, во всем теле. Я не мог поверить — всю свою жизнь Герберт болел от силы раз 10, и то легкой простудой, которая проходила через пару дней покоя, а сейчас он угасал от какой-то неизвестной болезни.       Это был второй раз, когда я готов был сдаться. Если сын умрет, мне незачем будет жить, я это понимал, поэтому был готов отдать все, лишь бы он остался жить, готов был даже продать душу.       В последнюю ночь своей человеческой жизни я сидел в дрянном кабаке, заливая горе алкоголем. Сидел в полном одиночестве в темном углу, чувствуя, как надежда захлебывается в волнах вина. Вдруг мое одиночество было нарушено мужчиной, который выглядел, молодо, но был стариком. На нем был щегольской камзол, на голове — широкополая шляпа, поля которой бросали тень на его лицо. Его движения были намерено медлительны и словно непривычны ему. -Я вижу, Вас что-то сильно тревожит, — его голос был тихим и увещевающим, заставляющим поверить, что обладатель этого голоса может разрешить все мои проблемы, — Болезнь близкого для Вас человека. -Какое Вам до этого дело? — я сделал большой глоток вина и поморщился — отвратительный вкус, но оно обладает несомненным преимуществом — быстрее вгоняет меня в омут опьянения. -Хотел помочь. -Вы врач? — в ответ на мой вопрос этот человек расхохотался. Он смеялся долго — мое предположение изрядно его развеселило. -Нет, я лучше. У меня есть одно лекарство, но оно может излечить от всего. Даже, как ни странно, от душевных ран…       У меня появилась мысль, что он шарлатан, либо глупец, занимающийся так называемой «магией». Но в то время меня терзало такое отчаяние, что я был готов поверить во что угодно, какой бы глупостью это ни казалось. И, раз этот чудак утверждает, что может помочь, я готов поверить ему: -Сколько? -О, денег мне не нужно, — улыбнулся мужчина, а меня поразили его удлиненные клыки, — можете считать меня альтруистом — я подарю Вам лекарство, не требуя ничего взамен. Я вижу Ваши мучения. Но Вы должны пройти за мной — я не хочу привлекать ненужное внимание.       Я согласился и последовал за ним на улицу. Его отказ от денег мало походил на поведение шарлатанов, которые стараются вытянуть как можно больше денег из несчастных. Я следовал за ним в темные перекрестья улиц. На улице было холодно — осень в тот год наступила рано, я быстро трезвел, но ни на секунду не задумывался о безопасности — я был уверен, что этот мужчина поможет мне вылечить моего сына.       Мужчина остановился в темном переулке в дали от полуночных заведений. Он стоял спиной ко мне и молчал, я не торопил его, но все эти странности напрягали. А потом он одним неуловимым движением набросился на меня и укусил.       Я чувствовал, что он пьет мою кровь, чувствовал, как я слабею, как по капле меня покидает жизнь. Что ж, значит, такова судьба. Так будет лучше, моего сына уже не спасти, и род фон Кролоков прервется… Но я не умер тогда, хотя был готов принять смерть. Кто-то настойчиво встряхнул меня, не позволяя заснуть и заставляя испить что-то густое и тягучее, пахнущее кладбищем и тлением: -Я еще не закончил с тобой, не засыпай, граф, — насмешливо говорил мне этот человек, заставляя меня пить это странное вещество, — У меня нет времени учить тебя, так что пей, если не хочешь сгинуть от руки первого же охотника.       С первым же глотком в мою голову вторглись миллиарды картинок, мелькающих с удивительной скоростью, но еще более удивительным оказалось то, что я понимал смысл эти картинок, понимал тот урок, что они в себе несли. Так я понял, кем стал, что мне нужно делать, чтобы выжить, узнал, что представляет для меня опасность, а чего я могу не опасаться. И точно знал, как могу спасти Герберта!       Я пришел в себя через пару часов и удивился, как изменилось мое восприятие мира. Мой слух стал настолько чутким, что я слышал копошение крыс в подвалах домов в километре от меня. Я чувствовал людей вокруг, ощущал их запах, знал, где они и что делают… На любое приказание мозга тело отзывалось мгновенно и четко. Той ночью я впервые обратился в нетопыря, торопясь попасть домой. Первый полет был не очень уверенным, меня сносило в сторону, голова кружилась от новизны ощущений, что ничуть не помогало. Но в душе я ликовал.       Слуги, увидев меня, были удивлены тем, как я изменился, но списали все перемены на горе, терзавшее меня. Я и не думал переубеждать их, просто прошел к сыну, зная, что у меня осталось мало времени до рассвета.       Герберт не спал и был в сознании, что случалось все реже в последнее время. Я сел в кресло рядом с его кроватью, совсем как прежде. -Ты ужасно выглядишь, отец, — усмехнулся Герберт, но тут же побелел от очередного приступа боли. Он уже давно не верил в лекарство, приняв смерть, как нечто неизбежное. Как Маргарита…       Я не стал ничего ему объяснять, просто укусил его, испив крови ровно столько, сколько нужно, чтобы довести до грани, но не убить. Сопротивление его было слабо и скоро прекратилось. Я заставил его выпить моей крови, чтобы передать знания, полученные от того, кто обратил меня.       Так мы стали вампирами, перебрались в старый замок нашего рода, нашли свое место. Герберт быстро привык к новой жизни, начал ей наслаждаться, однако иногда я видел в его глазах затаенную тоску, но на судьбу он никогда не жаловался и не злился на меня.       Я вынырнул из воспоминаний, ощутив легкое прикосновение к своему плечу. Это был Герберт. По его взгляду я понял, что он сейчас вспоминал о том же. -Кто это сделает? — спросил он тихо, так что не услышал даже профессор, которому Магда заботливо укрыла колени пледом и вышла. -Я. Ты знаешь, что делать, если что-то пойдет не так, — под «что-то» я подразумевал мою вырвавшуюся из-под контроля жажду. Хотя раньше никогда такого не случалось, нельзя быть абсолютно уверенным. Герберт кивнул, а я сделал шаг к креслу профессора, встав за его спиной, — Вы готовы, профессор? -Да, — он прикрыл глаза и сцепил руки в замок. Волнение, ожидание и нетерпение. Я не делал резких движений, давно привыкнув к человеческой скорости — она сокращала вечность. Клыки легко рассекли кожу, тут же вызвав поток крови. Моя выдержка не подвела меня — я был сыт. Пульс профессора замедлился, он находился на грани, теперь осталось подождать, пока произойдет перерождение. -Ты не напоишь его кровью? — удивился Герберт, видя, что я спокойно отошел к окну, стирая кровь с губ шелковым платком. -Зачем? Он и так знает о вампирах едва ли не больше нас самих, незачем лишать его радости открытий и исследований, — усмехнулся я. -Не переживай, он не тронет ее, — заметил Герберт через пару секунд молчания. -Я не переживаю, — соврал я. -Да брось, ты переживаешь о ней каждую секунду, если ее нет рядом, — отмахнулся Герберт от моей лжи, — Ты просто сумасшедший. Но, признаю, в ней есть то, от чего можно сойти с ума. Иди к ней, я присмотрю, чтобы тут все было как надо, — Герберт улыбался, — И отправь Альфреда сюда.