Испанский средневековый детектив

– Я устала тебя ждать, − томно потянулась донна Катарина. Тонкая сорочка почти не скрывала соблазнительного тела. А на губах женщины играла порочная улыбка. Альварес застыл в дверях. Все мысли словно вышибло из головы. По телу разлился огонь, сердце стучало в висках. Если бы сейчас за спиной прокрался убийца с кинжалом, он бы не заметил. Альварес жадно смотрел и не мог отвести взгляда от самой красивой женщины, что ему доводилось видеть. И эта женщина лежала в его постели, улыбалась и предлагала ему себя. Роскошная донна, чистая, благородная, благоухающая ароматами райских трав с горькой ноткой сладострастия, смотрела на него так многообещающе, что кровь вскипала. Ведь если сделать всего два шага, он сможет сжать её в объятиях, сорвать бесполезную ткань ночного платья, прикоснуться к её телу. Взять то, что ему так милостиво предлагают и вытравить из сердца и разума непонятные терзания, что вызывает мальчишка-герцог. Поцелуи донны сотрут воспоминания о других неправильных поцелуях, руки, прикоснувшись к мягкой груди, которая дразнит из кружевного выреза, забудут о прикосновениях к другому телу. Она ведь прекрасна. Желанна. Она само искушение и любовь. Альварес закрыл дверь и шагнул в комнату. Донна Катарина, довольно улыбаясь, потянулась навстречу, провела пальчиком по краю сорочки, прикусила нижнюю губу. Во взгляде её читалось нетерпеливое ожидание. И это выражение сменилось недоумением и даже обидой, когда Альварес почтительно поклонился, остановившись у двери. − Добрый вечер, госпожа, − невозмутимо проговорил он. Как бы хороша и желанна ни была эта женщина, Альварес понимал, кто она и кто он. И что прихоть донны может очень дорого ему стоить, а то и вовсе её визит окажется хладнокровно спланированной ловушкой. − И чего ты там застыл? − вновь предприняла она попытку вернуть прежнее обольстительное настроение и даже протянула ему руку. Но в улыбке и взгляде не было ничего настоящего. Донна Катарина не видела перед собой Альвареса, перед ней был просто человек, от которого она что-то хотела и пыталась добиться самым простым способом взаимодействия женщины и мужчины. − Я в растерянности, ваша светлость, − смиренно ответил Альварес, склонив голову. − Донне что-то нужно от слуги её племянника? − Не валяй дурака! − сердито отозвалась донна Катарина. − Неужели тебе не ясно, что мне нужно? Ей не шло раздражение, но смотрелось оно сейчас куда естественней, чем маска сладострастия. − Я думала, мужчины, подобные тебе, всё понимают с полуслова и не нуждаются в церемониях. − Простите, ваша светлость, я не отличаюсь живостью ума и не понимаю, почему вы гневаетесь. Горячая волна искушения уже прошла, и Альварес смотрел на донну Катарину с лёгкой насмешкой. Было даже любопытно, что она предпримет. Красавица-герцогиня явно не ожидала отказа и, кажется, уже ненавидела не поддавшегося её чарам простолюдина. Но упорства донне было не занимать, и она предприняла ещё одну попытку. − Мне так тоскливо, я несчастна. А увидев тебя, подумала, что ты сможешь меня утешить… Если бы пару недель назад Альваресу сказали, что его будет соблазнять высокородная донна, а он примется корчить из себя оскоплённого монаха, он бы долго смеялся. Или он настолько привык к женщинам, подобным разбитной мамаше Кло, что не воспринимает остальных всерьёз? − Но ведь донна вдова. Ей не пристало говорить постороннему мужчине такие речи. А я не смею нарушить заповедей. Донна Катарина вспыхнула и вскочила на постели. − Да как ты смеешь! − срывающимся голосом воскликнула она. − Одно моё слово, и тебя выбросят отсюда! Сгниёшь в тюрьме! Нет, ляжешь на плаху! И никто не станет слушать твоих оправданий! − Едва ли моя смерть дороже вашей репутации. Стоит ли давать донне Лициссии повод для сплетен? − спокойно проговорил Альварес, присаживаясь на стул и не отводя взгляда от разозлённой гостьи. − Да, дон Рауль поверит вам, но его матушка только и ждёт удобного случая, чтобы опорочить вас. Лучшего повода и не придумать. Вам ни к чему скандал. Герцогиня выругалась, как не пристало выражаться не просто даме, но и любому человеку благородных кровей. Но когда её гнев утих, донна неожиданно вновь улыбнулась, и уже без прежних соблазнительных ужимок: − А ты слишком умён, и неубедительно ведёшь себя для недалёкого увальня-слуги. Альварес тоже улыбнулся: − У госпожи ко мне важное дело, раз она пошла на такой риск? Донна Катарина закуталась в свой халат, который лежал тут же на кровати, халат был достаточно целомудренный и отчасти напоминал монашеский плащ, и донна в этом наряде выглядела достаточно невинно и довольно мило, такой она нравилась Альваресу гораздо больше. Поймав его взгляд, она нарочито медленно откинула голову, разметав волосы, и повела плечом. Воздух вновь опасно накалился запахом соблазна. − Не надо, ваша светлость, − с мягкой укоризной проговорил Альварес. − Я вижу, что вы прекрасны, но не готов разделить с вами страсть. − Ты спишь с Раулем? − с усмешкой спросила она, с любопытством прищурившись. − Я вхожу в спальню господина только в том случае, если требуется его охранять, − Альварес старался остаться равнодушным и не показать, как от этой полунасмешки-полувопроса забилось его сердце. Хотя ведь он даже не лгал! Донна Катарина рассмеялась. – Ты понял, о чём я! Но, судя по всему, нет, иначе бы так на меня не смотрел. Тем более обидно! Будь ты содомит, как мой покойный муженёк, было бы не так оскорбительно. А то пробираешься украдкой, ждёшь, рискуешь репутацией, а тебя отвергают… – Простите, ваша светлость, – с легкой улыбкой склонил голову Альварес. Донна Катарина лишь отмахнулась – Впрочем, я даже рада, что ты такой суровый и хладнокровный. Ты из породы тех мужчин, которых деньги интересуют больше, чем женщины? Хотя я едва ли смогу предложить тебе столько, сколько платит Рауль, но ведь лишние монеты тебе не помешают? − Донне нужна моя помощь? − вежливо поинтересовался Альварес. − Да. Но ещё больше донне нужно, чтобы ты ей поверил, − отозвалась Катарина со вздохом. − Ты ведь здесь, чтобы выяснить, кто убил Карлоса? И наверняка подозреваешь меня. Особенно после смерти этой девчонки. Альварес не счёл нужным скрывать усмешку: – А если я откажусь от ваших денег, как отказался от вашей красоты, вы попытаетесь меня убить? Катарина тоже улыбнулась: – Если бы я была мужчиной, я бы так и сделала. Многое было бы легче в моей жизни, если бы я была мужчиной, – грустно добавила она. – Но ничего не поделаешь, я вынуждена умолять, обольщать, уговаривать. Ты не знаешь о планах Рауля на мой счёт? – Нет, госпожа. – Да брось! Ещё скажи, что окончательное решение выслать своего никчёмного младшего братца Рауль принял сам. Наконец-то он уберётся из дома. – Дон Франсиско доставлял вам хлопоты? – Этот мальчишка считает себя мечтой любой женщины и смеет делать мне намёки, – поморщилась донна Катарина. – А получив отказ, пугал меня монастырём, как будто ему решать мою судьбу. Это для Альвареса было не новостью, слуги с удовольствием пересказывали, как донна Катарина с такой силой ударила младшего племянника по лицу, что у него пошла носом кровь. И как Франсиско с тех пор всячески избегает тётушку. А его матушка, несмотря на свою вечную вражду со свояченицей, не только не высказала ей своего негодования, а даже извинялась за поведение отпрыска. Конечно, о том, что произошло между донной Катариной и доном Франсиско, никто достоверно не знал. Но, как оказалось, догадывались правильно. – Вы очень откровенны со мной, госпожа. Я не достоин такой чести. Я всего лишь слуга. – Будто кто-то этому верит! – усмехнулась она. – Даже такая клуша, как Лициссия, поняла, для чего ты на самом деле в доме. Нам следовало догадаться, что Рауль не оставит попыток выяснить, почему Карлос умер. – Вы думаете, дон Рауль просто не может смириться, что его дядюшка умер от болезни, и напрасно ищет виновных? – не стал больше разыгрывать комедию Альварес. – Конечно, нет. Карлоса отравили, но это сделала не я. Несмотря ни на что, за годы супружества у нас сложились добрые отношения. Меня опечалила его смерть. Положение вдовы очень непрочно. Как у жены герцога Медины-Сидония у меня было многое: и титул, и богатство, и некая свобода. Рауль, конечно, славный мальчик, но зависеть от его воли – это выше моих сил. – Донна устало потёрла виски. – Мне ни к чему было убивать Карлоса. – Горничная, которую убили, видела… – начал Альварес. – Вот порошки, что я взяла со стола Карлоса, – перебила донна Катарина, бросив на стол мешочек. – Это веселящие травы. Герцог не довольствовался лишь вином, чтобы забыться и уйти от забот. Я тоже люблю иногда почувствовать себя свободной. В тот вечер это было мне необходимо, смерть Карлоса стала ударом. А кто убил несчастную девушку, я не знаю. Но если бы за какой-то надобностью избавиться от служанки понадобилось мне, я бы не стала убивать её в доме. Альварес не знал, верить ли ей. Слова донны были убедительны, и смотрела она прямо в глаза. Или очарование этой женщины мешает ему мыслить здраво? Он сложил порошки к себе в карман, чтобы показать потом Пабло. И словно невзначай достал письмо, тоже положил на стол. Донна Катарина посмотрела на бумагу и тут же отвела взгляд, оставаясь невозмутимой. Но Альварес заметил, как румянец коснулся её щек. – Так как же я могу помочь госпоже? – повторил свой вопрос Альварес. – Убеди Рауля устроить мой отъезд из Мадрида. Мне нужно, чтобы он говорил, будто отправил меня в монастырь, но на самом деле дал мне полную свободу. Альварес удивлённо вскинул брови. – Ваше исчезновение будет непросто скрыть, и то, что вы не добрались до монастыря, тоже станет известно. Вы ведь не одна из десятка дочерей нищего идальго, чтобы остаться без внимания. – На мою карету по пути могут напасть разбойники, или я захочу сменить монастырь и уеду не в тот, куда направлялась первоначально, – пожала плечами герцогиня. – Мне нужно отбыть из Мадрида. Дальше моя забота. Нужно, чтобы Катарина, вдова герцога Медины-Сидония, была забыта. Я не могу обратиться к Раулю с этой просьбой, он слишком послушен букве закона и, как истинный рыцарь, решит, что лучше меня знает, что мне нужно, – поморщилась донна. – Уговори его. – Почему у вас ко мне такое доверие, ваша светлость? – Альварес был растерян. Кажется, те, кто в этом доме не хотят его убить, видят в нём какого-то святого. Донна Катарина улыбнулась, тепло, искренне, без малейшего намёка на кокетство: – Альварес Корнеро, твой отец был преданным вассалом моего отца. Когда я была маленькой девочкой, твой старший брат был почтителен, словно я уже дама, и обещал, что станет рыцарем в моей свите, – она вздохнула. – Мой отец не смог защитить вашу семью от королевского гнева. Все считали, что фамилия Корнеро погибла. Как ты выжил и даже сохранил за собой родовое имя? – Вы ошибаетесь, донна, я простой солдат, – возразил Альварес, ничем не выдав своего волнения. – Я сын оруженосца, он служил некогда у графа Корнеро и взял имя в честь его земель. Катарина хитро сощурилась, но пожала плечами: – Хорошо, я не настаиваю. Я очень хорошо помню Алонсо, старшего сына графа Корнеро. Я когда-то очень радовалась, что мой жених Карлос имеет некое внешнее сходство с рыцарем из детских грёз. Я думала, что он тоже станет моим рыцарем. Но увы… – она проницательно посмотрела в глаза Альваресу. – Ты очень похож на брата. И я, когда заметила это, попросила одного доверенного человека, чтобы выяснил о тебе как можно больше. И наблюдала за тобой, пока ты был в доме. И вряд ли бы солдат, сын оруженосца, отверг женщину, которая пришла в его постель. И поэтому я готова тебе довериться и просить помощь. – Я не достоин такой чести, ваша светлость, – Альварес не смог скрыть усмешку. – Я не рыцарь из древних легенд и не спасаю прекрасных дев из темницы. Те далекие времена, когда он и братья слушали сказки о справедливых великих героях, минули. Жизнь показала, что герои, как правило, заканчивают плохо, особенно если лезут не в своё дело. Хватит с него дона Рауля с его проблемами. А старые суверены давно умершего отца не имеют прав у него что-либо требовать, он больше не дворянин. Донна Катарина от его слов сникла, её глаза наполнились слезами. Гордая прекрасная герцогиня выглядела, как несчастная девчонка, которой сказали, что бог не всегда слышит её молитвы, а ангелам, по большей части, плевать на её горести. Альварес не помнил её в своём детстве, и рассказов брата о маленькой даме тоже не помнил, но в том, что она говорит правду, не сомневался. Никто не мог знать, каким был Алонсо, и что всё-таки давняя детская мечта Альвареса сбылась, и он стал похож на брата. И брат бы вызвал его на поединок за слёзы своей дамы. Но брат мёртв, а у него совсем другое дело. – Я не могу вам ничего обещать, ваша светлость, но постараюсь поговорить о вас с доном Раулем, – проговорил он после паузы. – Но и вы должны помочь мне. Донна Катарина благодарно улыбнулась и посмотрела на него с надеждой. – Кто человек, написавший это письмо? Вы уверены, что не он избавил вас от супруга? Герцогиня побледнела. – Что ты знаешь? – Думаю, достаточно. Не только вы могли выяснить мои секреты, ваши тоже недостаточно хорошо спрятаны. На многое ли готов пойти этот человек, чтобы добиться вас? Он рассчитывал на вдовье наследство? Или хотел избавиться от соперника? – Он не имеет отношения к смерти Карлоса, это только всё усложнило для нас, – тихо проговорила донна. – Луис любит меня, но никогда не сможет сочетаться браком с вдовой. И если о наших отношениях узнают, меня ничто не спасет от монастыря, а его – от скоропостижной женитьбы на достойной девушке. Альварес ждал, когда она продолжит, не сомневаясь, что раз она решилась назвать имя, то расскажет все. И предчувствовал, что рассказ будет непростым испытанием для неё самой. – Пресвятая дева! – донна Катарина сжала пальцами виски, закрыла глаза, и когда вновь открыла, в её взгляде плескалась решимость. – Я была так счастлива, когда стала женой Карлоса. Радовалась, что мой супруг молод, красив, богат. Я любила его. Я очень любила его и молилась, чтобы он принял меня как жену. Я была невинной глупой девочкой и не понимала, почему не нравлюсь ему, когда все вокруг говорили, что я необычайно хороша собой. Я хотела быть праведной и чистой, я хотела быть женой лишь одного мужчины, но… Когда я узнала, что мой муж предпочитает законной супруге лакея, я думала: я умру от позора и унижения. Но всё равно его любила и готова была простить, даже зная, что лакей далеко не единственный его любовник. Молилась, чтобы Пресвятая дева послала нам любовь, очистила его душу. Но всё было напрасно. Карлос предавался разврату и не замечал меня. И даже не дал мне дитя, настолько не желал ко мне прикоснуться. Я пыталась угрожать ему инквизицией, пыталась умолять… Но как я могла заставить его полюбить меня? Карлос тоже был глубоко несчастен, конечно. Ему не нужен был этот брак, но человеку его положения нельзя не жениться. К тому же, слухи требовалось пресечь. Он пытался быть со мной ласковым, но видел во мне лишь досадную преграду своей свободе и своему счастью. И тогда со всем пылом неразделенной страсти я потянулась к первому же мужчине, который был в меня влюблён. Базиль, домашний музыкант. Карлос не только не воспротивился, даже обрадовался, вздохнул с облегчением, говорил, что примет моего сына или дочь. Но мне не нужен был ребёнок Базиля, я любила мужа, который не любил меня. Душой я принадлежала Карлосу. А каково мне было видеть Рауля? Моего счастливого соперника. Мальчишку! Я не могла этого выносить. Карлос совсем потерял голову. Считал, что в доме можно не скрываться. И даже самый последний конюх знал, что происходит. Каждая горничная смеялась надо мной! А я уже даже не чувствовала ни боли, ни обиды, я только боялась скандала, боялась, когда в городе узнают. Когда инквизиция решит вмешаться… Я заставила Карлоса прекратить эту связь, угрожая разоблачением, пугая тем, что потребую развод, назвав причину. Угрожая будущим Рауля. Я бы никогда на это не пошла, не навредила бы Карлосу, и Рауль не вызывал во мне ненависти. Я его жалела, как жалела и себя, и Карлоса. Но так продолжаться не могло. К счастью, Карлос внял моим словам, опомнился и отослал Рауля из дома. Но для нас это ничего не изменило. Я смирилась быть вдовой при живом муже. И искала утешения в других объятьях. Но обречённо любила Карлоса. Поэтому решилась соблазнить очередного мальчика, которого Карлос приблизил к себе, мне казалось, что с любовником мужа я смогу почувствовать себя в его постели, что через прикосновения человека, к которому он прикасался, он прикоснётся ко мне. Но он всего лишь отдал Диего мне. Ты наверняка считаешь меня распутницей? Женщиной, которая погрязла в грехах и не имеет права на счастье? – горько усмехнулась Катарина. – Не мне судить о грехах донны, – серьёзно произнёс Альварес. Он бы не хотел знать о её страданиях, думать, что эта женщина так постыдно пыталась заглушить в себе тоску по собственному мужу, но, вероятно, даже исповеднику донна Катарина такое рассказать не могла, а выговориться хотела. Но он будет последним, кто скажет, что донна Катарина должна гореть в адском пламени за свои пороки. Есть на свете грехи пострашнее желания любить и хотеть любви. – Я думала, что любовь к Карлосу высушила моё сердце, – продолжила герцогиня. – Но Луис был так настойчив, так изобретателен. Он не боялся ни слухов, ни собственной семьи. Мальчишка, – с нежностью произнесла Катарина. – Глупый и безрассудный. Пылкий, дерзкий. Я не думала, что могу полюбить его, но полюбила. Мы встречались редко и не загадывали, что будет дальше, сможем ли встретиться ещё раз. Наслаждались каждым мгновением настоящего. Карлос догадывался, конечно, но не препятствовал мне, я ведь не мешала ему. Хотя если бы он узнал, кто мой любовник, он бы воспротивился, разлучил меня с Луисом, как я его с Раулем. Но не ради мести. Это было опасно. Если бы о нас узнали, вмешался бы король. Сделал бы всё, чтобы уничтожить и меня, и моего мужа, который допустил моё грехопадение… – Дон Луис… – задумчиво проговорил Альварес, перебирая в памяти имена высокородных грандов. – Мне в голову приходит только дон Луис Бальтазар герцог Кастильский. Один их незаконнорожденных сыновей его величества… – Да, это его бастард, но король для всех своих детей подбирает политические союзы. И даже не будь я замужем, мой род недостаточно знатен, чтобы породниться с королевской семьей. А сейчас, если Рауль подберёт мне другого супруга, муж ведь не станет закрывать глаза на мои измены, или он может увезти меня из столицы. А разлука с Луисом для меня смерти подобна. – Но вы ведь сами хотите уехать? – Да, мы уедем с Луисом. Он решился пойти против воли отца. Но если король узнает, с кем он сбежал… Мой отец, да и Рауль и его родные… Им этого никогда не простят. Альварес кивнул, вспоминая судьбу собственной семьи. Их вина перед короной была не столь велика, но его величество не простил отца. – Так я могу рассчитывать на твою помощь? – после недолго молчания спросила донна Катарина. Альварес задумался. Её замысел – чистой воды безумие. И ещё несколько часов назад он подозревал донну Катарину в двух убийствах. Почему ему сейчас жалко эту женщину, в судьбе которой он вовсе не обязан принимать участие? Не обязан рисковать ради неё. – Если дон Рауль поручит мне взять на себя хлопоты по устройству вашего отъезда, то ему вовсе не обязательно знать, что вы не поедете в монастырь, – он принял решение ещё до того, как объяснил себе, зачем он впутывается. Донна Катарина просветлела лицом и едва не бросилась обнимать Альвареса, но сдержалась. Всё-таки ее попытка соблазнения была не более чем уловкой, проверкой. Она хотела быть уверена, что Альварес не воспользуется её безвыходным положением, не обманет, предложив помощь. По её взгляду Альварес понял: донна увидела, что он разгадал её замысел. Герцогиня виновато улыбнулась. – Я знала, что ты благородный человек. Благодарю тебя. Впрочем, Альвареса ничуть не расстроило и не удивило, что донна не планировала ложиться к нему в постель. За время беседы он ни разу не вспомнил, что перед ним красивая соблазнительная женщина, а не человек, который нуждается в помощи. Наверное, он слишком устал сегодня. – Но ваше дело я возьмусь улаживать не раньше, чем выясню, что дон Луис действительно не имеет отношения к смерти герцога, – заключил он. Катарина хотела было возразить, но, помолчав, кивнула. – Я уверена, что Луис здесь не при чём, но ты в праве не верить влюблённой женщине. Она поднялась. – Я рада, что Рауль попросил тебя разобраться в этом деле. И хорошо, что он приехал. Не знаю, что заставило Карлоса поменять своё решение. Он обещал, что больше не будет искать встреч с Раулем. Он всегда держал слово. Получилось, что и на этот раз не солгал. В лучших традициях рыцарских романов: нарушил слово – настигла кара. Но в подобную ерунду Альварес не верил. Как и в то, что благородные доны не нарушают своих же заветов. Явно герцог позволил мальчишке вернуться не для того, чтобы он вступал в права наследства. От предложения проводить её до покоев донна Катарина категорически отказалась. Дабы это не послужило причиной новых сплетен. И едва Альварес убедился, что в коридоре возле его дверей безлюдно и тихо, гостья соизволила его покинуть. А он остался размышлять над тем, что сегодня узнал. Действующих лиц в трагедии прибавилось, это не могло не расстраивать. Да и донна Катарина – несмотря на её сладкоголосые речи и, несмотря на то, что разбудила в Альваресе самые болезненные, но самые светлые воспоминания о семье – из списка подозреваемых пока никуда не делась. Он не священник, чтобы верить всем на слово. Конечно, не хотелось бы, чтобы красавица-донна оказалась мужеубийцей, да и впутывать в историю королевских отпрысков себе дороже, но если он будет искать только широкие и безопасные пути, то к правде не придёт. Альварес наметил план завтрашних действий, сходил на кухню, рассчитывая, что добросердечные кухарки оставили для него ужин. Поел холодного мяса с бобами, умылся во дворе, усмехнувшись про себя, что так и привыкнуть к чистоте недолго, не захочется потом возвращаться в клоповники, где он обычно квартировался. И тяжело вздохнул, понимая, что он не хочет ни в «Куропатку», ни в какую-либо ещё даже приличную гостиницу, а думает, как бы подольше задержаться здесь. И вовсе не из-за еды и мягкой перины. Подольше задержаться рядом с доном Раулем. Охранять его, оберегать от разных злодеев. Видеть, как он улыбается… Впрочем, последнее было совершенно лишним, и поэтому стоило поскорее найти убийцу и вернуться в прежнюю жизнь. Жил же раньше мальчишка без его забот, значит, и дальше проживёт. Эти мысли Альвареса не радовали, и он возвращался в свою комнатушку смурной. А когда увидел, что дверь приоткрыта, насторожился. В то, что донна Катарина решила вернуться, верилось слабо, а для дружеских визитов час поздний. Альварес вытащил кинжал из-за голенища и осторожно толкнул дверь. – Ваша светлость? – Альварес только сейчас вспомнил, что не зашёл отчитаться о сегодняшнем дне и о результатах встречи с Базилем. А все его недавние мысли о господине не касались расследования. Об этом, глядя сейчас на дона Рауля, он постарался не вспоминать. Пабло обещал позвать его, когда герцог проснётся. Но не позвал, он и думал, что Рауль проспит до утра. Но герцог, как видно, не дождавшись слуги, явился сам, и хорошо, что сейчас, а не раньше, вряд ли бы он поверил, что донна Катарина в непристойном виде пришла побеседовать о делах. – Вы в порядке, ваша светлость? Юноша молчал. От хорошего утреннего настроения дона Рауля не осталось и следа. Если утром Альваресу показалось, что мальчишка оживает и выглядит совершенно здоровым, то теперь он был вновь обессилен, подавлен горем и тоской. В глазах пропал весёлый блеск, уголки губ опустились. Он поднял на Альвареса печальные глаза и посмотрел с удивлением, словно не ожидал увидеть слугу в его же комнате. Он сидел за столом, сцепив пальцы, которые слегка дрожали. – Что-то случилось? – Альвареса его вид встревожил. Состояние герцога ему не нравилось, особенно если учесть недавнее стремление мальчишки напиться. Дон Рауль, так же ничего не говоря, смотрел на Альвареса и не отводил задумчивого взгляда, словно принимал какое-то решение. Альварес почувствовал себя неловко. Взгляд мальчишки внушал ему тревогу и смутные пугающие чувства. А Рауль вдруг резко встал. Так резко, что даже пошатнулся. Альварес подскочил, чтобы поддержать его. И был совершенно ошарашен, когда дон Рауль схватил его за руку, с отчаянной решимостью заглянул в глаза, затем зажмурился и, притянув к себе, поцеловал. Это был не просто поцелуй, а шаг в пропасть. Альваресу казалась, что до него уже добралось адское пламя и поэтому так жарко. Дон Рауль целовал его, как будто от поцелуя зависит вся его жизнь. Альварес не мог противиться, он был словно заколдован, он тоже целовал и обнимал приникшего к нему мальчишку и ни о чём не думал. – Запри дверь! – приказал Рауль, отстраняясь. Альварес по-прежнему не принадлежал себе, сердце бешено стучалось, и этот стук вытеснил все мысли из головы. Он подчинился, выпуская Рауля из объятий, сделал шаг к двери, опустил запор. А когда обернулся, надеясь на новый поцелуй, то замер, пытаясь осознать, что происходит. Дон Рауль снимал с себя одежду: камзол, рубашку, пояс с блестящими камнями. Альварес не хотел смотреть, но не мог отвести взгляда. Слабое пламя свечей освещало поджарое тело, смуглое и словно мерцающее. «Уйти! Сбежать, пока не поздно! Прогнать его!», – пыталась прорваться сквозь туман наваждения мысль, но Альварес не слушал, не понимал. Ему хотелось смотреть на этого мальчика. Прикоснуться к нему. Пройтись губами по длинной изящной шее. «Тебя поэтому не впечатлила донна Катарина? – ехидно прозвучал в голове последний отголосок здравого смысла. – Тебе давно нужно было это. Он». Оставшись в одних тонких панталонах, дон Рауль вновь оказался рядом, вновь поцеловал, на мгновение обжигая ладони Альвареса своей кожей, и быстро, почти грубо, толкнул его на кровать. Кровать жалобно скрипнула, тоже призывая Альвареса одуматься. Но он весь горел, не смея шевельнуться, не веря, что это происходит с ним. Что он позволяет этому происходить. А герцог, сверкая огромными чёрными безумными глазами, нависал сверху, решительно стягивал с него камзол, проводя ладонями под рубашкой. И сердце рвалось навстречу этому прикосновениям, стараясь пробить грудную клетку. – Ваша светлость… Рауль… – Альварес всё-таки нашёл в себе силы, попытался призвать и себя, и мальчишку к здравому смыслу. Что на него нашло? Куда заведёт их это безумие? – Тебе понравится, – прошептал Рауль, не убирая рук, касаясь легкими поцелуями лица, шеи, и улыбнулся. Альварес тонул в его блуждающем сумасшедшем взгляде и в томительной ласке. Ни одна женщина не касалась его так, ничьи пальцы не были так дерзки и проворны. Сил сопротивляться не осталось. Альварес откинулся на подушки, стараясь не думать, кого именно жадно притягивает к себе, кто именно спускается губами по его груди, и по чьему телу скользят его собственные руки, стараясь запомнить ощущения и каждый изгиб. Рауль избавил его от штанов. И провёл пальцами по уже набравшему силу члену. Альварес стиснул зубы, чтобы не застонать. Рауль разглядывал его с любопытством, усевшись в ногах, затем вдруг спустился с кровати. «Одумался!», – Альварес не знал, радоваться ему или рыдать от разочарования. Но герцог вернулся через пару мгновений, без белья, и теперь его пальцы были покрыты чем-то вязким и холодным. Судя по запаху, гусиным жиром. Этот неуместный в постели запах; то, что холодное коснулось разгоряченной кожи и осознание того, насколько это противоестественно, отрезвило Альвареса. Природа предусмотрела, что когда мужчина берёт женщину, им никакие склянки с жирами не нужны… Но глаза Рауля не отпускали, не позволяли вскочить и сбежать отсюда как можно дальше. Альварес по-прежнему поглаживал его гладкую безволосую грудь и не мог налюбоваться на красивое, но сейчас немного отстранённое лицо. Адское пламя полыхало, а ловкие пальцы возвращали былую крепость его члену. Вдруг Рауль вновь отстранился, но остался на кровати, выжидательно глядя на Альвареса. Разум уже не мог ничего подсказать, тело диктовало, что делать. Взять, присвоить, подчинить. Подмять под себя, лишить возможности шевельнуться, прикусить дерзкие губы, пройтись поцелуями по желанной шее. И войти. Когда Альварес меньше чем за минуту исполнил свой план, Рауль недовольно зашипел, дёрнулся, но Альварес уже не мог бы остановиться, даже если бы ангелы протрубили великую войну. Рауль смотрел ему в глаза и тяжело дышал. Его пальцы сжимали плечи Альвареса, а ноги обхватили бока так сильно, что было больно, словно это не любовное объятие, а хватка противника в бою. Альварес был на грани, каждый толчок отдавался сладким мучительным удовольствием во всём теле. Он не сразу понял, куда тянет его руку Рауль. И когда коснулся чужого пульсирующего члена между их животами, попытался одёрнуть пальцы. Но мальчишка не пустил, заставил обхватить его и, накрыв сверху своей рукой, провёл несколько раз вверх и вниз. И излился, обжигая, словно каплями горячей лавы. Альварес отстал от него на мгновение и дошёл до пика, осознавая, что эта порочная и пугающая страсть – самое восхитительное, что случалось в его жизни.