Заделывая дыру.
Порой он мечтал об отношениях со Споком, даже когда тот спал с Ухурой. Иногда бывало за это стыдно, но Джим считал, раз это не выходит на широкую публику, то никого и не касается. Даже когда Джим был с другими любовниками, он все равно думал о Споке. Это касалось только мыслей капитана, и поэтому он их принимал. У него всегда были проблемы со сном, уже долгие-долгие годы. С тех самых пор, когда он начал бояться наступления темноты и с ужасом и холодной дрожью ожидал прихода Френка; с тех самых пор, когда со страхом и волнением ложился в постель на Тарсус, боясь как бы ни пришли стражники Кодоса и не обрекли его на смерть. Многие ночи провел Джим наедине с собой, воображая, будто член ласкает рука Спока, а не его собственная. Но это было до признания. Ведь тогда Джим еще мог притворяться, что Спок любит его. Мне жаль, Джим, я не могу разделить ваших романтических чувств. Слова, которые не должны были стать такими жестокими, глубоко проникли в Джима словно щупальца, оплели его сердце и уже не отпускали. Слова эти отняли у него возможность притворяться и теперь, когда он не мог заснуть, он просто лежал на спине, глядел в потолок и слушал тишину вокруг. И когда он лежит вот так, а алкоголь потихоньку выветривается из организма, его мысли снова возвращаются к Споку. Он проживает заново все их общение, с самого первого дня — когда они только встретились, до самого последнего — рокового. Джиму интересно где же все пошло не так, и с чего вообще Боунс решил, что Спок любит его. И мысли эти были мрачны, тяжелы и угнетающи. Порой, когда он думал обо всем этом, Джиму казалось, что он опускается на темное дно океана и задыхается, не обнаружив в себе желания бороться. Наконец, он провалился в сон, но был разбужен во время кошмара. Чьи-то руки грубо трясли его за плечи и торс, и он выпал из сна, задыхаясь приходя в себя. Свет был выключен, рядом с кроватью стояла испуганная пристально смотрящая на сына Вайнона с растрепанными волосами. Даже в полумраке заметна была наливающаяся под правым глазом женщины круглая отметина. Джим сел на кровати и провел ладонями по лицу в попытке собрать в кучу мысли и успокоить бешено стучащее сердце. — Господи боже. — Прости, — робко начала женщина. — Ты кричал. — Моя работа? — он указал на отметину над щекой. Вайнона кивнула. — Да, но не нарочно, — мать Джима присела на край кровати. — Должно быть, это был очень паршивый сон. — Точнее и не скажешь. — О чем он был? — тихо поинтересовалась она. Что только могло не присниться ему, бывало много разных снов, так легко соврать. Он тряхнул волосами. — Тарсус. Я лежал на конвейере, привязанный ремнями к полотну, которое ехало в печь. Она побледнела. — Такое было? — Не со мной, — Джим сглотнул и спрятал лицо в ладонях. — С тетей Глэдис. Они заставили меня смотреть. — Боже, я хоть раз поступила правильно? — раздался шепот с другого края кровати. Женщина встала, туже затянула пояс на халате и бесшумно вышла вон.***
— Ты что там делаешь? Ее голос напугал Джима, молоток выскользнул у него из рук и упал прямо на большой палец. — Блять, ффф… — Джимми? — позвала Вайнона с земли. Джим скорчил рожу. — Чиню гребаную дыру в крыше. Что, по-твоему, мне еще тут делать? Зима же скоро. Последовала долгая пауза. А затем: — Ты хоть знаешь, как нужно чинить крыши? Может Эрла Левенсона позвать? — Я могу заделать чертову дыру и сам. — Ну хорошо. Если ты так уверен. Он пропустил ее слова мимо ушей и продолжил прибивать доску прямо над дырой, находящейся над лестницей в главную спальню. Закончив, он быстро спустился по лестнице и спрыгнул на землю. Вайнона стояла и ждала его. — Прямо вот сегодня и нужно было чинить? — Я же сказал: зима скоро. Нафиг нам дыры в крыше, их быть не должно. Она прикусила язык и кивнула. — Ты ушибся? — Расхерачил палец молотком, но жить буду, — почти проскулил он в ответ. Вайнона передала ему кружку с кофе, который приготовила так, как он и любил. Он почти спросил у нее, как это она догадалась, но потом решил, что это неважно, с благодарностью отхлебнув горячий напиток. — Как чувствуешь себя сегодня? — Терпимо. Похмелья нет, если ты об этом. У меня никогда их должным образом и не бывает. Ну не таких чтобы прям убийственных. Она легко улыбнулась. — У меня, кстати, тоже. В меня пошел. У Джорджа вот были просто отвратительные, он превращался в нечто. Я всегда перепивала его, хотя и пили-то мы немного, — добавила она. — Знаешь, а ты ведь в первый раз сделала это. — Что сделала? — Сказала, каким был отец, — хмыкнул Джим, — ты правда никогда о нем ничего не говорила. Вайнона вздохнула. — Иногда это очень тяжело, да. Особенно начать разговор. Он не был моим первым мужчиной или что-то типа этого, но был единственным, кого я любила, — она приобняла себя за плечи. — Все еще люблю. Джим кинул на нее беглый взгляд поверх кружки. — Зачем тогда выходила замуж за всех этих обмудков? — Полагаю, пыталась заполнить чем-то пустоту внутри. Но они делали ее лишь больше, — женщина покачала головой. Внезапно у Джима ком встал в горле. У него с матерью оказалось гораздо больше общего, чем он хотел признавать, и ему стало противно от появившегося чувства вины перед ней. Впервые за долгое время ему хотелось видеть в ней врага, но наверное она была такой же жалкой, как и он. — Если ты проголодался, я могу испечь блинчики. — Давай. Джим прошел за ней в дом, снял куртку и повесил ее на спинку стула. — Пока ты был на улице, твой падд несколько раз пищал, — бросила через плечо Вайнона, растапливая на сковороде масло. Джим взял в руки планшет. В твоих же интересах сказать мне, что ты нормально добрался. Боунс. Джим улыбнулся. Что-что, а эту опеку у Боунса было никогда не отнять.Да, я на месте. Поцелуй от меня дочку. Джим.
Он нажал «отправить». — Твой друг? — полюбопытствовала хозяйка. — Да, Боунс. Если бы не он, полагаю, я бы умер больше одного раза. Вайнона съежилась. — Я не люблю и не хочу говорить об этом. — О том, что я умирал? — Да. Твои дети точно переживут тебя. Джим вспомнил о брате. — Я отправлю запрос, чтобы выяснить что-то о Сэмми. — Спасибо. Знаешь, уже через пару недель ведь декабрь. — Ага. — Я тут подумала мы могли бы поставить дерево. — Дерево? — Елку. Джим непонимающе моргнул. — Оу, типа елка с семейным украшением и прочим дерьмом? — Ну, в общем-то да. — Когда я был маленький, мы ее не ставили. Вайнона в этот момент перевернула блинчик. — Я помню. Просто подумала, что нам двоим это пошло бы на пользу. Но если не хочешь, то и не будем. — Подумаю над этим, — пообещал ей Джим. Женщина кивнула; он отправил запрос о местонахождении брата.