Хранилище душ

Вчера я не закрыла шторы, и лучик солнца сейчас, наверное, пытался выжечь на моем лбу слово «лузер». Я открыла глаза, нет, мне не почудилось, я и правда в глуши по соседству с медведями минимум на три года. Накинув на себя кашемировое пальто, я вышла на улицу, перед моими глазами искрилась бесконечная бело-голубая гладь. Лед уже тронулся и местами потрескался, между белыми пластинами виднелись полоски синей воды. Водохранилище было настолько огромным, что белая полоска сливалась с горизонтом. Здесь было так тихо, так спокойно, что на секунду я даже перестала жалеть, что судьба закинула меня сюда, но только на секунду. Дом и правда был расположен замечательно: случайные прохожие сюда не забредали, к морю вела небольшая талая тропинка, и спуск вроде был не очень крутой и высокий, но зато хорошо ограждал от подтопления. Я зашла обратно в дом, покопавшись в сумке, вытащила оттуда белый свитер с широким горлом и узкие черные штаны, влезла в свои вычищенные до блеска ботинки на высокой платформе и вышла на улицу, прихватив черные очки. До ближайшего дома было около пятидесяти метров, заповедник давно проснулся, впереди дети рассекали на велосипедах по лужам из песка, грязи и снега. У меня не было точного пути следования, я просто шла и смотрела, где мне придется провести лучшие годы своей жизни. Все люди были чем-то заняты, но отрывались от своего занятия и бросали на меня взгляды, я кивала всем в знак приветствия, но чувствовала себя не в своей тарелке. Я шла дальше, и вот уже из глаз скрылся последний дом, и стихли детские крики. Идти было тяжело, скользкая подошва моих единственных сапог то и дело заставляла меня пошире расставлять ноги. Пройдя небольшое поле, на котором стояли ворота для футбола (видимо летом здесь был центр отдыха детворы), я решила пройти еще немного вглубь леса. Стояла такая умиротворенная звенящая тишина, что мне захотелось продлить этот момент. Я уже решила повернуть обратно в деревню, как услышала шорох за деревьями, опустив вниз широкую лапу ели, увидела раненую птицу. Она не могла летать и поджимала под себя крыло. Я шагнула в чащу леса, и сапоги сразу же скрылись под белым настилом снега. Птица взлетела на полметра от земли и, пытаясь подняться в небо, яростно взмахивала одним крылом. Шум усилился, я вгляделась в черную точку, которая быстро передвигалась за деревьями. Птица встрепенулась и небольшими перебежками стала от меня отдаляться, я пошагала за ней, было тяжело идти, снег доходил до коленей. Еще пару шагов и птица была бы у меня в руках, но вот она вновь взлетает и опускается на землю в нескольких метрах от меня. Какая-то тень снова показывается за деревьями, и этим силуэтом оказывается женщина. В коротком полушубке с меховой шапкой, из-под которой выбиваются светлые волосы, в перевязанных шнуровкой зимних сапогах и длинной, из тяжелого материала, юбкой, она настолько реальна, что становится практически видением. Она не смотрит на меня и, вообще, складывается ощущение, что ее ничего не интересует кроме этой подбитой птицы, которая снова делает попытку взлететь, но на этот раз более успешную и с земли даже кажется, что второе крыло работает так же исправно, как и первое. Я делаю еще пару шагов на место, где секунду назад стояла женщина, и вдруг чувствую, что земля уходит из под ног. Я хватаю ртом воздух, небо кружится, и в ногу впивается тысячи иголок, я перестаю чувствовать тело ниже пояса, от боли мутнеет в глазах, последнее, что я вижу, это красивое лицо женщины, которая мне улыбается. Прихожу в себя уже на дороге, на мне чужие штаны и куртка, накинутая на плечи, оборачиваюсь и вижу веселый взгляд направленный на меня. На другой стороне дороги сидит босая женщина в свитере, рядом с ней мои мокрые вещи и выдувает аккуратные клубочки дыма. - Что произошло? – я кашляю и пытаюсь встать, не получается. - Ты провалилась под лед, - ее глаза смеются, мне не до смеха, ногам до сих пор больно. - Какой еще лед? Там была земля, ты там бегала за этой птицей, - что она несет, откуда там появиться воде? - Там речка, лед подтаял, вот ты и провалилась, а я с дороги услышала шум и поспешила на помощь, ни про какую птицу я ничего не знаю, - и снова затянулась, пошевелив своими голыми пальцами. - Не нужна мне твоя помощь, - я была взбешена ее наглой ложью, встала и попыталась стянуть с себя ее ботинки, и тут я услышала заливистый смех. Она смеялась, закинув голову назад, а я, усевшись на свое место из грязи и снега, пыталась стянуть с себя ее сапоги. Силы катастрофически быстро заканчивались и вскоре закончились совсем. Я очнулась в кровати, не в своей это точно. В комнате пахло чем-то очень терпким и кислым одновременно, свет в неё не попадал, поэтому я пыталась хоть что-то разглядеть в этой темноте. Скрипнула дверь и вошла моя… спасительница? Язык не поворачивался так ее назвать. Было что-то в ее силуэте и во всем ее образе, что-то до боли знакомое, бередящее нутро, скребущее там, что-то давно забытое. - Пришла в себя? – она чиркнула спичкой и зажгла несколько свечей на столе напротив моей кровати. - Ты кто? – я подтянула одеяло и села. - Меня зовут Настя, - она взяла за конец одеяла и открыла мои ноги, я дернулась, но ее руки уже блуждали по моим ногам от ступней до коленей, от ее ладоней исходило тепло, сначала она колдовала над одной ногой, потом перешла к другой, закончив, накрыла их обратно одеялом и села рядом. - Ты ведьма? – после ее манипуляций с моим телом, меня прошиб пот. Она снова залилась смехом, и мне тоже захотелось улыбнуться. - Ведьмы плохие, а я добрая, - и уже совсем близко, полушепотом, глаза в глаза, - не бойся меня, Марина, - и дальше пустота. Когда я проснулась, уже был день, осмотревшись, я увидела свою одежду аккуратно сложенную на стуле, она была чистой и поглаженной? Да ради такого, я бы еще раз провалилась под лед. Я оделась и вышла из комнаты, перед этим громко покашляв, чтобы привлечь к себе внимание. Занятие было глупым, дом был пуст. Своего темно-коричного французского кашемирового пальто я на вешалках не нашла, после купания в ледяной воде, наверное, даже ведьме было не под силу его восстановить. Накинув явно большую мне куртку, и втиснувшись в почти моего размера тяжелые ботинки, я вышла во двор. Там тоже было пусто, и решив, что зайду и поблагодарю ведьму позже, пошла к дому. Хотя, было ли ее за что благодарить? Я прекрасно помню, что на месте, где меня утянуло под воду, она скакала, как молодая лань, а потом принялась заговаривать мне зубы, что кинулась меня спасать, проходя мимо по дороге. Странным образом у меня ничего не болело, вообще. Вспомнив горькую настойку, которую перед сном вливала мне женщина прямо в горло, меня передернуло. Быстро переодевшись, я все-таки решила обойти окрестности, чтобы нарисовать в своей голове схему деревни. Выйдя из дома, я направилась вдоль берега, пройдя несколько сот метров, передо мной замаячили странного вида постройки. Вокруг были разбросаны миллионы опилок, куча техники стояла из покон веков, покрытая ржавчиной: у какой-то уже давно не было кабины, у какой-то колес. Трубы тянулись в обшарпанное двухэтажное кирпичное здание, я выпустила пригоршню опилок из рук и зашагала туда. Дверь была скособочена и поддалась со скрипом, в помещении было жарко, даже душно. Я расстегнула куртку и пошла через большое помещение в глубь здания, уткнувшись в единственную дверь, я потянула ее на себя и увидела железные ступеньки вниз, держась за поручень начала аккуратно спускаться. Внизу меня ждал сюрприз, как в любом месте этой богом забытой деревни. В котельной, как я поняла, стояли огромные печи, я насчитала около семи, но только в одной из них теплился огонь. Зато рядом, на грязном бушлате, развалившись, как медведь и, храпя, как инопланетное чудовище, спал мужчина. Его лицо было заросшим густой бородой, волосы падали на лоб и сам он был похож на йети. Я подошла поближе и пнула его ноги, он что-то проворчал, я пнула сильнее, и вдруг эта волосатая гора, как вскочит на ноги. Я не успела среагировать, как уже была прижата к грязному холодному полу, а губы йети сжимали мой рот в поцелуе. Нет, я не была расстроена или взбешена, я пребывала в полнейшем шоке. Мои руки не пытались ничего сделать, тело одеревенело и просто оставалось придавленным сверху этим чудовищем. Этот ужас длился несколько секунд или лет, я уже не могла понять и вдруг, это чудище отлипло от меня и взглянуло прямо в глаза. - Маша?- его хриплый ото сна голос, подействовал на меня словно ушат холодной воды. Крик, который вырвался у меня из груди, слышно было, наверное, в Москве. Я так громко кричала, что мой мучитель вскочил на ноги и метнулся к соседней стене, закрыв уши. Я встала, и уже придя в себя, владела ситуацией: вытерла влажные губы от отвратительного прикосновения и двинулась на моего мучителя. - Ты не Маша, - он видимо был сбит с толку, и все также прижимал громадные ладони к своим ушам. - Я тебя покажу, Маша, сукин ты сын, я посажу тебя в тюрьму настолько, что ты там сгниешь, слышишь ты, - я подошла к нему в упор и ткнула пальцем ему в грудь, - и никакая Маша, Глаша или Наташа больше никогда не вспомнит о тебе!!! Я отряхнулась и полезла по железным ступеням наверх, мне катастрофически не хватало воздуха. Единственный мужчина, который меня целовал- это был мой лучший друг Лапардин Андрей. Когда в школе все девочки стали встречаться с мальчиками, а мне до безумия нравилась Юлька из параллельного класса, я затащила своего лучшего и единственного друга в туалет и заставила его себя поцеловать. Он сопротивлялся, но не долго, и вот когда его язык заполнил мой рот, я исказилась от отвращения и оттолкнула его от себя. На этом эксперименты в моей ориентации закончились. В 11 классе Марина Коган раз и навсегда поняла. Что ей нравятся только женщины и точка. После этого были только женщины, много, много женщин. Чужих, свободных, натуралок и нет. Когда мне кто-то нравится, я иду напролом, ломаю, забираю себе, жаль, что моя влюбленность очень быстротечна. Сколько судеб я сгубила, поломала, но ничего не могу с собой поделать. Когда влюбляюсь, мне всегда кажется, что вот она- моя единственная и неповторимая любовь всей моей жизни, и делить ее с кем-то, я не согласна. А потом, через некоторое время, оказывается, что не любовь это была вовсе, а влюбленность и даже не серьезная, а быстрая, и не оставившая никаких следов в моем сердце. Лапардин говорит, это из-за того, что я еще никогда не любила, но думаю он не прав, я любила каждую из них, по своему, пусть не долго, но любила. И когда заставляла бросать свои города и мужей, и детей, и привычный уклад, бросать все из-за меня, я каждый раз считала, что вот она единственная и уж с ней точно все будет по-другому. Но проходила неделя, месяц, год и появлялась другая, желанная, сводящая с ума. И вот уже крики, битая посуда, облитая краской машина, баллончиком - похабные слова на двери квартиры, спущенные шины. Я не злилась на них, ни на одну, они были правы, но заставлять себя жить с человеком, к которому прошли чувства, я не могла. Была одна, та, которая задела больше всего, но думаю это только из-за того, что я очень долго пыталась ее заполучить. У нее не было мужа, семьи, ничего, что было бы преградой, но с ней было самое больное, самое тяжелое, может поэтому, она стоит особняком. Она играла мной так, как я другими, она притягивала и отдаляла, она не говорила правды, но и не врала. Она была настолько близко и недосягаема одновременно. Она забирала у меня по крупицам уверенность в себе, гордость, чувство собственного достоинства, а потом забрала самое главное - единственного друга. Лапардин пришел, и из его сумбура я поняла, что это конец, он выглядел, как побитая собака, но в глазах плескалось такое счастье, что мне оставалось только сказать ему, что все в порядке и у нас не было ничего серьезного, пожелать ему счастливой семейной жизни. А потом я металась по Москве и выла от боли, начались случайные женщины с еще более случайным сексом, и секс без чувств стал неким спасением, потом появилась Светка. А за ней и Панин, потом эта богом забытая деревня, и закончилось все тем, что меня чуть не поимел йети на грязном полу в котельной. Я настолько ушла в свои мысли, что услышала запыхавшегося Демьян Тимофеича, только когда он поравнялся со мной. - Марина Александровна, - я обернулась. - Вы вся грязная, что-то случилось?- он был встревожен. -Да, случилось, в котельной на меня напал какой-то мужчина, я хочу написать на него заявление в полицию, подскажите, как это сделать? – мужчина замер. - Марина Александровна, я вас очень прошу, не надо этого делать, это Лешка - кочегар наш, ему очень не сладко пришлось в этом году, вот и запил, а так он парень хороший, даже очень, отзывчивый, работящий, руки у него на месте, - я не дала ему закончить, подняв руку в вверх. - Этот работящий парень на меня напал, вам никаких слов не хватит, чтобы меня отговорить, - он покачал головой, но не отставал от меня. - Почти все необходимое из администрации вынесли, пока снесли ко мне домой, у меня дети-то все разъехались, места много. Скажите, а правда, завтра рабочие приедут и ремонтировать будут, люди не верят, - на улице уже стемнело и почти ничего не было видно, дорогу освещал свет, падающий из окон домов. - Приедут, у меня другой вопрос, почему нет отопления? Я так понимаю, есть котельная и ее мощностей должно хватать не только на музей, но и на всю деревню, почему все топят дровами? - мне поскорей хотелось вернуться домой и смыть с себя отпечатки котельного мужлана. - Раньше, при союзе было, но потом трубу прорвало, и все стали топить сами, да и из восьми печек работает только одна, да и та не на угле, как раньше, а на дровах, поэтому даже в музее холодно,- мы дошли до моего дома, и я жестом пригласила мужчину внутрь. В доме опять было тепло, надеюсь, ужин тоже был. Стянув чужие ботинки, промелькнула мысль, что не плохо бы их вернуть обладательнице глаз цвета зеленого луга, но отогнав эту мысль прочь, я зашла в дом. - Мне говорили, что это заповедная зона и на ее территории нельзя вести никакую хозяйственную деятельность, но я видела пилораму и новенькие дрова возле каждого дома, - помыв руки, я открыла волшебный казанчик на плите, там был какой-то суп, он был еще горячим и над ним вился пар. - По закону да, на территории заповедника нельзя вести хозяйственно деятельность, только это не касается жителей природоохранной зоны, для своих нужд мы можем пилить деревья, охотиться, ловить рыбу, собирать грибы и вообще пользоваться любыми благами этой территории, а их не мало, и для этого нам нужно просто получить разрешение от вас, - он улыбнулся. Прекрасно, значит я решаю, кто ест на ужин куропатку, а кто картошку, кто топит баню дровишками, а кто нет. От ужина Демьян отказался, откланялся и ушел домой. Я наспех поела и пошла в холодный душ смыть с себя запах кочегара, замотав мокрые волосы полотенцем и накинув второе на тело, я вышла и замерла. Прямо за кухонным столом сидела моя спасительница или губительница, я еще не поняла. Она улыбалась, и ее взгляд внимательно прошелся от моей макушки до пят, задержавшись на груди. - Вас не учили, что перед тем, как войти к кому-то в дом, нужно спросить разрешение? - я прошла в комнату и наспех натянула на себя свитер и джинсы. - Нет, мне приглашение не требуется, я захожу тогда, когда надо мне, взамен того, что прихожу тогда, когда надо другим, - я села напротив и наконец-то внимательно ее разглядела. Ее густые, русые, с легкой рыжиной волосы были собраны в толстую косу, узкое лицо с красивыми пухлыми губами, грудь второго, нет третьего размера была явно слишком большая для такой узкой талии, но вкупе с аппетитными бедрами, она выглядела просто потрясающе сексуально в этой своей простой русской красоте. - Демьян сказал, что ты на Лешку в полицию хочешь подать, я тебе не разрешаю, - от такой наглости я улыбнулась. - Не родился еще тот, кто может мне что-то запрещать, - я встала и поставила на плиту чайник. - Ты моя должница, законы чести одинаковы, что в Москве, что в деревне, я спасла тебя, за тобой должок, - я разозлилась. - Я еще не поняла, спасла ты меня или заманила в эту реку, я хорошо помню, как ты скакала по тому месту, куда я потом провалилась, так что – я не успела договорить, как она уже стояла возле меня, и я чувствовала жар ее ладоней на моем локте. - У Лешки мать умерла зимой, он в город поехал за кольцом для Машки, предложение ей сделать, а его мать в подпол полезла за вареньем для пирога к его возвращению, не удержалась и упала, соседи на следующий день пришли, а она уже холодная. Лешка приехал, думали разнесет всю деревню, силы то в нем на четверых, - она выдохнула и убрала свои руки, сняв с меня оцепенение, - а Маша два месяца назад братика своего из воды полезла спасать, они с детьми играют на берегу часто, хоть их и гоняют, вот лед подтаял и он провалился. Маша как раз за ним шла и бросилась тоже, вытащила, - я скинула ее руки со своего локтя. - Так если ты такой лекарь, что ж ты их не спасла, - ее лицо посерело, и она отодвинула ногой стул, достала самокрутку и закурила. - Братика ее спасла, хотя он хуже был, думала не выживет, у Маши все легче было, но она наотрез отказалась от помощи. Сказала сначала его, у меня все силы на него и ушли, а мне – она запнулась и посмотрела мне в глаза, типа, можно ли тебе рассказать или нет, и видимо, решила, что нет, - мне стало плохо после лечения, и на нее сил не хватило. Она умерла от воспаления легких через неделю, - она замолчала. - Лешка после этого в лес ушел, вернулся две недели назад, в доме, где мать погибла, жить не может, где Машины родители живут - тоже, вот устроился на кочегарку, там теперь и живет. Бедный йети: потерять и мать, и любимую за один месяц, я заварила чай и поставила чашку перед своей гостьей. - Это, конечно, не умоляет его вины за случившееся сегодня, этот проступок он должен будет отработать, передай ему, чтобы завтра с утра приходил к музею, ремонт будет помогать нам делать, - она кивнула и, взяв чашку с чаем, отхлебнула. - А ты не такая сволочь, как все говорят, - она с хитрецой покосилась на меня, это, наверное, самое гуманное слово из тех, что я слышала в свой адрес. - Мне все равно, что обо мне думают, для меня важен результат, у меня есть цель и тем, кому со мной не по пути, пусть идет в другое место. Насколько я люблю преодолевать трудности в работе, настолько не люблю в жизни, - странно, зачем я ей все это говорю, слова как будто лились из меня против воли. - Что это значит? - гостья еще сильнее прищурила свои зеленые глаза. - Я не люблю проблемных людей, с загадками, подводными камнями, историями, с метаниями туда-сюда - важно только одно, хочешь быть с человеком или нет, остальное лирика и оправдания, - на одном дыхании сказала я. - Ну, не может же быть мир черно-белым, тем более, если в женщине нет загадки к ней быстро теряется интерес, - я с таким стуком поставила стакан на стол, что она вздрогнула. - Я не говорила ни слова про женщин, ты, вообще, кто такая, тебя кто-то подослал, кто сливает про меня информацию? - я встала, и схватив ее за локоть, подняла с места, в ее глазах плескался только смех и больше ничего. - Марина, чтобы понять, что тебе нравятся женщины, не нужно быть Шерлоком Холмсом, - я открыла рот, ну ведьма, честное слово. Она аккуратно высвободилась из моей хватки, - тут тебе не Москва, здесь не закрутишь с кем-нибудь, а потом трубки брать перестанешь, - я вспыхнула, - я бы не советовала тебе тут сильно с кем-то шашни крутить, народ хоть и добрый, но постоять за себя умеет, - мне хотелось как можно быстрее перейти на другую тему. - Ботинки свои заберешь? - я взяла в руки ее имущество и протянула. - Не оставлю же я начальство без обувки, носи, тем более они счастливые, - и подмигнув мне, вышла из дома. Что за женщина, все у нее через одно место, а глаза-то, какие зеленые, прямо, как луг на солнце, и прищур хитрый, с такой нужно быть аккуратной. С самого утра в деревне кипела работа, мой должник приехал ни свет, ни заря со всеми необходимыми стройматериалами, оргтехникой, рабочими и Ниссаном Patrol, который я обменяла у него на мой, не подходящий для тверских дорог, мерседес. Белая ешечка смотрелась бы немного комично в луже из снега и грязи возле моего дома. Демьян Тимофеичу дала задание, записать всех, кто пришел из сотрудников. Первым в толпе я увидела моего знакомого из котельной, он возвышался над всеми на две головы, метра два в нем было роста и шириной, примерно, столько же. Из большого джипа вылез невысокий мужчина средних лет в дорогом костюме и, пытаясь перешагнуть лужи, направился ко мне. Прошлый раз я видела его стоящим передо мной на коленях, и рыдающего, как пятилетний ребенок. С его женой я познакомилась на какой-то богемной тусовке, она была модельером, а все вокруг делали вид, что хорошим. Она была высокой, стройной и немного не из нашего мира, говорила с придыханием и нараспев, такая Рената Литвинова местного разлива. Ее муж спонсировал всю ее грядку: друзей, прихлебателей-неудачников и молился на нее, как на божество, сошедшее с небес. Я же трахнула это божество в своей машине на парковке перед винзаводом. Ее муженек так ее любил, что даже секс с ней воспринимал, как богохульство. Лили повстречалась мне именно тогда, когда Она выходила замуж за моего лучшего друга. Именно в этот день, после их регистрации, на которой я стояла с идеально натянутой улыбкой, и расцеловав в обе щеки молодожёнов, вежливо извиняясь, что не могу поехать в ресторан из-за огромного количества дел, я бежала куда глаза глядят, и волею судьбы попала на показ псевдодизайнеров на винзаводе. Медленно потягивая десятый коктейль из трубочки, расплывшимся взглядом заметила, как ко мне подплыла утонченная брюнетка, что-то долго объясняла мне о тенденциях моды, я кивала долго, а потом схватила ее за руку и потащила на парковку, запихала в свою машину и, надеюсь, хорошо трахнула, так как самого момента я уже не помнила. Но, видимо, не плохо, потому что Лили стала таскаться за мной, как приклеенная. Я периодически с ней спала, не вдаваясь в подробности, до момента, когда на пороге моей квартиры не появился ее муж с охранниками, которым он сказал подождать за дверью. - Чем обязана? – в тот момент жизни, даже если бы ко мне заявился Папа Римский, мне было бы плевать. - Ты спишь с моей женой – в его голосе была боль, печаль - вся гамма чувств, но мне было все равно. - Бывает, - он скрежетнул зубами, - кто твоя жена? - я правда не понимала о ком он говорит, ведь Лили была одной из многих на тот момент. - Лили, - тихо-тихо, что аж пришлось прислушиваться. - А, - я бросила сумку на диван и сняла пиджак, - что надо-то? Скандал хочешь мне закатить? Валяй, - я взяла стул и села напротив него. - Я люблю ее, очень, очень сильно, а она страдает из-за тебя. Уже месяц таскается за тобой, вымаливает минуты твоего времени, приходит постоянно разбитая, перестала рисовать, а это хуже всего, брось ее, а? – он поднял голову и с надеждой посмотрел на меня. - Лили хорошенькая, с какой стати мне ее бросать, она хороша в постели, - я увидела, как его руки сжались в кулаки, чего я добивалась? Я хотела, чтобы он меня ударил, избил, чтобы бил по лицу, сильно, хлестко, но он сделал то, чего я не ожидала - он встал на колени и пополз ко мне. - Тебе она не нужна, а мне нужна, ты погубишь ее, она ведь, как мотылек летит на свет, и не важно, что этот свет может быть от встречной машины, которая принесет ей смерть, - я захохотала от его аллегории, он замолчал, и глаза его налились кровью. - А мне от этого что? – Лили была одной из десятка моих любовниц, к которым я ничего не чувствовала, но отдавать ее просто так, я не хотела. - Назови сколько, я дам любую сумму, - как низко покупать жену обратно за деньги. - Нет, деньги мне твои не нужны, ладно – я встала и подала ему руку, нужно было заканчивать играть в Дона Корлеоне, - у меня два условия, - он закивал, - первое: ты будешь моим должником, когда мне понадобится помощь, не важно какая, ты мне поможешь без разговоров, - его лицо засветилось от счастья, отдадут жену и при этом ни копейки денег, - и второе, самое важное, наверное. Ты сейчас придешь домой и оттрахаешь ее так, чтобы она еще неделю ходить нормально не смогла, будешь трахать, пока у тебя вся сперма не кончится, если у тебя с этим проблемы, можешь таблеточек каких-нибудь поесть, - второе мое условие ему понравилось намного меньше, его поклонение никуда не испарилось, даже после того, как она ему изменила, ну это уже их личное дело. Он, подумав несколько секунд, серьезно кивнул и ушел, и теперь мне понадобилась его помощь. - Привет, - он немного пополнел, но морщины на его лице как будто разгладились после нашего последнего разговора, я тогда позвонила Лили и сказала, что она мне надоела и я больше не хочу ее видеть, услышав истерику в телефоне, я понадеялась на то, что ее муженек успеет домой до того, как она что-нибудь с собой сделает. - Привет, - я протянула ему руку как давнему деловому партнеру, - как дела? - я помедлила, - с Лили? - Спасибо тебе, - я остановилась, не поверив ушам, - нет, правда, спасибо, если бы не ты, я бы, может быть, потерял ее навсегда, но ты что-то изменила в ней, и во мне тоже, я ведь тогда приехал домой и сделал, как ты просила, трахнул ее, сам плакал, но не останавливался. Она вырывалась, кричала, что покончит с собой; потом, что разведется; потом, что любит и почему я не делал этого раньше, а через девять месяцев у нас родились близняшки, две девочки. Одну назвали Мариной, в честь тебя, Лиля сейчас беременна, сын у нас будет, в августе рожать. Он был горд и счастлив, я еще раз хмыкнула, подумав про судьбу. - А что тут вообще происходит? - он показал на здание, которое больше походило на муравейник. И я вспомнила, как пришла в ужас, когда мне показали мое рабочее место. Прогнивший пол, щели в рамах, замотанная скотчем, шатающаяся лестница на второй этаж, люди, сидящие за кипами бумаг в верхней одежде, кутаясь от холода, и пишущие что-то. Георг, который больше был похож на Жору, мне почему-то нравился и я, поплакавшись ему в жилетку за чашечкой чая, рассказала, как докатилась до такой жизни. Он понимающе кивал и гладил мою руку. Жорик видимо проникся, хотя я особо не старалась, просто говорила все, что на душе было. Он часто приезжал и смотрел, как шел ремонт, и даже позвонил своему знакомому из администрации области и сказал, что хорошим людям нужно провести интернет, и желательно поставить приемник для сотовой связи, новый. Я даже задумалась о том, что хорошо, что я спала с его женой, хоть когда-то мне это пригодилось. Ремонт шел ударными темпами: перекрывали полы, чинили кровлю, даже трубу, которую прорвало, когда мне было лет десять, залатали - и котельная, под руководством бородатого и грозного Леши, стала работать, хоть не в полную силу, обогревая пока только здание музея. Я дала ему в помощники соседских детишек, которые пухли от гордости, помогая взрослым. Я почти ни с кем из местных не общалась, они обходили меня стороной и хмурили брови - на меня, которая дала им нормальный свет, тепло, интернет и связь, я была их чертовым Иисусом, а они воротили нос. Единственное, что не удалось довести до ума, это музейную экспозицию, она была создана поистине великими людьми, некогда работавшими в этом месте, и каждый экспонат требовал особого внимания при реконструкции. На это нужны были огромные деньги и хорошие специалисты, ни того, ни другого у меня не было. - Ни для кого не секрет, что я не сильна в науке, исследованиях, написании статей, - послышался смешок, - я продолжила, - но я отлично разбираюсь в построении команды, kpi и достижении конечных результатов, никто из нас не рад, что придется работать друг с другом, - едкие комментарии были этому доказательством, но я не обращала на них внимания, - но ни у кого из нас нет выбора, я - начальник, вы - подчиненные, я - говорю, вы - слушаетесь. Я - говорю, вы - не слушаетесь, вы больше здесь не работаете, всем понятно? – толпа взорвалась неодобрительными выкриками, но я уже проходила это сто раз и мне было не впервой идти против течения. - Структуру заповедника я пока оставлю не тронутой, но для каждого отдела будут введены показатели результативности: это количество научных статей, открытий, разработок, проведенных экскурсий. Также, скоро у нас появится интернет, и я создам новый отдел, отвечающий за продвижение заповедника в интернете. Завтра, пусть все безработные, кому от восемнадцати до тридцати, придут ко мне, из них я выберу пятерых, которые пройдут дистанционный курс обучения и войдут в штат. - Еще мне нужен секретарь, если есть на примете, готова обсуждать, на этом все, спасибо, - гул усилился, и все неспешно потекли в сторону своих домов. После стольких лет просиживания штанов в тельняшках в холодном помещении, приходить на рабочее место, оборудованное компьютером и необходимой техникой, наверное, было непривычно. Еще мне нужен был заместитель, умный креативный, молодой, но на примете никого не было. На время ремонта я перенесла свой офис в дом. В дверь постучали и сразу же, распахнув дверь, вошли, я подняла глаза, на пороге стояла женщина в возрасте, из под тяжелой шапки не было видно цвета волос. - Марина Александровна? - ее голос был сильным и звучным, я кивнула. - Я почтальон, принесла Вашу зарплату, - она немного подвинула меня и прошагала в грязных ботинках к моему столу, - распишитесь, - ткнув ручкой в какой-то лист, и полезла в большую сумку. Зарплата, какое давно забытое слово, только сейчас я поняла, что даже ни разу об этом не задумалась: это было так очевидно, каждый месяц мою карточку пополняла внушительная сумма денег, обычно всегда больше, чем на предыдущей работе, свою ссылку я приняла, как расплату за прошлые грехи, но зарплата, как я могла забыть о ней поинтересоваться. Я расписалась на маленьком кусочке бумаги, и женщина выдала мне три рыжие купюры, я смотрела на них и не понимала, что это - сдача? Издевательство? Пока я копалась в себе, женщина оторвала от клочка, на котором я расписалась, еще кусок бумаги и устремилась к выходу, я окликнула ее. -Стойте, - она остановилась и медленно повернулась. - Вы ничего не перепутали, это зарплата моя? Директора? За день? - я знала, как мой взгляд действует на людей, поэтому не удивилась, когда женщина отвела глаза и начала бормотать. - Марина Александровна, все по платежкам, вот, - она достала какой-то конвертик, с убранной туда бумагой, и протянула его мне. Это был расчетный листок из банка: оклад, минус налоги - итого ровно пятнадцать тысяч рублей. Я мысленно повторила – пятнадцать тысяч рублей, рублей, пятнадцать. Это стоимость обеда на двоих в Москва-сити, обычно за своих спутниц платила я. Я села и уронила голову на ладони, даже не услышав, как женщина вышла и закрыла за собой дверь.