Тени Земракана

      Раньше Эймерик особо не задумывался над смыслом выражения «У страха глаза велики». Задумался только теперь, уныло волочась за без конца болтающей людоящеркой. Нет бы изучить территорию сначала, осмотреться… Глядишь, и заметил бы широченную дорогу, по которой в какую сторону ни иди — точно куда-нибудь придёшь. Хотя чего лицемерить, скорее всего, он кинулся бы вприпрыжку к белокаменной усадьбе над морем: либо спросить дорогу, либо разжиться чем съедобным из сада или кладовой. И точно так же угодил бы в цепкие людоящерские лапки.       Хорошо хоть женский пол — пусть даже мнимо женский! — Марисабель не особо интересовал. Да и на Нимруила она косилась с явной опаской, даром что при желании могла бы легко закинуть потомка всех народов на плечо. Если быть совсем точным, она мёртвой хваткой вцепилась в Киандалла, едва не волоча его за собой. Естественно, в её представлении это назвалось «идти под руку».       — Ах, этот чудный дом… Ему много лет, но дорогие мама и папа навели красоту. Вы не представляете, как тяжело поддерживать в порядке такое огромное здание! Никакой прислуги не хватит. Разумеется, я сама не ползаю по дому с тряпкой, хи-хи, столь прекрасной леди, как я, стоит поберечься. Помню, как-то раз, ещё маленькой, я разбила вазу и пыталась сама её убрать, чтобы не узнали родители, так представьте, поранилась осколком! Я иногда бываю такой неловкой, хи-хи.       — Кого-то она мне напоминает, — выразительно покосившись на Эни, шепнул Эймерик. Остановившись у дверей усадьбы, людоящерка вдруг картинно споткнулась. Взметнулось облако кружев, представляя на обозрение окружающих мускулистые чешуйчатые ноги в трогательных панталончиках. Киандалл, подмятый мощной тушей, прохрипел:       — Позвольте, госпожа, смиренно попросить вас подняться поскорее, если вы не желаете моей скоропостижной кончины.       — Леди Марисабель! — к упавшей парочке неожиданно проворно устремился седой слуга. — Вот уж не думал, что вы приведёте гостей. Прикажете подать завтрак?       — Разумеется, Фред, всё для наших дорогих гостей, хи-хи, — «леди» поднялась, начисто проигнорировав протянутую ей для опоры руку Нимруила, а затем легко придала полузадушенному де Тролло вертикальное положение.       — Пойдёмте же скорее! Я покажу вам наш чудный дом…       Распахнув мощную двустворчатую дверь изящным взмахом «хрупкой» ручки, хозяйка тотчас направилась к украшавшим вестибюль портретам:       — Это мои дорогие мама и папа. Они сейчас в отъезде, но должны завтра вернуться, хи-хи.       Эймерик, в чей круг интересов не входили картины, зато входили роскошные вазы и блестящие рамы — а вон та целиком из серебра, ни больше ни меньше! — не сразу осознал затянувшуюся после демонстрации портретов неловкую паузу. С трудом оторвавшись от созерцания своего отражения в полированном паркете, он перевёл взгляд на изображения. Затем на людоящерку, и снова — на картины.       Да и как могло быть иначе? Вместо чешуйчатых полуголых варваров, увешанных костяными украшениями, с портретов смотрели совершенно иные лица. Тонкие черты, прозрачно-бледная, разве что слегка отдающая зеленью кожа: не исключено, что это лишь отсвет сочной зелёной листвы. Серебристые волосы струятся по плечам, чуть раскосые золотые глаза — одинаковые, точно у близнецов — смотрят с лиц светлых эльфов. А может, и правда брат и сестра? Нет, это всё равно не объясняет чешую.       — Когда-то давно мама и папа решили покинуть родные края и странствовать по всему миру. Иногда они берут меня с собой — правда, не слишком далеко. Папочка говорит, что такой нежный цветок, как я, может не выдержать тягот долгого пути…       Хвост «нежного цветка» качнулся и сшиб одну из многочисленных вазочек. Судя по тому, с какой непринуждённостью подлетевшая служанка подхватила вазочку, происшествие происходило отнюдь не впервые и являлось скорее чем-то вроде привычного ритуала.       Бесконечная болтовня Марисабель слилась в монотонное гудение, похожее на жужжание гигантского комара. Она что-то рассказывала то о своих новеньких туфельках, каблуки для которых закаляли гномы Гребневых Гор, то о котёнке, обитающем в комнате экономки, то вдохновенно вещала о рассвете над морем. Очевидно, она считала себя настолько непорочной, что даже собственные слова не позволяла заподозрить в связи.       — Мы, вообще, только дорогу спросить… — не выдержал висящий на руке Нимруила Эймерик, как ему показалось, вечность спустя. А не вампир ли, часом, эта «красотка»? Энергетический. Вроде просто треплется, а там, глядишь, все силы высосет. Вон, даже Эни спотыкается, а Киандалл почти перестал ехидно ухмыляться и смотрит скорее растерянно. Что поделать, магия дипломатичной речи не подействует, если тебе не дают высказаться.       — А как же завтрак? — Марисабель прижала когтистые руки к щекам. — Нет-нет, я не позволю вам уйти голодными, даже не думайте, хи-хи. Уж окажите милость, скрасьте в обмен на помощь моё одиночество. Вы не представляете, как тут скучно совсем одной…       Да уж, совсем одной, невзирая на кучу прислуги, близость дороги, по которой наверняка то и дело проезжают путники, и упомянутого котёнка экономки. Её бы на недельку-другую, да на остров, где одни руины, а пообщаться можно разве что с попугаями и пальмами. Конечно, есть и определённые плюсы — никто не помешает, если захочется, уединиться в каком-нибудь особо романтичном уголке острова. И то быстро надоедает. Где чувство тайны, новизны, в конце концов?! За время, проведённое в изоляции, Эймерик соскучился даже по подзатыльникам стражи и воплям: «Держите вора!»       Медитативные мысли резко оборвались, стоило войти в столовую. Забыв обо всяких приличиях и прочих мелочах, он кинулся к столу под укоризненное:       — Милая Эйми, девушке неприлично так набивать рот!       Жизнерадостно уминая третий кусок жареного бекона, Эймерик торопливо закивал. Конечно, очень неприлично. Он готов был вообще с чем угодно согласиться, при условии, что не будут оттаскивать от еды.       — Дело, конечно, ваше, — осторожно обошёл изголодавшегося товарища Киандалл, — Но лично я позвал бы прислугу, дабы вытереть пол, иначе наш дорогой друг поскользнётся на собственной слюне.       Визгливый, режущий звук заставил выронить яблоко — это Марисабель засмеялась во всю мощь лёгких.       — Не стоит беспокоиться, хи-хи. Еды предостаточно, хватит на всех; если же нет, я велю принести из кладовой ещё. В конце концов, сейчас хозяйка — я, и только мне решать. Четверо гостей — это ещё ерунда! Помнится, когда я была ещё совсем маленькой, мне захотелось устроить настоящий бал, с танцами и музыкантами. И гости! Ах, это было так чудесно — все танцевали до утра…       Нырнув за яблоком под стол, Эймерик был морально готов ещё раз полюбоваться на людоящерские ножки. К чему его жизнь не готовила, так это к тому, что прямо перед носом свалится вилка, а в следующий миг под стол влезет Эни:       — Тебе не кажется, Эйм, что что-то здесь нечисто? По-моему, она нас заманивает.       — А по-моему, ты её переоцениваешь, — так же шёпотом отозвался Эймерик, вытирая яблоко рукавом. — Она не настолько умная.       — И всё-таки бьюсь об заклад, ей от нас что-то нужно. Вот увидишь. Ни разу ещё нас не кормили без надежды на помощь в каком-нибудь опасном деле.       — О, да что вы говорите?! Это же совершенно прекрасно! — взвизгнула Марисабель, и Эймерик стукнулся головой о столешницу. Высунувшись, он сообразил, что на фронте болтологии произошли перемены: де Тролло и Нимруил сколотили неплохой союз и медленно, но верно теснили хозяйку дома.       — … Вы когда-нибудь видели морских змей, госпожа? Они редко подходят к берегам, но иногда поднимают головы из воды. Ужасные чудища, надо сказать; от головы до хвоста могли бы протянуться пять главных улиц Ла-Венара, не меньше. Из-за них совершенно невозможно толком оценить очарование Салареи. Верно, Нимми?       Нимруил сдержанно кивнул. Марисабель выпучила жёлтые глазищи:       — Но это же так опасно! Ах, как вы не побоялись спуститься на дно!       Не совсем понимая, на сколько он выпал из реальности поверх стола, Эймерик на всякий случай сграбастал из чаши с фруктами виноградную гроздь. Киандалл тем временем увлечённо продолжал живописать подробности «путешествия»:       — Знаете, Саларея совершенно не приспособлена для путешественников без хвоста и плавников. Наколдовать себе и другим жабры — плёвая задача для настоящего волшебника. Я мог бы и вовсе превратить всех нас в сирен, вот только не думайте, что после превращения так легко взять и поплыть. Нет, нужны долгие, долгие тренировки; оно того не стоит. Да и магия, воздействующая на плоть, требует весьма серьёзной подготовки и огромного количества ритуалов…       — Киан, что ты… — Эни даже со стула приподнялась, собираясь вмешаться, но де Тролло, проворно подскочив, заговорил вдвое громче:       — А уж какая страшная — и страшно увлекательная — история приключилась с нашей Эни! Её похитил морской царь, чтобы на ней жениться. Разумеется, мы не бросили её в беде и помогли сбежать, а вместо неё в темнице оставили зелёную обезьяну в вуали и парике. Говорят, морской царь вполне счастлив в браке.       — Зачем ты ей врёшь? — возмущённо шепнула Её Высочество, на что получила умильно-тоскливый взор возлюбленного:       — Моя милая леди, я так соскучился по безбрежному полёту фантазии, так позвольте хотя бы на минуту отвлечься от наших горестей… Так вот, — продолжил он уже во весь голос. — Эни напомнила мне об ещё одной чудесной истории, связанной с бездумным колдовством. Один не очень умный пиратский капитан влюбился в сирену и пытался сам себя заколдовать по самоучителю...       А ведь и не скажешь, что врёт: глаза горят, руками размахивает, на лице — решительность, отвага и лёгкая усталость бывалого путешественника. Решив, что поддерживать враньё, так как можно убедительнее, Эймерик вскочил и театральным жестом указал на Нимруила:       — Да вы сами посмотрите! Вот что бывает, когда колдуешь, не задумываясь над последствиями. Вон и жабры остались.       Смирившийся с судьбой Нимруил страдальчески вздохнул, но всё же кивнул. Заметив, как округляются всё больше глаза хозяйки, Эймерик решил закрепить успех:       — А между прочим, он эльфом был. Светлым, — и ведь тоже не враньё. Ведь не уточнялось же, что целиком и полностью. А так-то — эльф. На какую-то там четверть или треть.       Закончив речь, Эймерик выдохнул и победно покосился на замершую Марисабель: поверила! Да, тренировка на столь доверчивой цели, конечно, немногим отличается от словесных поединков с воображаемым противником, из которых непременно выходишь победителем, ведь «оппонент» выдаёт лишь ожидаемые и тобой же выдуманные реакции. И всё-таки — прогресс. Глядишь, ещё немного, и де Тролло придётся слегка подвинуться с пьедестала, ведь развешивать лапшу на ушах станет не только его хобби…       — Я тут кое-что вспомнила, хи-хи. Я понимаю, ваш путь лежит в далёкие волшебные края; и всё же не могли бы вы задержаться на денёк? Я хотела, хи-хи, подготовить что-нибудь к возвращению мамы и папы, а сейчас подумала: почему бы не спектакль? Вы могли бы исполнить главные роли!       Эймерик на своей шкуре почувствовал, что такое прожигающий взгляд. Да что такого? В конце концов, это лишь предложение, и от него всегда можно вежливо отказаться, нужно только подобрать правильные слова. Что-то вроде: «Уважаемая госпожа Марисабель, мы бесконечно ценим ваше доверие, и всё-таки вынуждены с неизмеримым сожалением констатировать тот факт, что наши дела не терпят отлагательств, вследствие чего…»       — Я могу заплатить золотом!       Тотчас столовую сотрясло хоровое: «Мы согласны». В стороне не остался даже Нимруил. Вот оно, влияние безденежья.