Тени Земракана

      Бывают дома маленькие и уютные; в них всё самое нужное всегда оказывается под рукой, а ненужное изгоняется с позором. А бывают дома, подобные обиталищу Марисабель. Под стать хозяйке, они огромные и безвкусные, и в них напихано неисчислимое множество залов самого неожиданного назначения. Вот к чему, к примеру, в доме гигантская библиотека? И почему она соседствует с бальным залом, где в наличии самая настоящая сцена с занавесом и прочими принадлежностями?       Под жалобный деревянный хруст Марисабель забралась на скамью и устремила туманный взор на книжную полку:       — Вот они где! Это мою любимые книги, хи-хи. Цикл приключений принцессы Дикарозы, полное собрание, между прочим! Первые двадцать семь книг — с наилучшими пожеланиями от автора, представляете? Ах, что бы выбрать, что бы выбрать…       Она заметалась туда сюда, подарив Эймерику возможность беспомощно оглянуться на Эни. Та недовольно дёрнула плечом и шепнула:       — Слушай, читать о принцессе, которую в каждой книге кто-нибудь похищает, и принц бежит её спасать — это даже для меня слишком! Жуткая графомания.       Мигом заинтересовавшись, насколько всё должно быть плохо, Эймерик наугад выловил один из стоявших полкой ниже ярких томиков и открыл примерно в середине.       «… Но даже самое мрачное и глубокое подземелье, наполненное ароматами разложения, неизбывными спутниками погибели, не могло сокрыть от взора ужасного некроманта Яксора Осквернённого невероятную прелесть новой пленницы. Она словно светилась тем внутренним сиянием, какое свойственно лишь натурам в высшей степени благочестивым и невинным; исходя от её волос, сияние обращалось золотистым нимбом. Ах, эти чудные глаза цвета небес, слегка отливающие рассветной сиреневой! В тёмных зрачках читалась решимость и отвага столь огромные, что они переполняли хрупкую деву до краёв и выливались словами сквозь её рот:       — Исчадие тьмы! Вот увидишь, мои верные друзья спасут меня, как спасали от всех чудовищ прежде!       — Я желал принести тебя в жертву тем, чьи имена не произносят вслух, ибо они пропитаны ядом, но теперь не смогу! Ах, будь ты проклята, Дикароза; ты не уйдёшь отсюда, пока не станешь моей!»       Несколько раз повторив про себя: «думай о золоте», — Эймерик почти уже увидел в прочитанном художественную ценность, но очередной восторженный визг трепетной людоящерской девы спугнул всё самоуспокоение.       — О, тебе тоже нравится эта книга, милая Эйми! Одна из моих самых-самых любимых, хи-хи. Вот только финал не очень, а так… О… о!       «О, нет», — простонал Эймерик, уже догадываясь, к чему приведёт его приступ любопытства. Марисабель прижала руки к чешуйчатым щекам, и, не издавая ни единого членораздельного звука, кинулась к полкам.       — Нам действительно так сильно нужны деньги? — прошептал Нимруил, а Киандалл, пихнув его локтем, ослепительно улыбнулся излишне увлёкшемуся «трепетному цветку»:       — О, госпожа, чьей красоты не выдерживают зеркала, не соизволите ли вы пояснить, в чём будет заключаться наша непосредственная задача?       — Да! Вот оно! — Марисабель подпрыгнула, и Эймерик полуосознанно пожелал, чтобы она провалилась под пол и можно было сбежать. — Моя пьеса по мотивам! Я её писала для конкурса, хи-хи. Тридцать второе место, между прочим!       «Из тридцати двух возможных?» — кажется, Феликайт решила: издеваться, так со смаком и до конца, чтобы жалкие смертные и вывернуться не могли. Надо подумать о чём-то приятном. Золото, блестяшки, Нимруил…       — В «Дикарозе и проклятии некроманта» мне никогда не нравилась концовка! Ведь Яксор был всего лишь нечастным проклятым эльфом, жаждавшим любви, а что знал о Дикарозе этот глупый принц Эвенон! Да, Яксор превратил Дикарозу в чудовище, но лишь затем, чтобы она не покинула его. Все эти рассуждения, что он выставит её у ворот на цепи, и Эвенон убьёт свою возлюбленную — это же просто отговорки, я-то могу распознать истинно влюблённое сердце…       Драматично запрокинутая голова, уместная влага, поблескивающая в дружелюбных жёлтых глазищах — да, по Марисабель и в самом деле плачет сцена. Очень живо представляется, как она будет изображать прекрасную принцессу, а случайные зрители лопаться со смеху.       — Ах, вы прибыли не случайно, это знак судьбы! Мы поставим мою пьесу, и мама с папой будут счастливы, что я не сидела без дела в их отсутствие. Ох, не иначе как владыки предвидели, что рано или поздно вы придёте к моему порогу…       — Да мы и не к порогу пришли, мы просто мимо, — пробормотал Эймерик, но недостаточно громко, чтобы преодолеть ушные затычки из самого крепкого материала — вдохновения.       — Роли будут для всех — важные, можно сказать, главные, хи-хи. Нам нужен прекрасный принц Эвенон. Хм, хм. Пожалуй, ты — ты мне не особо нравишься…       Не успел Нимруил как-то отреагировать на столь бесцеремонное заявление, как последовал новый всплеск эмоций:       — Вы, конечно, знаете, что у Эвенона есть спутница из простонародья. Она не рыцарь, но всегда мечтала быть великой героиней — что за чушь, хи-хи. Девушке положено быть прекрасной принцессой, недостижимой мечтой!       Чувствуя, что он вот-вот утонет в удушающе-сахарном щебетании радостной людоящерки, Эймерик в поисках спасения спрятался за Эни — ей как-то привычнее. И чего она смотрит так, словно охотно скормила бы Марисабель первому встречному огру? Вот уж воистину, сильнее всего мы ненавидим тех, кто слишком похож на нас самих.       — Эйми, милая Эйми, эту роль словно создали для тебя! Из тебя выйдет совершенно чудная Люри. Даже не придётся долго думать над костюмом, правда, я думаю, всё-таки стоит подыскать какую-нибудь хорошенькую юбочку. Почему бы воину не быть красавицей — не такой, конечно, как Дикароза, хи-хи, но хотя бы не мужеподобной уродиной? А? — Марисабель вытаращила глаза, будто сказала что-то слишком оскорбительное для своего нежного и невинного языка. Надолго её взгляд не задержался: уже мгновением позже она рванулась, едва не сшибив по пути один из шкафов, поближе к Киандаллу. Тот сидел на скамье, болтая ногой, и всем видом демонстрировал, что, конечно, слушал бы, но тут попалась такая интересная книга, что оторваться не представляется возможным.       — А ты — о, ты словно создан для самой лучшей роли, какую можно придумать! Тёмный эльф, да ещё могущественный колдун. И умеющий вдобавок обращаться с женщинами, хи-хи, — Марисабель кокетливо прищурилась и прикрыла рот ладонью. Де Тролло оторвался от книги и явно собирался выдать какую-то из своих колкостей, но людоящерка в его мнении не нуждалась:       — Ты сыграешь Яксора Осквернённого. Это сложный, многогранный образ: да, он злодей, но ведь в детстве его дразнили другие дети и отбирали игрушки, а такое не забывается. Рана на всю жизнь! Ох, да к чему мне рассказывать — разумеется, вы все читали этот литературный шедевр. Итак, по моей пьесе, Эвенон не узнаёт Дикарозу, обращённую в чудовище, и собирается ей убить; но Яксор понимает, что не может дать столь ужасному злодеянию свершиться, и говорит, что проклял прекрасную принцессу и обратил в монстра. Тут-то и раскрывается правда: Эвенон всегда видел лишь красоту, но не ценил её неизмеримо глубокую личность, не уважал внутренний мир! И теперь ему ни к чему уродка, ведь по пути он узнал, что Люри на самом деле незаконнорождённая дочь короля, троюродная сестра Дикарозы, и он собирается жениться на ней. А Люри на самом деле всегда её ненавидела, потому что сама была влюблена в Эвенона, вот так! И тогда Яксор…       — О, вам, госпожа, конечно, виднее, как всё должно было быть на самом деле, — вставил Киан, на что немедленно получил широченную людоящерскую улыбку:       — Разумеется! Ах, сами знаете, эти авторы порой вообще не представляют, что сделать с собственными героями. Дикароза ведь не просто красивая глупая кукла! Да, она прекрасна, но ведь притом добродетельна и умна; а её какие-то идиоты, подумать только, обвиняют в бездействии. Да посади их в самое тёмное подземелье, или заточи в древнем храме, или похить ужасная ведьма… Посмотрела бы я, хи-хи, как они начнут действовать и выберутся своими силами. И почему всем так нравится эта мерзкая Люри? В ней нет и капли истинной женственности!       На всякий случай Эймерик отполз в сторону и в поисках успокоения сжал оттопыривающее карман яблоко. Мало ли, что ударит в голову людоящерке? Как перемешает выдумку с реальностью, да как треснет «Люри» по голове, и привет, Шанталь, давно не виделись. Тем временем пыхтящая, как закипающий чайник, Марисабель стиснула острые зубки:       — Она совершенно, совершенно не достойна восхищения. Дикароза — вот кто главная героиня, а настоящая героиня может быть только одна. И её сыграю я. Знаете, я ведь уже играла Дикарозу в детской театральной постановке, тогда и выиграла книги с автографами… Мне говорили, что у меня прирождённый актёрский талант!       Ощущение, что о ком-то они забыли, не покидало Эймерика, пока Эни не закашлялась:       — Простите, что напоминаю, но я не припомню, госпожа, чтобы вы озвучили, какую роль сыграю я.       Говорила она спокойно, с соблюдением всех известных церемоний, но глаза горели праведным гневом, а пальцы дёргались, будто она уже готовилась метнуть туфлю с заточенным каблуком прямо в лоб радушной хозяйке. Марисабель, судя по задумчивому прищуру, почувствовала исходящую от Её Высочества неприязнь. Пару мгновений спустя её лицо просветлело:       — Точно! Для тебя нет роли, но всегда можно что-то придумать, хи-хи. Я бы предложила тебе сыграть Люри, но милая Эйми обидится. Сейчас, сейчас, где-то было…       Она стремительно забегала туда-сюда, хватаясь за одну из многочисленных книг в ярких обложках и тотчас отшвыривая их за спину, где служанка привычно ловила несчастные томики сачком. Творческий процесс шёл полным ходом. Наконец, людоящерская томная дева ткнула пальцем в страницу:       — Вот! Конечно, Времира Чумная похитила Дикарозу затем, чтобы похитить её красоту, целых пять книг спустя; но стоит дописать, что она была ученицей Яксора и любила его, и похитила облик принцессы затем, чтобы завоевать его сердце, о! Но она не могла бы исцелить его глубокие душевные раны, ведь была зла и черна душой. Вот, вот…       Эймерик вытянулся, чтобы разобрать текст, и пригляделся.       «… Но мало кто мог сравниться даже среди дев, посвящённых тьме, с Времирой Чумной, повелительницей нежити и королевой химер. Она была прекраснее многих, но лишь до той поры, покуда не говорила и не двигалась: то была холодная, фарфоровая краса внешней оболочки, натянутая на злость, тщеславие и гордыню. По кускам собирала Времира своё идеальное лицо, убивая одну за другой невинных дев, но всё так же отталкивала мужчин, ведь не могла проникнуть в истинную суть красоты…»       «Мамочки», — подумал Эймерик, представив, как Её Высочество рвёт и мечет, забивая верещащую Марисабель её же книгой. Эни позеленела и сжала руки в кулаки. Де Тролло, подскочив, похлопал возлюбленную по плечу:       — Полно, полно, моя милая леди! Или вы желаете сыграть эту принцессу Дикобразу, обращённую в чудовище?       Эймерик облегчённо вздохнул. Кажется, кровавая баня откладывается.