Ветряные мельницы (Windmills)

09 – Баки В комнате с виду ничего не изменилось. Баки прислоняется спиной к двери, в тишине его сердце стучит оглушительно громко. Что это вообще было? У него получилось? Или он облажался? Он получил, что хотел, но Уилсон совершенно точно остался недоволен его действиями. Баки предложил намного больше, чем задумывал, и ему все равно отказали, настолько хреново он справился. Он думал, его ждет наказание или коррекция, но вместо этого получил поощрение. Как это вообще возможно? Баки сжимает и разжимает кулак, фокусируется на дыхании, чтобы унять дрожь. Все закончилось, все закончилось. Успокойся уже. После того, как тело наконец подчиняется, Баки начинает искать в комнате следы проникновения. Ничего нет. Все на своих местах, даже помятый клочок бумаги, который Баки достает из кармана и прикладывает к бутылочной этикетке, подходит идеально. Он берет бутылку и падает на стул. Во рту настолько пересохло, что язык прилипает к зубам, и это просто тупость, ведь ничего же не было. Вода теплая, но уже с первым глотком становится так хорошо, что глаза закрываются сами собой. Его собственный запас воды – к такому легко привыкнуть. Баки вытирает губы. Он должен стараться лучше. Стив все время говорит ему нет, а от мыслей о том, как он впустую пресмыкался перед Уилсоном, до сих пор горят щеки. И тем не менее, по итогам у него есть разрешение на тренировку, две бутылки воды, два энергетических батончика и ноль повреждений. Бывшие кураторы всегда ясно доносили до него, насколько они им довольны. Стоило ему только перейти черту, они тут же говорили об этом и убеждались, что боль будет достаточно сильной, чтобы даже со стертыми воспоминаниями поведенческие реакции все равно сохранялись. Уилсон вместо этого пускался в объяснения. У Баки голова идет кругом. Он должен понять, что нужно Уилсону, иначе они сменят тактику, решат, что ставка на разум с ним не работает. (Животное, просто животное. Цепной пес). Он выпивает еще немного воды. Хотя он так и не пришел в себя до конца, жуткая усталость начинает брать над ним верх. Ему ведь не показалось? "Постарайся поспать". Да, это было прямое разрешение, даже приказ. Он мрачно улыбается – никакой кровати сегодня ночью. Баки упирается пяткой в пол и разворачивает стул. Он демонстративно кладет ноги на матрас и скрещивает их. Все, что напоминает о его развлекательных обязанностях, вызывает у него неприязнь, но ничто не наполняет его таким отвращением, как кровати. На самом деле, это даже тупо, учитывая, что кровати вряд ли входили в первую тройку вещей, на которые его укладывали лицом вниз. Просто... После работ над его мозгом он не вспоминал эту часть до тех пор, пока до нее не доходила очередь, и к тому времени, когда он понимал, что означали эти приказы, эти прикосновения... к тому времени все уже началось. Каждый нерв в его теле кричал от адреналина, а в голове билась одна-единственная мысль: "Это закончится, держись, держись, держись..." И он ведь оказался прав. Это произошло и закончилось, все. Но вот ночные смены... Ночи в убежищах после операций были хуже всего. Он плохо спал – дергался во сне, иногда чуть ли не боролся, поэтому они всегда брали с собой капсулу для хранения, чтобы фиксировать его во время простоя. Обычно к тому моменту его уже успевали познакомить с его развлекательным назначением, поэтому когда ему приказывали идти на кровать вместо капсулы, он понимал, что отдыха ждать не стоит. И было бы... не лучше, нет, но терпимей, если бы они просто тут же все и делали. Вместо этого они уходили есть и пить, пока он лежал там, раздетый, и ждал. И дело не в том, что Баки не понимает необходимости спускать пар. Он понимает. Кому как не ему знать об уродливых побуждениях, которые рождаются в пылу битвы, о пьянящем ощущении силы и о том, как тяжело бывает снова успокоиться. Критично важно снимать это напряжение; наверное, именно поэтому его и создали – быть их оружием и одновременно вознаграждением. Нельзя поспорить – у него самое выносливое тело по сравнению с ними, устойчивое к повреждениям и способное быстро восстанавливаться, к тому же предполагалось, что его не будут отвлекать эмоции. И в качестве бонуса... Наверное, у них были добрые намерения, когда они создавали его способным кончать от этого. Баки потирает лицо, горько усмехаясь. Он не уверен, был ли это сбой в работе или просто его слабость, но каждый раз, когда он лежал и ждал их, слушая смех и разговоры в соседней комнате, его разум разрывал себя на части, выдумывая все возможные сценарии предстоящей ночи. Снятие напряжения может выглядеть совершенно по-разному. Прикосновения влажных губ к его шее, прикосновения кожи к коже настолько идеальные, что тяжело дышать, или же... И его предательский разум обычно фокусировался именно на том, как все может пойти не так. Боль. Жестокость. Игры. В животе леденело от мыслей, что самые яркие картинки могут быть настоящими воспоминаниями. Он пытался привыкнуть к этому, честно пытался. Он напоминал себе снова и снова, что с ним все будет хорошо, что его создавали для этого. Иногда, если его поворачивали лицом вниз, он терся бедрами об матрас, стараясь подключиться к программе. (И разве он не заслужил вознаграждения наравне со всеми?) Но в итоге его желудок все равно падал вниз каждый раз, когда приближался звук шагов. Он был весь в поту и с зашкаливающим пульсом еще до того, как к нему хотя бы прикасались. Потому что тяжелее всего было готовиться к этому, мучительно ждать. И в этом ожидании он проводил каждую ночь уже несколько недель. Да. Но не сегодня. Баки резко встает. Нет смысла убиваться из-за прошлого. Ему нужно отдохнуть, приложить все усилия, чтобы занять место в команде и получить защиту, которую дает незаменимость. Когда он станет им нужен, его больше не понизят до выполнения только вторичной функции, и будет запрещено наносить ему необратимые повреждения. Он последний раз прожигает взглядом кровать и приступает к своим еженощным ритуалам, стараясь не думать ни о чем, кроме текущей задачи. С виду ничего особенного, но в том и суть; небрежно брошенная футболка перед дверью, отпечаток ногтя на листе уродского эвкалипта, несколько мазков пальцами на окне, показывающих положение звезд. Он проверяет эти мелочи так часто, как может, даже если ему кажется, что в его памяти нет пробелов. Особенно если ему так кажется. Закончив, он колеблется. Баки до сих пор не уверен, кто из них главнее – он или Джарвис. В Башне очень запутанный порядок подчиненности. – Джарвис? – Да, сэр. – Поставь будильник на ноль семь ноль-ноль... завтра на семь утра. – Семь утра, подтверждаю. Доброй ночи, сержант Барнс. Баки коротко рычит. Джарвис зовет его сержантом при каждом удобном случае, особенно в чужом присутствии, хотя ему должно быть прекрасно известно, что Баки еще никогда не был дальше от звания солдата, чем сейчас. Он делает глубокий вдох и пропускает это мимо ушей. Пока что. Он не для того столько вытерпел, чтобы над ним насмехалась сраная программа. Когда-нибудь он покажет Джарвису, где место того, кто даже не человек. Не то чтобы у него есть конкретный план, но Старка, даром что тот очень умен и очень опасен, подводит его тщеславие. В поисках угроз он смотрит на звезды, а не себе за плечо. Он уже несколько раз произносил вслух коды для обхода протоколов безопасности Джарвиса, и Баки успел выучить почти половину из них. Может быть, завтра он узнает еще один. Если Джарвис в самом деле разбудит его. Несмотря на свою злорадность, он ведь меньше чем вещь и не может действовать по собственной воле. Но может быть, именно это и есть план Уилсона. "А в чем дело? Я разрешил тебе присоединиться, так что прояви благодарность. Я не виноват, если ты не пришел, потому что проспал. Так любишь кровати, да? Ну еще бы". Нет, им не перехитрить его так легко. Он снова тянется к бутылке с водой. Излишество, ему не нужно столько – но если он выпьет половину бутылки (в груди щемит от такой расточительности) вдобавок к тому, что выпил раньше, то он проснется самое позднее в шесть. Баки вытирает рот, обводя взглядом комнату в поисках самого безопасного места для сна. Ничего не подходит. Шкаф слишком узкий. Между кроватью и окном хватает места ровно под его плечи, но между ним и потолком останется огромная пустота. В конце концов он перетаскивает обе подушки под письменный стол. Тот стоит у стены, поэтому пять из шести сторон будут прикрыты. Да, так сойдет. Баки не может вспомнить, когда он последний раз спал в одежде. Ему не холодно, но он все равно укрывается тонким одеялом. Обычно подобное запрещено; прятаться нельзя – это правило. Но сегодня ему все сходит с рук, так что он пользуется этим по максимуму. В животе уже просыпается слабый голод, несмотря на всю еду, которую ему дал Стив. Он вспоминает про энергетические батончики, но нет, еще даже близко не время тратить свои запасы. Но это не значит, что ему нельзя держать их рядом с собой, проводить пальцами по гладкой обертке время от времени. Баки не хочет снова говорить с Джарвисом. Он лежит без движения, и через пятнадцать минут свет приглушается сам. Мир останавливается. Вот так, хорошо.