Ветряные мельницы (Windmills)

11 – Баки Баки сидит на краю огромного бассейна, пробуя темную воду пальцами ног. Она холодная и пахнет солью, а не хлоркой, как в обычном бассейне – имитация морской воды. Тренировка прошла хорошо. В центр бассейна опустили металлический купол, копирующий нужную им базу Гидры. Внутри ничего не было, просто внешний контур со всеми системами безопасности, которые нужно научиться обходить. Стив распределял задачи. Он сдержал слово, и Баки было можно наблюдать и тренироваться вместе со всеми, чтобы в случае необходимости быть готовым заменить их. Это сильная команда, Баки не может поспорить, но зато он быстро учится и не делает перерывов. Несколько раз он справился лучше, чем они. Баки надеется, что Стив это заметил. Старк заставлял их испытывать разное оборудование, откладывая непригодное в сторону и делая какие-то записи вместе с Беннером. Они решили закруглиться после того, как силовое поле Бартона отключилось и его засосало в дыру, которую он вырезал в металлическом каркасе. На какое-то мгновение Баки показалось, что повышение ждет его раньше, чем он ожидал, но та женщина была рядом и успела вытащить Бартона. Старк что-то добавил к своим записям. Баки сказал бы, что нужна еще пара тестовых прогонов, но Старка, кажется, их прогресс и так устраивает, даже Бартон выглядит потрепанным, но довольным. Но главное, что Баки справился на отлично и все это видели. Баки улыбается, погруженный в мысли, разглядывая отблески искусственного освещения на воде. Остальные сейчас в душевой. Он вспоминает, что официально еще не допущен к заданию, и по внутренностям медленно разливается свинец. А даже если бы и был допущен – до задания еще есть время. Он ежится от внезапного холода. Их тела будут теплыми. – Эй. Вдова – Романофф – улыбается ему. Она уже переоделась в сухую одежду, и от нее пахнет чем-то фруктовым. – Очередь в душе для мальчиков? – смеется она. – Как обычно. Иди в мой, я уже все. Она ставит рядом с ним гель для душа, и его взгляд цепляется за влажные разводы под кончиками волос у нее на футболке. Он отводит глаза. Иногда ему так хочется, чтобы к нему прикоснулись, что все остальное уже не важно. Но почему тогда он не может заставить себя просто встать и пойти к остальным? Позади слышатся шаги. Это Стив ищет его, но не успевает ничего сказать – раздается голос (и не чей-нибудь, а именно Уилсона), и Стив отвлекается. Баки берет гель Романофф. – Да, – отвечает он в спешке, – спасибо. Она внимательно смотрит на него, но затем улыбается. – Можешь брать все мои штучки для волос. Баки скрывается за углом, пока Стив его не заметил. Если будут жаловаться, он все свалит на приказ Вдовы. Разумеется, это значит, что теперь он у нее в долгу, и внезапно он очень рад тому, что Бартон выжил. Хотя никакой видимой пользы от него нет, для Романофф он почему-то важен. Может быть, он ее личная игрушка. Баки снимает с себя промокшую одежду. Из-под душа льется теплая вода, и он с жадностью впитывает это ощущение всей кожей. Похоже, что в Башне совсем нет дезинфицирующих средств, даже его моют чем-то другим. Он трет себя с дополнительным усердием, чтобы компенсировать низкую эффективность. Намыленные волосы цепляются за пластины на пальцах, и Баки чертыхается. Он с трудом может вспомнить, когда последний раз мыл себе голову сам. Теперь этим занимается Стив, и он делает это намного осторожнее, чем все, кто были до него. Баки чувствует фантомные прикосновения к своим волосам, к шее. Он вздыхает и разрешает себе отвлечься, фокусируясь на том, как приятно ломит тело после тренировки, на ровном шуме горячей воды... пока не осознает свою реакцию на эти образы. Нет! Он с такой силой выключает воду, что на кране остается вмятина. (Она ему дорого обойдется. Хорошо.) Он прислоняется к мокрому кафелю и пытается справиться с собой. Тупое животное, ну еще бы они не смеялись над ним. Смотри на него строит из себя недотрогу смотри смотри ему все мало да вот так тебе это нравится хватит прикидываться покажи как ты кончаешь смотри... Во рту появляется привкус горечи. Они были правы. Он устраивал такие сцены – а все зачем? Стоило им только начать, как он уже не мог нормально соображать – боль страх стыд голод – и скоро его рассудок отключался полностью, пока он словно заживо горел от запредельного переизбытка ощущений. Ему столько раз казалось, что они вырубали его шокером, но белые потеки между ним и простыней говорили, что все было совсем не так. (Что за херня почему простыня мокрая он что опять обоссался твою мать и техников не позовешь переверни его) (Эй стой смотри он на каждом члене что ли кончил или что это охуеть) Баки стонет и трет лицо. Та часть его разума, что вечно кусается и царапается, снова и снова заставляет его думать, что вчера могло произойти то же самое. Ему, конечно, было не по себе (страшно), но если бы Уилсон не задумал ничего совсем уж тяжелого, Баки мог бы начать стонать в ковер еще на полпути к развязке. Убожество. (создан ради этого создан ради этого) Это нечестно, он же этих людей ненавидит... нет-нет-нет, нельзя так думать, это опасно. Но он точно ненавидит быть их игрушкой для снятия напряжения, а им достаточно провести языком ему по шее и прошептать на ухо, что ни с кем еще так классно не трахались, как его тут же уносит. Что-то хрупкое у него в груди тихо подает голос: может, он уже изменился? Может, он стал сильнее?.. Нет. Ему нельзя врать самому себе, особенно когда ему уже врут все вокруг. Баки сглатывает ком в горле и медленно выдыхает. Если он закроет глаза и представит, что вчера все случилось иначе, представит, что Уилсону стало достаточно интересно, чтобы хотя бы попробовать... Ничего особенного поначалу, просто теплая тяжесть его тела, когда он прижался бы к нему, лениво запуская руку Баки под футболку, трогая все, до чего дотянется... твою мать. Может, Уилсону вот этого и не хватило? Увидеть вот этот чертов стояк? Если он это имел в виду, когда жаловался, что Баки недостаточно "хочет", тогда он слишком быстро сдался. Баки усмехается. Точно, может, это и помогло бы – это вообще всех веселило, тем более что ему было запрещено трогать себя, когда это случалось. Но как Уилсон мог об этом не знать? (Что ты делаешь я не понимаю этого нет в досье) (У них не было никакого права ты не обязан это делать ты не игрушка этого нет в досье этого нет в досье этого нет в досье) Осознание накрывает его с такой силой, что у него отвисает челюсть. А что если... Нет, это невозможно. Пусть они и не знают о том, как много сбоев у него случалось во время выполнения вторичной функции, но они не могут не знать, что она вообще существует. Верно? С другой стороны, нельзя сказать, что Гидра рассталась с ним по доброй воле, передав его ЩИТу в комплекте с инструкцией и наглядным руководством. Кто знает, откуда они берут информацию и насколько она подробна... о боже. А вдруг они и в самом деле думают, что им досталось только оружие? Это объяснило бы, почему никто даже не попытался использовать его для развлечения и все их странные реакции, когда Баки намекал на эту возможность. (Никто не может прикасаться к тебе, если ты этого не хочешь) Но Стив же точно это делал? Баки помнит какие-то обрывки, и в них Стив лежит сверху. Кажется. В последнее время он уже не уверен, что все образы Стива в его несчастной голове – это один и тот же Стив. Если правда действительно потерялась, пока его переводили туда-сюда, если они не знают, на что еще он рассчитан, кроме боевых заданий... Сердце Баки готово выпрыгнуть из груди. Вот он, главный шанс в его жизни. Или нет. Он вспоминает, и земля уходит у него из-под ног. Прошлой ночью он собственными руками лишил себя этого шанса, выдав Уилсону правду во всей ее кошмарной полноте. Кретин, кретин, кретин! Прямо сейчас Уилсон может докладывать обо всем Стиву, и тогда... тогда... Насколько вероятно, что они поверят, будто он не пытался обмануть их специально? Баки хватает одежду, даже не вытираясь. Он должен все исправить во что бы то ни стало. Хитри, обманывай, притворяйся – его уже ждет такое наказание, что терять больше нечего. – Джарвис? – он говорит с такой скоростью, что удивительно, как датчики вообще распознают слова. – Джарвис, где Сэм Уилсон? Может они еще у бассейна или пошли поесть или... – Сэм Уилсон у Капитана Роджерса, сэр. Баки бросается бежать.