When I was younger, so much younger than today, I never needed anybody’s help in any way. But now these days are gone, I’m not so self assured, Now I find I’ve changed my mind and opened up the doors. Help! — The Beatles.
Несколько дней, оставшиеся до занятий, Малаки потратил на активную к ним подготовку, и первые две недели учебного года он работал, не покладая рук. Ему выделили просторную классную комнату на втором этаже главного здания, два лаборантских кабинета и огромную гору пособий, препаратов, таблиц и прочего наследия прошлых преподавателей. Что касается учениц, то в целом девушки были довольно прилежны и милы, несмотря на неуверенность новоявленного преподавателя, но Малаки всё же старался взвалить на себя как можно больше. Учебные планы, дополнительные занятия по химии, физике и ботанике, кружок по астрономии в вечернее время — мужчина изо всех сил ввинчивался в жизнь пансиона, становясь его частью. Остальные учителя — женщины в возрасте, да почти что старики — нарадоваться не могли, а для него деятельность была отдушиной. Прекрасный способ не думать ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Однако мысли, как бы он не старался завалить мозг работой, упорно возвращались к тому вечеру в театре. Сообщение о рухнувших балках потрясло и девушек, и администрацию, о смерти двоих актеров и увечьях ещё троих судачили на каждом углу, то понося строителей театра, то ссылаясь на отсыревшее дерево, а то и вовсе вспоминая сказки о духах города. С последним пришлось столкнуться в субботний полдень второй учебной недели, когда, казалось, всё интересное уже должно было закончиться со звоном на полдник. —… сеньорина Бьянки, что вас так заинтересовало в учебнике сеньорины Пьерр? Девушка, явно до этого считавшая секунды до колокола, вздрогнула, и преподаватель выхватил у неё из-под носа клочок бумаги. Эти ученицы не блистали в ботанике, так что ещё и переговариваться на своих уроках Малаки им позволить не мог. Сказать по правде, в тот момент он вспомнил себя — прилежного мальчика, всегда наготове, всегда на первой парте — и в душе всколыхнулась давняя, детская обида на мешавших ему одноклассников. Теперь-то он не позволит никому мешать ученикам, что тянутся к знаниям… «Инициатива хороша, но помни — они ещё дети…» «Тем лучше: тебе никто не посмеет возразить» «Низко пользоваться своим положением в корыстных целях» «Припугнуть бы их — и всё» «Авторитет зарабатывается по-другому. Например…» — Профессор Инганнаморте! Не обращая внимания на возмущения девочек и собственного внутреннего голоса, мужчина развернул записку и пробежался по ней глазами: может, зная, что он в любую секунду может стать свидетелем их секретов, девушки впредь будут посвящать эти несчастные два часа изучению наук, а не сплетн… А вот это уже интересно. — Что за «дух актёра»? — вежливо поинтересовался Малаки после занятия, когда основная масса учениц вышла в коридор, бросая на провинившихся девушек где сочувствующие, а где — по змеиному злорадствующие взгляды. Сеньорина Пьерр поморщилась, но ответила до предела вежливо и сдержанно, сохраняя спокойное выражение— словно тугой пучок русых волос на голове стягивал кожу на смуглом лице: — Городская легенда, не более. — Вечно ты со своим прагматизмом, — всплеснула руками её подруга, высокая — чуть ниже самого Малаки, с короткими смоляными волосами и живыми глазами-маслинами. — Профессор Инганнаморте, это, конечно, не подтверждено, но вы сами говорили, что никогда нельзя утверждать наверняка, а невозможность существования духов не доказана, а ведь многие видели… — Ближе к делу, сеньорина Бьянки. — Изабелла имеет в виду, — закатив глаза, начала сеньорина Пьерр, — легенду о Духе Театра. — Я изучала её в младших классах! Говорят, когда только театр построили, а это было двадцать лет назад, до актеров снизошел ангел… ну или дух… или… — Дух помогал актёрам, — словно её и не перебивали, продолжила русоволосая, — являл чудеса вроде внезапно излеченного актёра Отелло, залатанной за ночь огромной прорехи в полу, тихих аплодисментов с балкона на репетициях. Духа любили, чуть ли не поклонялись ему, за что директора театра чуть не предали церковной анафеме… — А потом он обозлился. Стал срывать постановки, особенно ему не нравилась пьеса «Ромео и Джульетта»… может, играть стали хуже… — Так или иначе, театр закрыли, — консумировала сеньорина Пьерр. — Как по мне, они просто расслабились и потеряли публику, а в попытке привлечь внимание придумали всё это. Малаки задумчиво кивнул выходящей из классной комнаты девушке, однако, в отличии от подруги, Изабелла не спешила уходить, накручивая на палец каштановую кудряшку. — Вы что-то хотели? — поинтересовался Малаки, стараясь скрыть разочарование — девушки рассказали ему очередную легенду, страшилку для приезжих — и стоило ради этого опаздывать в столовую! — Нет… ничего, — порывисто вздохнула она. — Просто тот дух… ну не могут десятки людей видеть одного и того же призрака! — А как он выглядел? Мужчина надеялся лишь на то, что, выслушав соображения Изабеллы, он настроит её на учебный лад — сеньорита Ла Коста упоминала, что эта девушка — дочь венецианского мецената, что щедро расплатился с пансионом, отправить куда дочь его уговорила жена. Однако следующие слова ученицы заставили Малаки вздрогнуть и вспомнить большие перепуганные глаза, сбившуюся речь, бледные щёки… Не думать об этом. — Высокий мужчина с длинными светлыми волосами, в старинном чудном костюме, в огромном плаще, с бородой и… и некоторые видели у него над головой то ли нимб, то ли рога, то ли… Но в остальном версии совпадают! Это же не может быть случайностью! «Мужчина в плаще… У него широкие плечи, длинная борода и… и он смотрит на меня» — Не может, — кивнул Малаки, поморщившись и мысленно сосчитав до тринадцати. — Знаете, сеньорина Бьянки, в мире есть много вещей, не поддающихся объяснению. Иногда нам просто стоит смириться с загадкой или ждать того, кто что-нибудь прояснит. Это сложно, но… но вполне реально. Доброго вам вечера. Однако девушка опять замешкалась и, когда мужчина уже хотел напомнить ей о близости полдника, выпалила, теребя подол школьного платья: — Одна из учениц выпускного класса, Анжели Лафар… давно уже говорит об этом духе. Я дежурю в лазарете со второго года обучения, и я часто вижу её там. Если вы интересуетесь, можете поговорить с ней. Что-то в груди Малаки дрогнуло: он вспомнил, как на перекличке выпускного класса эта девушка всегда отсутствовала — и что незнакомку из театра, несомненно учащуюся в пансионе, он после того дня так и не увидел. — Анжели Лафар? — А вы её не видели? — сеньорина Бьянки всплеснула руками. — Такая красивая, беловолосая, всегда какая-то задумчивая… Она с понедельника вроде бы возвращается к учёбе. В общем, она что-то да знает… наверное… доброго вечера. Сказав это, Изабелла наконец-то ушла, оставив Малаки в тяжелых раздумьях. Опустившись за преподавательский стол, он открыл журнал выпускного класса. Так и есть: сеньорина (или, судя по фамилии, мадемуазель) Лафар не появилась на занятиях ни разу за эти две недели, справка об отсутствии по болезни так же нашлась достаточно быстро. Закрыв лицо руками, мужчина откинулся на спинку стула. Он не мог понять, что чувствует. То есть, он, конечно, догадывался, но это было глупо — глупо настолько, что в его подсознании пробудился сварливый внутренний голос, от которого словно тянуло гнильцой. «Любви с первого взгляда не бывает, старик.» Голосу противостоял другой, звонкий и… женский — может, это голос Анжели? Или он опять пляшет на грани сумасшествия? «Но у тебя есть к ней чувства. Возможно, стоит помочь этой девочке, навестить её…» «И заслужить репутацию ухлестывателя за старшеклассницами? Скоро на детей перейдёшь?» «Ей семнадцать. Почему бы не предложить ей дружбу…» «Да какая дружба, зуб даю, в той светлой головушке нет ничего!» Малаки внезапно стало противно от самого себя. Как он может подойти к ней, когда, казалось, само присутствие алхимика запятнает тот чистый свет, что она излучает? И как он вообще может думать о подобном? Девушке семнадцать-восемнадцать — а ему тридцать два… Внутренний голос не успокаивался. «Ты нищий, ты почти старик, а кто она — красавица! У вас нет будущего, однако ты можешь завести роман…» «Это абсурд! И об этом речи не шло! Связь с ученицей недопустима» «Но если об этом никто не узнает…» «Проведи с ней время. У тебя есть шанс на её дружбу» «Ты даже не знаешь эту дуру, да и… » Хватит! Малаки с силой сжал виски — и голоса умолкли. Он всё чаще ловил себя на мысли, что сходит с ума: блистательные успехи, любовь, революция, несколько недель торжества победителей — и тут же черная полоса боли как расплата за всё хорошее, что у него было. Дознания. Казнь отца. Разрыв помолвки с Патрицией. Смерть матери. Нищета. Продажа фальшивых лекарств, на которые бедняки тратили последние монеты, продажа зелий. Попытка начать новые отношения. Предательство. Апатия. Шарлатанство. «Кажется, Анжели с её видениями тоже нужна помощь — как нужна была когда-то тебе» Голосок был тихим, но для алхимика он был набатом. Вскочив, он чуть не опрокинул кресло. — Ну и как мне это сделать? Голос молчал, но Малаки уже получил нужную мысль. Он уцепился за неё, словно за якорь — и настолько боялся отпустить, что в эту ночь так и не сомкнул глаз, боясь снова провалиться в своё прошлое, что с лёгкостью задует слабый огонёк уверенности.***
В городе зажглись вечерние огни, когда Рейна торопливо сделала заказ в одном недорогом кафе, забитом людьми, наслаждавшимися субботним вечером. Зебель, незнамо откуда доставший бутылку вина, отпустил едкий комментарий по поводу того, что, ели бы все ангелы такими порциями, Небеса бы рухнули под весом их тушек. В своём репертуаре. Соперники случайно встретились в кафе — и решили не устраивать перепалок хоть в этот вечер: уж очень хотелось есть. Рейна чувствовала себя в аппетите поглотить быка: на поддержание земной формы уходило много сил, и есть, как привыкла — раз в день, а то и в два дня, было как минимум опрометчиво. Однако времени на трапезу в эту субботу у неё не было, ведь Зебель ни на шаг не отходил от Малаки, надеясь взять реванш за трудолюбие и ответственность подопечного, а, может, просто из скуки. — Что-то ты задержалась, — хмыкнул демон. На нём была излюбленная майка с театральными масками (обе были так искалечены невыносимой дьявольской модой, что эмоции смеха и плача едва в них угадывались), чёрные волосы торчали, будто противнику была нужда прятать рога, а рубиновые глаза расслабленно взирали на неё через бутылку вина. Зебель любил изображать опьянение, хотя прекрасно знал — в их возрасте вечным не дано потерять и капли концентрации от какой-то бутылки дешевого пойла. — Последнее слово оставалось за мной, — девушка поморщилась, отмечая, что, хоть оппонент и не пьян, запах вина пропитал, наверное, всё кафе. — Да уж… Ну и что ты творишь, Рейна? — спросил Зебель, закинув ногу на ногу, словно английский франт. — Помогаю нашему подопечному. Официант принёс заказанную еду и, честно говоря, демона можно было уже не слушать. А он продолжал, наверстывая почти целый день молчаливого наблюдения за подопечным, не считая, конечно, проецирования: — Не, я-то не против очередного его разочарования в женском роде и в своей судьбе-судьбинушке, — на громкие разглагольствования обернулся интеллигентного вида старичок — и тут же уткнулся в свою тарелку, встретившись с презрительным взглядом алых глаз, — но ты-то… или в садисты подалась, пташка небесная? — И с чего это ты взял, что Анжели его предаст? Логически обосновать обратное она не могла — и всё же… Прибыв слишком поздно в тот вечер, Рейна успела только увидеть, как Малаки уводил девушку из театра. Она была бледна, громко дышала, и, крепко вцепившись в его руку, твердила про призрака, который уже давно ждал её… Горячный бред, но при обходе лазарета, что входило в обязанности помощницы директрисы, ангелу довелось понаблюдать за другой Анжели: милой, тихой и, несомненно, доброй девушкой. Если у них с Малаки появится хотя бы дружба, его душа сделает огромный шаг к свету… и к собственному счастью. — Не знаю, Рейна, ох не знаю, — демон оскалился. — Она странная, я летал к ней в спальню… Просто посмотреть, перья не топорщь. Знаешь, она будто чувствовала моё присутствие: головой вертела, бродила по комнате, а ещё ей кошмары снятся. Не хотел бы я быть искусителем оглохшего от её крика подопечного. — Рядом с тобой любому будет неспокойно. — Для ангела ты слишком много остришь. Зебель подмигнул ей, и Рейна позволила себе усмехнуться. Ужин был почти прикончен, и к ангелу возвращалось хорошее настроение. — Научишься — с тобой-то. Что касается Анжели… такое бывает. Смертные иногда рождаются с обостренным восприятием… Щекотливая тема. Когда-то давно ангелы влюблялись в подопечных и давали волю своим чувствам. Они заводили семьи — недолгие, непрочные из-за молниеносности человеческой жизни — но дети в таких браках перенимали некоторые способности родителя. Именно так появлялись легенды о магах. Одни могли парить в воздухе, другие силой мысли двигали предметы, третьи обладали нечеловеческой силой, четвёртые не задыхались в воде… Продолжать можно до бесконечности, однако подобные союзы уже около ста звёзд были запрещены. Ни один ангел не посмеет совершить подобное кощунство! — Только если такие смертные в родстве с вечными, — Зебель поймал её взгляд и снова усмехнулся. — Эта девчонка точно не потомок демона — типаж не тот, да и дьявольские ублюдки обычно более агрессивны и менее аморфны. На дочь или внучку нейтрала не похоже: их по пальцам одной руки пересчитать можно, да и не стали бы они делать детей смертным. — Что-то ты слишком хорошо в этом разбираешься. — Ну так… У меня папаша инкуб и веке в восемнадцатом было даже пару сестричек в мире людей, — демон отставил бутылку и с галантной издевкой поклонился собеседнице. — Так что, если нужен совет, я весь твой… — Омерзительно, — скривилась Рейна и поспешно сменила тему, обещая вернуться к этому вопросу уже без участия соперника. — Ты не выглядишь демоном из Похоти. — Будто ты так разбираешься в нас! На них уже начали озираться люди с соседних столиков, но времена инквизиции прошли, так что можно было в кои-то веки открыто поговорить о важных вещах… пусть и с демоном. — Жизнь ещё и не такому научит. Но если не Похоть, то откуда ты? Он скривился, будто хотел отослать её куда подальше, но вдруг расслабленно расправил плечи и бросил с кривоватой улыбкой: — А я без района. Всю жизнь путешествовал с бродячим театром по всему подземелью… Отсюда и столь талантлив! Неожиданно. Впрочем, может, в Подземелье нет ничего зазорного в том, чтобы не причислять себя ни к какой касте. — Ну да, ну да, — Рейна хмыкнула. — Вот и оставался бы в театре, зачем тебе смертные? — На Земле весело, — лаконично бросил демон и вдруг прищурился. — А ты откуда, ангелок? Девушку словно ударили в живот. Она глубоко вздохнула и ответила, собирая в кулак всю свою выдержку и вежливость: — В отличии от ваших районов, в ангельских кастах каждое место заслуженно. Доведу Малаки до… до конца — и отправлюсь сдавать итоговые экзамены. «Да будет на то воля Божья» — А куда хочешь? Или куда тебя возьмут? — А тебе какое дело? — Ну уж точно не Скромность, не Искренность, — демон картинно загибал пальцы. — Целомудрие я бы проверил, но, боюсь, на такие жертвы ради любопытства я не готов. — Очень смешно. Рейна встала, оправив юбку. У неё отпало желание вести разговор, а в пансионе ещё ждали обязанности, пренебрегать которыми она не могла. — А заплатить? — вскричал Зебель, страдальчески возведя глаза к небу. — Ну… Зато точно не Умеренность… уф, и наест же одна маленькая… Зебель был отличным фальшивомонетчиком — так пусть пользуется своим умением, пока противница в кои-то веки не будет закрывать на это глаза.***
Воскресенье для Малаки началось с визита к преподавательнице языков: женщины средних лет с раздобревшей фигурой и лицом, на котором светилась вечная улыбка. Сеньора Пелагатти была той, кто знала в пансионе абсолютно обо всём, а ещё она была единственным учителем, не пошедшим с девушками в город. — Вас интересует Анжели Лафар? — женщина, удивлённая его визитом, опустила глаза в список. — Болеет?.. Да, сегодня выписали. А что произошло? — Она… она пропустила занятия по естественной науке… все, — сбивчиво проговорил Малаки, проклиная своё неумение общаться с людьми. — Вот я и подумал… вдруг что… — Профессор Инганнаморте, — сеньора Пелагатти подняла на него взгляд усталых карих глаз. — С Анжели всё хорошо, такие пропуски для неё, к сожалению, обыкновенны… Сочту своим долгом предупредить вас, что эта девушка… обладает некоторыми странностями, если можно так сказать. — Странностями? Преподавательница замялась, подбирая слова, а, может, сомневаясь, стоит ли что-то говорить вообще. Малаки мял в руках носовой платок, нетерпеливо стуча носком ботинка по ковру. — Анжели в пансионе с десяти лет, она даже на каникулы редко уезжает домой, я видела, как она растёт. Она старшая из детей господина Лафара — хозяина крупнейшей Альпийской текстильной фабрики — и его жены, в прошлом хорошей актрисы. Не в моих правилах разносить сплетни, — а выглядела преподавательница как истая разносчица сплетней, — но ходила молва, что Анжели… Сами посудите: родилась через полгода после свадьбы месье и мадам Лафар, совершенно на них не похожа, а ещё эти странности… — Да какие же странности? — честно говоря, перипетии с изменами в богатых кругах Малаки не интересовали. — Хождение во сне, — почти раздраженно бросила женщина. — Кошмары. Необыкновенная проницательность… и пару лет назад две воспитанницы клялись, что видели, как она во сне парит над землёй. — Детские сказки! На деле в эти «сказки» можно было поверить, особенно тому, кто столько лет отдал алхимии. Магия явно существовала, но обычные люди всегда боятся: что алхимиков, что странностей среди своих соседей и родных. Свежи в памяти мужчины были те времена, когда он изобрёл состав, возвращающий расцарапанному стеклу и лаку прежнюю гладкость, а мать — тогда ещё живая — разбила единственную колбу с ним и взяла с сына клятву никогда не заниматься этим «бесовским ремеслом»… Может, родители несчастной девушки тоже боятся?.. — Иногда и в них поверишь… Я ни в коем случае не клевещу на бедную девочку, но её странности остаются при ней. Женщина мялась — разговор явно становился ей в тягость. — Спасибо, сеньора Пелагатти. — Что-то ещё? — с усталой радостью спросила она из вежливости. Стоящий на пороге Малаки внезапно развернулся и спросил, стараясь не выдавать интереса: — Да, пожалуй… Что за история с театром? Сеньора Пелагатти раздраженно всплеснула руками: — Вы всё ещё верите в россказни несчастной девочки про духов, ангелов… — Ангелов? — Да-да, — женщина тяжело вздохнула. — В тот день, когда вы привели её, она не хотела ложиться — всё твердила про ангела, про то, как он звал её, про то, что он сердит, про то, что смерть актера — её вина… несчастное дитя. Из кабинета языкознания Малаки вышел с твёрдым желанием что-то предпринять. Но вот что?..***
Узнать информацию у Омнии было гораздо сложнее, чем предполагалось. Воскресенье ангел провела в заботах о делах пансиона и беседах с сеньоритой ла Коста (зелье действовало отменно, и старушка была искренне счастлива), но к обеду откладывать было некуда. Тем более, воскресенье они с Зебелем забили под личные дела и, положив руку на сердца, пообещали не трогать Малаки в этот день. Учитывая то, что обещания демон, как ни странно, выполнял, Рейна и помыслить не могла о том, чтобы нарушить своё. И вот она в просторном холле, наедине с Омнией. Со стороны это выглядело так, будто молодая девушка беседует с пустотой: старушка предпочитала, когда это возможно, ангельский облик земному. — Нефилимы? — озадаченно спросила она, поправляя очки. — Милая, заводить семьи и детей со смертными запрещено со времён создания Священной Римской Империи! — Я знаю, и всё же… всякое бывает… Омния печально взглянула на неё и проговорила, глядя ей прямо в глаза — неприятная привычка старших ангелов: — Если и рождается такой ребёнок — что бывает очень и очень редко, его вечный родитель не доживает до его первых слов. — Его убивают Высшие сферы? — Конечно же нет! — перья на белоснежных крыльях в негодовании встопорщились. — Величина такого кощунства настолько велика, что сама природа ангела противится этому. Сила внутреннего противоречия ломает его изнутри — и вскоре он больше не может оставаться тем, кем был, не может больше носить нимб и крылья. Часто демоны принимают таких ангелов к себе, но они никогда… они перестают быть собой. Грехопадение — страшный процесс, Рейна. Эти слова леденили кровь, заставляя смотреть на саму себя словно издалека. Звуки собственного голоса эхом отдавались в голове. — И как часто это случается? Из груди ангела раздался тихий то ли вздох, то ли всхлип. Омния разглядывала деревья за большими окнами, ответила она далеко не сразу: — Очень редко. Высшие Сферы знают обо всех, кто пал в Лимбо и делают выводы, Низшие сферы, соответственно, тоже. Конечно, говорить о подобном не принято… Почему тебе интересна эта тема, Рейна? Девушка замялась. — Я… я просто прочитала об этом в книге, ещё в институте, вот и задумалась… Конечно, Омния поверила ей с той наивностью, которая отличает ангелов, редко пересекающихся с извечными противниками и грязью мира людей. Бесцельно бродя по коридорам, Рейна чувствовала себя ужасно: словно на неё опять вылили помои из окна в квартале нищих пьяниц, словно её опять чуть не зажали в подворотне, когда пытаешься отмыться — а не выходит. Сила внутреннего противоречия… кощунства… слова эти пугали до дрожи в коленках, а особенно их неопределённость. Присев на софу перед запертой классной комнатой на первом этаже, девушка тяжело вздохнула и закрыла лицо руками. Ей надо разобраться во всём, трезво оценить события… Вот только мысли в беспорядочном хаосе носились в голове, а память услужливо показывала самые нелицеприглядные куски её жизни. Нарушить древний запрет, пойти против своей природы — всё это черевато лишением сущности. Вот только как понять, что собственный нимб готов расколоться? Рейна чувствовала себя ангелом, чувствовала, что действует во благо людей, вот только… Ангелы не врут. Ангелы не поят старушек зельями. Ангелы не шепчут подопечным в уши после окончания состязания. Ангелы не проводят вечера в компании дьяволиц-алхимиков… —…считаю ли я тебя достойным ангелом? — Селена изумленно вскинула брови, легко постучав по лбу. — Рейна, что ты несёшь? На этот раз, в облике смертной, демоница была в тёмных штанах и мятой черной рубашке, что вместе с небрежно заколотыми волосами, спадающими на глаза, и бледной кожей делали её похожей на восставшего мертвеца. Впрочем, сама Рейна сейчас выглядела не лучше, оттирая с щёк непрошенные слёзы. — Я запуталась. Понимаешь… кощунства… грехопадение… И она рассказала ей то, что услышала от Омнии. Селена слушала, не перебивая, лицо её сохраняло непроницаемость, но вот глаза… настороженные глаза её выдавали. — Значит, ты считаешь, что от пары оплошностей ты лишишься сущности?— наконец спросила она. — Что ты такого сделала? — Врала. Поила старушку зельем. Врала. Нарушала порядок состязания. А ещё я постоянно язвлю Зебелю и… С каждым словом лицо демоницы прояснялось. Она покачала головой и похлопала Рейну по плечу, будто они были обычными смертными девушками, рассуждающими о несчастной любви и несправедливых родителях. — Вас совсем запугали! — тихий голос заставил ангела сморгнуть слёзы. — Чтобы лишиться сущности, нужно лихо сдвинуться по фазе, обезуметь… Кощунство — не гарантия того, что ты лишишься нимба… Хотя ты и не кощунствовала, о Люцифер! — Д-да? Действительно… Видимо, сказывается напряжение этих нескольких лет. — Именно! — Селена усмехнулась и, протянув ей какую-то бумажку, видимо, приняв её за носовой платок, удалилась в соседнюю комнату — там, где был её лаборатория. Рейна промокнула щёки — и вдруг увидела на пальцах чернила. Машинально развернув темный лист, она пробежалась по нему глазами. Одного беглого взгляда хватило на то, чтобы кровь застыла в жилах. — Селена? — несмело позвала девушка, входя в лабораторию с письмом в руке. — Прости, но… Женщина развернулась, взглянула на неё — и сосуд в её руках дрогнул. Взметнулась жёлтая пыль, Рейна похолодела, вспоминая про те прекрасные ужасы, что творились на этом лабораторном столе — но это была всего лишь сера, стряхивая которую с рук Селена громко выругалась. — Сера — единственный реагент, который я когда-либо рассыпала. И слава Сатане, да будет его задница почаще в поросшей в бюрократии столице. В движениях демоницы чувствовалась скованность. Она резко забрала у Рейны письмо и, снова скомкав, забросила его в противоположный угол комнаты. — Между прочим, с ученической скамьи это всего лишь второй раз, когда я так плошаю в лаборатории, рассыпая эту чёртову серу, — задумчиво продолжала она, вытирая стол резкими, нервными движениями. — Но первый раз был, когда у меня начались схватки, так что… меня можно понять. Стоять рядом с ней было очень неловко: Селена металась вдоль лабораторного стола с застывшим лицом и говорила сбивчиво, будто стараясь заполнить нестерпимую тишину. Рейна корила себя всеми известными от Зебеля ругательствами за то, что вообще притронулась к тому письму: это было слишком личное, а она… —…Ты же знаешь из письма — у меня есть сын, — отрешенно продолжала демоница. — Так вот, я тогда была не в себе, вот и назвала его… — Ты назвала сына в честь серы? — Почти. Мне не было особого дела тогда, — Селена передёрнула плечами. — Как ты поняла, как мать я не очень. Но… Она вздохнула — тяжело, хрипло — и тяжело опустила руку на стол. По его гладкой поверхности пошли глубокие трещины. — Я ничего не поняла, я даже не читала — просмотрела просто, — надеясь успокоить её, начала Рейна, подходя ближе. — Но ты… Ты не виновата в том, что твой муж угрожает твоему ребёнку… — Да будет тебе известно, я сама его бросила, — жёлтые глаза потускнели, в них читалась лишь глухая злоба. — Никогда не думала, что захочу рассказать такое пернатой… Но, если хочешь… Рейна молча взяла её за руку, благо, они обе пребывали в земных формах. Конечно, ангелов учат не доверять дьяволам, не заговаривать с ними без надобности и уж тем более не открывать им душу, но Селена была не просто рогатой Искусительницей… За эти две недели они так часто и так много говорили об алхимии, горной жизни и прочих мелочах, что, да не уличит её никто в обмане, между ними зародилась дружба. Тем более, Селене действительно нужна была помощь. —…у меня не было родителей — ангелы поубивали, и воспитывала меня сестра, — сидя за обеденным столом в своей комнате, Селена говорила, сжимая в пыльных от серы руках письмо. — Саи всегда была чертовски сильной дьяволицей: в те времена уже не так активно воевали, и её, после окончания одной из первых земных школ, отправили Искушать целую цивилизацию… Конечно, не в одиночку, но тогда на тысячи миль вокруг была лишь одна пара. Хранитель и Искуситель. Саи боролась за жизни смертных в центральных, богатейших городах ацтеков, с таким же талантливым ангелом. Рейна, ты знаешь, что случилось с Ацтекской империей? Напрягая память, девушка поморщилась — и её глаза широко распахнулись: — Эта империя была уничтожена в… в начале шестнадцатого века. Смертные списали всё на завоевателей, но… но вечные так и не смогли установить истинную причину катастрофы, уничтожившей один из крупнейших городов. Твоя сестра… — Саи была сочтена пропавшей без вести. Погибшей. Но вскоре я узнала правду, — глаза Селены словно остекленели. — Как бы ты отнеслась, приди твоя сестра к тебе в школу ночью и скажи, что она нашла любовь всей своей жизни? — Я… порадовалась бы. — А если бы она сказала, что сбежала в мир людей со смазливым ангелом? — Что… — Мы с тобой говорили о кощунствах. Одно из них — любовь к противнику. Тоже внутренний диссонанс получается. Саи клялась, что они не знали, что их поцелуй сотрёт с лица земли город… и несколько десятков сотен человек вместе с ним. Она всегда была без царя в голове, а мне тогда ещё было не плевать на людей, — бледные ладони сжались в кулаки. — Я сказала, что эта любовь обречена на провал, и что ей и её пернатому дружку стоит убираться, пока я не сдала их Низшим Сферам. Селена прервалась, переводя дыхание, а Рейна пыталась уместить происходящее в голове. Ей никогда не говорили, что в демонов нельзя влюбляться: просто потому, что это невозможно! При мысли о том, что Зебеля можно… гадость какая! Ни один ангел на такое не пойдёт! Однако дьяволицу нельзя было уличить во лжи: уж слишкм правдивой была печаль в её глазах. — Так или иначе, Саи исчезла, и я никогда её не видела. Не до поисков съехавшей с катушек сестры было, ведь с её уходом я осталась совсем одна… Мне было тогда около шестнадцати вспышек. Я выживала как могла — немного помогала гильдия алхимиков Серного города, но этого было мало. Несколько вспышек назад мои труды в области увеличения огненного потенциала вулканов заметили. Богатенький наследник гор был… определённо горяч. Мы довольно много времени проводили вместе, пока я возвращала к жизни почти угасший вулкан — а ведь именно от деятельности гор зависели погодные условия в столице и выживания популяции драконов… Он был довольно настойчив, и я решила, что это любовь. Он был — да и сейчас остался — красивым, неглупым, ангелов ненавидел — прямо как я тогда. — И вы… — У меня не было счастья — не положено, — дьяволица тряхнула головой и криво ухмыльнулась. — Были иллюзии: как мои, так и его; были скандалы, драки, были боль, обида, разочарование… полный набор, всё по дьявольским канонам. Мы совершенно друг другу не подходим. Жаль, поздно выяснилось. Она снова замолчала, а Рейна замерла ледяной статуей. Конечно, всем известно, что из себя представляют демоны, и в каждой их дрязге нет невиновных… И всё же Селену было откровенно жаль. Видимо, она всё же поверила в лучшее, а на деле… — Всё дело в том, что первая наша ссора разгорелась, когда я была в положении, — продолжала демоница обманчиво-спокойным голосом. — Я ушла. Зарабатывала на жизнь зельями, особо не горевала. Потом мы помирились — и месяца три даже жили довольно мирно. Родился сын. Вот только… — Только что? — тихо спросила Рейна, не выдержав затянувшегося молчания. — Только вот я этого ребёнка не полюбила, — жестко бросила Селена. — Занималась им из чувства… долга, может быть. Я много вспышек прожила в Гордыне, числилась как демон этой касты. Нам природой не дано любить кого-то из каких-то семейных чувств. А муж ребёнка любил, хоть и показывать это не умел, а ещё ему очень нравилось обвинять меня в чёрствости — его-то чувственности, мол, хватает на полкасты Похоти, к которым он бегал чуть ли не каждую неделю, — лицо её исказила жесткая усмешка. — Вот я и решила… Решила, что нам всем будет лучше, если я исчезну. Рейна не знала, стоит ли что-то говорить. Во всей этой истории, пожалуй, не натворил дел только ребёнок. Надо будет узнать, как его всё-таки зовут. — Судя по твоему взгляду, ты сейчас пытаешься переварить мой пространный монолог о кощунстве, любви, страданиях и никому не нужных детях. — Никому? Но… — Муженек уже несколько месяцев шлёт мне демонограммы — а они ведь безошибочно находят адресата. Меня он разлюбил за четверть вспышки и пошёл на б… в вояж по всем суккубам Похоти, а привязанность к сыну, которого он всё равно сдал слугам, улетучилась за полвспышки. — Но не будет же он… — Будет. В приютах Серного города ничего нормального из чертёнка не вырастет. Меня бросили все — родители, сестра… Я знаю, каково это, я знаю, что этого ребёнка уже ненавидит отец. Так называй меня слабачкой — но я вернусь в Подземелья, — Селена тихо вздохнула, сцепив руки в замок. — Не хочу притворяться демоном из твоих учебников, Рейна. Мы можем чувствовать. Глаза её были сухими, но лицо бледно настолько, что дыхание перехватывало. — Значит, ты всё-таки любишь сына. Кстати, как его з… — Сульфус. И нет, я не знаю, — Селена замялась. — Люби я его, я бы не сбежала на Землю. Но сейчас у меня просто нет выхода. По нашим законам дети остаются с более обеспеченным родителем. Слабых не любят. Поэтому… Имеем, что имеем. Тягостное молчание сковало их незримыми путами. Рейна встала с кровати, немного постояла, глядя на застывшую с неестественно-прямой спиной подругу — и решила, что сейчас лучше оставить её одну. Однако уже у двери что-то кольнуло в сердце, и она развернулась, тщетно стараясь поймать блуждающий взгляд демоницы. — Знаешь, Селена, — начала девушка, взвешивая каждое слово. — Ты не бросишь его — это уже заслуживает уважения. Всё наладится, обязательно должно… — Я демон, — выплюнула та. — У меня ничего не должно наладиться по мановению волшебной палочки. Не положено. Я уже подала заявление на возвращение в Подземелья после самовольного побега… Пока оно пройдёт все круги бюрократии, у меня будут последние несколько месяцев на Земле. — Спасибо, что помогла мне разобраться в некоторых вещах. — И запутала тебя ещё больше. Ладно, ангел, тебе надо разложить весь этот бездарный объём информации у себя в голове. — Да, пожалуй… Спокойного вечера, Селена. Девушка взялась за ручку двери — и демоница внезапно вскинула голову, почти криком окликнув её по имени. — Да? — Рейна настороженно обернулась. И вздрогнула: в лимонных глазах Селены плескалась самая настоящая, плохо сдерживаемая злоба. — Если хочешь помочь той девчонке-нефилимке, — тихо проговорила она, — то я знаю одного недопадшего ангела, который вполне может быть её отцом. Он прячется в пещерах под театром и, похоже, потихоньку съезжает с катушек. Поговори с ним. Наваляй ему. Заставь отстать от людей, которым он и так достаточно навредил. Ты умеешь убеждать.