***
Лишь только сойдя вечером с поезда, Рейна получила небесную почту от Габриэллы: наставница изъявляла желание увидеть её, причём немедленно. Немедленно, однако, не получилось, но, как только Малаки в соседнем номере гостиницы уснул, как и свернувшаяся в своей люльке Раф, практикантка немедленно приняла эфирный облик и поспешила в Золотой Замок. Несмотря на поздний час, Наставница всё ещё сидела в кабинете, просматривая дневники, которые школьники вели с целью узнать подопечного как можно лучше. Жестом пригласив ожидающую выговора Рейну присесть, Габриэлла отодвинула дневники на край стола и, сложив руки в замок, спокойно взглянула на неё, ни одним жестом или эмоцией не подав виду, что ждёт её уже более пяти часов. — Твой прошлый отчёт, Рейна был таким отрывистым, что я не знаю, что и думать. Тебе есть, что скрывать от меня? Замечание было столь неожиданным, что девушка опешила: — Нет, то есть… Понимаете… — Не понимаю, — Наставница покачала головой, не став даже слушать её. . — Рейна, твои отчёты всегда были столь пространными, что я, признаться, использовала их для примеров на лекциях о бытовых проблемах и конфликтных ситуациях. Этот же… — выудив из стопки тонкий лист, женщина с выражением прочитала: — “Наставнице Габриэлле от практикантки Рейны, отчёт с марта по сентябрь. Эти полгода прошли достаточно плодотворно для Малаки, но на прошлой неделе он потерял жену. Динамика отрицательная”. Это совсем не похоже на тебя. В светло-зеленых глазах ангела читалась тревога и недоумение. Это окончально смутило практикантку, ожидавшую как минимум выговор за опоздание и куцый отчёт. — Я... Мне было тяжело писать это, — пробормотала она, разглядывая собственные перчатки. — Простите, Наставница, я просто… Девушка покачала головой, опустив глаза. Перед Наставницей она снова почувствовала себя всего лишь молодым ангелом, ученицей, но никак не единственной опорой взрослого мужчины, пусть и смертного. Пусть Габриэлла даже не начинала ругать её, чувство стыда и бессилия никуда не исчезло: оно, казалось, прочно привязалось к Рейне и не отпустит, пока у Малаки всё не наладится. Габриэлла слушала внимательно, светло-зеленые глаза её внимательно изучали лицо торопливо говорившей практикантки. Наконец, когда история подошла к концу, Наставница пошевелила скрещёнными в замок пальцами и, тихо вздохнув, спокойно спросила: — Почему же ты не спросила у меня совета? — Не успела, — взгляд Рейны блуждал по собственным лежащим на коленях рукам. — Весь месяц мы с Зебелем либо боремся за влияние, либо влияем, либо я ухаживаю за садом и Раф… — Ухаживаешь за садом и дочерью подопечного? — Наставница приподняла светлые брови, и практикантка поняла, как это странно прозвучало, но спутанные объяснения только усугубили ситуацию. — Я…. да. Это моя работа, а няня Раф болеет часто, а на другую няню у Малаки пока нет денег, и… — Мне казалось, я учу не садовника или няню, а ангела-хранителя, — с каждым словом торопливых оправданий лицо старшего ангела вытягивалось всё больше и больше, но она всё же смогла совладать с собой. — Не думала, что придётся это повторять, но твоя работа — подтолкнуть подопечного к правильному решению или мысли, а не сделать всё за него. — Малаки должен был сам заняться заботой о Раф… Но он и так работал целыми днями или корпел над жуткими алхимическими реагентами! Ему нужно развиваться, а я… мне не трудно помочь! Габриэлла покачала головой, прикрыв лицо руками. Казалось, она вот-вот рассмеется или разрыдается, но Наставница сумела взять себя в руки и ровным, медленным, точно ребенку говорила, голосом заметила: — Ты говоришь как давняя подруга или родственница этого землянина. Которая может помочь посидеть с ребенком в ущерб своей работе и домашним делам. Но ты — ангел-хранитель. Твоя работа — заниматься душой Малаки и направлять его к свету, проводить через жизненные трудности, а не разделять их с ним. Излишняя привязанность к нему тебе лишь мешает. Рейна прикусила губу. Габриэлла знала ситуацию с её торопливых слов и ничего не понимала! Малаки нужен близкий человек, готовый во всём поддержать его, а не хладнокровный хранитель! Если бы Анжели была жив… с ним! — Завтра в жизни твоего подопечного решится очень многое, — Габриэлла заговорила теми словами, с которыми отправляла в путь школьников. Рейну такое отношение немного кольнуло. — Он объяснится с родителями своей жены, но это — не главное. В Италии Малаки начал новую жизнь, но возвращение в Париж напомнит ему о тех временах, когда обман и нарушение закона были для него абсолютно естественным делом. — Я понимаю, — несколько менее вежливо, чем следовало бы, буркнула она. — Верю, — Наставница кивнула. — Но в таких ситуациях даже дипломированные хранители не всегда в силах помочь человеку. Это первое, о чём тебе нужно подумать. А второе… Очень опасно надеяться только на себя. В столь юном возрасте ты ещё не можешь до конца соизмерить свои силы относительно взрослого смертного. Нельзя пренебрегать никакой помощью, запомни это, Рейна. — Я знаю Малаки почти всю его жизнь, — крылья ангела против воли раздражённо встопорщились. — Я справлюсь. Наставница покачала головой. — И всё же, Рейна, завтра вечером я бы хотела услышать от тебя лично, чем этот день обернулся для него.***
Зебель ненавидел вставать в ужасную рань ещё с детства: когда до трёх ночи по Пандемониумскому участвуешь в ночных постановках, а в семь тебя уже будят для отыгрывания третьего дерева в пятом ряду на утренней, веселого мало. А посему, когда Малаки вдруг стало невтерпеж именно в девять нанести визит родителям Анжели, демон более всего на свете хотел удушить его — а заодно и Рейну, которая каким-то чудесным образом умудрилась уговорить какого-то облакоголового школьника посидеть с Раф и освободилась для своей настоящей работы. Впрочем, няня из неё была явно получше, чем хранитель, но на эту подколку противница никак не отреагировала. Стареет... — У Малаки серьёзная дилемма, — проговорила Рейна, в эфирном облике выглядящая ещё младше, чем думал подопечный. — Через час ему предстоит объясняться с господином и госпожой Лафар… — Или не придётся, — Зебель усмехнулся, разминая пальцы. — Выбирать сегодня тебе. Вместо ответа Рейна призвала к себе шашечную доску и принялась расставлять кружки пешек, продолжая рассеянно глядеть в никуда: в левитации противница была очень неплоха. Вообще, Рейна могла быть достойным противником, только вот её излишняя привязанность к Малаки смешила Зебеля: право, не будь ангел такой курицей-наседкой, у неё вполне могло бы получиться сделать из подопечного чуть менее плохого человека. Но кто может понять, что у этих облакоголовых в головах? Хмыкнув, Зебель сделал второй ход: традиционно Рейна взяла себе белые фигурки. Если быть до конца честными, для решения вопроса очередности полагалось лететь в ближайшую школу вечных, но за все эти годы противница так и не завела знакомство с директором Золотой, а самому демону было слишком лень летать туда для того, чтобы, толкаясь среди школяров, воспользоваться недавно появившимися комнатами состязаний, что слишком уж часто включали в себя мерзопакостных пауков. Проблема решилась просто: седовласка притащила шашечную доску и заявила, что очередность влияния решится именно так. А демон умел играть в шашки, вот и согласился… но на следующий день принёс колоду карт. Рейна, конечно, пофукала да глаза позакатывала, но играть в покер и “дурака” всё же научилась. С тех пор очередность влияния решалась в поединке умов (и шулерства), и даже сейчас практикантам не захотелось лететь в Золотой Замок. Совершая ход за ходом, Зебель прислушивался к тому, как в соседней комнате завтракает подопечный, и разглядывал ангела. В последнее время Рейна стала жутко нервной, задумчивой, особенно ранимой до такой степени, что даже высмеивать её в полной мере, как рекомендовалось в дьявольском Декалоге, не получалось, едва выходило изредка уколоть. Его бы, конечно, обсмеяли сородичи, но… девчонка ведь и сама понимает, что судьба Малаки уже почти предрешена, и изменить она ничего не сможет — решимости переступить правила и сотворить что-нибудь “этакое” не хватит. Да и что вообще с ним, потерявшим единственного близкого человека, а заодно и веру в людей, можно сделать, с ангельской-то стороны?... Всё же искушать намного проще: Зебель всегда был в этом уверен. — Первый ход за тобой, — сухо проговорила противница. Удивлённо моргнув, Зебель уставился на доску: три его чёрных дамки окружили шашку Рейны, игра была проиграна. Почему-то, глядя на отрешённое лицо ангела, он впал в аномальное великодушие: — Можем переиграть, седовласка… — Зачем? — Рейна удивлённо вскинула голову и прищурилась. — Я не пойду на поводу у твоих хитрых замыслов! Она действительно верит, что ему есть нужда что-то там придумывать? Зебель раздраженно фыркнул и махнул рукой, скидывая доску со стола. На этот раз обсмеять манию величия, позволяющую ангелам думать, что обведение их вокруг пальца можно назвать “хитрым планом”, получилось со всей должной издевкой. В ту же секунду хлопнула входная дверь: Малаки отправился на встречу с родителями жены. Оставив Рейну и вяло плетущегося подопечного далеко позади, Зебель быстро нашёл особняк Лафар и, пролетев через кучу коридоров, быстро нашёл комнату прислуги. Прямо перед дверьми сменив облик, демон предстал перед дворецким в кителе жандарма и, не давая человеку задать лишних вопросов, скороговоркой представился. — Но… что вам нужно? — Видите ли, — искуситель прикинул, сколько ещё Малаки сюда добираться и понял, что можно не торопиться, — По городу сейчас разгуливает чернокнижник, знаменитый своими трюками со сменой облика. Он настойчиво будет пытаться попасть сюда, поговорить с господином Лафар и представляться его зятем… Вы же понимаете, что допустить влияния такого человека на благородных господ нельзя ни в коем случае?.. Смертные охотно верят вечным: дело ли это в ауре или просто-напросто хорошей актёрской игре. Так и дворецкий быстро понял, чего от него хотят, а Зебель, вернувшись в эфирный облик, проследил за тем, как тот раздает команды усилить охрану особняка: по счастливой случайности господина Лафар дома не было, что убрало необходимость объясняться ещё и с ним. И, лишь когда демон облетел поместье и уселся в тени деревьев напротив него, на дорожке к особняку показался Малаки и летящая рядом с ним Рейна: она даже не потрудилась проверить, жульничает ли противник. А ведь она так верит в то, что Зебеля хлебом не корми, дай её обмануть, схитрить… Стыдно для дьявола, в таком случае, не оправдать ожиданий. Приняв облик знакомого подопечному английского франта, демон вышел из тени кустарника, как раз застав ругающегося с охраной Малаки. Взволнованная Рейна не сразу заметила противника, но, лишь завидев его, подорвалась с места и, встав прямо перед ним, возмущенно начала, растопырив перья: — Я ни за что не поверю, что это — не твоих рук… Не обращая на бесполезные сотрясания воздуха внимания, демон прошёл сквозь неё, обращая на себя внимание рассерженного отказом мужчины. — Good morn… Bonjour, сеньор! Какая встреча! Всё ещё не остыв от гнева, Малаки рассеянно пожал его руку и пробормотал слова приветствия. — Моим утренним планам не суждено было осуществиться, и я бесцельно бродил по городу, пока не встретил вас… Удивительно, не правда ли? Губы сами растянулись в обаятельную улыбку, которая свела бы с ума любую милую девушку… Но девушкой, тем более милой, мрачный алхимик в четвёртом десятке не был — а жаль! — Да… Есть, чему удивляться… — Я помню ваш талант, мы ведь уже год сотрудничаем, а то и больше… И вы умеете хранить секреты, не так ли? И временем свободным располагаете… — Умею. Располагаю. Но, честно говоря, я не вполне понимаю, что вам от меня нужно. Подопечный не горел желанием общаться, улыбки его лишь раздражали, и Зебель, не дав только было набравшей в грудь воздуха Рейне и слова сказать, понизил тон почти до шёпота: — Тут как раз есть хорошая возможность заработать, — на лице подопечного сразу появилась заинтересованность. — И не просто заработать — а прославиться как тот, в чьих силах творить невероятные вещи. Незаконные, но и не бесплатные… — Зебель! — Рейна в ужасе прижала тонкие пальцы к побледневшим губам. — Ты не понимаешь, что творишь… “Наоборот, — демон улыбнулся, глядя на задумавшегося Малаки. — Понимаю даже лучше тебя, ангел, что из дурного человека нельзя выжать добрую душу. Сколько ни старайся.” — Насколько незаконные? — Малаки нахмурился и Рейна, отчаянно ухватившись за свой шанс, запустила проекцию. Мужчина замолчал и Зебелю, в облике подопечного не имеющему возможность слышать слова ангела-хранителя, оставалось только догадываться, что за борьбу ведёт голос “совести” и желание алхимика жить безбедно. Судя по напряженному лицу противницы, даже без вмешательства демона борьба давалась ей тяжело. Время для мучающегося крылатой совестью человека остановилось. Рейна, управляя проекцией, зажмурилась и едва заметно шевелила губами (кажется, в её словах было что-то про Анжели, Раф и незаконность), подопечный хмурился и, судя по тому, как быстро и почти беспрерывно шептала хранительница, не внимал её аргументам, каждый раз находя ответ. Зебель думал было вмешаться — мало ли до чего он там без голоса искушения додумается! — но внезапно всё закончилось: проекция Рейны растворилась, а сама хранительница в бессилии прикрыла лицо руками. Выйдя из борьбы с собственным ангелом победителем, Малаки изъявил желание последовать за демоном.***
Даже демоны охотно заводят знакомства и вспоминают друг о друге, если нужно: к такому выводу пришла донельзя мрачная Рейна, сидя на подоконнике гостиной номера-люкс в одном из элитных отелей Парижа. Зависший рядом с ней Зебель болтал с демоном, одетым настолько ярко, что смотреть на него не хотелось вовсе. Честно говоря, ей вообще не хотелось встречать сегодня ни единого представителя рода подземного, и причиной тому был сидящий в одном из глубоких кресел Малаки. Лицо подопечного выражало лишь скучающее равнодушие, но носок ботинка нервно стучал по ковру: мужчина волновался, прекрасно понимая, что не должен здесь находиться. И всё же он пришёл. Голос искушения и в этот раз перевесил все разумные доводы: предложение Зебеля упало на благодатную почву горя и разочарования в людях. Тяжело вздохнув, Рейна прислонилась виском к шёлковым обоям: она бы хотела помочь Малаки принять правильное решение, тем более, сейчас была её очередь, но в голове было пусто, ни единой идеи. Если так пойдёт и дальше… — Buenas tardes, señorita! — над ангелом внезапно навис рогатый незнакомец, и заговорил по-испански о счастьи видеть здесь такую красивую девушку… — Друг мой Фигаро, — подоспевший Зебель хлопнул демона по плечу и тот, тряхнув каштановыми волосами, наконец отстранился от почти вытесненной в закрытое окно девушки, — в нашем мире столько смазливых землянок и суккуб, а ты пернатых распугиваешь! — Прошу прощения, если напугал вас, сеньорита… От цветастости его одежды: невероятно-аляпого пиджака, фиолетовой рубашки и зеленых штанов в рыжую полоску; рябило в глазах, а быстрая громкая речь вызывала желание прочистить уши. — Рейна, — Зебель махнул рукой, не дождавшись её ответа. — И, Фигаро… — Ой-ля-ля! — странный демон всплеснул руками и снова рванулся к ней и потряс руку, не переставая улыбаться (благо хоть руки у него были в перчатках, как и ладони ангела, но Вето всё же предупреждающе кольнуло). — У вас очень красивое имя… Королева. Жаль, мы по разные стороны баррикад, а так… Зебель закатил глаза, Рейна несмело улыбнулась, как вдруг из стены соседней комнаты просочился внушительно вида демон, облачённый в богатого шитья фрак. Крылья новоприбывшего были не в пример больше крыльев Зебеля, а короткоостиженые волосы покрывала шляпа, в тени полей которой сверкали бледно-лиловые, как и у Фигаро, глаза. — Фигаро, — угрожающе проговорил он, подлетая ближе. — Если ты опять вьёшься около девиц в ущерб моим поручениям, то, клянусь вулканами, ты вылетишь с поста помощника Искусителя как… Это сравнение Рейна, пожалуй, не хотела бы слышать вовсе. Фигаро же, театрально опустив плечи, последовал к ближайшему окну, но, когда старший демон уже отвёл от него взгляд, встрепенулся и, подмигнув ангелу, вылетел вон. Лиловоглазый кивнул уважительно склонившемуся (вот уж что-что, а это видеть было странно!) Зебелю и вернулся туда, откуда пришёл. В тот же самый миг дверь отворилась, и в комнате появился мужчина без возраста и лица: такую внешность мог иметь кто угодно, забывалась она почти сразу же. Малаки тут же встал и немного напряженно поздоровался. — Месье Моро, один из главных мафиози Парижа, — известил Рену Зебель. — Петазум — его искуситель, а Фигаро, мой друг ещё по театру, набирается у него ума и опыта. — И почему они согласились помочь тебе сбить Малаки с правильного пути? — не скрывая досады, поинтересовалась Рейна. По просьбе месье Моро Малаки, присев, рассказывал о себе: о том, почему пришёл, о своём опыте в отношении с законом, о своих возможностях как химика и алхимика. Собеседник ничего не отвечал: лишь внимательно слушал, изредка кивая головой. — Мы с Фигаро — друзья, — помедлив, пояснил демон. — Ещё с первого года практики, только вот я на второй остался, а он вообще вылетел. Выкарабкался, как видишь, и не без моей помощи… Не важно. Короче говоря, когда я вчера написал этому прохвосту, а подопечному его начальника как раз нужен был хороший алхимик. Вот и… Иногда Рейне казалось, что сама судьба выступает против Малаки: это же как совпали обстоятельства, что именно во время приезда подопечного в Париж какому-то мошеннику потребовался алхимик, а у Зебеля ещё, к тому же, был друг, связанный с ним! Друг со школьной скамьи! “Похоже, наставница тогда была права, — горько усмехнулась про себя практикантка. — Заведи я тогда друзей… возможно, и у меня когда-нибудь что-нибудь совпало!” Однако жалеть было поздно. Запустив проецирование, Рейна без особого воодушевления принялась подбирать слова для Малаки, как вдруг её проекцию, привлекая внимание, пихнула в плечо проекция Зебеля. — Ты не обращай внимания на Фигаро, — внезапно сказал противник. — Ему дай волю, он и фонарный столб вниманием не обделит. Так бы он тебе ничего не сделал. — Мне нет дела до твоего друга, — тяжело вздохнув, проговорила Рейна. — Пожалуйста, не мешай мне работать. Он серьёзно считает, что она расстроена не тем, что Малаки связался с преступниками, а тем, что ей подмигивал какой-то демон? Судя по налёту легкого извинения в поведении Зебеля, он считал именно так. — И всё-таки я буду звать тебя Моя Королева*, — усмехнулся демон, пока проекции молчали в ожидании подходящего момента. — Может, хоть это тебя обрадует. — Не надо, — Рейна раздраженно нахмурилась. — А обрадует меня только возвращения настоящего Малаки. Большего мне не надо. Речь Месье Моро подходила к концу, и теперь Малаки предстояло решить, собирается ли он “помогать” ему. “Помощь” оговаривалась весьма смутно, и за это можно было ухватиться. Однако, перед тем, как начать убеждать подопечного, Зебель отвернулся от Рейны и пробормотал, пожав плечами: — А ты, птичка небесная, уверена, что этот Малаки — не настоящий?***
В ночь перед отъездом в Италию Малаки, довольный приятно позвякивающим авансом, спал крепчайшим сном, а Зебель удалился в ближайший кабак вместе со своим праздновать победу: впервые за долгое время плохие решения подопечного были именно его заслугой. А Рейна… Рейна не спала. Сегодня она показала себя совершенно бесполезным ангелом-хранителем, и единственное, что хотелось сделать в кабинете Наставницы, так это провалиться сквозь пол, а не объяснять, почему вдруг за один день всё вышло из-под контроля. При воспоминании об этом в горле снова засвербило: она безоговорочно проиграла. Снова. — Значит, Малаки связался с мафией Парижа и готов выполнять её заказы, — ровным голосом проговорила Габриэлла, пристально смотря на практикантку. — Он ещё ничего не делал! Но… Но всё к этому идёт, — призналась та. — Я не знаю, что делать. Тяжесть этого месяца вдруг навалилась на Рейну непосильным грузом: ей больше не было нужды казаться сильнее, чем она есть, не было нужды врать себе самой, ведь… Ведь стало откровенно ясно, насколько всё безнадёжно. Собственный голос обжигал горло, и практикантка заговорила быстро, сбиваясь в попытке рассказать Наставнице всё, пока есть возможность дышать, не сбиваясь на истерику. До этого у Рейны не было времени грустить об Анжели или думать о будущем Малаки, но сейчас… Сейчас она снова была крупно провалившейся ученицей. — ...Малаки говорит, что ему не для кого делать что-то на благо человечества, особенно после случая с ассоциацией. А что касается Раф… То он считает, что быть хорошим отцом означает лишь обеспечивать и любить, а не подавать пример. Если я за этот год не смогу переубедить его, то он… Он больше не сможет вернуться к своим великим идеям, он станет лишь очередным… очередным источником горя и проблем для окружающих! Она так ждала, что Наставница переубедит её, подскажет правильный путь, ведь она намного опытнее и мудрее… Но этого не случилось. — Боюсь, что это так, — спокойно проговорила она, и, не дав себя перебить, решительно продолжила. — Но, Рейна, это не значит, что тебе придётся повторять почти три звезды практики: Сферы оценят успехи, которых ты добивалась несколько месяцев назад, а также твои старания и академическую успеваемость. Рейна бы хотела сказать нечто нелестное о том, как её заботит собственное будущее, но Габриэлла это вряд ли бы оценила. — Хранителем я уже вряд ли буду. Да даже не в этом дело! — вскочив со стула, практикантка принялась кружить по комнате, не находя себе места. — Я могу попросить дать мне нового человека на практику, я могу работать в Энджитауне, могу хоть на Земле бесцельно бродить, но Малаки… Я не хочу, чтобы он умер плохим человеком! Рейна резко оборвалась, прерывисто дыша. Ей снова хотелось свернуться на полу и заплакать от безысходности, но Габриэла вдруг встала и оказалась прямо перед ней, сверкая белоснежными крыльями. — Ты считаешь себя первым ангелом-хранителем, не справившимся со своей задачей? Рейна удивлённо нахмурилась: об этом она, признаться, и не задумывалась. Внезапная мысль заняла её сознание, оттесняя на время мысли о Малаки: а ведь, действительно, были же, наверное, и у величайших злодеев человечества свои хранители?.. Наставница же вдруг пригласила её следовать за собой и покинула кабинет. Спутанные линии коридоров, представавшими в памяти с пугающей подробностью, спуски, всё менее светлые тона помещений: ангелы спускались всё ниже и ниже. В конце-концов Рейна не выдержала: — Профессор, куда мы летим? — А ты что думаешь по этому поводу? — Я помню эти коридоры, — практикантка прищурилась. — Налево и направо — к дортуарам дьяволов, а прямо… Комната портретов? — У тебя отличная память, Рейна. Да, мы направляемся именно туда. Вопросов больше не было: в такой ситуации они были бессмысленными, приходилось только гадать. Комната портретов хранила в себе все души смертных ближайшей округи, именно через них хранителей и искусителей профессора связывали с подопечным и следили за тем, как ведётся работа над человеческой душой. Войти туда — большая честь, и явно не для семнадцатизвёздной практикантки… Но вскоре из-за поворота действительно показались массивные золотые врата. Подол платья наставницы зашуршал по полу, и вот она уже стоит и дверей, сомкнув ладонь вокруг ручки. Рейна ждала слов заклинания, пароля, свечения барьера… но двери просто распахнулись, и Габриэлла шагнула в жёлто-зелёный полумрак комнаты. — Дверь… просто открывается? — недоверчиво пробормотала практикантка, переступая порог. — А как же дьяволы… Договорить не получилось: от увиденного просто захватило дух. Комната была действительно огромной: потолок терялся в полумраке, а от дальней стены дугами расходилось несколько перегородок, каждая из которых по виду была высоты, соизмеримой с высотой трехэтажного особняка. Обитых желтым бархатом стен было почти не видно за обилием портретов: самых разных, в огромном, просто ужасающем количестве. Здесь можно было легко потеряться и никогда не вернуться: по крайней мере так казалось буквально раздавленной духом этого места. Наставница же едва ли обращала внимания на все эти рамы, пролетая вдоль стен явно что-то ища. — Дьяволы, — пробормотала она. — Есть законы, которые даже они не могут переступить. Один из них… один из них состоит в том, к портретам никому, кроме Наставников, нельзя прикасаться ни при каких обстоятельствах. За повреждение портрета следует страшное наказание. — Это хуже, чем убить человека… или уничтожить город? — Рейне вдруг вспомнилась ужасающая история Тайко и Саи, она поёжилась. — Откуда у тебя такие мысли? — Габриэлла озадаченно окинула её пристальным взглядом. — Несомненно, за уничтожение города, за убийство человека даже демон понесет наказание. Суровое наказание. Однако портрет — отражение души смертного, через которое его связывают с помощниками. Убив смертного, демон не в силах навредить его душе, не в силах её поработить, а вот… Вздохнув, Наставница зависла в нескольких метрах над полом. Рейна же серьёзно озадачилась: что-то в словах старшего ангела зацепило её. — Через портрет возможно?.. — Подчинить душу человека своей воли? Да. Более того, это — одно из кощунств. — А категория кощунства… — Эти вопросы ты сможешь задать, будучи на несколько рангов выше, Рейна, — грозно напомнила Наставница. — А сейчас я хотела бы задать вопрос: что ты видишь? А что здесь можно увидеть? Сейчас Рейна даже не видела двери, со всех сторон её окружал калейдоскоп портретов людей: от совсем малышей, до дряхлых стариков. — Комната… она огромна. — Обрати внимания на полотна: чем темнее фон портрета, тем больше неправильных решений принял подопечный. Приглядевшись к отдельным портретам, Рейна вздрогнула: если рядом с ней было несколько светлых портретов, то ближе к потолку, например, подопечные смотрели на неё с чернильно-чёрного фона. При взгляде на комнату в целом душа уходила в крылья: глаз то и дело цеплялся за темные клочки. Слишком, слишком много всего! — Теперь ты видишь? — Габриэлла положила руку ей на плечо. — Работа Хранителя очень трудна, и сейчас для Европы наступило непростое время. Многие ангелы не справляются, и ты — не е... Рейна уже не слушала её, седьмое чувство кольнуло её и повело влево. Несмотря на оклик Наставницы, практикантка рванула на зов — и застыла перед портретом в овальной раме. — Малаки… — рука ангела застыла в считанных сантиметрах от портрета. Мужчина на нём был точно таким же, как в жизни, но мрачная усмешка на его губах и чёрный фон полотна резанули по сердцу. — Тебе просто не повезло с подопечным, — Габриэлла сочувственно взглянула на неё в попытке утешить. — Некоторым людям на судьбе написано... Она говорит так же, как Зебель! — НЕТ! — рявкнула Рейна, отшатываясь и почти что крича. — Если бы не Анжели… если бы она не пропала! Малаки жизненно необходим кто-то, кто любил бы его, принимал и поддерживал, ради кого он мог бы двигаться вперёд! Он МОЖЕТ ещё стать хорошим, по-настоящему прекрасным человеком! Он…, — голос вдруг сорвался, по щеке покатилась ледяная слеза. — Почему вы не верите? Мы же ангелы, мы… — Вера, Надежда, Любовь, — с губ Наставницы сорвались названия античных добродетелей. — Я помню, Рейна, но иногда стоит посмотреть правде в глаза. Ты привязана к подопечному, ты заботишься о нём даже больше, чем следовало бы, это похвально. Ты искренне старалась перекроить его натуру, однако Малаки волен принимать неправильные решения. И ты ничего с этим не поделаешь. — Нет, — девушка упрямо затрясла головой. — Он перестанет отравлять свою душу злом, он будет хорошим человеком. Я клянусь! — Никогда не давай обещаний, которых не сдержишь. Пойдём. Лицо Наставницы было непроницаемым, но было понятно, слова практикантки она не восприняла всерьёз, и ни за что не воспримет. Ну и пусть. Следуя за Габриэллой, Рейна не могла выкинуть из головы образ портрета, мысленно из раза в раз повторяя “несбыточные” обещания. “Я вытащу тебя из этого тупика, я буду бороться за тебя покуда… покуда я — твой ангел-хранитель”.