Город Света

Утром Кларк просыпается от того, что кто-то с надрывом читает какую-то заунывную молитву совсем рядом с ней, и на пару минут ей кажется, будто она там, на Земле, а все, что было, - всего лишь дурной сон. Она думает так ровно до того момента, пока не открывает глаза, тут же оглядываясь и болезненно сталкиваясь с реальностью: на Земле нет ни штор, ни виднеющихся за окном, то и дело искрящих проводов. Этот мир меньше всего похож на тот, который ей бы хотелось сейчас видеть, но она все же встает, с трудом передвигая ноги по холодному полу, и тянется за аккуратно сложенной стопкой одежды, лежащей на стуле. Хлопковая майка, мешковатый свитер, куртка Катона, утепленные брюки с подкладкой и ботинки выглядят почти новыми – и это, кажется, единственное, что сейчас радует. Вещи оказываются впору – их вчера принес Финн, заодно поговоривший с владельцем хостела, куда Гриффин придется сегодня переехать. Он предлагал ей остаться в его квартире, но Кларк не нравится даже сама мысль о том, чтобы видеть кого-то, кого она уже оплакала и кого сама же убила, так близко к себе постоянно. Он все такой же улыбчивый и смазливый, как и раньше, смерть несильно изменила его – разве что в Коллинзе появилось что-то, чему Кларк дать название не может, что-то, что въелось в его взгляд. Она не знает, где сейчас парень, и узнавать не очень-то и хочет, она только бездумно валяется на кровати и вспоминает свою жизнь, к которой уже никогда не вернется. Она выходит в темный коридор, передергивая плечами от сквозняка, завывающего из-под неплотно закрытой двери, и застегивает куртку до самого горла, едва не защемив кожу. Думать о том, что происходит и что будет происходить дальше, ей не хочется совсем – и она позволяет себе отпустить ситуацию на какое-то время, чтобы не сойти с ума. Это так чертовски похоже на сон, и в памяти Кларк то Беллами, то Октавия, а на следующий миг она словно проваливается обратно в реальность – если это можно считать реальностью. Гриффин делает короткий вдох, прежде чем толкнуть стальной лист двери и выйти на мороз. Здание выходит прямо на площадь, и перед Кларк открывается безрадостная картина замерзающего города, в котором спешащие из одного конца в другой люди кутаются в шарфы и прячут покрасневшие лица. Серые улицы и серые лица, серые куртки и серые здания, серое небо и серые линии передач, серые стены Форта – и редкие вспышки цвета кажутся ей редким чудом. Она ловит их напряженным взглядом, дыша в воротник свитера и чувствуя, как ее дыхание покрывает ткань холодной изморозью; Кларк оглядывается в поисках нужной вывески, а потом натыкается на уже знакомые рыжие волосы и бросается вперед, оскальзываясь на подмерзшем снегу: - Энн! Рыжая тормозит, оглядываясь, и выставляет вперед полусогнутую руку, когда Гриффин, все же не удержавшись, летит прямо на нее, раскинув конечности. На ней – мантия до середины бедра, выглядящая куда прохладнее куртки Катона, капюшон которой бесформенной фигурой покоится на узких плечах, узкие черные брюки, увитые серебристыми линиями непонятного рисунка, закрепленные на бедрах двойные ножны с торчащими из них длинными резными рукоятками то ли мечей, то ли чего-то подобного, и ботинки на высокой подошве с едва виднеющейся меховой подкладкой. Лицо Энн все так же закрывает металлический получереп, и от этого глаза ее кажутся еще более выразительными – с длинным шрамом от брови к скуле, неровным изломом высоких бровей. - Отвали, - комментирует происходящее приглушенным из-за маски голосом рыжая, и Гриффин делает шаг назад, встречаясь с разгневанным взглядом, но все же выпячивает грудь: она не просто какая-то девка с дороги. Она – Ванхеда. Она убивала людей. Она создала собственную империю и разрушила ее, она любила девушку, правившую целым миром, она вела своих людей к спасению, так почему хоть кто-то будет сейчас вот так вот бросаться небрежным «отвали»? Лицо Энн вытягивается от гнева и удивления одновременно, когда Кларк решительно хватает ее чуть ниже локтя, притягивая к себе, и мышцы под хваткой светловолосой ощутимо напрягаются, перекатываясь при каждом движении рыжей. – Что тебе, блять, надо? Найди себе другую сиделку. - Имран сказал, что есть человек, который примет меня на работу, - она отпускает чужую руку ровно в тот момент, когда в глазах Энн просыпается чистая ярость, и смотрит, как это чувство медленно затухает в синих глазах. Ей кажется, словно в ответ на нее смотрит целый океан – то обманчиво тихий, то смертельно опасный, глубокий, со своими тайнами, то осторожно влекущий за собой, то несущий на скалы. Может быть, Кларк это всего лишь придумывает, но что-то в ней звенит, как натянутая тетива, что-то буквально кричит: «Опасайся, будь осторожнее!» - Этот человек работает в «Karanlik», - название паба она выговаривает медленно и с расстановкой, стараясь ничего не напутать. Энн молчит пару мгновений, зачем-то разглядывая собственные руки: - В Каранлик таких, как ты, не пускают. - Таких, как я? – неуверенно повторяет за ней Гриффин, и рыжая раздраженно кивает: - Девушек со светлыми волосами. Это ничего, по сути, не объясняет, и она только пожимает плечами в ответ на поднятые брови Энн, наталкиваясь на чей-то острый взгляд, вперившийся между лопаток. Девушка перед ней мгновенно распрямляет плечи и вырывает руку из ладони Кларк, вытягиваясь, как пружина, когда тихий размеренный голос за спиной светловолосой тихо интересуется мягким баритоном: - Что ты ищешь в Каранлике? - Привет, Дайгал, - щурит глаза Бонни, и ничего хорошего в ее тоне не слышится, хотя лицо ее искажается в неком подобии улыбки. Оборачиваться Кларк почему-то не спешит, все так же вглядываясь в абсолютно нечитаемое лицо рыжей, но тот, кто стоит сзади, делает шаг вперед, оттесняя девушку в сторону. Ему то ли сорок, то ли пятьдесят – она не может сказать точнее, но густая короткая борода его, как и аккуратно уложенные волосы, покрыты той сединой, которую особо языкастые писатели называют благородной; цепкий взгляд его темных, почти черных глаз оказывается странно ледяным, когда он смотрит на Гриффин. Широкие плечи, смуглая кожа, рост в полторы самой Кларк, сильные жилистые руки, спрятанные под черной рясой, огромный стальной крест в две ладони на толстой цепи – все в нем буквально кричит: «Опасно! Не подходи». Человек со странным именем Дайгал улыбается – широко и открыто – но улыбка нисколько не смягчает суровых черт: - Здравствуй, Энн, - он на мгновение поворачивает голову к рыжей, плавно перекатываясь с пяток на носки и становясь еще выше, но тут же возвращается обратно. – Так что ты ищешь в Каранлике, девочка? Ей почему-то не нравится ни этот человек, ни то, как отходит в сторону Энн, не спеша отчего-то покидать их компанию, но работа есть работа – и она неуверенно пожимает плечами в ответ на вопросительно изогнутые брови: - Имран сказал, я могу найти там человека, способного помочь мне. Бонни тихо хмыкает, поправляя нервным скованным жестом сползающий ремень маски, прежде чем глухо взвыть и броситься куда-то в сторону стены с криком: «Я тебе, блять, покажу, куда ты можешь воткнуть свой спиногрыз, сука!» Кларк больше нравится смотреть на ее спину, чем в черные глаза Дайгала, и тот машет широкой ладонью, привлекая внимание: - Имран прав. Она не чувствует ни облегчения, ни радости, ни-че-го, только все усиливающийся сюрреализм происходящего заставляет ее хоть как-то реагировать, и Гриффин послушно двигается вслед за высоким мужчиной по скользкому льду, то и дело оглядываясь на стену. Рыжие волосы Энн мелькают еще пару раз, а потом девушка в маске сворачивает за угол одного из серых, скучных домов – и больше смысла оглядываться у Кларк нет. Вместо этого она вжимает ладони в карманы куртки как можно сильнее, стараясь согреть онемевшие пальцы, и разглядывает окружающий ее город. Людей на улице удивительно много – одни торчат у входов в небольшие тесные бары, докуривая тлеющие сигареты, другие на ходу допивают остывающий кофе, третьи толпятся в очереди у маленькой аптеки с большим зеленым крестом на вывеске. Они не выглядят потерянными или испуганными тем, что попали сюда. Смирившимися они не выглядят тоже. Кларк с растущим отвращением отрывается от разглядывания и смотрит теперь только себе под ноги. *** У Энн дерьмовый день сменяется еще более дерьмовым днем: ебучий Финн лажает с системой охраны и три часа ее второй жизни оказываются угроблены на бесполезный спор с местным механиком, отказывающимся чинить что-либо вне своей смены. Ей как бы все равно, работает система или нет, но начальство все еще имеет бестолковую привычку использовать Бонни в качестве козла отпущения, и поэтому она все же буквально за шиворот притаскивает обычно молчаливого задрота Дэнни на пост, тычет его носом в испорченные датчики и с чувством собственного достоинства запирается в тесном кабинете. Проблема даже не в дерьмовых днях, а в том, что одно дерьмо чертовски похоже на другое, и Энн совсем не нравится такой расклад, при котором вместо океана, боев и секса с Макс ей приходится сидеть на одном месте, жуя безвкусные холодные булки, купленные Коллинзом, и вглядываясь в мониторы. - Починил? – заглядывает без стука растрепанный сильнее, чем обычно, Финн, и Бонни с особым удовольствием бросает в него с разворота только что надкушенное яблоко. Яблоко попадает парню в лоб, и тот с растерянным охом хватается за ушибленное место под недовольное и однозначное: «Исчезни». Боги, что вообще в нем находят местные красотки? Тупица тупицей. – Понял. Он скрывается за дверью, и Энн даже думает встать с кресла, чтобы закрыться на замок, но монитор мигает красным, и все, что ей остается, - выругаться вслух как можно громче. Дерьмовое дерьмо, чтоб всех придурков сожрал кракен, если он, конечно, обитает в маленьких заливах типа того, на берегу которого стоит Форт. Ей хочется удавиться, удавить окружающих, ну или просто свалить из кабинета, лишь бы не твердить в тысячный раз одно и то же, чтобы потом на улице встречать идиотов с осоловелым взглядом, хватающих ее за руку и портящих настроение одним лишь своим присутствием. Чертова подружка Финна. Она в уме подсчитывает время, необходимое на проверку магом пришедшего патруля, и идет делать себе кофе, предварительно поставив всю технику на беззвучный, но кофеварка выдает безрадостное: «Нет молока». Этот день из очень дерьмового быстро превращается в чертовски хуевый, и Энн зло хлопает дверью, выходя в узкий коридор с мигающими лампочками. Чертовы инженеры опять экономят на электричестве, думается ей, но глаза привыкают к неровному освещению довольно быстро – и уже через пару секунд Бонни уверенно бредет в сторону туалета, стуча ботинками по металлическому покрытию пола. В туалете холодно. В туалете удивительная для поста очередь – целых три человека на одну покосившуюся кабинку с неработающим сливом. В туалете воняет. Она прислоняется к стене, касаясь бедром неработающей батарее, и стоящий перед ней белобрысый низкий парнишка быстро делает шаг вперед. Энн даже немного смешно от этого, она бы даже посмеялась вслух, если бы не было так холодно; вместо этого Энн бесконтрольно стучит зубами, надеясь, что звук приглушается плотной маской. Боги, в прошлой жизни – гроза пиратов, женщина, покорившая море, женщина, заслужившая уважение мужчин, сейчас она вынуждена стоять в маленьком пропахшем насквозь помещении, подрагивая от холода. Это убивает всякое желание встречать следующий день с улыбкой. Энн скучает по Джеку. И по Макс. Она не знает, по кому сильнее. Джек был ее всем, Макс была той, кому удалось разбить ее сердце. Они оба лгали ей, лгали так часто, что она не смогла бы никому из них поверить, в то время как она сама не солгала им ни разу. Энн тогда была глупая. Глупая, сильная и искренняя. Энн нравилось убивать и ходить под парусом Джека, потому что Энн никогда не пошла бы под ним одна. Энн нравилось любить обоих. А выбирать между ними не нравилось совсем. А потом Энн умерла – и лучше бы она и дальше выбирала, металась от одной к другому, чем стояла здесь и ждала своей очереди зайти в кабинку. Она бы отдала все, лишь бы иметь возможность хотя бы в последний раз встать на капитанский мостик бок о бок с Джеком и увидеть стоящую на пристани улыбчивую загорелую Макс с вечно подведенными черным глазами, почувствовать соленый морской ветер на своих губах, поч… - Идешь? – настойчиво подталкивает ее в спину неожиданно появившийся Имран, и Энн машинально шагает вперед, касаясь ладонью влажной ручки кабинки, забыв даже сказать что-нибудь нелицеприятное. Чертов рейнджер в последнее время предпочитает находиться на посту, а не в Форте, и иногда в Бонни проскальзывает неуместное любопытство: тут же ничего, кроме ломающейся через каждые два дня кофеварки да постоянных ссор, нет. Впрочем, она не из тех, кто любит поговорить на сокровенные темы, поэтому они ограничиваются только приветственными кивками каждый раз при встрече, пусть это даже и встреча в туалете. Живот немного тянет от голода, когда она расстегивает тугой ремень, спуская брюки до бедер, и Бонни зачем-то приподнимает мантию, оттягивая тугую резинку трусов, поглаживая ладонью пресс и выступающие сильнее обычного кости. Ей стоит есть больше, но у Энн не так много денег, чтобы тратить их на еду, так что она ограничивается лишь тем, что приносит Финн, и дешевыми батончиками в автомате у входа в пост. Потом она так же быстро застегивается, набрасывая на голову капюшон, плечом выбивает заевшую дверь, на всякий случай нажав на кнопку слива, но разочарованный вздох Имрана доказывает то, что за день ничего не изменилось. В Форте никогда ничего не меняется. У Энн так точно. Она возвращается в кабинет, по пути врезав кулаком по открытому щитку счетчика электричества, со странным удовольствием слушая, как звенит при ударе о стену панель, прикрывает дверь и снова заваливается в кресло, прихватив лежащий на одном из системных блоков свернутый плед. Стылый холод здания не прогнать ничем, но от ощущения теплой ткани становится немного легче – и она включает звук обратно, тут же морщась от недовольного голоса трындящих в комнате отдыха парней. Идиоты. Ее устраивает и одиночество – привычное, спокойное, давящее на плечи, но давящее знакомой тяжестью, к которой Энн привыкает еще, кажется, в прошлой жизни. - Открываю ворота, - трещит рация на столе искаженным голосом кого-то из технарей, сменяющих временно приболевшего Рэя, и она на всякий случай приподнимает ладонью крышку принтера, проверяя, все ли в порядке, и добавляет пару чистых листов в лоток. На пальцах остается небольшой слой пыли, и Энн брезгливо вытирает ее о брюки. Лязг ворот во дворе рождает новую череду сжимающих черепную коробку спазмов. – Принимайте гостей, господа. - Выебывайся меньше, - тихо шепчет себе под нос Бонни, забираясь на кресло уже с ногами и устраивая подбородок на коленях. – Что ж ты такой интеллигент не в Форте губернатору жопу подтираешь, а тут штаны просиживаешь. Ждать приходится недолго – новый живой труп оказывается довольно быстрым и целеустремленным, бесшумной тенью возникая у порога, и Энн на миг замирает, вглядываясь в незнакомое лицо. Это девушка – не слишком высокая, но и не низкая, с кудрявыми волосами цвета всего оттенков рыжего до плеч (у корней – темный, почти каштановый, у концов – яркий, почти как пламя), равнодушными карими глазами и настолько правильными чертами лица, что давным-давно умерший (или не родившийся) эстет в Бонни буквально кричит от восторга. Стандартная куртка дозора сидит на ней не как влитая, нет, она чуть велика в плечах и заканчивается в районе бедер, но, черт, почему-то мешковатая ткань совсем не ее не портит. - Имя? – возвращает себе обычное недовольное выражение Энн, чувствуя себя немного неловко под внимательным изучающим взглядом девушки, и маска отчего-то впервые кажется особенно тяжелой, неприятно сдавливая челюсть. Она приподнимает ее чуть снизу, давая отдохнуть подбородку, и незнакомка вскидывает брови в саркастичной усмешке: - Зачем скрывать лицо под маской? - Не твое собачье дело, - пока еще спокойно отвечает Бонни, но та только пожимает плечами, закрывая за собой дверь и опираясь о стену: - Как скажешь. Луна. - Это имя? – с преувеличенной жалостью интересуется Энн, вбивая его в базу, и на мониторе отражается раздражающее «Загрузка». – Как ты с ним живешь? Оу, - она деланно корчит лицо, прежде чем сказать свое фирменное: - Ты же уже не живешь. Луна почему-то не выглядит ошарашенной, удивленной или еще что-то в этом роде, Луна просто стоит у стены, сложив руки на груди в отталкивающем жесте, и смотрит все так же безразлично. Если честно, Бонни встречается с таким впервые: ни истерик, ни непонимания, просто …принятие. Это выглядит чертовски странно, но удивляться у нее нет ни времени, ни желания – мало ли какая религия, какие культы или что там еще существует. Вполне возможно, что эта девка разрушила полмира в своей жизни или была обычной сумасшедшей, а может, она всего лишь была какой-нибудь скучной монашкой… Вот только не бывает у монашек таких глаз. Луна спокойна и неподвижна, но Энн – Энн, которой все называют бешеной и чудовищем, - видится в ее неподвижности что-то страшное и необъяснимое, что-то, что так похоже на нее саму. Как будто за занавесом уверенности и спокойствия прячется древнее безумие, как будто в карих глазах отражается не ровный свет мониторов, но окровавленная сталь и чужой страх. Бонни не нравятся люди, сбивающие ее с толку, поэтому она отворачивается к экрану, не в силах расслабиться: ощущение затаившейся опасности жжет ей затылок. Энн кажется, словно она оставила у себя за спиной зверя. «Луна. Возраст: 24 года…» Она моргает пару раз от неожиданности, когда видит родной мир девушки, и машинально тянется к стопке распечатанных вчера бумаг, наощупь отсчитывая нужную. Лист с именем Кларк Гриффин оказывается у нее в ладони, и Энн задумчиво хмурится, разглаживая мятый уголок: сразу двое из одного мира за два дня? Нет, она, конечно, ничего не имеет против того, чтобы мертвецы сваливались под Фортом, а не возле Города, - ублюдкам хватит и элитных егерей, встречу с которыми переживет не каждый отряд лучших рейнджеров, но… Двое. По человеку в день, разве такое возможно здесь? Принтер разражается назойливым гудением, и Энн стучит по крышке кулаком, заставляя машину затарахтеть – и через пару мгновений гудение сменяется ровным шелестом забираемой из лотка бумаги. Она ловко подхватывает распечатанный лист, с глухим стуком ставя небольшую печать поста с карикатурным изображением Форта, и кладет его прямо в протянутую ладонь кареглазой, но едва не вздрагивает от напряжения, когда холодные пальцы ее касаются теплых пальцев Луны. - Напутствие? – скучающим тоном спрашивает та, пряча местный паспорт во внутренний карман куртки, и Энн скалится – жаль, что этого не видно под маской: - Ты подозрительная. - Воодушевляет, - фыркает девушка, открывая дверь, но спиной не поворачивается и выходит боком – но это даже не выглядит нелепо, это выглядит естественно. Энн какое-то время смотрит на закрывающуюся по инерции дверь, потирая ладонями горящие виски, а потом просто выбрасывает произошедшее из головы, вспоминая, что день закончится еще нескоро, а ни туалет, ни кофеварка лучше не стали. Она думает даже притащить сюда Дэнни и заставить его починить все, что он тут может починить, но у Дэнни выходной, а покидать пост – не самая лучшая идея с тем количеством предупреждений, вынесенных ей начальством. Она закрывает принтер. Копию распечатанного листа с именем Луны Энн складывает и засовывает в валяющийся у порога рюкзак. *** «Karanlik» действительно оказывается местом, куда Кларк не захотела бы попасть ни при каких условиях: затемненное полуподвальное помещение с приглушенной жесткой, давящей на нервы музыкой на непонятном языке, маленькие круглые столики с кожаными диванами, развалившиеся на них полуголые стройные девушки с затуманенными от чего-то глазами и беспалевно лапающие их парни со стаканами с алкоголем в руках. В нос Гриффин ударяет стойкий запах дыма, и глаза ее слезятся от того, насколько тут задымлено, но Дайгал идет прямо перед ней – и уже привставшие со своих мест парни мгновенно успокаиваются, отворачиваясь в другую сторону. - Надеюсь, когда Имран говорил про работу, он не имел в виду вот это, - подбородком указывает она на одну из лежащих на столах девушек, призывно расставившую ноги. Гриффин даже издалека видна загорелая кожа чужих бедер, тени на лобке, отбрасываемые задранной майкой, и ровная полоска темных волос, то и дело накрываемых жилистой рукой какого-то блондина с тяжелой челюстью, равнодушно разговаривающего со своими приятелями. Кларк, в общем-то, не брезгливая, но Кларк и не настолько отшибленная, чтобы раздвигать ноги на грязном столе перед пьяной компанией, пусть и за деньги. Плечи Дайгала дергаются в сдерживаемом смехе: - Не волнуйся, Кларк Гриффин. Ты бы не подошла на эту работу. Она даже не знает, обижаться или воспринимать как комплимент, поэтому просто не обращает внимания и не реагирует, послушно заходя за небольшую ширму за мужчиной и усаживаясь на диван. Дайгал садится напротив, его колени упираются в ее ноги, и Кларк недовольно морщится от неприятного ощущения, но ног не убирает. Возможно, она все еще не воспринимает это всерьез, возможно, ей все еще кажется, что это просто очень плохой сон, но… Сейчас это ее не волнует. - Кем ты была в той жизни, Кларк? – мягко интересуется мужчина, складывая руки в замок на столе, и она действительно не может ответить быстро: кем? Подростком, попавшим не в то место и не в то время? Девушкой, от решения которой зависят жизни сотни людей? Девушкой, уничтожившей свою любовь? Девушкой, влюбившейся в человека, в которого не стоило влюбляться? Или, может, она просто была человеком, который подвел всех, кто в нее верил? Она оставила Белла, оставила так сильно изменившуюся Октавию на конклаве одну, она бросила там умирающую Рейвен, свою мать, своих близких. Кем она была?.. - Личный вопрос, - отрезает она спустя какое-то время, и взгляд Дайгала чуть теплеет. Легче от этого не становится совсем, и Гриффин все еще чувствует то, как болезненно упираются его колени. – Мне жаль, но я не отвечу. - Тебе не жаль, - усмехается краешком губ седой. – Ты не знаешь, кто ты. Он говорит так, будто это нормально. - Я поищу работу в другом месте, - сдается Кларк, поднимаясь, но ладонь Дайгала ложится на ее собственную, мягко, но настойчиво удерживая ее на месте: - Нам нужен человек, способный достать информацию. Человек, которому люди захотят поверить. А люди, Кларк Гриффин, в этих краях не верят никому, кроме себя самих. Имран разбирается в человеческих душах, раз он дал тебе наводку – значит, решил, что ты можешь пригодиться. Видишь ли, Кларк, я не знаю, что тебе известно о нашем мире, но скоро здесь начнется бойня. И внутри Форта, и снаружи. Зима заканчивается – но те, кто приходят с зимой, уйдут нескоро, - он говорит загадками, и Кларк не совсем понимает, о чем речь, но уходить уже не спешит, послушно садясь обратно. Колени Дайгал убирает. – «Karanlik» не просто место для богатых мальчиков и девочек, нет, он – нечто куда большее. В Форте есть власть, но она не в руках губернатора, она в руках тех, кто успел урвать себе кусок. Мы – серые кардиналы этого места. Мы – повсюду. Человек выходит из Форта, мы уже знаем это. Человек только собирается заплатить серебром, а не монетами, он только-только достает проволоку из кармана… Мы знаем это. Но есть места, куда нам не добраться. Она молчит, вглядываясь в его черные глаза, и голос его – завораживающий, мягкий – окутывает ее сознание так, что Гриффин уже не может избавиться от навязчивого желания согласиться на все, что ей предложат. Она даже отстраненно думает, что скажи ей Дайгал лечь на стол рядом с теми девушками и раздвинуть ноги – ляжет. И раздвинет. Ей кажется, что она готова сделать все, лишь бы Дайгал продолжал говорить, но он вдруг замолкает – и все это ощущение исчезает бесследно, пока Кларк трясет головой в попытках избавиться от накатившей тошноты. - Мне нужен ответ, - тихо говорит он. Если бы только у Кларк он был.