camboy

      POV JungKook       Добрался домой я быстро, но все еще не придя в себя. Я не мог поверить, что Чимин — боже, вы только послушайте, Паак Чими-и-ин, от одного имени я готов плакать от счастья — сам подошёл ко мне. Это точно не сон?       Быстро переодевшись, я достал ноут из сумки и поставил его на кофейный столик, сам садясь в большое кресло рядом с ним. На часах только пять часов, а я уже не знаю, куда себя деть. Сегодня Jimochi должен провести трансляцию в костюме горничной. Не знаю, чья это была идея, но я готов расцеловать этого человека. Хотя после того, что произошло всего полчаса назад, даже Чимин в костюме горничной кажется не таким особенным.       Знаю, что веду себя странно, но я никогда раньше не испытывал таких чувств. За свои шестнадцать лет я только один раз влюблялся. Может, это и банально, особенно для мальчишек, но во втором классе средней школы я влюбился в свою сонбэ. Девушка была очень красива, длинные высветленные волосы всегда были убраны назад, открывая вид на длинную аккуратную шею. Черин-сонбэ была моим наставником на всех олимпиадах. Учителя не всегда могли поехать со мной, а девушке, по ее же словам, это только в радость.       Жаль, правда, что я так и не смог признаться ей в своих чувствах. Перейдя в старшую школу, она начала встречаться с парнем с третьего класса. Не знаю почему, но, узнав об этом, я почувствовал некое облегчение. Джиен-хен хорошо заботился о девушке, даже когда окончил школу, он приходил к ней, принося обеды или просто сладости. Интересно, как они? Я не видел их с выпуска девушки. Кто-то говорил, что они начали жить вместе, а это значит, что либо они уже женились, либо дело идет к этому. В Корее не позволят парню с девушкой жить вместе просто так.       Мне почему-то вспомнился вопрос Чимина насчет того, есть ли у меня девушка. Пусть для меня это и было смешно, но я понимал, почему он так подумал. Пусть я и не очень уверен в своей внешности и многое хотел бы изменить, но и уродом я себя уж никак не мог назвать. Внешность у меня неплохая, а из-за того что я занимаюсь спортом, тело у меня в очень хорошей форме.       До пятнадцати лет я не очень интересовал девушек, но, когда мы вернулись с каникул, я начал замечать заинтересованные взгляды, направленные на меня. Я всегда знал, что девчонки быстрее развиваются, но чтобы парни, которые раньше пытались поднять юбки девчонкам, теперь пытались от них спрятаться, это уже перебор. Два последних года средней школы парни старались не поворачиваться к представителям прекрасного пола спиной, ибо шлепок по мягкой части обеспечен. Даже я — ботаник и зубрила Чон Чонгук — страдал от нападений на свою попу. Наверное, Чимин от них страдал сильнее меня — с такими-то ягодицами.       Где-то начиная с последнего класса средней школы, я начал находить письма с признаниями в любви в шкафчиках. Мне было приятно такое внимание, но учеба у меня всегда стояла на первом месте. С такими родителями по-другому никак.       Одна девчонка на первом году обучения в старшей школе решила пойти дальше: в итоге она пришла ко мне домой, пока я был у репетитора, и назвалась моей девушкой. Скандал мои родители закатали знатный, пусть я и пытался объяснить, что даже не знаю эту даму. Тогда родители вспылили не на шутку, запретив мне не только заводить отношения, но и общаться с лицами противоположного пола вообще. Даже грозились перевести меня в специализированную школу для мальчиков, чтобы я не мог контактировать с девушками. Слава богу, что им почти сразу кто-то из знакомых вбил в голову, что в закрытых школах для парней из приличных мальчиков делают педиков.       — То, что в школе нет девушек, не значит, что и секса нет. Лучше смешанные школы, чем этот притон грешников.       Правда, радоваться я начал рано, ибо с того времени пошли нравоучения на тему гомосексуальности. Какой это грех, что это богохульство и т.д и т.п. Суть этих лекций была понятна еще с первых секунд ее начала и фразы отца:       — Педиков нам в доме не нужно. Этих уродов убивать нужно, а не пытаться защищать их права. У них вообще нужно отобрать все права. Богохульцы не должны ходить рядом с нормальными людьми. Я вообще молчу о том, что им позволяют заводить детей. Их нужно уничтожать.       — Не бери грех на душу, милый. Бог смотрит на нас. Он сам избавит нас от этих неудачных образцов.       Стоит ли вообще говорить, что я не только атеист, но теперь еще и педик, если судить по тому, что я, кажется, люблю мужчину? Но тогда я не рискнул спорить с родителями. Я просто молчал, слушая все, что они говорят, а ночью, когда все спали, я совершал сразу два греха — рукоблудство и похоть по отношению к другому мужчине.       Сейчас, живя один и оградившись от отношений с родителями, я могу делать что захочу, я могу думать о чем захочу, и я могу любить того кого захочу.       Мои размышления прерывает звонок телефона. Кто это звонит, узнать не составило труда. Песню «Die, die, my darling» Металики я мог поставить только на одного человека. Что же тебе вдруг понадобилось спустя месяц затишья, мамочка?       Я не говорил с семьей все эти полгода, что живу отдельно. Они даже не знают, где я. Я бы мог сказать, что теперь живу в другом городе, но ведь школу я посещаю регулярно. Я все так же отличник и лучший в школе, так что причин мне звонить нет. Так что же тебе нужно?       Интерес берет верх, и я впервые за долгое время беру трубку, поставив ту на громкую связь. Я не боюсь, что они могут отследить меня, ведь я уже давно поставил блокировку, зная, что они попытаются это сделать. Стоит мне нажать на «ответить», как в комнате раздается знакомый голос. Сто лет бы его не слышал.       — Чонгук? — Я молчу, хочу послушать, что она будет говорить. — Сынок, ты меня слышишь? Почему ты так долго не отвечал нам? Ты хоть знаешь, как мы волновались?       Угу, волновались они. Сынок. Фу. Мне тошно только от одной этой ее наигранной ласковости. Она как кошка. Сначала мягкая и нежная, но в любой момент может разодрать тебе руки и перегрызть сонную артерию.       — Ты дозвонилась до него? — А вот и папа. Ставлю сотку, что не пройдет и десяти минут, как они будут кричать о том, какой я плохой. Только вот непонятно, зачем они опять позвонили. — Чонгук-и, ты меня слышишь?       Еще как слышу.       — Не молчи, милый. Скажи хоть слово. Я так скучаю по твоему голосу.        На меня твои слезы не подействуют. Я уже знаю, как ты ими манипулируешь. Спасибо, проходили.       — Чонгук! Тебе не стыдно заставлять плакать собственную мать? — О, крики раздались даже раньше, чем я ожидал. Не волнуйся, пап, сегодня я отвечу. Только тебе не понравится то, что я скажу. — Щенок, отвечай, когда с тобой говорят.       — Что вам нужно? — голос прозвучал даже холоднее, чем я думал. Я боялся, что смогу заплакать, если заговорю с ними, но получилось наоборот. Я чувствую безразличие.       — Боже, Гуки… возвращайся домой, пожалуйста. Нам тебя очень не хватает.        Угу, вам просто больше не на ком срываться.       — Не хочу.       — Ты не слышал, что просит мать? Возвращайся домой, и мы забудем обо всем этом инциденте.       — Не хочу, — упрямо повторяю. Я не собираюсь возвращаться домой. Мне одному лучше.       — Чонгук! — Маме наконец надоело ломать комедию, и она, перестав завывать, заговорила с привычной строгостью. Теперь я узнаю свою мать. — Немедленно вернись домой. Я не собираюсь устраивать спектакли. Не вернешься сам — мы заставим силой.       — Попробуйте, — кидаю безразлично, но следом говорю серьезное «и я покончу с собой». Я, конечно, блефую, но им этого знать не нужно. — Меня тут никто не держит. Так зачем мне жить? Ради родителей, которые пытались осуществить свои мечты на мне, только из-за того, что у самих не вышло? Это не моя жизнь, за все мои шестнадцать лет уход от вас был единственным решением, которое я смог принять сам. И знаете, я не жалею. Полгода, что я живу далеко от вас, были для меня лучшими.       — Не говори ерунды. Ты все еще ребенок, а мы твои родители. Нам решать, что ты должен делать, а что нет. Мы заводили тебя не для того, чтобы слушать, как какой-то сопляк пытается показать себя взрослым. Или ты возвращаешься, или…       — Или вы идете нахуй. — Я впервые в жизни не только матерюсь при родителях, но еще и говорю неформально. И знаете, от этого я получаю просто несказанное удовольствие.       — Что ты сказал? А ну повтори. — А что я? Они попроси, я повторил. — Засранец, немедленно извинись.       — Нет. — Извиняться я не только не намерен, сейчас я порву все отношения с семьей. — Знаете, давно хотел вам сказать.       — Сказать что?       — Мама, папа, я — гей. — На этой эпичной ноте я отключаю вызов и телефон.       Вместо ожидаемой горечи я чувствую легкость. Давно нужно было это сделать. Конечно, теперь придется неделю не ходить на учебу, а дальше будет неделя каникул и родители никак не смогут меня подловить рядом с учебным заведением. Но я никогда не любил школу, поэтому все нормально.       А теперь — я смотрю на настенные часы, отмечая, что уже без пяти шесть — пришло время любоваться моим мальчиком. Надеюсь, ты поднимешь мое настроение с «отлично» на «ахуенно».