Во имя семьи

— Это мы! — говорю я, и стучу в деревянную дверь. Прямо сейчас мы старой компанией находимся в той же самой деревушке, куда приезжали где-то с месяц назад к знахарке по имени Энн. Этот день я даже обвел красным в своем самодельном календаре — с нетерпением хотелось поделиться с женщиной о текущем состоянии сестрицы и полюбоваться, какая у нее будет реакция. Может, посоветует что-нибудь от этой гиперактивной. Но никакого ответа за дверью не последовало, и мы удивленно переглянулись. — Давайте посидим, что ли, — предложил Джек, кивнув в сторону самодельной лавочки около дома. — Может, она по делам отлучилась и скоро придет. — А если не придет? — спросила его жена. Цвет ее кожи снова начинал отдавать зеленью. — Что-то мне снова плохо. — Присядь, — спохватился Джек, беря свою супругу под руку. Меропа, бросив на меня задумчивый взгляд, решила остаться неподалеку. Еще через пару секунд она стала ходить вокруг нас, о чем-то задумавшись. А еще через пять минут ойкнула и побежала куда-то в кусты вместе с Хелен. Просидев неподвижно какое-то время, Джек решил проверить свою жену, и пошел в том же направлении, что и они. Наблюдая за этим представлением, я лишь тяжело вздохнул. Господи, — думал я. — Или кто там вместо тебя? Мерлин, вроде? Так вот. Я, конечно, не ожидал, что буду купаться в деньгах и ходить прямиком на золотые унитазы, но зачем, зачем ты послал мне такое ужасное испытание? Ответа, конечно, на мой вопрос никто не дал, но в этот момент, когда все трое появились из-за кустов, я словно почувствовал насмешку судьбы — получите, распишитесь. — Все нормально? — вслух решил уточнить я. — Да, все в порядке, — ответила за всех Хелен. — Мы можем пока подождать. — Никто не хочет перекусить? — спросил Джек. Хелен от одной мысли о еде вновь позеленела. Меропа же кивнула, и получила от друга бутерброд с копченным мясом. Женщина с отвращением взглянула на еду, а ее муж поменялся с ней местами, чтобы запах еды не доходил до нее слишком сильно. От нечего делать я стал наблюдать за ними, чтобы вновь настойчиво отказываться от мысли сделать жест «рука-лицо»: не теряя свой нежный болотный оттенок лица, Хелен нехотя все же наталкивалась на Меропу, увлеченно жующую уже второй бутерброд. Этакая ситуация «и хочется, и колется» заставляла ее каждый раз отводить взгляд на окружающую обстановку, и так же через пару мгновений вновь наталкиваться на мою сестру. Все это сопровождалось сменой палитры оттенков зеленого до легкого зеленого и насыщенного. Картину довершал Джек, который, не совсем удобно устроившись между двумя беременными девушками, с тревогой переводил взгляд то на одну, то на другую, успевая подать Меропе и третий такой же бутерброд. Эх, была бы тут камера, я бы это непременно сфотографировал, — подумал я, тихонько хмыкнув. Не выдержав, Хелен вновь сорвалась в кустики, хотя за все утро, мне казалось, что она распрощалась со своим завтраком, прошлым ужином, прошлым обедом и прошлым завтраком. Джек, подававший в это время Меропе попить, вновь с тревогой уставился в ту сторону, в которую убежала его супруга, но в этот раз не пошел за ней следом. Сестра же, сыто вздохнув, натянула повыше шаль, которую ей и подарила чета Уайт, и, оперевшись о стену дома, возле которой стояла лавочка, прикрыла глаза. Энн все не возвращалась. Вечером того же дня. Генрих-Вальтер, или просто Генрих, находился в состоянии тихого недовольства. Казалось бы, чему тут можно быть недовольным? Переговоры с англичанами прошли более-менее удачно, его никто не оставил не выслушанным, и, кажется, многие из тех, с кем он имел удовольствие встретиться, задумались о его словах. И, конечно же, недоволен он был совсем не по этой причине. Просто его жена, что прожила бок о бок с ним почти двадцать лет, внезапно умотала из дома, не оставив и записки. Точнее, с досадой подумал он, оставила. Но только там не содержалось ничего информативного. И как он должен будет сообщить о ее поступке их детям? Особенно самой младшей, которая заканчивала только второй курс? Отвлечься от своих мыслей его заставила записка от его дворецкого, оповещающая, что Альбертина покинула Дурмстранг вместе со своей матерью еще вчера, после обеда. Генрих на эту новость лишь досадливо поморщился. Несмотря на всеобщую убежденность, что немцы женятся раз и навсегда, в их семье все было далеко не так. Жена ему досталась из известного австрийского клана, и досталась только потому, что была последней из дочерей, которую баловали и лелеяли, потому что осмелилась влюбиться в наследника из не самого богатого рода. Этот брак был недалек от мезальянса, но, несмотря на все уговоры со стороны старших, она решила выйти замуж за Генриха. Будучи еще молодым, он не понимал и отказывался верить в то, что однажды на своем пути их пара сможет встретить непреодолимые разногласия, которые не удастся так легко разрешить. Она же, будучи разбалованной и уверенно делающей все, что захочет, твердо избрала этот путь, а родственники подсуетились, составив брачный контракт, в котором упоминалось, что она сможет свободно покинуть его, а позже и развестись, если ее что-то не устроит. Совсем еще юный, но без памяти влюбленный барон фон Шеллендорф подписал этот контракт своей кровью, окрыленный тем, что наконец-то заполучит в свои объятия возлюбленную. Вместе с возлюбленной ему досталось небольшое поместье со всеми удобствами, к которым привыкла его новоиспеченная супруга, а также пара новых сейфов, доверху набитых золотом. Не ожидавший таких перемен Генрих не успел и пикнуть, как над ним уже взял шефство один из младших братьев жены. Сверкнув своей безупречной улыбкой, он потащил того получать образование, достойное титула, что тот перенял, став главой рода. За годы упорного труда он смог освоить все, что было связано с делами рода, а также углубиться в алхимию, которая немало его заинтересовала. Вместе со всей этой суматохой у них стали появляться дети, и все бы было отлично, если бы он не стал уделять все свое время новому другу, который назвал себя Гриндевальдом. Генриха-Вальтера пленили возможности, которые тот ему расписал в их длительной переписке, и с удвоенным, нет, утроенным рвением взялся за изучение алхимии и сопутствующих ей наук. Через какое-то время он вошел в общество, которое его заинтересовало; обзавелся еще несколькими любопытными переписками и даже был допущен на тайное собрание. Все это так увлекло его, что он не замечал, как росли его дети, какие успехи приносили в дом, чем увлекались, чем жили… и этот список можно было продолжать и продолжать. Жена не казалась уже такой довольной, жизнерадостной и привлекательной, как когда-то. И Генрих сам не успел заметить, когда в их отношениях появилась трещина: просто однажды утром гордая, но все еще любящая супруга закатила истерику, угрожала собой, детьми, что уйдет и больше не вернется. А что Генрих? Он просто не поверил ей, отмахнулся от ее потом уже регулярных криков, скандалов, только сильнее погрузился в работу и строил вместе со своими друзьями далекие планы, которые постепенно стали претворяться в жизнь. И вот… он имеет то, что имеет: дети выросли, жена ушла, забрав с собой их младшую дочь, а он даже и не помнит, какими были его сыновья в детстве, не то, что самая младшая. И, кажется, даже если бы она ушла прямо у него под носом, он бы не заметил этого, читая очередное длинное письмо или переговариваясь с кем-то из своей компании. Но правда открылась его глазам, оставляя в душе неприятный осадок. Что ж… он не будет держать жену, не будет держать детей, которые уже давно повзрослели. Пожалуй, все они стали доставлять много ненужных хлопот последние лет пять, и теперь, когда они разведутся, он, наконец, сможет всерьез взяться за свою работу, ни на кого не отвлекаясь. — Да, — вслух сказал он. — Пожалуй, так я и сделаю. Но прежде стоит посоветоваться с герром Гриндевальдом. Назад к Морфину. Энн появилась через пару часов, когда мы уже стенали от скуки и рубились в карты. Повозка была на этот раз с нами, и мы удобно расположились в ней. Чуть позже, когда Хелен все же стало лучше, она тоже перекусила вместе с нами. Меропе мы ничего не дали, так как еды оставалось не слишком много. Надувшись, она отвернулась от нас в обиде, но потом снова развернулась, когда мы продолжили играть. От нечего делать мы загадывали проигравшему какое-нибудь смешное действие, которых больше всего пришлось выполнить почему-то мне с Джеком. Хелен и Меропа о чем-то тихо шушукались, поглядывая в карты друг друга, что привело к тому, что однажды я заметил, как из битой колоды вытягивали нижние карты. Шепнув об этом Джеку, я решил поймать незадачливого, а точнее, незадачливую мухлевщицу, в конце очередной партии оповестив, что теперь битые карты будут помечаться волшебным знаком, во избежание нечестной игры. И, почему-то, после этого проигрывать стала прекрасная половина, недовольно поглядывая почему-то на меня. Так нас и застала Энн, когда мы наблюдали за тем, как наши дамы лихо отплясывали, бегая вокруг повозки. — Что это вы тут учудили? Почему девочки бегают кругами? — строго, но не без смешинок в глазах посмотрела на нас с Джеком знахарка. — А что мы? А мы из них всю вредную энергию изгоняем! — воскликнул я, поднимаясь. — Ну, раз так, то думаю, что на сегодня им хватит, — сказала она, и поманила нас за собой. Когда мы вошли в дом, то были вновь накормлены и напоены, а после Энн, ставя на стол корзинку, с которой пришла, сказала. — Эти травы специально для вас сегодня собрала и пары других девушек. Их нельзя долго хранить, а запасов вам тут ровно на месяц каждой. Добавляйте в еду, питье, если где-то что-то заболит, то сразу делайте снадобье теплое, компрессы. Они вам непременно помогут. Если закончатся раньше, то приезжайте, как сможете, и я все вам заново наберу. Но позже вам придется это делать самим. — Спасибо, — поблагодарили мы ее хором. Женщина лишь довольно хмыкнула. — Так, а теперь я вас по отдельности посмотрю. Сидите тут, я вас позову. Первой проверим Хелен. — Хорошо, — кивнула она и проследовала за Энн, оставив нас втроем и дальше пить чудесный чай. Джек порывался было пойти вместе с ней, но знахарка остановила его. — Тебе нечего с нами делать. Подождешь тут. И ему пришлось вернуться на место. Хотя, это не помешало ему волноваться. — Как думаешь, Морфин, все хорошо? — спросил он, скрестив пальцы на столе. Я сделал еще один глоток этого замечательного напитка. Надо бы спросить рецепт у Энн, когда она освободится, — решил я, и потом ответил. — Да что с ней сделается? Все же нормально было. — И все равно как-то не по себе, — как будто от холода поежился тот. — Ты что, не рад долгожданному пополнению? — вздернул я бровь. Наверное, со стороны это выглядит устрашающе. Но Джек, кажется, даже не заметил этого, а лишь вздохнул. — Да рад я, рад. Просто столько времени не получалось, а теперь вот — как по волшебству. — Ну, теперь у тебя появились новые цели, — ответил я. — Это точно, — с улыбкой ответил он, когда знахарка подозвала к себе в комнату и Меропу. — Кстати, Морф. Все никак не говорил тебе, но в том сундуке, который мы тогда нашли, еще и книги оказались. Только вот мне от них как-то не по себе. Может, проверишь? — А где вы их храните? Не дома хоть, надеюсь? — уточнил я, насторожившись. — Нет, конечно. Я же не настолько дурак, чтобы тащить в дом неизвестные волшебные вещицы. Я спрятал все добро у нас в сарае, чтобы не тревожиться лишний раз. — Ладно, я проверю, — согласился, отставив от себя кружку. — Может, и продать потом удастся. — Было бы неплохо, но не сунешься же ты в ваш этот магический мир? — А куда деваться? Все равно придется. Вдруг в том банке нам какое-то наследство все же перепало, да и к тем «переговорщикам» мы без крайней необходимости не сунемся, так и знай. — Да понял я еще тогда, понял, — буркнул Джек. — Тогда получилось больно опасно. Нечего такие дела водить, когда наши бабы в положении ходят. Да и вообще не стоит делать ничего такого ни до, ни после. — Согласен, — ответил я. — Морфин, зайди-ка, — позвала меня знахарка, выпуская Хелен из комнаты. — Что у вас тут? — спросил я, входя. Меропа сидела на кровати и наблюдала за нами. — Пока все в порядке. Я хочу проследить за тем, как ты передашь часть сил в медальон. — Хорошо. — И я взял в руки медальон, чтобы наполнить его силой. — Попробуй на этот раз просто смотреть на сестру и желать ей помочь, — велела она. Я перевел взгляд на Меропу и подумал, что хочу ей помочь, чтобы не было тяжело, чтобы она так же ела, пила и прыгала, как сегодня, чтобы ей не было плохо и будущий-прошлый маленький Темный Лорд не доставлял ей проблем. Украшение вновь засветилось ярко-зеленым светом, замигав. — А вот это уже интересно, — склонилась над вещицей Энн и вытащила свою палочку. Когда свет стал очень ярким, она остановила меня жестом. — Прекращай. — И поводила палочкой, нашептывая какие-то заклинания. — Что там? — склонилась рядом с ведьмой Меропа. — Этот медальон не такая уж и простая вещица. Скажи-ка, ведь его носили только женщины? — Да, — ответила сестра. — Мне отдала его мама, когда была еще жива. Сказала, что он будет меня беречь и что его нельзя отдавать другим людям. — В нем заключена особенная магия, которую в прошлый раз я не разглядела, — она посмотрела на меня. — Это своего рода артефакт, питающейся семейной магией. Когда женщина беременна, он тянет магию из членов ее семьи, чтобы иметь связь с ребенком и подпитывать ее, но не только. В зависимости от цвета магии, он может сообщить, в каком состоянии ребенок. Видимо, зеленый — это хорошее, а если цвет поменяется на желтый или красный, то нужно предпринять меры. — Это хорошо, — кивнула Меропа. — А как проверить? — Думаю, будет достаточно мысленной просьбы, и цвет появится, — ответила она. — Я буду проверять, — сказала сестра. — Ты можешь идти к остальным. Морфин, у меня к тебе просьба.—обратилась женщина ко мне. Когда Меропа вышла, то Энн продолжила. — Мне понадобится твоя помощь. Я хочу навестить магический мир и хочу, чтобы ты отправился со мной. — Хорошо, — кивнул я, задумавшись. — Я сам хотел туда попасть в ближайшее время, так что это меня не затруднит. — Отлично, — обрадовалась она. — И можете остаться сегодня на ночь, иначе рискуете ехать в темноте, а этого делать не стоит. Мало ли, кто будет в это время ошиваться возле дорог. — Тогда думаю, что мы сможем принять ваше предложение, — улыбнулся я. И Энн улыбнулась мне в ответ. Еще один день прошел хорошо.