Анна Следователь

Яков очнулся от боли во всем теле. Голова у него ужасно болела и кружилась, к горлу подступала тошнота. Руки и ноги были крепко связаны скотчем, рот также был заклеен, а на голове к тому же был надет какой-то мешок, сильно затруднявший дыхание. Он находился в небольшом замкнутом пространстве, в котором сразу признал багажник движущегося автомобиля. На неровностях дороги его швыряло о стенки багажника, и Яков чувствовал, что все его тело уже в синяках. Машина остановилась, но через пятнадцать секунд тронулась снова. Через минуту вновь остановилась и почти сразу тронулась. "Значит, в городе", - подумал Яков. Он не знал, сколько времени он был без сознания, но надеялся, что он все еще в Москве, и, возможно, даже где-то в центре, учитывая частые остановки на светофорах. Руки и ноги у него так затекли, что он их почти не ощущал. Яков поерзал, пытаясь хоть немного изменить неудобную позу, но это не принесло ему облегчения. Удалось лишь немного сдвинуть проклятый мешок, от чего стало чуть легче дышать. Якова очень волновало, нашли ли его похитители маячок, зашитый за подкладкой ветровки, но проверить не было никакой возможности. Через некоторое время машина свернула с ровной дороги и запрыгала по гравию, причем каждый камушек под колесами машины отдавался болью во всем его теле. Наконец, машина преодолела какую-то яму и остановилась. Яков понял, что они приехали. *** Кирилл Владимирович Разумовский уже не в первый раз приезжал сюда встречать рассвет. Было около пяти часов утра, когда далекий горизонт и ночные облака подсветились оранжевым, становясь с каждым мгновением все ярче и светлее. Тьма над городом стала светло-фиолетовой, а светлые здания приобрели с восточной стороны розоватый оттенок. С появлением краешка солнечного диска, лучи осветили небо, пронзая чуть посвежевший за ночь воздух над городом, и возвещая торжество нового дня. Ночное освещение московских улиц поблекло перед сиянием восходящего светила, а темные тени стремительно разбегались прочь, ища спасения в узких старинных улочках. Столица очнулась от недолгого предрассветного забытья, на улицах появились первые прохожие, а вереницы красных огоньков на дорогах стали плотнее, будто бы мощно забилось сердце огромной страны. Как и в прежние свои приезды сюда, Кирилл Разумовский испытал ни с чем не сравнимое чувство эйфории и полета. Наступивший день должен был стать днем его триумфа, так ему ли было не радоваться прекрасному летнему рассвету над Москвой? Здесь, на сорок седьмом этаже строящейся башни, которую он, не без юмора, планировал назвать "Княжеской", конечно не была самая высокая точка столицы, но, тем не менее, вид был просто потрясающий. На мгновение закрыв глаза, он унесся мыслями в будущее. Здесь, на сорок седьмом этаже, будут его личные апартаменты. Не пройдет и года, как он будет встречать здесь рассвет каждое утро. И встречать не один, а вместе с Анной. Ее реакция на их вчерашний утренний разговор была в точности такой, на какую он и рассчитывал. Ему донесли, что Анна полдня рыдала в дубовой аллее, но потом она взяла себя в руки и вернулась в дом. Весь оставшийся день она была печальна и неразговорчива, и Разумовский больше не заводил с ней бесед, терпеливо ожидая, когда посеянные семена лжи прорастут и дадут корни. Князь улыбнулся восходящему солнцу с чувством удовлетворения и ощущением своей непобедимости. Сейчас ему предстояло наблюдать последний акт разыгравшейся драмы, после которого он будет, наконец, свободен от своего долгого кошмара по имени Штольман. *** Багажник открылся, невидимые грубые руки вытащили Якова и куда-то поволокли, не аккуратнее, чем если бы они тащили мешок картошки. Его швырнули на какую-то ровную металлическую поверхность, которая почти сразу завибрировала под ним, и Штольман почувствовал, что неизвестная сила неудержимо тащит его вверх. Подъем все не прекращался, и Яков уже пришел было к выводу, что измученное тело и кружащаяся голова обманывают его чувства, когда площадка резко остановилась. Грубые руки вновь схватили его и потащили, на этот раз совсем недалеко. Его резко поставили на ноги и сорвали с головы мешок. Яркий свет ударил Якову в глаза, вызвав новый приступ тошноты и заставив его зажмуриться. Тем временем неизвестный сорвал с его лица скотч, и освободил ему руки и ноги. Штольман покачнулся и схватился за стену, чтобы устоять на не слушающихся ногах. Когда его глаза немного адаптировались к свету, он, наконец, понял, где находится. Это было строящееся здание огромной высоты, и по окружающему пейзажу, Яков догадался, что это та самая высотка, строительством которой Князь был одержим уже пару лет. По всей видимости, они находились на одном из верхних этажей. Со всех сторон открывался красивый вид на рассветную Москву, причем ничто не препятствовало обзору, так как площадка этажа не имела еще внешних ограждений. Яков заметил и специальный лифт для подъема стройматериалов, на котором его сюда и доставили. Кирилл Разумовский стоял в нескольких шагах от него. Он был одет в дорогой и стильный светлый летний плащ и любезно улыбался Штольману. Однако поза его, чуть сутулая, с широко расставленными ногами, словно позаимствованная из бандитских разборок девяностых, сводила на нет все усилия Князя придать своему виду легкую невозмутимую светскость. Рядом с Разумовским стоял высокий, мощного телосложения, седой мужчина с небольшой бородкой. Вид у него был вполне интеллигентный, а лицо его Яков несколько раз замечал в Затонске. С другой стороны стояли еще двое, откровенно бандитского вида, с бейсбольными битами в руках. - Доброе утро, подполковник! - ласково начал Разумовский. - Надеюсь, ваше путешествие было приятным? - Давно не получал такого удовольствия от поездки, - усмехнулся Штольман. - Могу я поинтересоваться, чем обязан? - Я подумал, Яков Платонович, что у нас накопилось много вопросов, требующих срочного решения, - все тем же любезным тоном ответил Князь, - и взял на себя смелость пригласить вас на задушевный разговор. - Неужели вы желаете поведать мне о том, как вы из уголовника превратились в шпиона? - елейным тоном спросил Яков. - Я весь внимание. - Советую вам не злить меня, подполковник. Вы-то должны знать разницу между "просто умереть" и "больно умереть". - Ну вот, теперь я верю, что разговариваю с бандитом, - кивнул Штольман. - А то прямо когнитивный диссонанс какой-то. - Во что вы верите, больше не имеет значения. Важно лишь, во что верит Анна Викторовна, - Князь снова заговорил любезно, как на светском приеме. - В вашу порядочность она больше никогда не поверит, Штольман. - Неужто вы приписали мне все свои преступления? - Яков сделал небольшой шаг вперед. Уж если ему предстоит умереть этим утром, он должен сделать все, чтобы забрать Разумовского с собой. - Стойте на месте! - рявкнул седой, и Яков остановился. - Вы меня боитесь что-ли? - бровь Штольмана удивленно взлетела. - Вас ведь здесь четверо, если я правильно посчитал? В этот момент несколькими этажами ниже раздался грохот, будто упало что-то железное. Князь нахмурился и кивнул двоим с битами. Те моментально исчезли в лестничном проеме, а спутник Разумовского отошел чуть в сторону и достал пистолет. - Нам ведь ни к чему свидетели, правда? - улыбнулся Разумовский, провожая взглядом своих телохранителей. - Однако, время идет. Скоро появятся рабочие, так что, как ни печально, пора заканчивать наш задушевный разговор. Но Яков слушал его невнимательно. Краем глаза он следил за небольшим летательным аппаратом, звук тихого моторчика которого совершенно заглушил грохот падающего металла и топот бегущих по лестнице громил Разумовского. Маленький, совсем игрушечный вертолет неслышно опустился на выступ бетонной конструкции и замер. Яков ясно различил объектив небольшой камеры, направленной прямо на них. Через пару минут двое с битами вернулись обратно на сорок седьмой этаж. - Нет там никого, - сообщил один из них. - Ведро упало просто. - Это радует, - улыбнулся Князь. - не люблю лишней крови. Затем он вновь повернулся к Штольману. - Ну что же, подполковник, вы сделаете роковой шаг сами или вам нужна помощь? - Я умею проигрывать, Кирилл Владимирович, так что помощь ваших горилл мне не понадобится. - Это ценное качество. Если бы умел проигрывать ваш отец, он наверняка остался бы жив. Как я уже сказал, я не люблю лишней крови. - Разумовский бросил взгляд на небоскребы Москва-Сити, чьи стеклянные фасады ярко засверкали в лучах солнца. - Но раз уж у вас не хватило благоразумия оставить меня в покое, придется решить и ваш вопрос радикально. Можете сами выбрать, какой пейзаж вам приятнее увидеть напоследок. Яков медленно двинулся в сторону вертолета, но не дойдя до края площадки остановился и оглянулся на Разумовского. - Может быть, вы расскажете мне на прощание, как вы стали работать на американскую разведку? Хоть я и следил за вами внимательно все эти годы, но этот момент все же упустил. Мне хоть будет о чем поговорить с отцом на досуге, - невесело усмехнулся Штольман. - Это долгая история, а у нас мало времени, - по лицу Князя расползлась самодовольная улыбка. - Но вы правы, я действительно стал одной из ключевых фигур американской резидентуры в России. Вы не представляете, сколько дверей могут открыть иностранные спецслужбы и какими деньгами они ворочают. Они используют меня, а я - их. В этом смысле вы можете быть спокойны за Анну Викторовну - она станет женой олигарха, - широко улыбнулся Разумовский. - Я не могу быть за нее спокоен, - возразил Штольман. - Ведь рано или поздно вас уберут как ненужного свидетеля. И где гарантия, что она не погибнет вместе с вами? - Вы столько лет следите за мной, но так ничего и не поняли, Штольман. Это не я - ненужный свидетель. Ненужный свидетель - это помощник американского военного атташе. Конечно, это будет громкое убийство и международный скандал. Зато ни мне, ни моей жене не придется ничего опасаться. Этажом ниже снова что-то упало, и громилы опять бросились вниз. - Благодарю вас за признание, - кивнул Штольман. - Думаю этого достаточно, чтобы ближайшую четверть века вы провели за решеткой. - Блефуете, Штольман? - засмеялся Князь. - Напрасно, мы тут не в преферанс играем. - Не в преферанс, - улыбаясь кивнул Яков, провожая взглядом быстро удалявшийся игрушечный вертолетик. - Ах ты скотина легавая! - взвыл Князь, тоже, наконец, заметивший маленький беспилотник. Яков решил, что уже пора, и бросился на Разумовского. Седой успел выстрелить, и пуля больно скользнула по ребрам, но Яков не обратил внимания. Они схватились с Князем, вцепившись друг другу в горло, потом Штольман подставил подножку, и оба упали на бетонную площадку. Снизу раздавались выстрелы, и вокруг них с Князем тоже клацали пули - седой пытался попасть в Штольмана, не задев Разумовского, но безуспешно. Наконец, Князю удалось вырваться и отскочить в сторону, и седой несколько раз выстрелил. Яков успел вскочить и увернуться от трех пуль, но четвертая настигла его. Он упал и по груди его стало быстро расползаться алое пятно. В лестничном проеме показались бойцы спецназа ФСБ и взяли на прицел Разумовского и его спутника. Седой бросил пистолет на пол и поднял руки. Разумовский остекленевшими глазами смотрел на спецназовцев. Потом он так же медленно поднял руки и сделал несколько шагов в сторону. - Стоять! - закричал один из бойцов, но тщетно. Разумовский лишь ускорил шаг, и в следующую секунду уже ступил за пределы бетонной площадки. Земля стремительно приближалась. "Чем выше взлетаешь, тем больнее падать", - вспомнилось ему некстати.